***
Никто из нас не почувствовал болезненного удара оттого, что внезапно рухнули на мою постель в Мохнатом Доме. Перед глазами все еще плясали белые столбы пламени вместе со смертными шарами, где-то мельтешили причудливые птицы, рябил мелкий пепел с неба. Отцепившись от губ Лойсо — я все еще был напряжен. Щурился от нежного света грибов, чувствовал как что-то колет изнутри и смотрел куда-то сквозь пространство. Осознав, что я перестал дышать черт знает сколько времени назад, я изволил своим легким не ныть и выдохнул. Пондохва даже покраснел оттого, с каким напором я его целовал, но определенно был доволен — его губы снова изогнулись в улыбке. Не хищной птицы, смотрящей за мышами под когтями, а внезапно расслабленной, только что с охоты, от которой получил даже больше чем требовалось. — Понравилось? — слегка подняв бровь спросил он. — Впечатлило. — Повторим? Серые глаза сверкнули изумрудным в полумраке комнаты. — Не откусить ли мне тебе голову? — За глупые вопросы? — За то, что положил глаз на Мир Стержня. Я помолчал и добавил: — Опять. Увидев мое напряжение он изволил смеяться. Притянул меня к себе совсем близко, а я обмяк в его руках. Понял, что он сейчас всего-то решил посмеяться над тем, как дрожу я над этим чудесным Миром. И все я слышал его фразу, звучавшую когда-то давно: «К твоим ногам прикован целый Мир.» — Еще к моим ногам внезапно приковался еще и ты. — Я тихо посмеялся, когда он прекратил обсыпать мои скулы поцелуями. — И тебе не стыдно? Он посмотрел недоуменно, а потом ухмыльнулся. — Тоже самое могу сказать и тебе.Часть 1
11 июля 2020 г. в 21:04
Сизое небо и старые высокие дома — чем-то похожие на провинции Ехо в пасмурные дни, — вызывали у меня ничего иного, кроме как болезненные удары беспокойного сердца о грудь. Второе молчало — смотрело свысока на яркие столбы пламени и редкое солнце, выглядывающее из-за плотного серого полотна газообразного состояния. Признаться, меня очень сильно подмывало желание смыться куда-нибудь и как можно скорее, ощущалось что-то узловатое и тяжелое — признание смерти тех, кто в этом городе живет, что ли? — но мне приходилось смирно стоять почти солдатом. Когда в твой затылок сухо и ласково одновременно улыбается сам Лойсо Пондохва, знающий что у тебя на уме — ты просто не можешь ослушаться его ненавязчивого желания. Именно, что ненавязчивого, даже «заставил» не назвать.
Его шершавые губы от укусов — своих и моих, — касаются моих волос, а руки — с невнятной и непривычной лаской обнимают. Я и без того не знал, как дышать, вспоминая о том что меня зовут Смертью — и выгляжу для людей я примерно как этот грешный огонь, — а теперь и вовсе, кажется, забыл сделать вдох, да так и уставился на его руки. В общем, мой организм очень старательно делал жалкие попытки не смотреть на то, зачем меня и затянули в этот Мир.
≪Лойсо — огромная хищная птица. Взмах во все небо огненным крылом. Умирают деревья и грязные листья поют безнадежным и мертвым огнем.
Лойсо — огромная хищная птица…
Огромная птица…
Хищная.
А ты — птенец воробья, забивающийся ему под крыло, жалобно прижимающийся к телу, пока он прикрывает горячей тьмой.
Горячая тьма или ты падаешь с водонапорной вышки прямо в огонь?
Горячая тьма или закрытые веки и теплые губы?
Горячая тьма или убеждение самого себя что все в порядке и ты в безопасности? ≫
Пондохва удовлетворенно хмыкнул, а после поднял мой подбородок острыми, крепкими, тонкими и жесткими пальцами. Таким никак не противостоишь, и я снова начал смотреть на пламя.
По дорогам ползут бесконечные светящиеся трещины — из-под них льется белый свет. Еще максимум полтора часа — на том Мир и рухнет. Очень жалко, а еще волнительно — что будет с людьми?
— …А куда попадут люди после этого конца?
Я не узнал собственный голос. Прошелестел как призрак брата Теххи, но битва буйного сердца и грудной клетки все меньше была похожа на ту самую, в которой кажется что тебе проломят ребра. Стук утихал, а тяжелый узел стал щекочущим.
Я почувствовал насмешку у затылка.
— А ты хочешь чтобы они куда-то попали притом, что это будет превышением наглости?
Я вопросительно глянул куда-то за спину, но не колыхнувшись в обороте.
— Им не нужно и не хочется куда-то потом попадать. Может, им тяжело мириться с мыслью что все уйдет и закончится скоро, но ты видишь, чтобы люди убегали из домов или поднимали панику?
