Контраст

      — Да ебаный в рот, — в сердцах произнес Хуа Чэн, заслышав стук в дверь.       Хэ Сюань хмыкнул, хмурясь:       — Кого занесло в такой час?       В их комнате темно: светила только луна из открытого окна да расположенная на столе, использовавшемся и для письменной работы, и для приема пищи, лампа, настолько тусклая, что едва освещала даже сам стол — пора бы уже поменять её, вот только руки никак не доходят.       Хуа Чэн, сидевший за этим самым столом, склонившись над заданием по китайскому, уже битый час выводил иероглифы, обещая себе, что никогда в жизни больше не пропустит так много дней в школе — мало того, что ему пришлось делать кучу обязательных заданий, так еще и материал казался ужасно непонятным.       Сначала ему пытался помогать Хэ Сюань, но все стало гораздо хуже, и в итоге он с тяжелым вздохом — да ну нахуй все это — похлопал Хуа Чэна по плечу и прекратил всякие попытки вспомнить программу прошлого года. Тем более, сам порядком заебался после первых пяти школьных дней. Поэтому все оставшееся время он лежал на кровати и лишь периодически поглядывал на крайне раздраженного от усталости Хуа Чэна, пытавшегося доделать работу хотя бы на завтрашний день. Если не сдаст — его пожарят на медленном огне и сожрут преподаватели.       И он хотел игнорировать пришедшего к ним человека, решив, что никто важный все равно не должен заявиться — не приглашали, и единственный, кто мог вообще зайти в девять вечера к ним, — это практически поселившийся в их комнате Ши Цинсюань, готовый, казалось, перебраться сюда при первой же возможности, но Хуа Чэн пока что не планировал съезжать в другую комнату. Да и Хэ Сюань не желал — его устраивал нынешний сосед.       — Открой.       — Да блять, почему я? — Хуа Чэн поднялся, цокая.       — Потому что ты ближе, — Хэ Сюань пожал плечами.       Хуа Чэн резко открыл дверь, громко, со всей злостью, кипевшей в нем из-за ненавистной учебы и глупого задания по китайскому, выпалив:       — Ну, что надо? — и тут же осекся, удивленно распахнув глаза: — О… Это ты… Привет… А ты чего так поздно? И без предупреждения. блять блять блять блять как я мог…       Позади послышался смешок Хэ Сюаня, наблюдавшего за представшей картиной.       На пороге стоял Се Лянь — в своем излюбленном большом бежевом свитере, светлых джинсах и расстегнутой белой куртке. Он явно не после школы сюда пришел и не потому что его прогнали из дома — уж слишком маленьким для вещей был рюкзак, висевший на одном плече. Но тогда… Почему не предупредил? Хотел сделать сюрприз?       Охуенный сюрприз. Хуа Чэн почти что на него наорал — или наорал? Учитывая, что в общежитии стены картонные, не факт, что Се Лянь не слышал, как тот ругался на всю комнату во время его прихода.       — Привет, — судя по тому, как Се Лянь улыбался, рассматривая ярко-красную надпись «shit happens» на черной футболке, надетой на Хуа Чэне, он не обратил внимание. — Прости, что я так внезапно. Ты, я вижу, удивлен, — а, нет, все-таки обратил.       — Гэгэ, — вымученно простонав, Хуа Чэн сделал шаг назад, позволяя гостю войти, — прости грешного, даже предположить не мог, что это ты.       — Я тоже не уверен был, что смогу приехать, — пройдя в комнату, Се Лянь разулся и снял с себя куртку, вешая ее на криво прибитые у самой двери гвозди, прямо на пальто Хэ Сюаня. — Поэтому и не писал. Но, как видишь, я здесь, — он повернулся к Хэ Сюаню, кивнув ему в знак приветствия, и направился к столу, заглядывая в тетрадь, оставленную открытой. — Что у тебя тут?       Эмин, спрыгнув с кровати, радостно потерся о ноги Се Ляня, начиная громко — даже чересчур — мурчать: уж слишком сильно он нравился коту, из-за чего Хуа Чэн, наблюдая, как тот охотно ластится к его парню, невольно поймал себя на мысли, что, наверное, самую малость ревнует. Немножко. Ну, просто умилявшийся Се Лянь, державший Эмина на руках и нежно чесавший того за ушком, — уж слишком прекрасное зрелище.       — А… Да неважно, я почти доделал.       Неважно. Почти. На самом деле, Хуа Чэн нагло все списал, потому как разбираться в этом у него не оставалось ни желания, ни сил, ни времени. И списывать ему действительно осталось не так много — два номера, минут тридцать, не больше.       — И все же, гэгэ, почему решил так поздно приехать сюда?       Обычно Се Лянь если и приезжал к ним, то днем, сразу после школы (на каникулах он проводил практически все время в общежитии, об этом даже говорить нечего — правда, вопросы у родителей возникали, но на них удавалось найти весьма убедительные отмазки), либо на выходных с самого утра, а сейчас… Уже практически ночь.       И он получил очень теплый прием. Хуа Чэну становилось неприятно, когда он вспоминал о собственных словах. Обычно он старался не ругаться в присутствии гэгэ, в этот раз просто… Все вышло из-под контроля.       — А, точно, — Се Лянь, отпустив кота, полез в рюкзак, доставая из него белую коробку, — я принес тебе кое-что, но… Откроешь это, когда я уйду, хорошо?       — Гэгэ уже уходит? — разочарованно произнес Хуа Чэн, забирая коробку из чужих рук и кладя ее на свою прикроватную тумбу. — Я надеялся, что останешься подольше.       — Я хотел бы, но… — он виновато улыбнулся. — Если я останусь, будет слишком поздно, чтобы возвращаться домой.       — Мог бы отдать ему эту чертову коробку завтра, — прокомментировал Хэ Сюань, сидевший на кровати, прислонившись спиной к стене, и скрестивший руки на груди.       — Мог бы, — согласно кивнул Се Лянь, — но… Я был так взбудоражен, когда получил ее. Не дотянул бы до завтра.       Хуа Чэн задумчиво смотрел куда-то в сторону несколько секунд, прежде чем, громко (настолько, что Се Лянь невольно вздрогнул) усмехнувшись, предложил:       — Может, тогда переночуешь здесь?       — Оу? Я не могу, завтра же учеба…       — Завтра воскресенье, — прервал его Хуа Чэн, наблюдая за тем, как Се Лянь удивленно вскидывает брови. — Гэгэ совсем потерялся в днях из-за учебы.       — Но мне казалось, что мы вышли в понедельник…       — Во вторник, — услышав это, Се Лянь достал из кармана телефон, включая его, чтобы посмотреть на дату. — Гэгэ не верит мне?       — Просто хочу убедиться, — и правда — сегодня суббота. Ну, с утра была. Ближе к вечеру он почему-то решил, что пятница — замечательный день недели, пусть повторится еще раз. — В любом случае, мне негде спать, — в комнате-то всего две кровати. Если только не…       — Это не проблема, — Хуа Чэн выразительно посмотрел на Хэ Сюаня, лицо которого постепенно становилось мрачнее тучи.       — Я не буду спать на полу, — моментально встрял в разговор он.       — Тебя никто и не просит. Гэгэ поспит со мной.       — Ч-что? — Се Ляня немного пугала перспектива спать в одной кровати с Хуа Чэном. Нет, до этого, они, конечно, уже лежали рядом (да взять даже тот случай, во время сильной простуды Хуа Чэна), но… Провести целую ночь с ним на односпальной кровати? Ужасно смущающе. Да, они, вроде как, в отношениях, да, они даже целовались, и все же…       — Если гэгэ против, — заметив реакцию Се Ляня, Хуа Чэн мысленно ударил себя по лицу, — то не стоит, конечно, — он бы рад самостоятельно лечь на пол, но на такое ни за что бы не согласился гость — стопроцентная уверенность.       Се Лянь не хотел обидеть отказом. Ведь не зря же его так уговаривают остаться — видимо, действительно хотят, чтобы переночевал здесь. Но… Черт, ему так неловко. И все же, наверное, попробовать — идея сама по себе неплохая. Когда-нибудь же это все равно должно произойти.       — Гэгэ? — голос Хуа Чэна звучал как в тумане. Се Лянь неуверенно поднял взгляд, встретившись с чужим — взволнованным. — Прости, я сказал что-то не так? Если не хочешь, езжай домой, конечно, я не настаиваю…       — Нет-нет, — Се Лянь отрицательно замотал головой и выдавил из себя улыбку. — Все нормально. Я останусь. Так даже лучше. Надеюсь, это… Не смутит Хэ Сюаня.       — Не смутит, он гулять сегодня идти собирался. Да, Хэ Сюань? — Хуа Чэн улыбнулся: — Уверен, Ши Цинсюань будет не против сходить в клуб даже в четыре утра.       — Ага, — Хэ Сюань, недовольно цокнув, медленно поднялся с кровати. — Пойду покурю. И напишу ему, — он быстро обулся и, даже не надевая пальто, вышел из комнаты.       Се Лянь, стоило тому покинуть помещение, негромко заметил:       — Он не взял сигареты, — пачка так и осталась лежать на тумбе.       — Неважно, — отмахнулся Хуа Чэн, полностью обращая все свое внимание на Се Ляня. — Что-то случилось? Ты неважно выглядишь.       Он заметил нервозность Се Ляня еще с самого его прихода, еще до того момента, как начали обсуждать ночевку. Все хотел спросить, почему гэгэ «не был уверен, что сможет приехать». Не просто же это все так? Или Хуа Чэн себя накручивает?       — Все нормально, — Се Лянь плюхнулся на стул, заинтересованно рассматривая исписанную тетрадь, но не по китайскому — ту, что лежала вдалеке, придвинул к себе. — О… Вот здесь не так, — он указал пальцем на одно из уравнений, которое перерешивалось несколько раз подряд. — Помочь? — и ловко перевел тему их разговора.       Хуа Чэн, конечно, не хотел просить Се Ляня о помощи до последнего: ситуация в конце января все еще не отпустила его, поэтому он боялся слишком давить с учебой. Все-таки у того и так проблем много. Но…       Сейчас он, правда, почти пребывал в отчаянии, потому как не понимал и половину того, что от него требовали.       — Если гэгэ не сложно, — Хуа Чэн подвинул еще один стул и подсел к Се Ляню, внимательно следя за тем, что тот пишет в его тетради ниже, как оказалось, неправильно решенного уравнения.       — Ни капли.       У Се Ляня почерк аккуратный — каждая цифра помещалась в клетке, и создавалось такое впечатление, что он только-только вышел с курсов по каллиграфии. Настолько прописными и красивыми выглядели его цифры. Хуа Чэн уже молчал о его идеальных английских «а» — с прекрасным хвостиком — и «t» — в виде своеобразного креста.       — Это плюс или минус? — неуверенно спросил Се Лянь, указывая на зачеркнутую часть уравнения.       — Э-э… Наверное, все же плюс.       — Наверное? — он усмехнулся, а после вновь начал что-то старательно расписывать в тетради.       Хуа Чэн сначала, честно, пытался следить за ходом решения, но его внимание постепенно перенаправлялось на самого Се Ляня: сначала на его тонкие пальцы (наверное, в детстве ему часто говорили про их «музыкальность»), затем — на прикушенную губу, и, наконец, — серьезные глаза. Се Лянь, почувствовав на себе такой пристальный взгляд, вздрогнул и поднял голову, смотря на Хуа Чэна.       — Ты следишь? — он кивнул на тетрадь. Хуа Чэн только сейчас заметил, что ответ уже был написан… И, мягко говоря, не сходился с полученным им изначально. Ну, разница-то всего в несколько десятков, а так — почти получилось же, верно?       — Я старался, но я не могу думать об учебе, когда гэгэ так близко, — честно признался, мягко дотрагиваясь рукой до чужой щеки, чуть разворачивая к себе, и почти ликующе заулыбался, замечая, как румянец мягко разлился на лице Се Ляня — Хуа Чэн выдохнул ему в губы, после чего медленно, осторожно, как бы давая Се Ляню шанс отстраниться, если тот захочет, накрывая их своими.       