Обещали морозную зиму

      Обещали морозную зиму. Погода не стала ждать декабря и уже в середине ноября заставила судорожно выуживать замерзшими пальцами из недр антресоли пледы. Температура скакала не хуже мячиков-попрыгунчиков из автомата в соседнем гипермаркете: днем прогревалась до нуля, мокрый снег таял, еще не успев долететь до земли, а ледяная корка на лужах не выдерживала даже поступь воробья; ночью же переваливало за двадцать градусов, курить на балконе в одной рубашке отваживались только истинные «моржи», промозглый ветер с Финского обдавал лавиной снежной стружки. Почти каждое утро пробираться от дома до Юбилейного из-за таких скачков приходилось через густой туман. Что поделать, это Питер, детка.       Лиза вернулась с балкона в одной тонкой тунике, плотно прикрывая за собой дверь. Соня всегда ворчала, что прошлогоднее воспаление легких накануне Чемпионата России ее так ничему и не научило — Лиза все равно не отделалась от своей привычки пить кофе на ледяном ветру в одиннадцатом часу ночи. Лиза говорила, что ей нужны эти пять минут тишины и спокойствия, чтобы собраться с мыслями, а Соня не понимала зачем. Ведь Лиза всегда любила шумные компании. В отличии от Сони, которая терпела их только из-за Лизы.       Они вообще были очень разные, и в тот момент, когда ни чуть не поежившаяся от холода Лиза относила опустевшую чашку к тумбочке, мерзлячка Соня плотнее куталась в одеяло, не сводя взгляда с ее обнаженных по середину бедра ног. Обе до сих пор не могли понять, как они, такие непохожие — Лиза, любящая контраст из холодного как ее глаза воздуха и горячего как ее показательные кофе, и Соня, не принимающая ни одну из этих странностей, — вообще докатились до совместных вечеров в Лизиной квартире. Именно в Лизиной, потому что, во-первых, Соня жила с родителями, а во-вторых, Кокоша не могла долго оставаться в одиночестве, прямо как ее хозяйка, и начинала жалобным воем будить соседей, если Лиза оставалась ночевать вне дома. Соня привязалась к им обеим, чеша за ушком питомца и зарываясь пальцами в волосы девушки. Иногда Лиза шутила, что за несколько месяцев, что Кокоша знает Соню, собака полюбила ее больше, чем за все пять лет Андрея. Соне не нравились подобные шутки. Ей вообще не нравились любые упоминания Андрея. Не потому что он был ей неприятен, а потому что она чувствовала себя до жути виноватой перед ним. Будто не сама Лиза привела ее однажды в эту квартиру, а корыстная искусительница Соня Самодурова отбила ее у парня, который любил ее без памяти.       Но потом Лиза прижималась, обнимала и опаляла дыханием чужую шею так, как делала сейчас, и Соня забывала, что она вроде как находится в статусе любовницы у женщины на пять лет старше и лишь формальность, что та пока что не замужем.       Соня помнила, как Лиза сама завела эту тему, говоря что-то о том, что не знает, как быть в отношении Андрея, все-таки пять лет вкупе с пережитыми трудностями связали их покрепче канатов, на какие они залезали на тренировках в зале. Соня тогда перебила ее, протараторив на одном вдохе:       — Что я могу предложить тебе? Постоянный страх, что о наших отношениях кто-то узнает? Конспирацию двадцать четыре на семь? Дозу страха и слез просто из-за признания семье? Да, все это могу я. А он предлагает тебе нормальную жизнь.       — Запускаешь собственную антикампанию? — лишь хмыкнула в ответ Лиза, не став говорить, что Соня может гораздо больше. Соня может делать ее живой.       Они действительно могли позволить себе немногое. Редкие вечера и еще более редкие ночи в клетке четырех стен, когда семнадцатилетняя Соня врала родителям, что останется с ночевкой у лучшей подруги. Рита прикрывала ее без лишних вопросов, но она знала, что рано или поздно подруга спросит о личности ее любовника напрямую. И Соня совершенно не была уверена, что ей хватит совести соврать человеку, чье доверие она зарабатывала больше десяти лет. Хотя, наверное, глупо говорить о совести, когда обучающаяся в православной гимназии дочь глубоко верующих родителей уже несколько месяцев занимается с девушкой тем, что бог, существуй он не только в сознании ее родителей, точно не оценил бы. Мысли о том, что с ней сделают родители, если узнают о таком «не христианском» поведении, периодически накатывали на Соню, но она тут же отгоняла их, когда рядом находилась Лиза.       Эта ночь только их, и ничто не должно нарушить их иллюзию идиллии. Завтра, ровно в семь пятнадцать по Лизиному будильнику, они как ни в чем не бывало проснутся, собираясь на тренировку, а еще через полтора часа зайдут в здание Юбилейного как едва знакомые одногруппницы. Ничего не должно дать повод для слухов. Даже изображать обычную дружбу не стоит, в переполненном геями фигурном катании быстро начнут шептаться о новой парочке. У публичных личностей право на личную жизнь есть только в том случае, если она соответствует критериям идеальности на все сто процентов.       