Глаза цвета моря

История о том, как дружба перерастает в любовь, стара как мир. Златокосая царевна Дъна довольно долго была уверена, что проживает её изощрённую версию. Хотя, в принципе, дружбы как таковой не было, да и любовью то, что получилось впоследствии, назвать трудно. Просто Айтварас был для неё всем: отцом, другом, старшим братом, а потом и любимым. Конечно, для неё он был идеалом. Один единственный. Ни на кого не похожий. Никому не подчинялся, поступал, как считал нужным. Непредсказуемый, чарующий и до невозможности обаятельный. И Дъна совсем не понимает, что он нашёл в земной ведьме. Она, как все людишки, ничтожна. И совсем не достойна его. Она ведь ребёнок, ей всего двенадцать! И даром, что ведьма. Чем она заслужила такое счастье? Дъна не рассчитывает на что-то большее, её устраивает то, что было. Она просто хочет это вернуть. Дъна чувствует несправедливость. Злые слёзы застилают ей глаза. Она решается. Дъне почти ничего не стоит пересечь границу. Её забавляло замешательство богатырей. Она уже думала над местью, рассекая холодный воздух стальными перепончатыми крыльями. Дъне 1000 лет. Она злится, что нянечка не разрешила надеть ей платьице, которое она хотела. «Ваша мать приказала надеть это» — старая альвийка устало смотрит на маленькую златокосую царевну. А Дъна топает маленькими ножками и стягивает с себя розовое платье. Но нянечка-альвийка упрямо надевает его снова и снова, и Дъна, громко плача, убегает в сад. Она вдыхает сладкий аромат цветов и бежит к большому кусту, где всегда прячется. Но в её укромном уголке уже кто-то есть. Мальчишка в праздничной мантии и с глазами цвета моря. Он старше её лет на пятьсот, но уж очень важный у него вид. — Тоже прячешься? — она уже не плачет, лишь изредка всхлипывает. — Я никогда не прячусь. Прячутся только слабаки, — он отвечает словно нехотя, при этом презрительно кривясь. — А я вот решила спрятаться, потому что не хочу идти на бал в этом ужасном платье. Оно мне совершенно не нравится. — Дъна резко одёргивает рукава. – Но меня никто не слушает. Будто я и не царевна даже. — У девчонок всегда такие дурацкие проблемы, — растягивая слова, отвечает мальчишка, а потом взрослым поучительным тоном поясняет. — Ты просто маленькая ещё. Вырастешь, и все будут тебя слушать. Он поднимается с земли, отряхивает мантию и, уже собираясь уходить, кивает Дъне: — Я бы советовал тебе вернуться. И он горделиво удаляется, не назвав Дъне даже своего имени. Маленькая златокосая царевна замечает упавший с его подола камешек и, подхватывая его, в смятении направляется обратно в замок, первый раз повинуясь кому-то, кроме матушки Табити. Дъне не составляет труда найти дом Хортицы. В этом городе, кажется, каждая собака знает, где она живёт. Всё проходит как нельзя лучше, и Хортица без подозрений принимает её в своём доме. Похоже, сама судьба благосклонна к Дъне. Дъна смеётся, когда богатыри приходят в дом Хортицкой ведьмы. Она у них перед самым носом, а они и не догадываются об этом. Дъна приглядывается к Хортице. Тонкая фигурка, чёрные волосы, изумрудные глаза. Да, она симпатичная, но куда ей до безупречной красоты царевны. Но Дъна слишком хорошо знает Айтвараса, поэтому сразу понимает, что дело не только во внешности. Но в чём? На Земле масса ведьм. Есть и лучше её, и талантливей. Но он выбрал её. Дъна должна узнать причину. Дъне 1500 лет. Няня сказала, что эти покои выбрала царица. А Дъне всё равно, кто их выбрал, они ей не нравятся. Слишком много розового. Почему-то все решили, что она любит его. Не добившись, чтобы их сменили, она снова убежала в сад. Под тот самый куст. Синеглазый мальчишка уже там. Они стали чаще видеться. Дъна знает, как его зовут. Знает и о том, что он водный дракон. Они сидели, наблюдая за птицами, и молчали. Под кустом тесно для двоих, они почти соприкасались плечами. Айтварас, словно прочитав её мысли, сказал, что может показать одно очень красивое место. Дъна согласилась сразу, она почему-то полностью ему доверяла. Со стороны дворца сад был идеально ухожен. А далее он превращался в самый настоящий лес. Если не знаешь, как пойти, свободно можешь заблудиться. Айтварас уверенно вёл её через лес, быстро лавируя между деревьями и резко меняя тропы. Наверное, он тут часто бывает. У Дъны перехватило дыхание, когда она вышла на поляну. Сочная зелёная трава, россыпь ярких цветов, старая хижина… И сколько хватало взору, расстилалась тихая гладь океана Парвата, самого опасного океана Ирия, отражающего многовековые деревья и алый закат. По небу, словно нарисованные кисточкой умелого художника, расплывались все цвета радуги. Дъна стояла, точно завороженная, не смея даже дышать. Она почему-то сразу решила, что теперь всегда будет сюда приходить. — А почему ты всегда язвишь? — вдруг спросила Дъна, нарушая уютную тишину. Айтварас пожал плечами и спустя пару минут сказал: — Если хочешь, я не буду так вести себя в твоём присутствии. — Спасибо, — просто ответила она. Дъна даже не спросила, почему. Лишь улыбнулась в ладошку, чтобы он не видел. До самого вечера они сидели на полянке, любуясь природой, и молчали. Уже возвращаясь, дойдя почти до замка, Дъна робко спросила: — Мы будем дружить? — Я не дружу с девчонками. Они трусихи и слабачки. Вечно жалуются и ревут. Сами себе придумывают проблемы и любят хвастаться подружкам. Дъне стало очень обидно. Айтварас был хорошим. Загадочным и слишком взрослым для своих лет. Ей нравилось общаться с ним больше, чем с другими братьями. Они уже стояли возле входа в сад. Дъна пыталась не расплакаться. Но вдруг Айтварас продолжил: — Но ты другая. И если хочешь, я