Of These Chains

Джастин любил Нью-Йорк. Он и сам не понял, когда попал в плен к этому городу, практически против собственной воли — казалось, это получилось само собой, несмотря на все его внутреннее сопротивление. Наверное, он до конца жизни не забудет свою первую нью-йоркскую весну, которая подарила столько впечатлений. Он приехал в апреле, поселившись в крохотной квартирке в Борум Хилл, и нашел работу в издательстве профессиональной литературы, где рисовал то столы для столяров, то корзины для флористов. А пару вечеров в неделю подрабатывал официантом в скромной забегаловке и каждую свободную минуту изучал город. Напитывался им… Конечно, осмотрел все места, где приличествует фотографироваться туристам и недавно переехавшим, и честно отослал снимки родителям и друзьям. Но «свой» Нью-Йорк искал не там — интуитивно сворачивал на тихие улочки, садился в первый попавшийся автобус и ехал, куда повезут, не отрывая взгляда от сменяющихся за окном районов. Мог часами бродить по паркам, на ходу перекусывая уличной едой. И ждал, когда появится желание рисовать, — но его не было. Он приехал, чтобы стать знаменитым художником, едва не пожертвовав этой своей мечтой. А теперь не мог понять — может, все обернулось так, что он пожертвовал мечтой ради того, чтобы стать художником? Брайан не хотел, чтобы Джастин остался без будущего и без шанса добиться успеха, просто оставаясь рядом с ним. Джастин же не желал, чтобы Брайан отказался от воспеваемой им свободы и независимости ради моногамии, пытаясь для него быть тем, кем никогда не являлся — его это до смерти пугало… Но он очень талантливо это скрывал. So here we are at the end now, I need to leave, But I only want to stay with you. You never asked to be the one, To set me free. Another mask you wore that only I could see. (1) Сейчас, вдыхая запахи весеннего Нью-Йорка, Джастин пытался понять, как он вообще здесь оказался. Вроде бы только что планировал, как на свадебной церемонии в доме с водопадами утонет в золотых гардениях, принося Брайану клятвы в вечной любви — а она и есть вечная, другой не бывает! — и вот уже стоял посреди питтсбургского аэропорта, и каждый нерв пронзало памятью об их последней ночи. Нет, не последней — он до сих пор оказывался в это верить. Как-то все смешалось, запуталось — Брайан, словно надевший маску и ставший вдруг таким, каким он, Джастин, всегда хотел его видеть; журнал, расхваливающий его картины и талант… И их едва ли не крики о нежелании принимать жертвы друг друга. Как финал — город мечты, обернувшейся совсем не тем, чем она казалась. Да, пара галерей взяли его работы на пробу, и некоторые картины даже кто-то купил. Но, видимо, не за ту цену, раз Джастину не предложили снова принять участие в выставке. Может, стоило остаться в Питтсбурге? Потому что он ничего так отчаянно не хотел, как быть с Брайаном… С Брайаном, от которого, кажется, остались только гудки в телефонной трубке и редкие смс о том, что все нормально. Казалось, он не хотел больше с ним общаться, и друзья, когда он разговаривал с ними по телефону, заслышав имя Брайана, вдруг резко глохли и переводили тему разговора. Он в порядке — и ничего больше. А Джастину нужно было больше! Нужны были смех Брайана в телефонной трубке, утренние письма, заверения в том, что все хорошо… Может быть, поэтому он так отчаянно задался целью обойти все «Большое яблоко», чтобы потом выплеснуть на бумагу все впечатления разом. Что Нью-Йорк перекроет Брайана, захлестнет волной экспрессии, идей, творчества, и Джастин, наконец, поймет, кто он и чего хочет. И тогда докажет всем — и прежде всего, самому себе — чего он стоит. Но пока он был способен только шагать под грустную музыку в плеере, убеждая самого себя в том, что счастлив… Let me take you when I go, When I go. I don't want to do this on my own, On my own. I'm breaking free, but of these chains Oh, let this one remain. Let me take you when I go. (2) Нью-Йорк был полон сюрпризов. Настолько же полон, насколько был пуст сам Джастин — по крайней мере, ему так казалось. Он понимал, что был бы поглощен новыми эмоциями и впечатлениями — да что там говорить, они у него хотя бы просто имелись — если бы держал за руку Брайана. И тогда бы обязательно пошел по Бруклинскому мосту — ему говорили, что там совершенно потрясающий восход, но он так ни разу и не отправился его смотреть. Не хотел один — понимал, что это будет обкрадыванием самого себя, и никак иначе. Джастин знал, что ему нужно — рисовать, будучи вдохновленным одним-единственным человеком. Засыпать и просыпаться рядом, изучать и открывать Нью-Йорк, делая его своим собственным. Он сам себе