Угрюмый злой посёлок

И все же жизнь порой — непредсказуемая штука. Казалось бы, еще вчера Вася искренне смеялся, так сильно любил, строил большие планы. У него была прекрасная карьера, хороший заработок, большие амбиции, список стран, которые он хотел посетить и только начавшие крепнуть отношения. Всего месяц назад Вася познакомился с Сашей Беличенко, но за это время у них закрутился такой бурный роман, что Звездкин совершенно потерял голову и буквально на днях хотел предложить парню бросить все и сбежать отсюда к нему в Санкт-Петербург. И Саша бы обязательно на это согласился, и возможно, они бы тут же взяли билеты — работал Беличенко удаленно, и в этом богом забытом месте он оказался только из-за доставшегося в наследство жилья. Вася планировал закончить свою работу здесь и сразу же украсть Сашу подальше от этой морозной сибирской глуши. Но не всем планам суждено сбыться. Теперь Вася не сможет увезти Беличенко к себе домой, не сможет летом посетить какую-нибудь страну из своего списка, не сможет уже, собственно, ничего. Потому что поздним вечером Васю силой вытянули за руки из дома, запихнули в багажник подъехавшей машины и отвезли в темный лес. Потому что Васе раскололи одним ударом топора череп, сделали два контрольных выстрела в грудь, а потом бросили в розовый от собственной крови снег. Этого, честно, следовало ожидать. Вася не знал, о чем он думал, когда приехал со своим журналистским расследованием в эту глушь. В небольшую холодную деревню посреди тайги, где не во всех домах есть газ, а печи топятся дровами, где за ночь окна покрываются инеем, а небо застилает дым металлургического завода. К нему ведь изначально отнеслись недружелюбно — чужаков в таких местах не любят, а своих всегда покрывают — и совать свой нос, куда не надо, явно не стоило. Но Вася сунул. А теперь он сидел на каком-то холодном пне посреди ельника и мутным взглядом смотрел на то, как поливали спиртом его собственный труп. При жизни он никогда не верил ни в загробную жизнь, ни в души, ни, тем более, в призраков. Но, когда на твоих глазах трое рослых мужиков поджигает от спички твое же мертвое тело, становится как-то не до своего скептицизма — просто принимаешь все, как данность. Он красиво горел. Оранжево-желтым пламенем, кружащимся и шипящим, расплескивающим вокруг себя сажу и капли кипящего жира. В ужасе и ступоре Вася не мог отвести взгляда от этого пламени, заставляющем его кожу трещать и слезать с тела, а волосы — полыхать и дымиться. Его тело, некогда молодое и красивое, рушилось прямо на глазах. Пряча от вони рот и нос в воротах одежды, незнакомые мужчины то подливали спирта, то переворачивали кочергой полыхающее тело, то тушили снегом огоньки, стремящиеся уйти от кострища к деревьям. Это выглядело дико и неестественно — трое мужчин в темноте посреди леса, горящее тело и стоящий столбом черный дым. Его убийцы действовали уверенно — долго сжигали тело, разбили кости взятым с собой молотком и, раскопав снег, стали закидывать землей неприметную горстку пепла и костных обломков, пока Звездкин просто шокировано на это смотрел. Ему не было страшно — самое ужасное с ним уже и так произошло — только лишь до боли тоскливо. Он не хотел умирать вот так. С каждой горсткой земли, падающей на зловонное пепелище, Вася чувствовал, как неизмеримо легче становится его нынешняя оболочка — его будто бы надували гелием, как воздушный шар. И вместо тоски на душе вдруг появлялась легкость и какое-то неземное спокойствие — наконец-то его мучения кончались. Поднявшись с пня, Звездкин решил, что сейчас он наконец-то попадет то ли в ад, то ли в рай, а быть может, просто исчезнет. Но этого не произошло. Вася отчаянно оглянулся, не понимая, что мешает ему, пока не наткнулся взглядом на свою челюсть, торчащую из-под снега. Черно-коричневая от сгоревшей крови и плоти кость и ряд ровных здоровых зубов с одним железным, вставным. Но эту деталь, кажется, заметил лишь он — чужая машина уже оперативно отъезжала от места убийства, оставляя пребывающего в ужасе Звездкина одного в темноте. Вася упал на колени перед выглядывающей челюстью и попытался поднять ее на руки, но она казалась просто неподъемно тяжелой для невесомых призрачных рук. Тогда Звездкин попытался загрести пальцами горсть земли, чтобы закопать кость, но промерзшая каменная земля не поддавалась ему без лопаты. В какой-то панике он обернулся и попытался засыпать кости снегом, опавшей хвоей, но ничего из этого не помогало. В отчаянии парень свалился прямо в снег, не чувствуя холода и не оставляя следов в сугробе. Он был совсем один посреди тихого зимнего леса, и совершенно не знал, что делать дальше. Ноги сами привели Васю к дому Беличенко. Собственно, Звездкину больше и не к кому было