Когда Лиза выделяла в своем шкафу отдельную полку, а Соня заполняла ее своей одеждой, обе, разумеется, понимали, что подобные романы хорошо не заканчиваются. Интрига состоит только в том, кто первый устанет от такой жизни. Но с каждым днем вещей становилось все больше, спортивная одежда, светлые джинсы и безразмерные толстовки, которые Соня могла позволить себе носить лишь внутри квартиры, потому что, как внушила ей мама, девушке положено всегда выглядеть аккуратной и стильной на людях, оккупировали шкаф.       Соня ненавидела, когда Лиза вот так выходила на балкон в одной тунике, заказывала калорийную пиццу и дразнила ее откровенными фотографиями в своем Инстаграме. Фотографии, конечно, там всегда были такими, просто в последние месяцы Соня воспринимала их совсем по-другому. Соня вообще узнала много ее привычек, не спрашивая — наблюдая, и мало из них ей нравилось. Постепенно некоторые лично ее привычки вытеснили общие. Так, Соня исследовала всю библиотеку Лизы и, решив как-то почитать вслух, что потом делала с завидной периодичностью, застала, как девушка заснула еще на характеристике Маргариты Николаевны*. Соня сомневалась, что Лиза брала когда-то в руки книги с ее многочисленных полок, скорее всего они стояли там просто для антуража.       Их двоих, с такими разными интересами, увлечениями и принципами жизни мог заставить посмотреть друг на друга с нового ракурса только курьезный случай.       Если бы Лизе сказал кто-то, что ее будущая любовница опрокинет на одно из ее любимых платьев отвратительный болотно-зеленый смузи и таким образом заставит заметить ее среди толпы таких же, абсолютно непримечательных девушек, Лиза бы рассмеялась этому человеку в лицо — громко, заливисто, искренне — так, как умела. Но тот самый бог, в существовании которого убеждали Соню с детства, каким-то образом подстроил все максимально по-идиотски. И вот, спеша к выходу по коридорам катка, Лиза как обычно была занята происходящим в телефоне, когда на нее наскочила Соня из-за очередного поворота. Отвратительная липкая жижа расползлась по светлому платью, стаканчик не выпал из рук Сони, зато большая часть содержимого расплескалась. Она тогда начала неловко извиняться, а Лиза поспешила успокоить, что все нормально. Лиза, которая и без того опаздывала на ужин с Андреем, а теперь была вынуждена делать круг до дома по пробками и переодеваться.       Загадка, почему, но по какой-то причине именно после этой ситуации Лиза посмотрела на нее по-другому, не как на ребенка. Хотя могла посмотреть еще после перехода Сони во взрослые или после золотой медали Чемпионата Европы. Что-то неуловимое изменилось в их отношениях, пусть общались они так же лишь в пределах катка.       А потом Соня просто присела к ней между тренировками за столик в кафетерии, протянув такой же стаканчик, как был в другой ее руке. Только если ее стаканчик был с тем же отвратительным зеленым наполнителем, в стаканчике Лизы фруктовая масса лежала слоями разных цветов. От красного до фиолетового. И невинный взгляд Сони не смог ввести никого в заблуждение — радуга в напитке не для красоты. Вполне прямолинейный, но безобидный намек. И уже только Лизе решать, понимать его или нет.       Резкое похолодание не обрадовало Соню, даже под пледом она покрывалась мурашками. Лиза удивлялась, как она по несколько часов колесит по льду в одной майке с шортами, Соня же отвечала, что то другое. «Да уж, здесь тройные не попрыгаешь», — усмехалась Лиза в ответ, пробираясь руками под плед и накрывая теплыми ладонями чужое тело.       — Батареи нервно курят в сторонке по сравнению с тобой, — рассмеялась Соня, прижалась ближе, опустила голову на чужое плечо. — Хорошо я устроилась на эту зиму, да?       Лизе нравилось, когда такая сосредоточенная, где-то даже консервативная Соня вела себя открыто, эти ее дьявольские искорки в глазах ей нравились тоже. В такие минуты она совершенно не напоминала ту прилежно-послушную девочку, которой являлась до последнего времени.       Соня произнесла фразу беззаботно, почти равнодушно, но Лиза слишком хорошо узнала ее, чтобы не уловить в голосе вопрос «Кто я для тебя?». Они никогда не говорили об этом, не вешали ярлыки на свои чувства, и ее это радовало. Несмотря на все свое дружелюбие, Лиза совершенно не умела признаваться людям в симпатии. Самое ласковое из того, что услышал за годы их отношений Андрей, были слова, что ей хорошо с ним.       — Надеюсь, не только на зиму, — наконец выдохнула Лиза. — И не только на эту.