просто буду рядом. И впервые за всё время, начиная со дня их первой встречи, пятьсот лет назад, он улыбнулся ей. По-настоящему. А ведь у него очень красивая улыбка. Словно солнышко из-за тучки вышло. Дъна тоже улыбнулась в ответ, широко, счастливо, как не позволяют улыбаться царевнам, и кивнула. Айтварас попрощался и ушел обратно в лес, а Дъна вернулась в свои покои. Маленькой златокосой царевне ещё никогда не было так уютно, легко и светло на душе. И даже розовые покои так не раздражали. В конце концов, ковры, портьеры и постельное бельё можно поменять. Так она и сделает. Дъне нравится этот мальчишка — здухач. Он милый и гораздо терпеливее Хортицы. Ей нравится смотреть, как бесится белобрысая ведьма. Пусть знает, что Дъна лучше. Впервые златокосая царевна испытывает к Хортице хорошее чувство. Это благодарность. Хоть Дъна и отказывается это признавать, но её ненависть к черноволосой ведьме на самую малость утихла. Хортица делится с ней вещами, кормит и много чего объясняет. Дъна, наверное, никогда бы так не поступила. Не помогла врагу, пусть Хортица и не знает, что Дъна – враг. Верховной хале нравится слушать комплименты от здешних мальчишек. Даже от богатырей. Ей нравится, что для Земли её красота редкостная и изысканная, ведь для Ирия это нормально — все дети Табити красивы. Длинными волосами цвета золота там никого не удивишь, а здесь она слышит восхищённые вздохи. Повелительницу грозы удивляет, что Хортица не вспоминает об Айте. Не говорит о любви к нему, о том, что скучает, и вообще реагирует не так, как должна обычная девчонка с Земли, имеющая такого шикарного парня. Впервые Дъна понимает, что Хортица другая. Но она ведь не настолько другая, чтобы так привлечь Великого дракона вод, ведь так? Дъне 2000 лет. Она уже давно не видела Айтвараса. Целыми днями просиживала на их полянке, а его всё не было. Совсем не надеясь в тот день его увидеть, она снова пришла к хижине и к огромной радости заметила фигуру у самой воды. Дъна тихо и медленно подошла к нему, надеясь сделать сюрприз. — Ты бы хотела сесть на корабль и уплыть на нем в этот океан? Далеко-далеко, сколько взору хватает? И чтобы никто не нашел тебя? — спокойно спросил Айтварас, не поворачиваясь. Дъна досадливо щёлкнула языком и встала рядом с ним, спросив: — Откуда ты всё время знаешь, что я подхожу? Он просто пожал плечами и спустя пару минут сказал: — Ты так и не ответила. — Не хотела бы. Он ведь очень опасный. — А я думал, что ты не трусиха. Дъна закатила глаза и принялась вглядываться куда-то вперёд. Сразу видно, что её это задело. — Да ладно тебе. Я ведь знаю, что это не так. — Айтварас шутливо толкнул её в плечо. И Дъна мимо воли улыбнулась. Она не умела долго на него обижаться. Дъна сорвала яркий красный цветочек и села на траву. Она долго теребила его в руках, вдыхая его сладкий запах, и лишь после заинтересованно спросила: — Где ты был всё это время? — В замке. Просто гулять не хотелось. — Как праздник у брата? Ты ведь был там? Айтварас закусил губу, с силой потёр лицо и плюхнулся рядом с Дъной. Он отрывками, сбивчиво и очень-очень тихо рассказал, что случилось. — Сколько лет было Маруте? — Дъна говорила шёпотом. Кажется, громче сказать у неё просто не хватило бы сил. — Лет пятьсот, не больше. Она была такая чудная. С большими глазёнками, голубыми, словно клочки неба, и золотыми волосами, совсем как у тебя. Танцевать любила, зверушек каких-то в дом таскала. И улыбалась постоянно. Она росла возле меня. А теперь её нет. Она сгорела заживо. А я ничего, понимаешь, ничего не смог сделать! — Он с силой зажмурился, и камешек, что был у него в руках, превратился в кучку пыли. Дъне было больно видеть его таким. Она даже боялась такого проявления чувств, ведь он всегда оставался сдержанным. Дъна сильно сжала его руку в своей ладони, чтобы показать, что она рядом, что всё хорошо. — А теперь и Паталы нет. Она вчера вечером на моих глазах из окна выкинулась. Это из-за меня она погибла! Она и её дочь! А я никому не смог помочь! Айтварас сорвался на ноги и начал тяжело дышать. Дъне даже показалось, будто по щеке у него скатилась маленькая слезинка. Она прижала ладошку к губам. Айтварас ведь не мог… плакать? Дъне даже мысль об этом показалось абсурдной. А потом она сделала то, чего сама от себя не ожидала. Она тихо поднялась, обняла его и прошептала: — Духи творения с большим почётом примут их чистые души. Ты не мог ничего сделать. Ты ни в чём не виноват. Они стояли обнявшись, пока Айтварас не успокоился. Уже вечером, когда они лежали на траве, смотря на звёзды, Айтварас сказал: — Я хочу сбежать. Подальше от всего. Туда, где никто не знает, что я царевич. Что я водный дракон. Подальше от воды. — Это не выход. Так ты никогда не забудешь. Тебе наоборот надо научиться справляться с водой. Огненным ты не станешь, как бы ни хотел. А усвоив свою стихию, ты спасёшь много жизней. — Я уже ничего не знаю. Они говорили об этом всю ночь напролёт. Утром получили нагоняй. Зато Айтварас твёрдо решил, что станет самым лучшим водным драконом. Хортица со своей забывчивостью чуть не рушит план, который Дъна долго придумывала. Ирка должна была забрать свою куртку у того парня, с которым в кафе сидела, а потом, когда он ушёл, Дъна бы её тихонько кокнула. Сама или с помощью кобр — не важно. Она берет их лишь для подстраховки и для устранения невольных свидетелей. Но Хортица забывает про паренька, а тот куртку послушно приносит. Дъна предлагает ему уйти, но он упирается! Ради этой малолетки подвергается такой опасности! И что эти парни в ней находят? И Дъна, разозлившись, приказывает кобрам убрать мальчишку. У