За цыганской звездой кочевой

Солнечным субботним утром Роман Малинский (для своих - Малина) вышел во дворик одной из принадлежавших ему скупок, небрежно покручивая на пальце брелок сигнализации от новенького Гелендвагена. Внедорожником он обзавёлся не так давно, после того как очень удачно продал коллекционеру не выкупленную из ломбарда дореволюционную икону, и с тех пор агрессивное чёрное авто стало предметом его особой гордости, выгодно выделяясь на фоне видавшего виды мерса Железных рукавов и уж тем более шахи Алюминиевых штанов. Щурясь от летнего солнышка, Малина нажал на кнопку на брелке. Тишина. Он нажал ещё раз. Огляделся по сторонам. Обошёл дом по периметру. И был вынужден признать, что Гелендваген как сквозь землю провалился. К тому же неутешительному выводу пришёл и верный консильери Малины, который на пару с приёмщиком скупки обшарил весь двор. - Небось цыгане по ошибке подрезали, - вздохнул он. - Угоны это по их части. - Так что стоишь столбом?! - Напустился на него Малина. - Бери бойца и поехали. Я им покажу популярно, что значит у Романа Малинского машину спереть. Ложкой себе могилу копать будут! *** Когда-то к Катамарановску должны были пристроить новый район и расселить там сотрудников НИИ. Но потом что-то пошло не по плану, финансирование урезали, и какое-то время недостроенные дома слепо пялились на пригородное шоссе и лесополосу чёрными провалами окон. Потом в домах обосновались цыгане, обустроили их под себя, да так и осели. Промышляли преимущественно угонами авто и, по слухам, снабжали немногочисленных местных наркоманов опиатами. В преступную среду Катамарановска цыганская банда Серебряные шорты вписалась довольно органично и стычек с другими представителями местного криминалитета до сего момента не имела. Наглухо тонированный бимер Малинского вихрем пронёсся по ухабистым улочкам и со шлифами тормознул возле самого помпезно украшенного дома. Малина выскочил из салона и для начала пару раз шмальнул в воздух. Так, чтобы обозначить своё прибытие. Из окон пару раз выстрелили в ответ, одна из пуль угодила в стекло бимера, осыпавшееся водопадом тёмного крошева. В салоне, впрочем, никто не пострадал. После этого, видимо сочтя приветствие состоявшимся, из дома вальяжной походкой вышел молодой чернявый парень в ярко-красной рубахе. Через плечо у него был небрежно перекинут АК. - Вы чего шумите? - недовольно спросил он. - Машина моя где? - заорал Малина, тыча в цыгана макаровым. - Зови своего главного! - Ну я, предположим, ром баро, - ответил парень, довольно равнодушно бросив взгляд на ПМ. - Не хипешуй, отец. Малина недоверчиво посмотрел на собеседника. Больно молод для барона. На вид лет двадцать пять, увешан золотыми цацками как новогодняя ёлка, морда смазливая, про таких говорят "девкой был бы краше". - Я ром баро, - терпеливо повторил цыган. - Решала по-вашему. Что случилось, отец? - Да вот знаешь, барон, - вкрадчиво начал Малина, - была у меня машинка, Гелендваген чёрный. Была, да сегодня утром сплыла. Не иначе ваши Серебряные шорты прикарманили. А как говорят итальянцы, кто клан обуть захочет, тот пулю в лоб получит. Вот и выбирай, что тебе больше нравится - машинку нам вернуть и распрощаться по-хорошему или маслинку схлопотать. Цыган нахмурился. - Серебряные шорты - мои ребята. И что-то я твой гелик у нас не припомню. Но это неважно. К вечеру будет тебе твоя машина. Нам с соседями ссориться не след. Лошало, - он протянул Малине узкую смуглую ладонь. - Ты кого лошарой назвал?! - Взревел Малинский. - Лошало. Это моё имя. Дуло АК смотрело Роману в колено, и он счёл за лучшее не развивать тему. - Малина. Роман Малинский. - он пожал цыгану руку. - Домину ты себе отгрохал, конечно, - с уважением протянул Малина, разглядывая вычурную лепнину. - Это на угонах и черняжке столько поднять можно? - Ай Роман, пустое всё, - неожиданно серьёзно ответил молодой цыган. - Век наш весёлый, но короткий. Закопают нас, будем гнить с червями, и не нужны нам будут ни дома, ни машины. Хоть наши и верят, что можно это всё в гроб сложить и с собой забрать, я не верю. Уж чего Малинский не любил, так это когда