противоречил — гуляя по городу, оставлял места «для Брайана», продолжая надеяться, что когда-нибудь… Сорок минут на самолете. Но почему же он сам так ни разу не взял билет на рейс «Нью-Йорк — Питтсбург»? Не хотел расписываться в собственной неудаче? Открыто признавать, что за несколько месяцев ничего не добился? Брайан освободил его: дал возможность не брать на себя обязательства — или он дал ее себе? — буквально выпихнул в мир, чтобы он смог впитать в себя все его краски и выплеснуть их своими картинами. Вот оно, только для тебя — бери! Но Джастин понимал, что пусть все то, что виделось Брайану цепями, разорвано, осталось одно звено — самое важное. То, что приковало его сердце к Брайану, не позволяя быть… Да просто не позволяя быть! Он уехал, но забрал свою любовь, которая не желала его отпускать. Даже если придется менять города и страны, века и эпохи, планеты и галактики… От этого невозможно освободиться. Да он этого и не хотел — если свобода состоит в том, чтобы забыть Брайана, Джастин согласен изо дня в день натирать и полировать это единственное звено несуществующей цепи. Даже при том, что это нереально, адски, невероятно больно. Но если боль зовут Брайан… пусть она будет вечной. I can still feel you here now in this cage. Every link — Another piece of you I saved Afraid to open up the door to, Who I was before. And if I let go of these chains now… Will I float away? Can I just hold on? (3) И чувствовать эту боль для Джастина означало жить. Жить, благодаря — или вопреки? — собственным воспоминаниям, словно бы разложенным по полочкам в тайниках сердца. Отдельно хранились улыбки Брайана — насмешливые, ироничные, грустные, загадочные; те, за которыми он пытался спрятать что-то настоящее, в страхе оказаться «не таким», пошатнуть свой образ циничного, уверенного в себе жеребца Либерти авеню. Другой тайник внутри Джастина предназначался для взглядов — окидывающих с ног до головы, оценивающих, обвиняющих, понимающих, прощающих… Вспоминать прикосновения Брайана — значит, бить себя раскаленным прутом по обнаженным нервам. Страшно. Страшно оглядываться назад и признавать, что все это принадлежало тому, прошлому Джастину, который жил в Питтсбурге и отчаянно добивался для себя Брайана Кинни. И добился… Он был — знал, что любит, о чем мечтает… Сейчас у него не было ничего — можно только все время оглядываться назад, жить собственными воспоминаниями и понимать, что с тем Джастином Тейлором у него больше нет ничего общего. Они так решили. Он и Брайан. И в то же время — ни один из них. Тело Джастина улетело, а душа осталась в Питтсбурге. Окруженная Брайаном, утонувшая в нем, живущая им. И видеть и признавать это — как беречь собственную боль, чтобы она нечаянно его не покинула. Джастин любил Нью-Йорк и рисование — это было его сущностью, которая не могла не проявиться, поэтому он знал, что скоро снова возьмет в руки краски и кисти. И любил Брайана Кинни и Питтсбург, где тот остался. А еще любил то звено, которое скрепляло эти два факта в попытке сделать Джастина единым целым. Что будет, если оно порвется? Если уже ничего не станет соединяющим мостом? Что тогда придется делать Джастину? Выбирать? Оставить позади прошлое и строить новую жизнь и карьеру, не оглядываясь на Брайана и свои чувства к нему? Исполнить мечту, стать известным художником, доказать себе и всему миру, что его не зря наградили талантом? Стать равным Брайану… без Брайана? Или махнуть на все рукой и улететь в Питтсбург, закончить академию, получить диплом, устроиться на обычную работу, любить Брайана… и потерять его окончательно и бесповоротно? Где та грань, на которой ему нужно удержаться, чтобы достигнуть своих целей, не потеряв надежду на счастье? У Джастина накопилась масса вопросов, и он совсем потерялся на маленьких улочках своего Нью-Йорка. Где же искать ответы? Он уже не знал, как ему держаться и за что цепляться. Именно поэтому он купил билет на ночной рейс до Питтсбурга в пятницу вечером. И обратный — в понедельник утром. Он просто спросит Брайана… 1) Вот мы и подошли к концу, И мне нужно уйти, Но я хочу лишь остаться с тобой. Ты никогда не просил быть тем, Кто меня освободит. Ещё одна твоя маска, что была видна только мне. 2) Позволь взять тебя с собой, когда я уйду, Когда уйду. Я не хочу оставаться один, Один. Я освобождаюсь, но из всех этих цепей Оставь одну. Позволь взять тебя с собой, когда я уйду. 3) И я всё ещё чувствую тебя, даже в этой клетке. Каждое воспоминание — Словно часть тебя, что я храню В страхе выйти и увидеть, Кем я был раньше. Если я освобожусь из этих цепей… Что, если я улечу? Получится ли у меня удержаться?