Хортицы и так есть поклонник. Куда лучше этого. Только когда люди, прибежавшие к упавшему в обморок парню, начинают звать на помощь и вызывать «Скорую», златокосая царевна понимает, что наделала. Но, поразмыслив, Верховная хала решает, что так даже лучше. Теперь-то Хортица будет уверена, что Айтварас решил устранить противника. Только через пару дней Повелительница грозы узнаёт, что Хортица виделась с Айтом. Как — она не может понять, но она отчетливо слышала, как Ирка будто говорила сама с собой, лежа на диване с закрытыми глазами. Ведь Дъна в это время была во дворе и ей ничего не стоило присесть на лавочку под окном и услышать всё. То, что Айт присутствовал, Дъна нутром учуяла, а ещё Хортица радостная такая проснулась, бормотала что-то про разбитые зеркала и звонила парню, у которого её куртка была. Златокосая царевна испытывает жгучую ненависть и натравливает на Хортицу медяниц. Но та слишком живучая. Всё-таки Хортица не такая уж и обычная. Дъна срывает злость на белобрысой ведьме, подружке Хортицы. Она так забавно ревнует её к здухачу и не может ничего сделать. И вот вновь Хортицкая ведьма вводит в замешательство златокосую царевну. Она не взяла денег с Айтвараса. Тогда зачем она его вызывала? И ещё она вновь делится с ней вещами. Дорогими. И это притом, что у самой нету денег. Дъна издевается над её лучшей подругой, уводит её лучшего друга, мешает работе Хортицкой стражи и вообще доставляет неудобства, но Хортица до сих пор тратит на неё время и одевает в свои вещи. Дъна этого совершенно не понимает. А ещё Хортица говорит, что если девушка первая познакомилась с парнем, значит другая не может с ним знакомиться. Тогда Хортица должна уступить. Дъне 2500 лет. Она решила сбежать в город, пообщаться с простыми ребятами. Только они слишком быстро узнали, что она царевна. Тогда ещё Дъна не знала, что простые люди не очень хорошо относятся к высшему классу. Они бросали ей вслед камни и обзывали такими ругательствами, которых она даже от конюхов не слышала. Дъна бежала через лес, не обращая внимания на то, как ветки хлещут по лицу. Она выбежала на полянку и, не замечая Айтвараса, сидящего у воды, плюхнулась прямо на траву. Грязная, в разорванном платье, с окровавленными ногами, захлёбываясь рыданиями, она сжалась в жалкий комочек. — Дъна, что с тобой?! — Айтварас уже сидел рядом на корточках, пытаясь поднять её с земли. Глаза цвета моря обеспокоенно вглядывались ей в лицо. Прохладные шероховатые ладони заботливо убирали золотые пряди c лица. И Дъна, ничего не скрывая, рассказала ему о произошедшем. Глаза у Айтвараса стали злыми, колючими и почти чёрными, как океан Парвата в шторм. — Ты понимаешь, что я должен теперь сделать? Тебя подвергнут наказанию фалакой. За непослушание. Дъна поморщилась. Она слышала, что это очень больно. Но она виновата, поэтому понесёт наказание. Дъна знала, что так будет. Только раз её фалакой накажут, то что сделают с теми ребятами?.. Айтварас, словно читая её мысли, ответил: — Им не поздоровится. Нападение на царевну. В лучшем случае их отправят на исправительные работы к Северным горам. Дъна рывком села и, схватив его за руку, горячо прошептала: — Я тебя очень прошу, не делай этого. Обещай мне, что не будешь этого делать. — Я не буду тебе ничего обещать. Ты царевна, и они не имели права так поступать, — Айтварас сурово поглядел на неё, и Дъна поняла, что теперь не переубедит его. Она поправила изодранное на ногах платье и всхлипнула. Колени жутко саднили, кровь не прекращались. Дъна знала, что буду шрамы. Но это же недопустимо для царевны. Матушка Табити будет в ярости. Айтварас заметил это и в который раз удивился Дъне. Он был прав, эта девчонка другая. Мало того, что она защищает своих обидчиков, хоть и ни одна царевна так бы не поступила, так она даже не просит его помочь её израненным ногам. Знала ведь, что будут шрамы, и молчала. Айтварас вздохнул, и Дъна заметила, как колючая чернь исчезла из его глаз, после чего они снова стали её любимого цвета. Цвета моря. — Тут знахарка недалеко живёт. Я схожу за какой-нибудь мазью, а ты жди здесь, — сказал Айтварас и исчез в лесу. Он быстро вернулся. Раны на ногах затянулись, тихие всхлипы прекратились. Дъна плела веночек из ярких цветов и как бы между прочим сказала: — Я хочу быть воином, чтобы никто не посмел меня обидеть. — Глупости ты говоришь. Царевны воинами не становятся. — Но ведь Анила стала! — И что в этом хорошего? Она отреклась от семьи, её больше никогда не примут у нас в замке. У неё никогда не будет мужа, детей, своего дома. В конце концов, она может умереть в любом бою. — Я не боюсь смерти. — Я знаю. Но воином ты не станешь. Я тебе не позволю. — И люди будут ко мне относиться также? Я не хочу этого. — Дабы завоевать любовь народа, нужно много трудиться. Я научу тебя всему. — И даже на лошади научишь ездить? Как ты? — В глазах Дъны столько восхищения, что Айтварас утвердительно кивнул, пытаясь скрыть улыбку. — И не только на лошади. Научу всему, что знаю сам, и даже большему. Но главное, готова ли ты стать хорошей царевной? Хочешь ли этого? — Хорошей царевной? Наверное, ты прав. Я буду самой лучшей. Пока маленькая златокосая царевна не знала, что достигнет высоких должностей. Что её будут любить все горожане, постоянно делая праздник из-за её похода в город. Но Дъна уже знала, кому будет всем этим обязана. Красивому мальчишке с глазами цвета моря. Дъна целует Федьку. И отправляет его прямиком к Хортице. Хватит уже тянуть. Для перестраховки она и Еруслана целует. Только он, наверное, змиевой крови, ибо ничего не выходит. Прокол, ведь он может