Я вгляделся в огонь, среди которого есть только совсем узкие, но вполне подходящие для побегов тропинки. Опалишь плечи, но останешься живым, если вдруг есть куда бежать.
Отрицательно покачал головой.
— Если ты скажешь свое могущественное и забавное «я хочу» или проявишь это желание внутри — все так и будет. Но это очень нагло и беспринципно, исходя из твоего взгляда на жизнь — принуждать людей снова где-то появиться. Снова отрешенно перечитывать две тысячи книг перед сном и знать, что их небо в окне, а не в тех краях, куда так любопытно попасть. Что за гадость — рутина и пустота?
Он сделал короткую паузу. Я почувствовал как он закусил губу, улыбаясь, после чего его дыхание обожгло мое ухо и ровный голос прошептал:
— Смотри, как они уходят. Смотри, как Мир расходится по швам как если бы твой приятель-журналист наступил на хрусталь, потому что это очень тяжело — чувствовать Это на себе. Я все еще удивляюсь, как ты продолжаешь бояться, даже когда ничего, совершенно ничего страшного не происходит. Стоит ли говорить, что ужас мага здесь действует не тусклее, чем в Сердце Мира?
«Смотри.» — эхом повторило мое сознание, и как будто грубо оттолкнув кого-то, кто закрывал обзор, я почувствовал как первое сердце затихло, всматриваясь в происходящее.
Я прижался к Лойсо, положив ладони на его руки снова сцепившиеся на моем теле в объятиях. Снова обвел взглядом город.
Треск огня, начинающие рушиться дома, роща с пятнистыми деревьями похожими на березы с того места, которое я привык считать родиной, уже обуглилась где-то вдалеке. Я устремил взгляд в одно из окон особо высокого дома и кажется даже увидел женщину с квадратным лицом и кудрявыми темными волосами, на коленях у которой сидел ребенок. Ребенок смотрел в стену, а она — на его хрупкую спину в полосатой жилетке.
Узел внутри меня распустился — как будто достаточно было потянуть за веревочку, чтобы избавиться от тяжести и ощущения, что мое нутро стягивают.
Что, кажется, и случилось. Голос Лойсо потянул за эту грешную ниточку.
Мы молчали очень долго, мы стояли очень близко, целовал нас без касаний Мир запутавшихся птичек.
Единственный каприз этого Мира состоял в том, чтобы мы поцеловали его в ответ.
Я глубоко вздохнул, начал дышать по счету, кажется, в каждую отметку конца вдоха и выдоха спуская с пальцев «ломаный Смертный Шар». Они приземлялись на землю и разлетались точно такими же белыми искрами как трещины, что только расширялись. Искры играли со столбами огня, под пристальным желанием сотворить что-то красивое на конец — делая неопределенные фигуры из себя, кажется, буквально танцуя.
Лойсо решил тоже дать ответ этому Миру.
В отличии от меня он сделал очень шумный, отдавшийся гулким эхом щелчок пальцами и я едва ли не упал с высоты этажей эдак пять с половиной от того, что увидел.
Я точно чувствовал те места, где люди уже мертвы, но чтобы то, что от них оставалось внезапно в образе причудливых птиц взмыло в небо, сделало там то, что каскадерам из боевиков моей родины и не снилось — это точно было превыше того, что я думал о том что будет дальше.
Но это был еще не конец.
После — они невероятно тяжелыми камнями начали стремиться прямо в огонь, а там — взрывы искр, точно некие петарды. В сочетании с вальсом огня и Смертных Шаров это выглядело просто невероятно.
Лойсо продолжал держать одну руку щепотью, причем с силой, будто он удерживает над пропастью великана всего-то тремя пальцами. Затягивал удовольствие; хотел, чтобы такое случилось со всеми.
Чем дольше он заставлял свои пальцы так держаться — даже не покрасневшие от напряжения, все так же бледные, — тем громче слышался треск трещин, тем выше поднимался огонь, и вскоре, увидев последнюю стаю птиц взмывшую в небо и рухнувшую на землю — на наши головы посыпался пепел.
И именно тогда Пондохва, как резко сошедший с ума человек, схватил меня за руку и сиганул в огонь тоже, прижимая к себе и целуя. Меч Мёнина вяло трепыхнулся, как отмашка проснувшегося родителя от просьбы включить мультики для чада, часа эдак в четыре утра.
Собственно, тогда я тоже немного потерял голову. Впился пальцами в рубаху Великого Магистра, заодно и в кожу, как за секунды до смерти, до ужаса страстно отвечая. Я был готов ко всему, потому что внезапно что-то охватило мое сознание и я знал — сейчас я хочу быть дома вместе с хищной птицей-Лойсо, сейчас я не хочу умереть в огне вместе с хищной птицей-Лойсо, сейчас я хочу стать безумцем только пока «можно».