Far away, find us in the future, something in your nature And we're away What d'you say, meet you by the seaside, somewhere we can both hide And we're away Oh let's run away and not know where we're going to Let's go for today and it's all going to be wonderful Going to Be Wonderful - Tom Rosenthal
Нигде и никогда. Юноша медленно раскрывает глаза, заслоняя, кажется, отвыкший от солнечного света взгляд, ослабшими ладонями. Ситуацию ухудшает ещё и то, что голова раскалывается так, словно кто-то ударил по ней, как минимум, кочергой, а может и увесистым молотом. Вокруг ни души. Он сидит в полном одиночестве средь поляны, окружённой непролазным лесом. В этих зарослях, кажется, аж сам чёрт ногу сломит. И юноша не ошибается, потому что нутром чует, да и видит прекрасно, что творится в этих дебрях какая-то непонятная чертовщина. Хотя, чертовщина эта до ужаса красива. Деревья совершенно необычные, парень таких никогда в жизни своей не видел. Листья у них переливаются на свету белым перламутром, а стволы излучают завораживающее мягкое сияние, природу которого юноша понять не в состоянии. Своим голубоватым светом всё вокруг освещают светлячки, шныряющие тут и там. Однако куда причудливее выглядят… погодите, что это? Нити? От одного дерева к другому протянуты тоненькие ниточки, словно паутинки. Они обвивают всё: от самой маленькой и тоненькой веточки до огромных стволов многовековых могучих деревьев. Сами нити переливаются так, словно роса, осевшая на сети работяги-паука, сверкающая в свете восходящего солнца. Юноша со слегка приоткрытым от удивления ртом рассматривает окружающие его чудеса и странности, которым в его мире, по крайней мере так он раньше считал, места не было. Однако парень с досадой и необъяснимой тоской наблюдает за тем, как лес пустеет, меняется, при том, кажется, безвозвратно. На его глазах нити обрываются, разрывая связь между ветками и сияющими лепесточками. Всё, что когда-то поражало в буквальном смысле неземной красотой, тут же начинает тускнеть и казаться совсем безжизненным: сияние сходит на нет, с листьев осыпается потускневший перламутр, а сами нити на глазах рассыпаются, превращаясь в серую невзрачную пыль. Он сидит, не двигаясь и не пытаясь считать времени, зато изо всех сил стараясь понять смысл происходящего. Почему же, лишь взглянув на обрывки нитей, безжизненно свисающих с ветвей, так больно становится? Почему глаза наливаются слезами, так и готовыми сорваться и побежать, стекая по щекам? —Ещё двести лет назад леса были совершенно другими, — в гробовой тиши слышится женский голос: такой бархатистый, тягучий, мягкий и внушающий желание слушать всё больше. —Что же случилось, — развернулся парень к источнику голоса, — они больше не будут прежними? —Нет, — с сожалением и тоской произносит она, присаживаясь на траву, рядом с юношей. —Ничего, что погибло в этом лесу, к жизни не вернуть. Всё пропадает навечно, — ответила девушка с длинными, белыми, как первый снег, волосами, лазурно-голубыми глазами и лёгким румянцем на щеках. —Ты ведь не знаешь, где находишься, так ведь? — юноша обратил внимание на её бледные пальцы, увешанные тонкими кольцами с лунными камнями, которыми она аккуратно заправила белые пряди за ухо. —Я надеюсь, ты помнишь хотя бы своё имя? —Меня зовут… — вымолвил юноша, тут же запнувшись, — моё имя… Девушка вздохнула, поднося ладонь к его влажной щеке, однако парень отстранился от её касания, словно ладони её раскалены и оставят на коже болезненные ожоги. —Не бойся, — вымолвила девушка и приподняла уголки губ в улыбке, — я лишь покажу тебе. Юноша не произнёс и