рассказать Ирке. Хотя не успеет. Федька уже идет к ней. Дъна знает, что уже допекается змеицын хлеб. И если не помешают рядовые змеи, что помогают богатырям искать нелегала, кто-то его отведает. Ещё одна перестраховка. Нужно учиться на своих ошибках. Только она крупно прокалывается. Здухач ссорится со своей ведьмой и решает отомстить. И тянет Дъну за покупками. Любопытство пересиливает златокосую царевну, и она идёт с ним в торговый центр. Там столько всего интересного, что разбегаются глаза. Наличка кончается, так что приходится послать здухача, чтобы снял деньги, сама Дъна в этом ни черта не понимает. Дъна с жадностью ловит восхищённые взгляды. Для неё это ново, ведь в её мире никто не посмеет так её рассматривать. Только вот царевна даже не догадывается, к чему это может привести. Какой-то мужик в отделе одежды с ней начинает говорить. Дъна не понимает его намёков, ибо в Ирие царевне даже в глаза глядеть не пристало. Но тут появляется симпатичный парень. И он хочет ей помочь. Дъна невольно вздрагивает. Молодой богатырь, хахаль Хортицы и тот, которого она чуть не убила. Не хочет она с ним никуда идти, но приходится. Можно выведать информацию. И если это млекопитающее хоть чуть-чуть дорого Хортице, можно использовать его в качестве приманки. Ну, ведьма, посмотрим, кто кого. Дъне 3000 лет. Это не первый ее бал и даже не десятый, но ей почему-то кажется, что этот особенный. Она подолгу выбирала свой наряд и украшения. Дъна смотрела в позолоченное зеркало и понимала, что пышное, белое платье с чёрным кружевом ей безумно идёт. И пусть в Ирие не принято носить пышные платья, Дъна принципиально надела его. Потому что подарок Айтвараса. Потому что сделано рукодельницами с такой загадочной Яви, где она мечтала побывать. Потому что ей казалось, что таким образом она доказывает свою независимость. Никто не посмеет указывать ей. Даже в выборе одежды. Так учил Айтварас. Она в сотый раз перетягивала корсет, пытаясь сделать осиную талию ещё тоньше. Подруги завидовали, царевна это видела. Завидовали тому, что знали — Дъна будет танцевать с Айтварасом, да еще и не раз, а их он, скорее всего, просто не заметит. Златокосая царевна умело прятала блеск предвкушения в антрацитовых глазах и холодно улыбалась. Между ней, Тамарисой и Уттпалой, что стали ее подругами 300 лет назад, не было доверия. Златокосой царевне просто удобно с ними, а им выгодно дружить с дочкой Табити, которая в столь юном возрасте подавала большие надежды. Дъна танцевала со всеми, дарила открытые, пусть и холодные улыбки, охотно разговаривала на любые темы. Она блистала и была явной фавориткой этого бала. Айтвараса она быстро заметила в толпе. Он, как всегда, шикарно выглядел. Новая мантия, чёрные волосы, словно карандашные штрихи, обрамляли лицо, холодно-вежливая улыбка и глаза, которые бы она никогда в жизни не перепутала. Глаза цвета моря. Он насмешливо улыбнулся и пригласил её на танец. Они кружились под нежную мелодию, исполняемую придворными музыкантами, и Дъна понимала, что она счастлива. Её счастье, словно густое желе, она задыхалась в нем, слышала стук сердца в ушах и чувствовала тепло, что разливалось под широкими ладонями на её талии. — Мне даже страшно спрашивать, что ты сделала, раз это привело к таким последствиям. Замуж, Дъна. Ты вообще осознаешь это?! — Замуж? Меня? — Счастье пропало так же быстро, как и появилось. Благоухающий воздух словно застрял в лёгких, становясь вязким и тошнотно-сладким. Губы Айтвараса продолжили шевелиться, но она не слышала ни звука. В груди стало обжигающе больно. Замуж? Ей всего три тысячи лет! Дъна схватила Айтвараса чуть выше локтя и задушено прошептала: "Ты должен мне помочь", чувствуя, как тяжесть навалилась на неё. Айтварас подхватил Дъну под руку, светски улыбнулся всем, кто на них смотрел, и очень убедительно объяснил старшей сестрице Дъны, что царевне нужно подышать. Как только слуги закрыли тяжёлую дверь и музыка вместе с гулом голосов исчезла, словно ее отрезали, Айтварас больно схватил её за руку и потянул по коридору, не замечая попыток Дъны справится с путающимся в ногах подолом платья. Он буквально втолкнул её в углубление за гобеленом и зашел следом. Дъна вжалась лопатками в шероховатый камень стены, и выражение её лица иначе как потерянным назвать было нельзя. — Чем ты думала, когда встречалась с ним?! И кто это вообще?! — Его кулак врезалась в стену где-то возле её головы. Дъна заставила себя поднять голову, и первое, на что наткнулся её взгляд — это его губы. В голове возникла совершенно сумасшедшая мыслишка: " А как это — целовать их? Какой у них вкус?". Дъна облизала вмиг пересохшие губы и, ловко извернувшись, ушла от плена его глаз. Подальше к стене. Спиной к нему. — Он из свиты королевы альвов. Мы познакомились в ее прошлый визит, — тихо и с расстановкой произнесла Дъна. — Мы виделись всего пару раз. Он не посмел даже руки моей коснуться. Ничего не было. Откуда только эти слухи? — Будто ты первый день в Ирие живёшь! — раздражённо вздохнул Айтварас. — Подружкам своим меньше рассказывай, знаю, они тебя надоумили парня искать. Щеки Дъны залил яркий румянец, благо Айтварас этого не видел. — Я даже не знаю, смогу ли я помочь. Вот бы узнал раньше... Они же сейчас жениха выбирают. Прямо сейчас. И поверь мне — желающих много, несмотря на твой возраст. Дъна медленно повернулась к Айтварасу, и в глазах её неприкрытая мольба. Айтварас подошел к ней так близко, что обоняния Дъны коснулся его запах — свежесть горной реки и солёный аромат моря. Он легко достал из складок мантии брошь с даосским символом воды, украшенную завиточками волн