Однако Се Лянь мало того, что не отстранился, так еще и перехватил инициативу, протолкнувшись языком в чужой рот и проводя им по зубам. Хватило на несколько секунд — после этого Се Лянь все-таки разорвал поцелуй, тяжело дыша. Он чувствовал, как его сердце бешено бьется — удивительно, что не ломает к чертям ребра.       Хуа Чэн несколько удивленно смотрел на него: немного… Странные ощущения. Но не неприятные. Даже наоборот… До этого они никогда не пробовали с языком, хоть и поцелуи уже вошли в норму — прямо как объятия. Но Хуа Чэн бы никогда не подумал, что первым, кто рискнет, будет именно Се Лянь.       — Да к черту алгебру, — рыкнул он, поднимаясь, и, взяв Се Ляня, прежде чем тот успел встать самостоятельно, на руки, подхватывая под бедра, в два шага добрался до кровати, повалив на нее партнера.       Сам Хуа Чэн сел на его ноги, чуть выше колен, и, оперевшись руками по разные стороны от Се Ляня, чья грудная клетка вздымалась тяжело и медленно, будто каждый вздох давался с огромным трудом, не сводил с него взгляда — глубокого, томного; Се Лянь в этом взгляде постепенно растворялся, ощущая, как в самом низу его живота разливается… Новое и еще не понятное чувство… И…       Хуа Чэн склонился близко-близко к Се Ляню, так, что его порядком отросшие примерно по подбородок волосы мягко щекотали чужое лицо:       — Гэгэ, — прошептал, одной рукой забираясь под свитер, проводя ледяной ладонью по животу, очерчивая пальцами выступавшие ребра — Се Лянь был худым, но еще не настолько, чтобы называться тощим, — и чувствуя, как Се Лянь под ним мелко дрожал от каждого его прикосновения. — Я… — он не мог никак сформулировать свою… Просьбу?       Нет, скорее просто нуждался в одобрении действий. Не хотел доставлять дискомфорт или что-то в этом роде… Не хотел, чтобы Се Ляню было неприятно. Мерзко. И готов был мгновенно остановиться и все прекратить, стоило ему только сказать об этом.       Но он не говорил. И не позволил говорить Хуа Чэну — вовлек еще в один поцелуй, притягивая к себе рукой и зарываясь в растрепанные волосы, придерживая длинную, постоянно мешавшуюся челку.       — В следующий раз… — Се Лянь шумно сглотнул, когда Хуа Чэн вновь огладил своей ужасно холодной ладонью его грудь и зажал меж пальцев набухший (от мороза ли?) сосок, скрутив его, наблюдая за реакцией — сейчас он практически сканировал лицо своего парня, дабы понять, нравится ли ему — все-таки весь опыт заканчивался на просмотре порно (и то — всего два раза), чтении манги и личных инстинктах. И по тому, как тот на секунду зажмурился, довольно мыкнув, понял — нравилось. Еще как. — Я подарю тебе… Заколки.       Хуа Чэн усмехнулся: да, они пригодятся, учитывая, что он еще не собирается отрезать патлы — хочет подлиннее.       Он, сгорая от желания и накатившего возбуждения, уже собирался приступить к более активным действиям, как дверь в комнату открылась, а Се Лянь, заметив это, мгновенно подскочил, принимая сидячее положение, и уставился на зашедшего Хэ Сюаня, быстро снявшего чужую куртку, скидывая ее на пол (ее хозяин невольно поморщился — «Белая же…»), и забравшего свое пальто. Все это продлилось не больше семи секунд — и Хэ Сюань уже вышел, громко хлопнув дверью.       Почти в этот же момент телефон в кармане завибрировал, как по будильнику, от пришедшего уведомления — Се Лянь потянулся за ним, но запястье было перехвачено немного обиженно смотревшим на него Хуа Чэном.       — Гэгэ, забудь о них, — Се Лянь размышлял всего несколько секунд: с одной стороны, там может быть что-то важное — ну, вдруг родители заволновались и решили узнать, где пропадает их сын? А потом быстро отмел эту мысль в сторону, параллельно вылезая из-под Хуа Чэна, до этих пор все еще сидевшего на чуть онемевших ногах, из-за чего движения давались с трудом, и, вспомнив о ситуации в своем доме, решил — нет. Невозможно.       