Новая жизнь Бога обмана

Глупый был поступок попытаться убить Таноса, того, кто практически не убиваем — нечего уж сказать. Глупо было надеяться на то, что человек при этом поступке сможет выжить — Локи это знал. В прочем он даже и не надеялся на другой исход, кроме, как смерть, точнее неизвестность, постигающей каждого после смерти, потому он даже и был к ней готов и не боялся её. Хотя нет, вранье — он боялся её, хотя старался не показывать этого. Он боялся её, как и любой другой на его месте. Боялся встретиться с Одином лицом к лицу, после неё. Боялся встретиться там с другими. И особенно боялся через которое время там встретиться и с Тором, испуганно-отчаянные лицо и глаза, которого он запомнил напоследок перед наступившей тьмой. Падение во тьму казалось Локи до боли знакомым, вот только боль почему-то не утихала, как множество раз до этого, но когда он почувствовал, что вполне удачно «приземлился», и теперь даже может сделать вдох и выдох чистого воздуха, успокоился. Вот только напряжение снова вернулось, когда он попытался пошевелиться и почувствовал рядом чьё-то тело. Он попытался открыть глаза или хотя бы, что нибудь сказать, но ничего не получалось; глаза, как будто, крепко слиплись между собой, а из рта вырывалось лишь какое-то жалобное «мяф» вместо нормальных слов. А ещё напряженнее стало, когда тихую тишину в его ушах резко прорезал чей-то радостный возглас:  — О, милая! Ты даже и не можешь себе представить, как ты меня осчастливила!  — Но, Муфи… он родился слабым и не подойдёт в роли наслед…  — Милая, да это же совсем не важно! Главное то, что он выжил, в отличие от наших с тобой предыдущих детей! О, Айхью, я так рад… Я… Я пойду и сообщу всем об этой радостной новости! Дальше были слышны только удаляющиеся шаги и тихие женские всхлипы. Это был… немного странный разговор, как будто это простой земной мультик, но всё же Локи ещё больше напрягся, ибо у него было такое чувство, что тот самый «слабак» это он сам. Через несколько дней, в течении которых он из разговоров тех голосов смог понять, что это, похоже, его родители, наконец смог открыть свои глаза. Сказать, что он был ошеломлен — значит нечего сказать. Всё вокруг было так… мультяшно, что ли? Всё было так не по-настоящему, так странно и так необычно. Как понял бывший Бог обмана он был принцем, сыном короля Муфасы и королевы Сараби, которая втайне любила брата своего мужа, обручен с львичкой по имени Нала, а глядя в своё отражение в воде говорил себе, что хоть он и попал в тело львенка, всё равно не потерял свои ослепительно-красивые ярко-зелёные глаза. А члены прайда всё спорили и не могли понять изменила ли Сараби со Шрамом раз уж их принц «очень похож на последнего характером и глазами» или же нет, даже и не понимая, что он сам Бог обмана, сын Одина, заточенный в теле слабого львенка с отсутствием какой либо магии. Это всё было очень странно и непонятно, но ещё было страннее то, что он видел в своём «отце» Тора, а в «дяде Шраме» себя. Точно такое же поведение между другом другом, те же самые язвительно-насмехательные фразочки и тоже самое едкое «братец», от которого появлялось желание помирить их. Было очень странно наблюдать «за собой и своим братом», было странно ощущать напряжение семье и было странно чувствовать колющее чувство, осуждающее тебя за то, что ты не провел должного времени со своим братом и теперь должен наблюдать за враждующими «собой и Тором» со стороны. Было очень больно от этого, но ещё больнее было от того, что он ничего не мог сделать. Хотя… Нет, он всё же мог хоть что-то сделать. Однажды рано утром он пошёл с серьёзным выражением мордочки, но с присущей ему ухмылкой, разбудил «дядю Шрама» и рассказал ему о своей прошлой жизни. Да, это было очень странно, особенно для Шрама, который чуть ли не прыснул от смеха, но что-то в голосе «Симбы» заставляло его слушать дальше и отчего-то ему казалось, что племянник говорит правду. А Локи же продолжал без остановки рассказывать, с таким отчаянием желая и уговаривая помириться с Муфасой, чтобы их отчужденные отношения не зашли до того, что они не будут больше братьями, будто чувствовал, что таким способом сможет искупить вину перед оставшимся в том мире Тором. Рассказывал он это с разрывающимся от упрёков и срываний голосом ровно до тех пор, пока с изумлением в глазах не забрала его за шкирку Сараби, напоследок извинившись за поведение сына перед шокированным львом. В то время, как Шрам запомнил слова племяника. Запомнил и задумался над ними. С колющим сердце чувством он всё же смог осознать и признать, что Локи был прав. Прав, что он и Муфаса, как никак, родные братья. Прав, что им не нужно отдаляться друг от друга слишком далеко, окончательно перестав быть друг другу родственниками. И прав, что им нужно «зарыть топор вражды в землю» и стать такими же самыми дорогими друг другу существами, как и когда-то в детстве. Вечером того же дня у всех членов прайда чуть не поотваливались челюсти от шока, когда они увидели Муфасу и Шрама вместе, да и ещё и беззаботно разговаривающих! А Локи же стоял тихонько в стороне и улыбался. Он не знал было ли это подстроенно Высшими Созданиями, но он был безмерно рад, что смог предотварить вечную вражду между «собой и Тором» и чувствовал, как приятное тепло разливается в груди, а глядя на небо, ощущал всем нутром, как Один смотрит на него и улыбается. С гордостью улыбается.