слова. Лишь закрыл глаза и позволил её холодной ладони коснуться его лица. Девушка надрывно вздохнула, словно тяжело ей или даже… боязно. Что-то яркое и суматошное пронзает его сознание. Он видит отрывки фраз, короткие разговоры, места. Но вокруг него творится такой сумасшедший беспорядок, что понять что-либо кажется совершенно невозможным. —Сэр, опять вы не спали? —Посплю на том свете, Генри. А сейчас работа, работа, немного чёрного чая и снова работа. —Скоро буду просить Генри выбивать сигареты из твоих рук. Да и сам в стороне не останусь. —Джин, всё в порядке. Поумерь свой пыл. —Эта книга просто превосходна! Она непременно должна быть издана! —Я думаю, вы найдёте в ней предостаточно изъянов. Он чувствует жуткую головную боль, которая так и норовит расползтись по всему телу. Воспоминания, как стрелы, пронзают его, а с каждым последующим всплывающим в сознании изображением или фразой, картина становится чётче. Он вспоминает, теперь уже словно просто пересматривая документальный фильм о своей же жизни. —Кто вы? Я вас знаю? —Ты меня не знаешь, но поверь, я желал встречи с тобой больше всего на свете. — Тут вам ничем не помогут. —Но это же ваша работа! Вы должны лечить людей! —Поверьте, в данных обстоятельствах, я могу помочь лишь советом: не оставайтесь в больнице. Умирать среди вскриков и болезненных стонов — худшее, что может произойти с человеком. —Почему? Почему нам не могут дать хотя бы ночь? Одну единственную ночь… О большем я и не смел бы просить. Пожалуйста, не оставляй меня. —Я никогда бы тебя не оставлял, слышишь? Никогда, Черноглазый. —Пожалуйста, передайте это письмо ему. Больше ничего мне не нужно. —Знаешь, в чём разница между учителем и машинистом?… Парень отстраняется, загнанно дыша, и касается горячих, как при бешеном жаре, щёк. Глаза распахиваются, и, как сквозь пелену, он видит всю ту же девушку, сидящую с ним на траве, а вокруг них в полумраке сияют сотни маленьких огоньков. Лишь моргнув пару раз, смахивая накопившуюся влагу, юноша начинает различать в мерцании повсюду крохотных светлячков. Он наблюдает, как светящееся голубым цветом создание приземляется на ладонь девушки. Она аккуратно дует на светлячка, который тут же взмывает в воздух и плавно, словно пёрышко, приземляется на рукав рубашки растерянного юноши. —Что это? — вымолвил он, не в силах отвести взгляд от огонька на его запястье. —Это омойдэ, — отвечает девушка, в голубых глазах которой отражается сияние целой галактики. —Они хранят в себе воспоминания людей. Только благодаря им лес существует, без них он просто исчезнет, как и всё живое, — она перебирает в пальцах ткань своего белого платья, прошитого блеском голубых нитей. Юноша поднял свой заворожённый взгляд на человека напротив. Отчего-то совершенно не хочется задавать никаких вопросов. Где я? Что мне делать? Зачем эти вновь подаренные мне воспоминания? Должен ли я попытаться выбраться? Все они кажутся совершенно глупыми и бессмысленными. Хочется созерцать происходящее и не искать объяснений. Хочется, чтобы всё оставалось таким же невообразимо загадочным, непонятным. Желание искать всему объяснение, кажется, осталось в его прошлой жизни. —А кто же вы? — всё же интересуется парень, смотря то на светлячков, то в глубины магического леса. Девушка улыбается. Давно не приходилось ей рассказывать о том, кто она такая, а уж тем более видеть перед собой особенного. —Я — Миэллики, хранительница леса и всех омойдэ, — произнесла она, после чего буквально из неоткуда в её пальцах появился маленький фиолетовый цветочек, который она аккуратно вставила за ухо парня, купающегося