его начинали лечить. - Слышь, философ, - угрожающе начал он, но Лошало как будто не слышал и всё говорил своё. - Что же нам ещё остаётся? Только пить, веселиться и танцевать. Пойдём к костру, посиди с нами. И своих бери. Он схватил оторопевшего Малину за руку и потащил за собой. *** Рыжие сполохи огромного костра вспыхивали на фоне тёмно-синего неба. Мелькали цветастые юбки и смоляные кудри танцующих девушек, звенели гитарные струны, чей-то баритон выводил непонятные слова на чужом языке. Осоловевший Малина полулежал на земле, облокотившись на бревно. На влажные от росы брюки уже налипла трава и еловые иголки, но это уже было неважно. Водка настоянная на клюкве, которую то и дело подносили дорогому гостю, пилась легко, как компот, но давала в ноги будь здоров. Пьяный от клюковки и впечатлений, он не сразу заметил, как сзади по-кошачьи мягко подошёл Лошало. Опустился рядом и обнял Малину за плечи. Пахло от него дымом костра, вишнёвым табаком, вином и разгорячённым плясками телом. - Хорошо тебе, Роман? - спросил Лошало. - То-то же. А кричал, поубиваю, поубиваю. - Машина моя... Где? - заплетающимся языком спросил Малина. - Машина у дома моего стоит. Не мы взяли, но мы нашли. Хоть завтра садись и поезжай. - Добро, - кивнул Малинский. Противный червячок, который сверлил ему мозг, наконец-то исчез. - Позолотишь мне ручку? - вдруг полушутливо-полусерьёзно предложил Лошало. - Расскажу, что было, что будет, чем сердце успокоится. - Я думал, у вас только бабы гадают, - хохотнул Малина. Он снял через голову тяжёлую золотую цепь и сунул её цыгану. - Давай, исполняй. Лошало аккуратно раскрыл его ладонь. Пальцы у ром баро были прохладные и чуткие, как у карманника. Некоторое время он молчал, видимо, вглядываясь в переплетение линий, а потом вдруг расхохотался. Малина недоумённо смотрел на него, а Лошало всё смеялся и смеялся, хлопая себя по худым острым коленкам. - Там написано... Ой не могу, там написано, что жить нам с тобой счастливо и умереть в один день, - задыхаясь, выдавил он. - Чего бля? До затуманенных алкоголем мозгов Малины начала постепенно доходить простая мысль - его, Романа Малинского, только что развели как последнего лоха. - Э, - он, шатаясь, поднялся с земли, - цепь отдавай. Но Лошало уже и след простыл. На ватных ногах Малина побежал в гущу праздника, пытаясь ориентироваться на мелькание красной рубашки среди пестрых, как стеклышки в калейдоскопе, фигур. От мельтешения ярких пятен кружилась голова и двоилось в глазах. Малина остановился, с трудом переводя дыхание, и наугад дёрнул за рукав какую-то девушку. - Эй, красавица, где Лошало? - Лало? - мелодично переспросила она. - Какого тебе Лало? У дерева Лало, с гитарой Лало, у костра тоже Лало. - Ром баро ваш где? - Машкар э ба́р ла, - она неопределённо махнула рукой куда-то в сторону леса. Малина не понял её слов, но жеста ему было достаточно, чтобы ломануться сквозь кусты. Ветки хлестали его по лицу, ноги то и дело проваливались в неглубокие канавки, а фирменные брюки, кажется, были испорчены безвозвратно, но Малинскому было уже плевать. За деревьями он снова увидел кумачовое пятно. - Стой, сука! - заорал он и неожиданно для себя со всего размаху врезался в Лошало. Оба повалились на землю и покатились по ковру еловых иголок. Малина был не в лучшей форме, и вскоре сильные жилистые руки уже прижимали его, не давая пошевелиться, а чужое колено упиралось в пах. Вертолёты от выпитого заставляли небо перед глазами крутиться бешеной каруселью, а одуряющий запах вишнёвого табака смешивался с запахом хвои и сырой земли. Лошало наклонился к его уху. - От судьбы не уйдёшь, - шепнул он. А в следующий момент горячий рот накрыл губы Малины. Скользнул язык, раздвигая сомкнутые зубы, и Романа бросило в жар. Лошало целовал его жадно и торопливо, как путешественник, который долго шёл по пустыне и, наконец, приник к спасительному роднику. А потом вдруг резко отстранился и вскочил на ноги. Он исчез так же неожиданно, как и появился, а Малина так и остался лежать, бездумно пялясь в бескрайнее ночное небо, и яркие звезды подмигивали ему и шептали "От судьбы не уйдёшь".