Скорее всего, они, наоборот, считали, что лучше бы ребенок где-нибудь потерялся и не вернулся.       Се Лянь старался не думать об этом, а потому воспользоваться тем, что ему прямо сейчас открыто предложили внести нечто… м-м-м… новое в их отношения, казалось ему самым лучшим решением для забытья. Он переместился так, что теперь сам сидел на бедрах Хуа Чэна, прижимаясь к его животу своим, и шумно дышал ему в шею.       Хуа Чэн вновь полез руками под свитер — его ладони замерли где-то под лопатками, заставляя Се Ляня невольно вздрогнуть, после чего он, видимо, решил, что этого мало, и стянул ненужную сейчас вещь, кинув ее на противоположную кровать — благо, что не упала на половине пути на пол (зато почти прилетела в отдыхавшего кота). То же самое проделал и со своей футболкой. Взгляд Се Ляня снова зацепила надпись, отчего тот несдержанно усмехнулся.       Да уж. Дерьмо случается.       Однако, оказавшись без верхней одежды, Хуа Чэн самую малость (лжет — очень сильно) смутился: теперь все его шрамы — вся его душа — открыто видны, и, несмотря на все свое доверие, ему все еще… Все еще немного некомфортно. Се Лянь это заметил — заметил, как Хуа Чэн на несколько мгновений замер, чувствуя себя абсолютно беззащитным перед другим человеком (впервые), заметил, как тот весь сжался, — но не отстранился.       Теперь уже Се Лянь осторожно прошелся ладонью — теплой, не как у самого Хуа Чэна, — по чужой спине, мягко оглаживая едва заметно выступавшие старые рубцы (судя по их форме — от порезов, и оттого становилось даже немного жутко… откуда? откуда столько? что с ним происходило?) под лопатками, постепенно перемещаясь на шею — вот тогда-то он и наткнулся на длинный неровный след от ожога. Се Лянь, едва почувствовав грубую сморщенную кожу под пальцами, мгновенно убрал их.       — Гэгэ? — негромко позвал Хуа Чэн. — Не трогай, они… — он хотел сказать: отвратительные, очевидно — некрасивые, — …неприятные.       Се Лянь перестал исследовать спину — не потому что ему было мерзко, скорее… Не хотел все испортить. Если Хуа Чэн еще не готов — не стоит.       Вместо этого он осыпал поцелуями чужие плечи, плавно переходя на шею, и с каждым новым Хуа Чэн сильнее сжимал руки, расположенные на талии Се Ляня. Стоило последнему слегка прикусить нежную кожу возле кадыка — и Хуа Чэн рвано выдохнул, несдержанно, почти неслышно простонав.       — О, так это… — подобная реакция позабавила Се Ляня; он прильнул к шее еще раз, расцеловывая ее и иногда вновь покусывая, вырывая из Хуа Чэна очередной тихий полустон.       — Постой, — Се Лянь отстранился, заслышав низкий, хриплый голос, и вопросительно взглянул на Хуа Чэна, — джинсы, — который потянулся руками к пуговице.       Они провозились с ними около минуты — чертова ширинка на джинсах Хуа Чэна, чертов замок, который почему-то не хотел безумно долго (для них сейчас важна каждая секунда) поддаваться, но, как только смогли избавиться от лишней одежды (особо не заморачиваясь, ее неосторожно, забывая о находившемся в кармане телефоне, из-за которого раздался характерный стук, просто скинули на пол) — в том числе и попутно снятого за ненадобностью нижнего белья — стало гораздо легче. Во время этого Се Лянь переместился на кровати, слезая с чужих бедер, и, несмотря на то, что его уже стоявший член определенно обрадовался полученной свободе, сам Се Лянь… Не то чтобы не был рад… Боже, какой стыд.       Хуа Чэн посмотрел на него и, поняв, что тот чувствовал себя примерно так же неловко, как и он сам, немного успокоился; стараясь отвлечь его (и себя тоже), завалил Се Ляня на кровать, заставляя того лечь, а сам навис сверху, разводя чужие ноги в сторону и умещаясь между ними, в очередной раз целуя — теперь уже не так нежно, как первые разы, а намного настойчивее, намного грубее, почти сразу проникнув языком в рот и отстранившись лишь тогда, когда Се Лянь несильно толкнул руками в грудь, заставляя это сделать — воздуха чертовски не хватало.       — Гэ… Гэ, — Хуа Чэн, не сводя помутневшего взгляда с Се Ляня, — ты такой… Красивый. Всегда. Не только сейчас, — положил руку ему на грудь, — но сейчас, — и начал медленно вести ее вниз, — особенно, — все ниже и ниже, пока не достиг… Того самого места. Он нерешительно коснулся пальцами головки и, обхватив член кольцом, медленно провел по всей длине. Се Лянь, широко распахнув глаза, прогнулся в пояснице и глубоко вдохнул сквозь стиснутые зубы.       Тогда Хуа Чэн, убедившись, что все идет нормально и он ни в чем не облажался, сделал еще несколько движений рукой, но уже более резких; у него получилось выбить из Се Ляня громкий, из-за чего тот, вспомнив о чрезмерно тонких стенах (знал об этом не понаслышке — пребывая в комнате общежития, нередко слышал разговоры посторонних людей), вынужденно зажал самому себе рот ладонью, стон.       — П-подожди, — удивившись, Хуа Чэн послушно убрал руку. Се Лянь сделал несколько глубоких вдохов-выдохов, прикрывая глаза — не осмеливаясь посмотреть в этот момент вверх. Но, чтобы осуществить свой замысел, взглянуть на Хуа Чэна, такого же красного и такого же не менее смущенного, все же пришлось. И не только на его лицо… — Давай вместе, — не без усилий предложил он, приподнимаясь на локтях (но почти сразу падая обратно) и с трудом сдерживаясь, чтобы хотя бы не так открыто изучать чужое, почти предельное — посчитал бы это странным, если бы сам, впервые находясь в подобной близости с другом человеком, не испытывал того же — возбуждение.       Хуа Чэн лишь кивнул, нервно и шумно сглатывая, и, вместо того, чтобы поднять Се Ляня, посадив напротив, в ту же позу, в которой они находились ранее, он склонился еще ниже — хотя, казалось, куда ниже-то? — и прижался телом к телу, плотью — к плоти; лежавший под ним Се Лянь на мгновение сжался, напрягаясь, но, стоило Хуа Чэну взять его ладонь в свою и накрыть оба члена сразу, почти тут же проводя до самого основания, как все напряжение сошло на нет; Се Лянь ахнул, едва не подавившись воздухом, — и начал уже самостоятельно ритмично двигать рукой, напрочь забывая о каком-либо стеснении, желая только бы поскорее достичь разрядки. Однако у Хуа Чэна получилось быстрее.       И в этот момент он внезапно (даже для самого себя) застонал, как показалось, слишком громко — хотя все остальное время практически не издавал никаких звуков, лишь тяжело, словно через силу дышал; и во время оргазма, находясь на самом пике, прикрыв глаза, с истинным наслаждением, выраженном на лице, Хуа Чэн выглядел отвратительно красиво — Се Лянь не мог этого не признать. После такой картины его хватило всего на несколько особенно резких движений, прежде чем, чувствуя, как приятная, невыносимо сильная дрожь прошла по всему его телу, выгнуться в спине, до боли прикусывая костяшку пальца, глухо простонать, изливаясь в свою же ладонь следом, и в сладкой неге распластаться на кровати, ощущая, как та слегка прогнулась, когда Хуа Чэн рухнул рядом, на бок, прижимаясь спиной к стене.       Прошло не меньше пяти минут перед тем, как Се Лянь, до этого отходивший от только что произошедшего — они, блять, серьезно… просто взяли и подрочили друг другу, — неуверенно произнес:       — Я… Остановимся пока на этом, ты… Не против?       Хуа Чэн, как оказалось, был не в меньшем шоке, потому как не сразу вышел из прострации, даже услышав голос Се Ляня совсем рядом.       — Конечно, — на самом деле, он и не собирался делать ничего более: не готов был к этому ни морально — почти сгорел от неловкости даже сейчас, что уж говорить о настоящем сексе, — ни материально, потому как, увы, не предполагал даже о столь стремительном переходе их отношений… На следующий этап. Все вышло как-то слишком спонтанно, но ни один из них не был против этого. И, к несчастью, тумбочка пуста — никаких тебе презервативов, никакой смазки, а без них и речи быть не может о чем-то большем: не травмировать же Се Ляня в угоду собственной похоти?       Он медленно перевел взгляд на правую руку, испачканную в сперме, и, переборов желание лежать и не двигаться, встал с кровати, аккуратно перелезая через Се Ляня. Левой поднял с пола вещи, сваленные в кучу, и переложил ее туда же, где находилась их верхняя одежда; пошарив в тумбе Хэ Сюаня, подал влажные салфетки — хорошо, что тот постоянно ел, из-за чего часто использовал их. Хоть какая-то польза.       — Если тебе нужно в душ… — Се Лянь, не дослушав, сразу помотал головой: ему хватило и салфеток, чтобы избавиться от… Последствий. В душ сходит уже дома. Ну, как-то не очень хочется в не особо знакомом ему общежитии, без своего полотенца, да и сменной одежды не было и все такое… В общем, нет. Салфеток достаточно.       — Ну… — он немного нервно усмехнулся. — Это было… Неплохо.       — Ага, — Хуа Чэн рассмеялся, стараясь перевести все свое смущение в шутку, — как-нибудь повторим.       Се Лянь грустно улыбнулся. О, как бы он хотел. Но боялся, что возможности больше не предоставится.       — У тебя был кто-нибудь до меня? — внезапно поинтересовался Се Лянь: почему-то стало ужасно любопытно узнать на самом деле, уточнить, а не догадываться и делать выводы, исходя из каких-либо личных убеждений.       — Я похож на побывавшего в отношениях человека? — усмехнулся Хуа Чэн.       — Частично.       — Гэгэ мне льстит.       — Я раньше думал, — продолжил Се Лянь, упав на кровать, так, что его спина находилась на ней полностью, а ноги, наоборот, свисали, почти дотрагиваясь до пола, — что ты встречаешься с Бань Юэ.       — Серьезно? — Хуа Чэн задумался. — Да, я когда-то тоже считал, что у тебя нет отбоя от девушек.       — А потом оказалось, что я девственник. Еще и гей.       — Мне же от этого лучше.       Се Лянь в ответ только тепло улыбнулся. ***       Хуа Чэн сонно разлепил глаза, когда Эмин решил пройтись по его грудной клетке вместо того, чтобы просто разлечься где-нибудь рядом, но передумал вставать, услышав, как все еще сладко сопит, устроившись головой на его руке, Се Лянь, и, стараясь слишком сильно не двигаться, лишь приподнялся, дабы посмотреть, вернулся ли в комнату Хэ Сюань. Ну, просто… Они вот так лежат, в одном нижнем белье, совсем рядом, на одной кровати, и… Не то чтобы перед Хэ Сюанем было неловко — нет, не ему. Возможно — Се Ляню.       Который, к слову, спал ужасно чутко, потому как все же заметил шевеления позади него (еще и Эмин, слезая с кровати, сначала потоптался на животе Се Ляня, спрыгивая лишь в тот момент, когда его хозяин грозно шикнул — чертов кот, лучше бы ты остался в квартире), поднялся, садясь полубоком к Хуа Чэну, и часто-часто заморгал, протирая одной рукой глаза.       — Сколько мы спали? — он зевнул и, увидев, как тот лишь неопределенно пожимает плечами в ответ, потянулся к отложенному перед сном на тумбочку телефону. — Пять утра, — вернув его на прежнее место, игнорируя несколько пропущенных — спас беззвучный режим, — потянулся, блаженно расслабляясь после этого и, наконец, поворачиваясь лицом к все это время молча сидевшему рядом Хуа Чэну. — Ох, — он несдержанно рассмеялся, — ты такой милый, когда только просыпаешься. Я заметил еще… Тогда, — в тот день, когда им обоим пришлось немало натерпеться. И одновременно — так сильно сблизиться друг с другом.       — Гэгэ смущает меня, — Хуа Чэн выглядел довольным, едва ли не урчащим, расплываясь в улыбке, но все еще — сонным; Се Лянь аккуратно прикоснулся к его щеке, скользнул чуть выше и зарылся пальцами в волосы — как любил делать всегда. Это наталкивало на мысль, что Се Ляню просто очень сильно нравились мягкие, но не пушистые волосы его парня, из-за чего тот в последнее время и отказывался их стричь.       Се Лянь вновь рассмеялся — и, переводя руку на затылок, склонился ближе к Хуа Чэну, потянувшегося за поцелуем и получившего его… Правда, не совсем так, как хотел: его едва ощутимо чмокнули в нос.       — Не могу удержаться. А-Чэн такой милый, когда смущается.       Хуа Чэн пораженно захлопал глазами, неожиданно даже для себя заливаясь краской — благо, что в полумраке, пока еще не наступил рассвет, этого не было так ярко заметно.       — Гэгэ…       — Я люблю тебя, — его перебили наглейшим образом, но Хуа Чэн совсем не был против. — Я редко это говорю, но… Это так… И…       Теперь уже не дали договорить самому Се Ляню — обхватив руками, притянули к себе, прижимая спиной к своей груди. Такой ставший привычным для них жест: Се Лянь мгновенно расслабился, поднимая голову, исподлобья глядя на Хуа Чэна.       — Я знаю, — он немного криво улыбнулся, — я ведь… Гэгэ? — но улыбка моментально исчезла с его лица, стоило увидеть, как Се Лянь зажмурился, смаргивая подступившие слезы и утирая их же рукой.       — Прости, немного расчувствовался.       — Гэгэ уверен, что… Все нормально?       К Хуа Чэну вернулось неприятное чувство, посетившее его еще во время позднего прихода Се Ляня в их комнату. Несмотря на то, как тот улыбался, как, казалось, вел себя обычно (или старался вести), все равно… Что-то не так пошло с самого начала.       — Абсолютно, — но, конечно, он все отрицал. И Хуа Чэну оставалось лишь смириться с этим — давить не собирался, прибегал к этому всего единожды, там… Ситуация была критической. А сейчас, вроде, пока ничего настолько серьезного — хотя для него все, что касалось Се Ляня, автоматически становилось максимально серьезным. — Нет, правда, не волнуйся, все хорошо.       — Надеюсь, гэгэ помнит, что может поделиться со мной чем угодно.       Он помнил. Но в этот раз ситуация, произошедшая с ним, намного сложнее, и Се Лянь пока не был готов говорить об этом — да и вряд ли вообще когда-нибудь заговорит. Собирался уйти еще после того, как отдаст коробку с небольшим подарком внутри, но в последний момент передумал, когда понял, что ему позволят остаться здесь на ночь. Домой возвращаться не хотелось. Но нужно.       По крайней мере, он смог сделать этот день чуточку (много) лучше       Хуа Чэн помолчал какое-то время — и отстранился, поднимаясь с кровати; под непонимающим взглядом Се Ляня он прошел к лежавшему в самом углу комнаты, рядом с кошачьей миской, пакету, и начал шариться в нем, активно выкидывая на пол купленные Хэ Сюанем упаковки со снеками — замечательно сходили в магазин.       Наконец, что-то крепко сжимая в ладони, вернулся к Се Ляню, и взял его левую руку, приподнимая вверх. Спустя пару секунд на запястье красовался ярко-красный браслет, напоминавший резинку, скрученную из толстой нити. Хуа Чэн надел себе такой же — тоже на левую — и переплел пальцы с чужими, улыбнувшись.       — Смотри, гэгэ, мы теперь соулмейты, — он собирался подарить браслет, купленный в том же магазине, где подрабатывал, с тех же денег, что получил в качестве зарплаты, как-нибудь по-особенному, по определенному случаю, но, не в силах сдержаться, видя очевидно поникшее по неизвестной ему причине состояние Се Ляня, решил сделать это прямо сейчас.       Се Лянь завороженно смотрел на то, как изящно выглядела красная нить на его тонком бледном запястье. И, подняв взгляд на Хуа Чэна, тихо произнес:       — Мы всегда ими были.