и россыпью драгоценных камней, и со всей сосредоточенностью прикрепил ее к платью Дъны. — Это камушки, которые мы вместе собирали, основу выковал сам, — как-то смущенно пробормотал Айтварас. — Никогда не теряй. На один короткий миг он прижал её к себе, зарываясь рукой в золотые волосы. Дъна с жадностью вдыхала его аромат, задыхаясь, чувствуя, как внутри все трепещет. Он прошептал: "Я сделаю всё, что смогу" и отпустил её. Развернулся и ушел, не оборачиваясь. Он никогда не оборачивался, не смотрел назад. Так же, как и всегда, надевал кожаные штаны на бал, чего нельзя делать. Так же, как и всегда, дарил символические подарки. А Дъна стояла, хватая ртом воздух и растягивая губы в улыбке, чувствуя себя самой счастливой во всех мирах. Дъна пытала сильные чувства к Айтварасу, но любовью, как между парнем и девушкой, она бы это никогда не назвала. Она просто была счастлива, что он всегда рядом. Дъна уже знала, что свадьбы не будет. Айтварас уговорит мать. Он снова помогал ей. Красивый мальчишка с глазами цвета моря. Хортица наконец-то догадывается, кто она. Дальше уже тянуть некуда. Кажется, они удивляются тому, что рядовые змеи становятся на сторону Дъны. Жалкие млекопитающие. Это же было ясно как дважды два! Они бы никогда не посмели бросить свою царевну. А тех, кто посмел бы, Айтварас давно убрал. Хватит цирка, посторонних вон! Им с Хортицей нужно поговорить лично, о девичьем. Верховная хала бывала в боях, но никогда не убивала. Была близка, но Айтварас снова и снова уберегал её от этого. Дъна не собирается пачкать свои руки в крови, тем более этой ведьмы. Но ей нужно сделать так, чтобы Хортица отказалась от Айтвараса. Он гордый, не простит и не вернётся. Дъне нужно, чтобы он был рядом. Она еще не готова делить его с кем-то. Златокосая царевна знает — в этот раз все будет по-другому. Потому что Хортица — другая. Дъне хватило времени понять это. Она не похожа ни на одну из бывших девушек Айтвараса. Они все были пусты, Хортица же наполнена до краев смелостью, искренностью, добротой. Хортица знает, что такое боль. Ей тяжело, но она терпит и не жалуется. Помогает людям и не требует ничего взамен. Хортица не боится никого, относится к Айтварасу как к равному. И Хортица любит. Робко, не смело, в первый раз. Но любит. Хортица настоящая. Не весь тот десяток фарфоровых притворных кукол, коих Айтварас менял как перчатки. Она подходит ему, именно такую жену Айтварасу Дъна и желает. Златокосая царевна понимает, что поступает глупо и эгоистично, но повернуть назад уже не может. Дъна говорит всякую чепуху, которой наслушалась от подруг. Плевать! Хортица должна верить, что Дъна — невеста Айтвараса. Златокосая царевна хорошо играет роль. Она привыкла носить маски. Айтварас учил. Кажется, они разносят полмагазина. Дъна злится на себя, понимая, что проигрывает. Но вдруг из сознания поднимаются обеспокоенные карие глаза молодого богатыря. И почему-то тёплый шоколад его глаз пленит её не менее, нежели синь глаз Айтвараса. У Дъны возникает мысль: а почему она никогда не сбегала к явскому мальчишке? Почему не встречалась с кем-то из Яви? Она слепо следовала негласному правилу — царевны с человеческими мужчинами дела не имеют. Но разве Айтварас не учил не подчиняться правилам, а слушать сердце? Дъна почти хочет отступить. Сказать, что произошла ошибка, привести зал в порядок и даже, хоть и скрипя зубами, извиниться перед Хортицей. Оставить брату шанс на счастье. А сама найдет богатыря, и не важно, совсем-совсем не важно, что она ему скажет! Главное найти, увязнуть в шоколаде его глаз, а дальше будь что будет. Лишь бы вкусить настоящей любви, пусть и с земным мальчишкой! Но Айтварас приходит спасти свою ведьму. Дъна уже даже не злится. Она рада его видеть. Пусть и смотрит он на Хортицу. Главное — он здесь и убережет её от ошибки, которую она уже начала совершать. Они мастерски разыгрывают сцену боя. Дъне удаются вопли боли, когда Айтварас будто царапает её когтями. Хортица верит, потому предупреждает, что Дъна плюнет молнией, хоть царевна уже успела моргнуть об этом Айтварасу. Заземление удаётся на славу, этот приём они использовали еще тогда, когда Дъна только халой стала. Повелительница грозы еще и умудрилась платье разорвать и поцарапать себя кое-где, пока Айтварас совершал отвлекающий маневр, успокаивая Хортицу. Дъна говорит первое, что приходит в голову — почти правду. Про подруг, которые будут смеяться. Дъне плевать на них, так было всегда. Только Айтварас отчего-то злится. И тогда Дъне становится впервые действительно страшно. Она даже не успевает подумать, как он избежит её казни в этот же момент. И в следующую секунду она видит по-настоящему испуганные лица Хортицы (или уже Ирки?) и молодого богатыря (кажется... Андрей?), повисших на Айте. И в эти несколько секунд тишины, а потом выяснения отношений Дъна думает о том, почему Айтварас ей помог. Не убил, еще и подыграл. Ведь она, ужас совершенного лишь только дошел до неё, чуть не убила девушку брата. Что с ней случилось? Хортицкая застава берет её под свою защиту, Дъна едва слышит их разговор. Но когда Андрей вступается за неё, готовый драться с Айтварасом — она скидывается. И испытывает к нему что-то новое, доселе ей не известное. Златокосая царевна видит, как тяжело Айтварасу даются слова, чтобы её забрали. Дъна почти слышит, как рвутся тонкие соединяющие их ниточки. Верховная хала решает все исправить и изменить. И первым делом она... почти извиняется перед Хортицей. Ведь где это видано, чтобы Верховная хала, Повелительница грозы, дочь царицы Ирия и сестра Великого Дракона Вод извинялась перед человеческой