идти за помощью — в этой глуши он не доверял никому, кроме Саши. Да и притягивала сама перспектива еще хоть раз увидеть этого парня. Времени было уже за полночь, так что свет в чужих окнах не горел, и Вася, стараясь не скрипеть половицами и не шуршать, осторожно проник внутрь через окно в прихожей. Ранее спящая кошка при его появлении тут же вскочила на лапы и, бешено блестя желтыми глазами, зашипела, зарычала и заскрипела когтями по полу, готовая накинуться. Ее взгляд следил точно за Васей. Прикрыв за собой окно, Звездкин тихо подошел к злому животному и, опустившись перед ним на колени, совсем невесомо погладил по ушам. Кошка смотрела сначала злобно и недоверчиво, но затем, ткнувшись носом в колени и руки, кажется, подобрела и заурчала. То ли узнала Звездкина, то ли просто поняла, что он не несет опасности. Вася погладил ее по спине, а затем все же поднялся на ноги и тихо пошел в сторону спальни. Саша спокойно спал, укутавшись в одеяло и прижавшись поближе к стене, и Звездкин невольно остановился в дверях, смотря на него. Запутавшиеся каштановые волосы, роняющие нечеткие тени на подушки, большая мятая футболка и нежно-молочная в свете луны кожа. Если бы у Васи еще осталось сердце, то сейчас оно бы наверняка пропустило удар. Звездкин ведь обещал зайти сегодня вечером, а Беличенко так и лег спать, не дождавшись его. Обиделся, наверное. Медленным шагом Вася подошел ближе к постели и аккуратно лег юноше за спину, обнимая поверх одеяла призрачными руками. Ладонями он чувствовал, как вздымается чужая грудь от спокойного дыхания, но совсем не ощущал тепла чужого тела. Как бы ему хотелось хотя бы ненадолго снова стать живым, чтобы схватить Сашу в крепкие объятия, чтобы приподнять его над полом, чтобы укусить в заднюю сторону шеи, вызывая этим чужой смех. Он бы отдал все на свете за то, чтобы еще хоть раз почувствовать его тепло. Васю раздирали изнутри сожаления — он так много не успел сказать, а они так много не успели сделать вдвоем. А ведь раньше Звездкину казалось, будто бы у него еще полно времени, что он еще молод, и ему некуда спешить. Никто ведь не планирует умирать в двадцать пять лет. Он устало прикрыл глаза и затрясся в сухих беззвучных рыданиях без слез — изнутри все болело и кричало, и Васе ничего так сильно не хотелось в тот момент, как просто исчезнуть из этого мира, как и полагается всем мертвецам. Хотелось просто перестать так сильно страдать. Но вдруг Сашина спина дернулась, и он вырвался из чужих рук, испуганно оглядывая собственную комнату. Его дыхание было тяжелым и хриплым, когда он непонимающе приложил ладонь к месту, где только что была чужая рука. Резко включив висящую у кровати бра, Беличенко оглянулся.  — Кто здесь?! — в ужасе спросил парень у темноты, слепо пытаясь кого-то разглядеть. Вася в сомнениях замер. Ему не хотелось пугать Сашу, не хотелось говорить о своей смерти. Он переживал за парня и за его чувства, но… у него попросту не было другого выбора. Ему нужно было, чтобы кто-то помог, и обратиться за этой помощью было не к кому, кроме как к Саше. Искренне себя ненавидя, Звездкин стащил с чужого стола офисный лист бумаги и огрызок карандаша. Под чужой запуганный взгляд Вася резко приколол бумагу к стене кнопкой и быстрым нелепым почерком нашкрябал короткое «Вася». Саша переводил непонимающий взгляд с надписи на пространство, где находился Звездкин, а потом испуганно подтянул поближе к себе ноги, вжимаясь в спинку кровати.  — Я-я… ничего не понимаю, — забормотал Беличенко, а в уголках его глаз стали собираться слезинки, — Что это? Вася, не понимая, что делать дальше, решил хотя бы обозначить, где он находился: постучал ладонью сначала по стене, а потом по мягкому матрацу вокруг себя. Саша смотрел на это все так же шокировано, и тогда Звездкин неловким успокаивающим жестом погладил его коленку. Беличенко не стал противиться этому, будто в каком-то ступоре, и тогда Вася осторожно подсел ближе, кладя голову на чужие колени, будто уличный пес. Еще пару секунд посмотрев в сторону Звездкина, Саша вдруг очнулся и быстрым движением рванул из-под подушки свой телефон. Испуганно бегая глазами по экрану, Беличенко машинально набрал нужный номер и приложил трубку к уху. Гудки, гудки, абонент не отвечает, оставьте сообщение после сигнала, повторный набор номера, и опять гудки. Конечно же, Вася на звонок не ответит — телефон лежал где-то дома, а сам он — в темном лесу, присыпанный окровавленной землей. Решив не мучить больше парня, Звездкин снова взялся за карандаш и нацарапал «Саш, я умер» чуть ниже первой надписи. Но Беличенко это растормошило только сильнее. Он резко вскочил с кровати и, на ходу натягивая джинсы, побежал в коридор, вынуждая Васю последовать за ним. Саша быстро натянул на себя куртку, кое-как запрыгнул в ботинки и выскочил из дома, даже не запирая за собой дверь. Звездкин лишь покорно плелся за ним в сторону дома, который снимал на время работы здесь — благо, жили они недалеко друг от друга. Все было очевидно еще на подходе: открытая нараспашку дверь и калитка, пятнышки крови на крыльце, тихое и безлюдное место, где нет соседей, и никто ничего не видел. Но Саша все равно забежал внутрь чужого дома и испуганно оглянулся вокруг.  — Вася?! Вася! — не снимая обуви он принялся обходить одну за одной комнаты. Включенный свет, грязные пятна от чужих сапог, следы борьбы и волочения тела от спальни и до входной двери. И никого, кроме самого Саши. Дойдя по этим следам до Васиной пустой переворошенной кровати, Беличенко бессильно упал на колени перед ее изголовьем. В больших карих глазах были лишь непонимание и страх. Вася знал, как это больно, когда по одной рушатся все надежды на то, что все будет в порядке — он чувствовал это все то время, пока его везли на машине в лес. Пройдя вслед за ним, Звездкин увидел на тумбе свой собственный телефон с тремя пропущенными от Саши. С грустью он подтолкнул смартфон, скидывая его на пол, чтобы Беличенко мог его заметить. Саша перевел потерянный взгляд на упавший телефон и чуть встрепенулся.  — Нужно найти его, — обращаясь то ли к самому себе, то ли к Звездкину, пробормотал Беличенко, вытирая рукавом первую дорожку слез, — Наверно, ему еще можно помочь… Вася вдруг схватился за чужие тонкие плечи и потряс их со всей силой, на которую только способен. Потом он с раздражением включил свой ноутбук, поставленный на спящий режим, набрал пароль и, зайдя в офисворд, напечатал только одно слово «Нет». Саша пораженно уставился в экран, а потом разозлено ударил кулаком по кровати.  — Я-я не могу просто так сидеть, — сквозь непрекращающиеся слезы прошептал Беличенко, — Я всю жизнь буду себя винить, если ничего не сделаю. Этого Звездкин не учел. Конечно же, Саше не было достаточно непонятной сущности, утверждающей, что все пропало, ему нужно было убедиться во всем самостоятельно. И Васе не оставалось ничего, кроме как напечатать короткое «Ладно. Иди за мной». Он схватил Беличенко за руку — некрепко, не так, как хватал раньше — и повел за собой прямо в лес. В здешних тропах Вася никогда не разбирался, да и ориентировался не очень хорошо, но к месту, где лежали его останки, его будто бы тянуло неведомой силой. Это было не очень-то далеко от его дома, но случайно в такую чащу вряд ли забредешь, так что там труп скорее всего никогда бы и не нашли. Лесные звери и птицы все разом будто бы попрятались — не ухали филины, и не шуршали от живности заснеженные кусты. Кажется, они боялись Васю, поэтому он старался идти как можно ближе к Беличенко: местные запугали его рассказами о том, что в лесу водились волки. Саша шел на удивление спокойно — то ли он еще не осознал, что происходит и куда его ведут, то ли все еще был в глубоком шоке. Его ноги проваливались в сугробы едва ли не по середину голени, но Беличенко продолжал слепо следовать за сущностью, каждый раз выбираясь из снега и будто бы не чувствуя холода. Фонарь на его телефоне мало помогал пробираться сквозь лес, и Беличенко просто слепо шел туда, куда его вели. Звездкина убивала изнутри вина. Он не хотел пугать Сашу, не хотел доводить его до такого стресса, не хотел сейчас показывать свой уродливый труп. Но лучше уж было так, чем смотреть, как Беличенко безрезультатно плутает в лесу в его поисках или сгорает от неизвестности и самоненависти, думая, что не сделал все, что мог бы сделать. Саша в любом случае будет по нему страдать, и Васю это убивало. Наконец они вышли к нужной поляне, и Звездкин отпустил чужую дрожащую от холода и страха ладонь. Саша, потерявший тактильный контакт со своим проводником, испуганно оглянулся, пытаясь найти его.  — Где мы? — наконец растеряно подал голос Беличенко, на негнущихся ногах делая пару шагов вперед. Вася сел на землю и похлопал по снегу рядом с собой, привлекая чужое внимание и призывая подойти ближе. Саша, кажется, неосознанно понимая, что сейчас произойдет, сделал несколько опасливых шагов навстречу и присел на корточки. Звездкин, искренне сожалея, успокаивающе погладил парня по мокрой от льда голове и легким движением смахнул с остатков своего черепа снег и еловые иголки. Беличенко сначала непонимающе посветил в эту сторону фонариком, пытаясь разглядеть, что это. Но потом, видимо, заметил ярко отблескивающий стальной зуб в самом углу отломленной челюсти и резко отпрянул в сторону. По лесу пронесся громкий и испуганный мужской крик. Вася еле довел Беличенко обратно к нему домой. Сказать, что Саша плакал — значит, ничего не сказать. Несколько часов подряд он рыдал, сжавшись на своей постели, глотая таблетку за таблеткой успокоительные и все извиняясь за что-то перед Васей. Ему еле хватило сил стянуть с себя насквозь промокшую в сугробах одежду. Звездкин лежал рядом и обнимал его так сильно, как только мог — обхватив руками и ногами, поглаживая по голове и шее. Потом он понял, что его голова намного более осязаема, чем все остальное тело, и стал коротко целовать Сашу — его лицо, руки, дрожащие плечи. Это помогло, и Беличенко все же немного успокоился, а потом уже просто вырубился от усталости. С огромным трудом Звездкин смог поднять край чужого одеяла и заботливо накрыть плечи спящего. Некоторое время Вася просто лежал рядом и, продолжая обнимать, смотрел на неспокойное бессознательное лицо Беличенко. На нем засохли дорожки слез, а под глазами полопались капилляры. Несмотря на свою смерть, этой ночью Вася все равно делал два своих любимых дела — гладил спящего Сашу по голове и печатал статью. Уже ближе к утру, убедившись, что Саша крепко спит, Звездкин направился к себе домой. Стер туалетной бумагой следы крови на дверной ручке, выключил везде свет и устало остановился возле осколков цветочного горшка, ранее стоявшего на столе. Местная бабушка подарила ему рассаду кустика морошки, и Вася так тщательно ухаживал за ней, планировал забрать с собой в Питер. Жаль только, что не срослось. Звездкин сел за ноутбук и продублировал последнее сохранение статьи себе на почту, хоть интернет здесь и грузил со смертельно низкой скоростью. Статья была еще сырой, но у Васи было время ее доделать: теперь ему не нужно было ни есть, ни спать, ни отдыхать. Ну, просто идеальный журналист. Придя обратно к Саше, Звездкин сперва заботливо задернул шторы в его спальне, чтобы солнечные лучи не разбудили уставшего парня. Потом попытался покормить изнывающую без внимания кошку — у него получилось перевернуть открытую коробку сухого корма и высыпать немного еды прямо на пол, откуда она принялась довольно есть. И уже потом Вася спокойно сел дописывать статью. Ему хотелось закончить дело, из-за которого он и лишился жизни, хотелось, чтобы все это было не напрасно. И, несмотря на слабые безвольные руки, он действительно закончил. Хватило всего лишь шести часов работы без перерывов, чтобы записать все то, что он успел узнать, а потом еще пары минут на то, чтобы отправить все это прямиком в издательство — интернет Саши был многим лучше. Раньше Вася всегда сомневался в своих работах, перепроверял по несколько раз, перечитывал и скидывал друзьям на оценку, но сегодня он совершенно не сомневался. В конце концов, редактор подправит все, что нужно, да и ни один журнал не откажется от такого громкого инфоповода, как статья, написанная журналистом прямиком перед загадочной смертью. Наконец-то закончив отправку, Вася расслабленно откинулся на стул и только тогда заметил, что Беличенко внимательно смотрел из-под одеяла за тем, как «сам по себе» работал его компьютер. Звездкин медленно поднялся из-за стола и упал обратно на постель, осторожно, чтобы опять не напугать, беря Сашу за локоть.  — Доброе утро трупам, — буркнул парень хриплым и сорванным голосом. Тогда Вася уже увереннее обнял Беличенко за плечи и коротко поцеловал в нос. Он не почувствовал, но увидел, как от этого на секунду остановилось чужое дыхание. Возможно, стоило поменьше трогать парня, чтобы не заставлять лишний раз вспоминать о любви к себе, но Звездкин просто не мог удержаться, когда видел это потускневшее грустное лицо. Саша вздохнул и, неуверенно подняв руку, попытался нащупать Васю. Сначала он слепо промахнулся и уронил руку на простынь, но потом Звездкин сам взялся за его ладонь и повел руку на себя. Беличенко нахмурился и попытался сильнее сжать чужие пальцы — не получалось, при сильном нажатии его рука просто хватала воздух. Тогда Саша разжал кулак и постарался осторожнее нащупать контур мужской кисти. Это вышло только при совсем уж невесомом прикосновении, еле ощутимом. Беличенко, едва касаясь, провел по чужой ладони, и тогда Вася сжал пальцы в кулак, оттопыривая лишь средний, за который и ухватился парень. Саша закатил глаза.  — Не смешно. Тем не менее, он улыбнулся и попытался потрогать еще и чужую голову. Это вышло чуть удачнее — Беличенко почти сразу смог коснуться кончиков волос. Вася не знал, что чувствовал парень, но сам не ощущал ничего, кроме простого интереса — его оболочка была совершенно не чувствительна. Но он мог вспомнить, как было приятно, когда Беличенко зарывался всей пятерней в его теплые растрепанные волосы, когда почесывал ногтями кожу головы и мягко чмокал в самую макушку. Тогда, при жизни, от этого было хорошо до дрожи и мурашек, а сейчас же — просто никак. Саша еще немного погладил призрачные очертания волос, а потом громко вздохнул и, мягко выйдя из кольца чужих рук, сел на край кровати. Вася тут же потянулся за ним и уложил голову на острые колени.  — Что ты делал за моим компьютером? — лениво спросил Беличенко, вытаскивая из тумбочки пачку сигарет. Парень лениво протянул руку и, схватив еще один листочек бумаги, быстро написал на нем размашистым почерком «Статью свою доделывал». Прочитав, Саша с удивлением вскинул брови, помолчал пару секунд, а потом вдруг рассмеялся, роняя незажженную сигарету изо рта.  — Ты работаешь даже после смерти? — смеялся он, — Ну нихуя себе сверхурочные. В его лицо полетела сначала скомканная бумажка, а потом и огрызок карандаша. Беличенко смеялся всего несколько секунд, но все же умолк, задумчиво подкуривая сигарету. У него все еще тряслись руки. Вася вновь уложил голову на чужие колени и подтянул к себе карандашик. Уже более аккуратным почерком он вывел фразу «Мне нужна твоя помощь». Не хотелось оттягивать их расставание, и стоило сразу объяснить Беличенко, почему он здесь оказался. Вообще-то стоило бы еще вчера ночью попросить Беличенко закопать найденные останки, но Звездкин испугался так сразу бросать парня одного посреди ночного леса. В том состоянии, в котором Саша вчера был, он мог бы банально заблудиться или что-нибудь с собой сделать, поэтому Вася решил повременить с этим. Но и откладывать было нельзя. «Саш. Нужно похоронить оставшиеся кости» нехотя написал Звездкин. Беличенко глубоко затянулся и выдохнул дым в потолок, вновь начиная подрагивать от нервов. Вася не мог в точности сказать, что происходило в чужой голове, но Сашин взгляд вновь стал тяжелым и уставшим, а губы, обхватывающие фильтр сигареты, задрожали. Беличенко молча докурил и с сожалением глянул в пачку, в которой больше ничего не осталось.  — И… И тогда ты исчезнешь? –прошептал он, не глядя кидая окурок в кружку из-под кофе. «Да». Вася не знал, откуда у него эта уверенность, но это было что-то на уровне чувств. Звездкин не знал также, что будет с ним дальше — загробный мир или же просто небытие — но он был полон уверенности, что так будет лучше. Лучше им обоим. Но Саша, видимо, так не считал.  — Давай не сегодня, — тихо и надломлено попросил он, обхватывая себя за плечи. Звездкин знал, что так и будет, поэтому уверенно вывел на бумаге «Чем раньше, тем лучше». Он понимал, что уже поступил с Сашей более чем жестоко, и не хотел и дальше отравлять ему жизнь своим недоприсутствием. Трупы все же должны быть в могиле, и Беличенко на самом деле будет только хуже от присутствия своего мертвого парня поблизости. Но все же Вася пошел навстречу и написал на листочке «Только два дня. А послезавтра пойдем в лес». И он понимал, что так делает лучше всем, но все равно внутри что-то болезненно заскреблось, когда из Сашиных глаз вновь полились слезы.  — Умирать — это больно? Вечером они, наконец, смогли нормально пообщаться — Беличенко сел перед ноутбуком, а Вася залез к нему на колени и теперь печатал на клавиатуре вместо постоянной возни с листочками бумаги. Раньше они часто сидели так: Звездкин усаживался лицом к Саше на его колени, укладывал подбородок на изгиб плеча, а Беличенко в это время что-то печатал, периодически вздрагивая и прыская от смеха после легких поцелуев в шею. Но сегодня атмосфера была не столь романтичной. Вопросы о смерти были просто неизбежны. Первоначально Беличенко старался их сдерживать, не желая ковырять совсем свежую рану, но все же молчать вечно было нельзя. У них оставалось не так уж и много времени, чтобы побыть вдвоем, и спросить как-нибудь потом уже не получится. «Пока меня туда тащили было очень страшно и холодно» «Но умер я почти мгновенно, даже ничего не почувствовал» «Вспышка страха, и все» Звездкин до мелочей помнил тот момент. Машина резко тормозит, и его, дрожащего от холода и ужаса, вытаскивают на мороз. Он пытается кричать, что-то говорить, спрашивать, а на щеках ручьи слез, уже превратившихся в лед. Потом его больно толкают в спину и заставляют пройти несколько шагов босиком по сугробу, и Вася вдруг слышит резкий шелест чьей-то куртки, свист рассекающего воздух топора. Он вдруг все понимает, сердце будто бы останавливается от животного страха, и уже спустя секунду — резкая вспышка боли. Никогда до этого Вася не чувствовал такого парализующего и разрывающего изнутри ужаса. Саша прикрыл рот ладонью и покачал головой.  — Ты такой… молодой, красивый, талантливый, — кажется, Беличенко был готов в который раз за день заплакать, — Почему всё так? «Я не знаю» «В этом нет нашей вины» Саша откинул голову назад и часто-часто заморгал, смотря в потолок. Он схватился рукой за левое плечо, а потом чуть ниже — за грудную клетку около сердца — и зашипел от боли. Васе было жаль доставлять Беличенко такую боль. «Мне жаль, что я не успел зайти к тебе вчера. Я так хотел позвать тебя к себе в Питер»  — Я думал, ты просто про меня забыл, — сквозь спазмы слез в горле прошептал Саша, — Я так обиделся, что ты не пришел вечером. Его дыхание стало хриплым от вставшего в глотке кома, а рука еще сильнее сжалась на болящей груди. Звездкину так хотелось забрать себе чужую боль. «Прости меня. Прости, что втянул в это тебя»  — Ты меня прости, — всхлипнул Беличенко, — Если бы не я, ты бы не задержался тут так надолго. Это была чистая правда — если бы не Саша, Звездкин бы давно закончил статью и поскорее бы уехал из неприветливой глуши в родной Петербург. Но, вспоминая то, как он был счастлив все это время, Вася вряд ли мог сказать, что жалеет обо всем, что произошло между ними. В любом случае, ничего ведь уже не изменить, и Вася считал, что умер почти что счастливым человеком. «Я рад был провести последний месяц с тобой» Чужие губы задрожали, а из глаз покатились слезы. Если бы Вася мог плакать, он бы тоже сейчас заплакал, но вместо этого он лишь молча трясся, чувствуя пустоту внутри себя.  — Я люблю тебя. Саша обессилено скатился со стула, сжимаясь на полу, и вновь зарыдал. Звездкин просто хотел поскорее исчезнуть из этого мира, чтобы больше не сыпать соль на чужую рану. На следующий день Беличенко, видимо, решил делать вид, будто бы все нормально. Он встал пораньше, пожелал доброго утра Васе, свернувшемуся у него в ногах, и пошел готовить завтрак. Только тогда Звездкин вспомнил, что за все это время ни разу не заставил Сашу поесть хоть немного. Беличенко жарил гренки под включенное на фон радио, а Вася сидел у холодильника, на котором и писал слова смывающимся маркером, если хотел что-то сказать. Ему нравилось смотреть на такого Сашу — спокойного и живого, пока что не думающего о том, что сегодня их последний день вместе. Звездкин помнил, как по утрам парень зачастую вставал раньше него, как готовил завтрак на двоих. Вася всегда выходил из спальни сонным и встрепанным, а Беличенко коротко чмокал его в нос, а потом с кошачьей ласковостью потирался подбородком о щеку, едва ли не мурлыкая от нежности. Сегодня же Саша приготовил еду только себе и уже как-то менее жизнерадостно сел за стол. Вася тут же спрыгнул с кухонной тумбы, подошел ближе и, пытаясь не дать Беличенко вновь загрустить, уже сам поцеловал его в нос, а потом неуклюже потерся о щеку. Саша тихо фыркнул, жмурясь от едва ощутимого призрачного касания. Звездкин уткнулся кончиком своего носа в кончик чужого, отчего Сашины ноздри смешно расширились, а на губах заиграла тонкая грустная улыбка. В этот момент Васе как никогда сильно хотелось почувствовать на себе его горячее дыхание, тепло кожи, ощутить мурашки, бегущие от каждого прикосновения. Тепло человеческого тела — когда ты живой, это кажется такой обыденностью, а теперь же для Звездкина это была недостижимая роскошь. Улыбка вновь пропала с чужого лица, когда Саша открыл глаза и вновь вместо Васи увидел перед собой лишь пустоту. Он печально опустил взгляд и уже без аппетита принялся лениво помешивать свой чай.  — Почему… почему ты не останешься со мной? — жалобно прошептал Беличенко. Этот вопрос висел в воздухе между ними уже давно, и Саша только сейчас решился его задать. Васе не хотелось даже отвечать — для него это было настолько очевидно, что он не видел смысла. С мертвецом счастья не построишь. Беличенко сделал большой шумный глоток чая вместе с чаинками и каким-то стеклянным взглядом уставился в окно, за которым вновь собирался небольшой снегопад. Утро было тихим и печальным, что снаружи дома, что внутри. Вася вновь поднял со стола оставленный маркер и вывел на дверце холодильника «Я не хочу так существовать», «Не заставляй меня страдать». Сашино горло вздрогнуло.  — Почему обязательно страдать? — вздохнул он нервно и нехотя положил в рот одну гренку, — Мы можем просто жить, как раньше, почему ты не… Звездкин разозлено вывел большое «Саша!» поверх старой надписи, заставляя Беличенко умолкнуть. Всем предплечьем он стер свою писанину и быстро застрочил «Я немой, невидимый, неосязаемый, я не чувствую вкуса, не могу даже ноутбук подвинуть! Это не жизнь». Саша поник и замолчал, а Вася тем временем снова все стер и вывел съезжающими буквами «Единственное, что меня радует — это ты. И я буду страдать, если ты разрушишь свою жизнь из-за мертвого меня». Беличенко устало привалился головой к стеклу и принялся безрадостно жевать вторую гренку. Его горло подрагивало, очевидно, от тошноты, но Саша продолжал безрадостно запихивать в себя еду.  — Мне больно с тобой расставаться, — грустно пробормотал Саша, шумно глотая чай, — Ты практически из мертвых восстал, а теперь хочешь, чтобы я вернул тебя обратно? «Считай, что нам просто дали шанс попрощаться». Звездкин вновь обнял парня, пытаясь как можно крепче прижаться к нему. Саша воспринимал его нахождение здесь, как чудо, как шанс на вторую, посмертную, жизнь, а Вася же считал все это лишь досадной ошибкой, которую хотел поскорее исправить. Он надеялся, что Беличенко тоже однажды это поймет. Утром Саша проснулся необычайно бледным и усталым — он долго не мог заснуть, потому что хотел провести как можно больше времени с Васей. Звездкин провел всю ночь в постели рядом с ним: трогал волосы, целовал лицо, гладил плечи и с болезненной нежностью обнимал за талию. Он смотрел на замученное лицо, на красные от вечных слез глаза, на залегшие под ними тени, на давно не чесаные волосы, и ему так хотелось умыть Сашу, покормить, позаботиться о нем, крепко прижать к себе. К теплому, живому себе, который сможет согреть чужое дрожащее истощенное тело. Ему ведь тоже было больно терять этого парня, и ближе к утру даже появилась мысль остаться с Сашей, но Вася тут же напомнил себе о том, что так поступать было нельзя. Смещенную кость вправляют сразу после перелома, а больную конечность ампутируют быстро и за один подход. Нет смысла ждать, пока кость неправильно срастется, а потом мучительно выламывать ее обратно, как нет смысла терпеть, пока больная рука отомрет сама по себе. Его призрачность — всего лишь ошибка, которую нужно быстро устранить. Да, это будет мучительно больно, но, если отложить решение проблемы на потом, то боль будет только сильнее. Нельзя было позволить Саше привязаться к такому Васе, нельзя было еще сильнее сломать ему жизнь. Да, он будет страдать, будет плакать и скорбеть, но это пройдет — походит к психотерапевту, свыкнется с потерей, и однажды заживет полноценной жизнью. Полноценной жизнью, которая невозможна, когда возле тебя вечно скитается твой умерший парень. Звездкину, конечно, было страшно «умирать» во второй раз, теперь уже окончательно, но, раз уж это положит конец его страданиям и страданиям Саши, то он был готов. Когда-нибудь Беличенко будет вспоминать эту историю как очередной нелепый рассказ из своей юности. Первым делом они направились в Васин дом. Шли молча и взявшись за руки. Саша раскрытыми от ужаса глазами смотрел себе под ноги и придерживал второй рукой лопату, а Звездкин постоянно прибавлял шаг и оглядывался по сторонам, желая как можно скорее закончить со всем этим. Погода стояла мрачная — не было ни ветерка, ни снега, вся природа будто бы внезапно замерла. Вкупе с замолкшими птицами и животными, атмосфера была неприятной. Благо, ничьих домов по пути не было, и они без свидетелей дошли до стоящего на окраине здания. Внутри Вася тут же отпустил чужую ладонь и принялся бродить по комнатам в поисках чего-то. Саша же обессилено присел на край Васиной кровати, на которой они когда-то вместе спали, и уставился в стену напротив себя. Уже через час все это должно было закончиться, и Вася представлял, насколько парню было больно. Он только молил о том, чтобы дальше у Саши все было хорошо, чтобы он смог все это вынести. Наконец Звездкин нашел на кухне свой кошелек и, бросив его на постель рядом с Беличенко, включил ноутбук и принялся печатать. «Код от карточки 1839, снимешь все деньги, а карту потом выбросишь» «Если менты спросят, скажи, что я отдал тебе карту, чтобы ты в городе снял деньги, но отдать ты их не успел, а карту потерял»  — Мне не нужны твои деньги, — возмутился Беличенко, подозрительно смотря на кошелек. «Лучше возьми ты, прежде чем соседи утащат» «Саш, как только шумиха с поиском меня кончится, уезжай из деревни. Только чтобы не очень подозрительно было. Через неделю где-то» «Пожалуйста» На это Саша не стал возражать. Вася понимал, что Беличенко больше не сможет тут жить — нужны были новые знакомства, новая обстановка, новое жилье, чтобы не сойти с ума окончательно. К тому же, он переживал за Сашину жизнь после всего, что произошло. Он надеялся только, что за эту неделю Беличенко не расклеится окончательно и сможет взять себя в руки. «Я люблю тебя и хочу, чтобы ты был счастлив» «Постарайся скорее меня разлюбить»  — Я попытаюсь, — всхлипнул Саша, убирая чужой кошелек в карман куртки, — Я могу взять что-нибудь из твоих вещей на память? Вася устало оглянул комнату, а потом потянул на себя ящик стола и вынул оттуда свои прямоугольные очки. В последнее время парень чаще носил линзы — в мороз стекла и оправа потели — но он знал, что Саше нравилось, как он выглядел в очках. Беличенко осторожно взял их и попытался померить, но тут же снял, быстро моргая. «В оптике можно будет поменять линзы на стекла»  — Спасибо, — благодарно улыбнулся Саша и бережно убрал очки во внутренний карман. Вася со спокойной совестью