ведьмой? Поэтому она осталась должна Хортице. Это куда больше. А еще Дъна, послушав сердце, целует Андрея и, сама не зная зачем, оставляет ему золотую прядь волос. Златокосая царевна исчезает в портале, прилагая неимоверные усилия, чтобы не обернуться. И никто не увидел, кроме рядовых змеев, которые не расскажут об этом никому, как Дъна тяжело опускается на колени среди мясистых огромных цветков их мира. Рядовые отступают как можно дальше, скрывая смятение в глазах. А златокосая царевна давится рыданиями, пряча лицо в руках, и мысленно проклинает себя за содеянное. Дъне 3500 лет. Она не находила себе места уже который день. Айтвараса кто-то вызвал. Неумело и резко вырвал его из Ирия, когда он как раз летел к Дъне. Для обычного вызова его нету слишком долго. Златокосая царевна пыталась вытянуть какую-то информацию, пыталась сама спуститься в Явь — ничегошеньки не вышло. А потом он вернулся. Так же неожиданно, как и пропал. И что самое странное, Дъна узнала об этом лишь от Уттпалы, которой сказал брат Тамарисы, который услышал от кого-то с заставы. Дъна мчалась в замок со всех ног, забыла важные документы, потеряла все заколки, что слетели с волос, и порвала платье. Только собралась входить в зал, где собрались братья и сёстры услышать историю Айтвараса. Но как раз вместе с ее стуком в дверь он вышел в сопровождении слуг. Улыбнувшись уголком рта, он бросил: «Все потом». И, едва скользнув по ней взглядом, поспешил по коридору. Дъна как-то растерянно вошла в зал. — О, ну естественно. Как же без тебя, сестренка, — Кармар гадко ухмыльнулся, вальяжно раскинувшись на диване и перекатывая в пальцах ярко-сиреневую ягодку. Дъна лишь скривилась и не ответила на колкость. Села на кресло с неестественно ровной спиной, выдавая тревогу. — Ты не трогай сестру, — Шен кинул осторожный взгляд на златокосую царевну. — Видишь — волнуется. — Конечно, волнуется, — Кармар неприятно, резко рассмеялся. — Не будет больше Айт... — Айтварас, — машинально поправила Дъна. — Он не любит сокращать. — Теперь любит, — Твак самодовольно улыбнулась. — Так вот, — Кармар продолжил, кивая в благодарность. — Не будет он с тобой больше по лесам бегать да дурью маяться. Девка у него в Яви появилась. Шен едва сдержался, чтобы не сделать замечание за "девку". Дъна, кажется, забыла, как дышать. Девушка у Айтвараса? Да еще и с Яви? Абсурд. Не может быть такого! — Что за чушь ты несешь, — Дъна откинулась на спинку кресла, имитируя расслабленность, пряча холодные руки в складках платья. — Что?! — Он взревел так неожиданно и громко, что все невольно дернулись. И прежде чем кто-то успел хоть как-то отреагировать, он уже стоял возле кресла, сжимая тонкую руку вскочившей Дъны. — Да как ты смеешь сомневаться в моих словах?! — Прикажите страже никого не пускать, — недобро ухмыльнулась Твак. — Представление начинается. — Шен, еще одно движение — и ты больше в Ирие не появишься, — Тумул кинул предостерегающий взгляд на дернувшегося воздушного. — Это не по правилам. Так нельзя! Это ведь... — тот попытался возразить. — Выйди вон. Хочешь — беги жалуйся Айтварасу. Если дождешься его от матушки Табити. — Пандара лениво махнула рукой в сторону двери. Шен подался вперед, обернулся на дверь, постоял, переминаясь с ноги на ногу, и спешно вышел. Видимо, рассказывать Айтварасу. — Дъна, не дрейф, — Антарам игриво подмигнул. — Мы не допустим, чтобы что-то серьёзное произошло. Всё под контролем. Тумул согласно кивнул, а Твак лишь закатила глаза. Прайю, похоже, происходившее просто забавляло. Кармар еще раз дернул Дъну за руку, заставляя ее слегка пригнуться и смотреть ему в глаза. — Дъна, ты слишком много о себе возомнила! Все, что у тебя есть — это подачки Айтвараса! А что ты ему взамен? Шалите по ночам в его покоях?! Это так гадко, Дъна! Кровосмешение?! Это все знают! Продажная тварь, ты не достойна даже быть царевной! Ярость захлестнула Дъну. Ее лицо будто окаменело, лишь вертикальный зрачок словно пульсировал, окружённый желтой радужкой. Ударом ладони, оплетенной сверкающими молниями, в солнечное сплетение она заставила крупную тушку Кармара отлететь на пару метров назад и звучно шмякнуться на холодный гранитный пол. Его личная охрана, двое здоровых змеев, подались к ней, но одного из них закрутила воздушная воронка, а второго оплели толстые корни стоящего рядом дерева в горшке. А сверху с тихим хлюпаньем спланировал купол из воды. — Ну что же вы, ребята, — Антарам игриво подпер подбородок рукой. — ИХ разборки, МЫ без особой надобности не вмешиваемся, — Пандара выразительно уставилась на охранников из-под пушистой челки. Твак, кажется, хотела что-то сказать, но умолкла под взглядом сестры. Прайя наблюдала за всем этим с легкой улыбкой. Купол будто проглотил охранников, медленно отплыл в сторону и покрылся тоненькой корочкой льда. Тумул довольно отряхнул руки. Дъна едва обратила на это все внимание. Она резко двинулась прямо на Кармара и, не дав ему встать, припечатала его к граниту оплетенной молниями рукой. Не отнимая ладони, она медленно наклонилась к нему так, что стена ее золотых волос закрыла ото всех их головы. Шепотом, больше похожим на шипение змеи, Дъна, наклоняясь к самому его уху, сказала: — Наши с Айтом ... отношения, — ее раздвоенный язык прошелся по губам, издавая звук, от которого Кармар дернулся и попытался отстраниться. — Тебя не касаются никакой из сторон. Все свои чины я заслужила, — она с нажимом произнесла это слово. — И я, Повелитильница Грозы, Верховная хала, дочь царицы Ирия и ее приближённая, больше не желаю слышать оскорбления от такого ничтожества, как ты. Если я захочу — тебя казнят даже без суда. Благодари духов творения за то, что я столь милосердна сегодня. Дъна резко выпрямилась, оправила платье, пригладила растрепанные волосы, поблагодарила всех кивком головы и, кинув на Кармара полный презрения взгляд, чинно удалилась. Айтварас не мог так поступить. Найти девушку с Яви, когда он был для Дъны всем. Златокосая царевна и помыслить не могла о кровосмешение и даже не раздумывала, как назвать её чувства к Айтварасу. Но ей было немыслимо тяжело представить, что он будет улыбаться какой-то девчонке, а не ей. Той своей особенной усмешкой с поднятым уголком губ и пляшущими чертями в искрящихся глазах. Дарить символические подарки той, которой они, наверное, и не нужны вовсе. А Дъна бережно хранит каждый из них. Наверняка они ввяжутся в приключения, потому что с ним всегда что-то происходит. И теперь он будет ту девчонку, которая скорее всего этого не заметит, широким жестом задвигать за спину при первой же опасности. А у Дъны всё внутри замирает, чувство безопасности накрывает с головой так, будто его спина защитит от всего на свете. Теперь не будет их тренировочных боев, посиделок на поляне, маленьких шалостей и вообще остальных событий её жизни, где присутствовал он. То есть практически всех. Она останется совершенно одна. Нет, Дъна определённо не готова делить Айтвараса еще с кем-то. Златокосая царевна заперлась в своих покоях на несколько дней. Кажется, она рыдала. Громко, надрывно, срывая горло, хрипя. Впервые и, наверное, в последний раз выплёскивая все эмоции. Не спала и не ела. Не выходила из покоев и прогоняла слуг. Разбивала всё, что попадалось под руку, порвала большинство нарядов. Искусала губы в кровь, отгрызла ногти почти под корень. Лишь выкинуть подарки сил не хватило. А потом вдруг она вырвалась из покоев, растрепанная и больше похожа на сумасшедшею, нежели на саму себя, и вихрем понеслась в конюшни. Оставляя слуг позади и вскакивая на коня, Дъна решила отправиться туда, где её точно поймут — к замку Уттпалы. Тамариса точно там. Первый раз в жизни идти на их поляну ей не хотелось. И она почему-то точно знала, что Айтвараса там нет. Дъна была так растеряна и разбита, что произошедшее после почти не осталось в её памяти. Она лишь помнит, как лихорадочно шептала что-то подругам, их понимающие кивки и даже немного сочувствия в глазах. «Ты всегда была с Айтварасом». «Та дрянная девчонка его не заслужила». «Она ничтожное млекопитающее, тебе ничего не стоит…». Их слова крутились у неё в голове всю дорогу домой. Они обещали помочь. И открыть портал, и прикрыть Дъну. Подготовка заняла немного времени, но совершая переход, Дъна свято верила в правильность этого поступка. Проходит ровно 9 дней и 5 часов, как Айтварас возвращается в Ирий и совершенно не пытается связаться с Дъной. Она отбывает наказания и проводит остаток времени на поляне. Несколько раз Андрей приходил к ней, и, к своему удивлению, Дъна находила утешение в его обществе. Сейчас она сидит в старой хижинке на их поляне, поглаживая кончиками пальцев небольшую деревянную шкатулку. Спокойствие и легкость после общения с Андреем постепенно проходит, и в её душе остается какая-то некомфортная пустота. Она аккуратно открывает шкатулку и несколько мгновений любуется частичками воспоминаний, хранимыми на светлом бархате. Дъна берёт в руки гладкий серовато-голубой камешек, похожий на звездочку. Златокосая царевна закрывает глаза, и под веками словно вспыхивает воспоминание. Их первая встреча. Синеглазый мальчишка, имя которого Дъне было еще неизвестно, стряхнул камешек с подолов мантии. А маленькая златокосая царевна подхватила его, растерянно вглядываясь в удаляющийся силуэт. И в следующий миг, почему-то повинуясь, возвратилась в замок. Дъна улыбается уголками губ, бережно кладет его на место и берет следующую вещицу. Широкий пояс, украшенный россыпью драгоценный камней и витиеватой вышивкой. Его первый поход. Дъна волновалась, кажется, больше всех. И точно уж больше его самого. Возвратившись, он подошел к ней, как-то неловко теребя пояс в руках. Медленно протянул ей. И смутился, наверное, впервые. Златокосая царевна проводит пальчиками по всей длине пояса, и камушки как-то по родному царапают кожу. Она осторожно складывает его и легко подцепляет пальчиками следующий подарок. Очень тонкая шаль, прозрачная, лишь с легким зеленым оттенком, она невесомо ложится Дъне на руку, поблескивая в пробивающихся сквозь деревянный потолок лучиках солнца. Его первое посещение Яви. Он плохо скрывал предвкушение. Она ждала его прихода на берегу океана, на их поляне. Айтварас бесшумно подкрался и накинул ей шаль на плечи. И рассказывал о Яви весь день с таким мальчишеским восторгом в глазах, что Дъна невольно улыбалась. И именно тогда он заинтересовал её миром людей, пообещав, что однажды покажет ей его сам. Златокосая царевна, улыбаясь, трется об неё щекой и, сложив её, проходится пальчиками по еще нескольким мелочам. Наконец выхватывает последний подарок Айтвараса: брошь с символом воды. Её последний бал. Тепло его рук на её талии, объятия за гобеленом и его запах, что будто впитался во всё вокруг. К удивлению, златокосая царевна вдруг осознает, что сейчас в её душе мешаются совсем другие чувства, нежели тогда. Дъна глубоко вдыхает, впуская в лёгкие свежий, слегка солоноватый аромат моря. Златокосая царевна и не узнала бы, что он тут, если бы не едва скрипнувшая половица и легкий ветерок, всколыхнувший золотую прядку. Ну и, конечно, его особенный запах. Дъна открывает глаза — и вот он сидит рядышком, не дальше, чем на локоть. В пол-оборота, так, что ей виден лишь его царский профиль. Повелительница грозы не может прочитать ни единой эмоции. — Айтварас, я... — спешно начинает она, но осекается, когда он едва качает головой. — Я должен был догадаться. Ты ведь девчонка, вы вечно придумаете себе что-то. — Это было ошибкой. Мне очень жаль. Я осознала вину. — Я не могу сказать, что простил — ведь я все еще зол. Дъна съёживается и едва сдерживается, чтобы не зажмуриться. — Я не скажу, что все понимаю, потому как случившееся не укладывается у меня в голове. Дъне кажется, что он сейчас уйдет. Кинет что-то презрительное напоследок и покинет хижину, не оборачиваясь. — Но я готов постараться забыть это. Златокосая царевна не верит в услышанное. Айтварас поворачивается к ней и, сочувственно вглядываясь её в глаза, сладенько протягивает, не скрывая ухмылки: — Ты ведь совсем пропадешь без меня. Не могу такого допустить. Дъна хохочет и шутливо толкает его в плечо. Наконец она может вздохнуть спокойно. Ледяная ладонь, сжимающая внутренности, отпускает. Дъна осознает: он простил. И становится так легко, что кажется, будто солнце сияет ярче. Некоторое время они молчат. Тишина уютная и совершенно не доставляет неудобства. И вдруг Дъна, неожиданно даже для себя, спрашивает: — Что ты сказал ей? Айтварас медлит. Наверное, что-то взвешивает. Придирчиво изучает лицо Дъны, особенно глаза, и, видимо, решив для себя что-то, отвечает: — Ничего конкретного. Где-то увильнул, где-то приврал. И добавляет с ехидной усмешкой: — Опять-таки прикрывая и выгораживая тебя. Дъна не сдерживает улыбки. Будто и не было годов. Когда-то в детстве она воровала сладости с кухни и благодаря Айтварасу ни разу не попалась. — Что у тебя с тем богатырем? — Айт смахивает с глаз черные прядки и хитро щурится. — Его зовут Андрей. — Андрей, — эхом вторит Айт и утвердительно кивает. Будто для него это важно. Будто он собирается запомнить. Дъна осторожно пожимает плечами. Ну а что ей ответить? — Смотри мне. Чтобы все прилично было, — кажется еще чуть-чуть, и он пригрозит ей пальцем. Дъна смеётся и утвердительно кивает. — А... — Дъна жуёт губы, будто не знает, стоит ли спрашивать. — Ты действительно любишь ту вед... Ирку? — под его взглядом она быстро исправляется. Он повторяет её жест — пожимает плечами. А потом, словно поняв её немую просьбу, начинает рассказывать Дъне об Ирке. Об их встрече, их приключениях и, конечно же, о ней самой. Златокосая царевна не смеет перебить его даже слишком громким смешком, потому что его глаза настолько живы в тот миг, полны мальчишеского восторга, такого ясного увлечения, что Дъна ни секунды не сомневается. Ирка значит для него много. Он не устает говорить о ней, но златокосой царевне и слов не надо. Его глаза настолько голые в этот момент, что она понимает все еще задолго до того, как он подберёт подходящий эпитет. — Она пригласила меня на свой День рождения. Айтварас заглядывает Дъне в глаза и растерянно ерошит волосы: — И я совершенно не знаю, что ей подарить. Дъна раздумывает несколько минут. Да, Хортицкой ведьме-хозяйке нужен особенный подарок. Златокосая царевна хмурит тонкие брови, вспоминая все самое интересное в их мире. И вдруг в мозгу что-то щелкает: — А подари ей себя! Айтварас невольно скидывается от её переполненного энтузиазмом тона. — Что ты им... — он так и замирает на полуслове. И Дъна уверенна, что он все понял: взгляд Айтвараса застывает, а на лбу залегает морщинка. — Если, конечно, она настолько много значит для тебя, — торопливо добавляет Дъна. И заискивающе заглядывает в глаза: ну же, ответь мне, насколько она дорога и важна тебе? — Лучший мой подарочек — это ты, — выдыхает он со смешком так тихо, что Верховная хала не разбирает и слова. — Это стоит обдумать, — медленно произносит Айт. И Дъна едва сдерживается, чтобы не фыркнуть. Потому что его глаза говорят за него: он уже всё решил. Айтварас, наверное, и не догадывается, как хорошо Дъна изучила его за эти годы. Они молчат несколько минут, прежде чем его взгляд натыкается на деревянную шкатулку. Он осторожно открывает её и внимательно изучает содержимое. Взгляд становится теплее, а на губах появляется едва заметная улыбка. Пока его рука достаёт что-то из кармана, насмешливый взгляд блуждает по лицу зардевшейся Дъны. Он извлекает искусно сделанный браслетик: изящные переплетения серебрящегося металла и хрупкие цветы с тонкими лепестками, глубоко разделёнными на четыре доли из кристально чистого, лишь с едва-едва заметным розовым оттенком драгоценного камня, названия которого Дъна не знала. Златокосая царевна завороженно смотрит, как Айтварас аккуратно застегивает на её запястье браслет. Он на секунду притягивает её, целует в макушку и, бормоча что-то о том, что его ждет матушка Табити, спешно встаёт. Оправив мантию, он уверенным шагом направляется к двери. Дъна вскакивает, словно ужаленная, и, прижимая руку с браслетом к груди, торопливо спрашивает: — Мы будем продолжать ... дружить? Это звучит так нелепо и по-детски, что Верховной хале тотчас хочется хлопнуть себя по лбу. Айтварас останавливается и медленно оборачивается, оставаясь в тени. Дъна силится разглядеть выражение его лица и цвет глаз. Ведь за весь их разговор его радужки так и не стали цвета морской волны. — Эти цветы, что у тебя на браслете: в Яви их называют кукушкиным цветом. Айтварас открывает дверь, и хижину заливает яркий солнечный свет. Одна его нога уже тонет в сочной зелени поляны, когда он оборачивается, произнося: — Я по-прежнему буду рядом. Дъна не сдерживает облегчённого вздоха и улыбается до ушей, замечая, как из-под черной челки на неё смотрят... Глаза цвета моря