удалил документ, в котором писал, и сел на постель поближе к Беличенко, напоследок обнимая его как можно крепче. Звездкин понимал, что это ничто по сравнению с объятиями с настоящим человеком, но он надеялся, что так парню станет хоть чуточку легче. Саша громко вздохнул и, зажмурившись, обнял в ответ пустоту рядом с собой. В лесу Беличенко вновь медлил, оттягивал момент, оправдывая это тем, что просто пытается запомнить дорогу обратно. Вася прекрасно понимал, что это лишь отговорка, и дорогу потом можно было бы найти по собственным следам, учитывая, что идти не очень далеко. Тем не менее, он поддавался и шел так же медленно, крепко сжимая чужую ладонь. Все-таки хорошо, что они не успели съездить вместе в Питер, не успели поцеловаться в кафе возле Невского, не успели сделать много совместных фото и перезнакомить своих друзей. Хорошо, что их связывал всего лишь месяц в богом забытой деревне, из которой Саша уедет в ближайшее время. Так хотя бы меньше людей и мест будут напоминать ему о Васе. Забыть свою мимолетную любовь проще, чем долгие счастливые отношения, и сейчас Звездкин был рад, что у них был только один месяц. Вот только ему было бесконечно жаль, что Саше придется в одиночку возвращаться сегодня домой, в одиночку плакать и в одиночку выжидать все это время до переезда. Вася надеялся, что Беличенко был достаточно сильным для этого.  — Я думал летом вместе с тобой съездить в США, — Сашины губы дрожали от нервов, а на ресницах появились слезные снежинки, но он все равно старался держать лицо, — Я давно хочу туда. Вася успокаивающе погладил чужую голову, и Беличенко чуть улыбнулся, смаргивая вновь набегающие слезинки.  — Я обещаю, я обязательно поеду один, как смогу, — он вновь шмыгнул носом и удобнее перехватил лопату, — Вот только не обещаю, что буду счастливым. Звездкин крепче сжал его руку. Он надеялся, что Саша сможет. Придя на поляну, Беличенко устало вздохнул и, посмотрев пару секунд в небо, тут же принялся копать землю. Грунт под снегом замерз, поэтому Саша бил по земле лопатой и наваливался на нее всем весом, откапывая каждый раз совсем понемногу. Впрочем, им и не нужно было слишком много земли, чтобы прикрыть остатки костей. Беличенко старался не смотреть в это время в сторону забросанного землей пепелища и торчащих из него костей, но, накопав достаточно земли, ему все равно пришлось подойти ближе.  — Меня сейчас стошнит, — зажав рот рукой, Саша в ужасе смотрел на останки, а потом обернулся назад, на обнимавшего его со спины Васю, — Без обид. Звездкин потерся щекой о его затылок и чуть толкнул локоть руки, в которой была зажата лопата. Протянув руки, Вася со спины сжал чужие предплечья, прижимаясь максимально близко и ни на секунду не отпуская Сашу. Перед смертью не надышишься, и Васе хотелось только поскорее закончить с этим и отправиться туда, куда и следовало бы изначально. Конечно, ему хотелось бы быть с Сашей, хотелось бы проследить, чтобы с ним все было в порядке, но он понимал, что не может. Он чувствовал, что с каждым днем, проведенным рядом с Беличенко, им обоим становится только тяжелей.  — Спасибо тебе за все, — Саша одной рукой потер щиплющий от подступающих слез нос и подался навстречу чужим рукам, — Я никогда тебя не забуду. Беличенко зачерпнул первую лопату грязи вперемешку со льдом и бросил ее на выпирающую горстку земли с торчащими белыми костями. Вася все еще крепко обнимал его со спины, но с каждой порцией земли его руки слабели, а Сашины плечи все сильнее тряслись от подступающей истерики. Звездкин почувствовал, будто бы больше не стоит на земле, а парит — ноги стали легче и воздушнее, а мысли — легче и спокойнее. Это ощущение не с чем было сравнить — Вася просто чувствовал невероятное облегчение и освобождение, будто бы развязывался какой-то узел, все это время сдавливающий изнутри. Не было больше никаких проблем, никаких волнений. Только благодарность, любовь и долгожданная смерть. Затем Беличенко стал быстро закапывать череп, и, наконец, кинул горку земли на последнюю неровность в могильном пригорке. Лопата упала из чужих обессиленных тонких рук. Вася хотел бы погладить Сашино лицо напоследок, но уже не успел — руки его прошли сквозь человеческое тело, а сам Беличенко от этого лишь вздрогнул. Он, безрезультатно смаргивая слезы, прошептал тихое «Прощай» в сторону, где раньше стоял Звездкин, и бессильно свалился в снег, сотрясаясь от слез. Но Вася уже ничем не мог бы ему помочь, не мог бы схватить в свои призрачные холодные объятия. Всего за каких-то пару минут, наконец, вернулись звуки копошащихся лесных животных и птиц, подул легкий ветерок и пропало вечное ощущение чьего-то незримого присутствия. Потому что на заснеженной лесной поляне Саша остался совсем один.