в голубом сиянии. —Видишь эти нити, протянутые от одной ветки к другой? Они обрываются, когда умирают воспоминания, а иногда и память о человеке. А омойдэ хранят и передают воспоминания людям, — Миэллики смотрела в подсвеченные дебри, а юноша всё наблюдал за её взглядом, в котором боли больше, чем он когда-либо видел в своей жизни. —Но они не всесильны. Лишь во власти людей хранить воспоминания, мы просто помогаем, — она устремила взгляд на юношу, на волосы которого всё ещё приземлялись светлячки-омойдэ, тут же взлетая, чтобы продолжить крутиться вокруг него. —Я слышу плач леса, — шепнула девушка, — каждую ночь. Люди забывают, нити рвутся, а омойдэ погибают вместе с ними, — её глаза заблестели, однако Миэллики вздохнула поглубже и встала на ноги, протягивая юноше руку. —Ты ведь не знаешь зачем ты тут, так ведь? — парень покачал головой, однако протянул руку в ответ, поднимаясь с земли и отряхивая ткань белых брюк. —Я покажу тебе. Оба двинулись к лесу, босыми ступнями ощущая мягкие травинки и участки голой сырой земли. Парень развернулся, рассматривая пройденный путь. Шаги отпечатываются на траве белым сиянием, но тут же бледнеют и исчезают. «Всё чудесатее и чудесатее…» — думается ему с каждой проведённой в этом месте минутой. —Наталья тебе ничего не рассказала, так ведь? — поинтересовалась Миэллики, подходя к границе дебрей, которые с каждым новым шагом кажутся всё более и более непролазными. —А она должна была о чём-то мне поведать? — ответил на вопрос вопросом юноша, заинтересованно поглядывая на хранительницу. —Нет, — ответила девушка, закрыв глаза, — она ничего не смогла бы рассказать. Иначе ты не оказался бы тут, — Миэллики остановилась и замолчала, вслушиваясь, как показалось юноше, в гробовую тишину, нарушаемую лишь шорохом листьев. —Почему мы сто… — парень не успел задать вопрос, потому что из уст хранительницы тут же раздалось протяжное: —Чш-ш-ш, — девушка приложила палец к губам, заставляя юношу замолчать. —Он принимает тебя, — произнесла полушёпотом Миэллики спустя несколько секунд молчания. —Кто? — он принялся крутить головой, пытаясь отыскать хоть кого-то кроме них, однако вокруг никого не оказалось. —Дух леса, — не успела Миэллики ответить, как парень услышал скрип и удивлённо распахнул глаза. Лес буквально расступился перед ними, открывая дорогу в неизвестном юноше направлении. Ветви и стволы изгибались, образуя небольшую арку, одни лишь омойдэ летали там, где им заблагорассудится. —Такие, как ты и Наталья, не попадают в рай или ад. Они перерождаются, если в силах были исполнить своё предназначение. Жизнь колдуньи или видящего — далеко не подарок. Поэтому в награду они получают возможность прожить жизнь обычного смертного, но напрочь позабыв обо всём, что случилось с ними в прошлом. Для тебя это не кажется подарком, потому что ты жил как обычный человек большую часть своей жизни. Но такие, как Наталья, мечтают об этом, — рассказывает Миэллики, ступая по тропинке рядом с внимательно слушающим парнем. —Однако Наталья убедила меня встретиться с тобой. Рисков было много. Магия могла бы не сработать, ты мог бы очнуться среди леса и дух запросто лишил бы тебя жизни, но каково было моё счастье, когда ты оказался цел и невредим. Тебе повезло, что ты стал предназначением Натальи. Её магия настолько чиста и могущественна, что она смогла помочь тебе, обходя придуманные правила, — хранительница улыбнулась, наклоняясь для того, чтобы не задеть нить. —Зачем же я нахожусь тут, если правила таковы, что я должен прожить следующую жизнь, позабыв о предыдущей? — спросил юноша, уклоняясь от слегка рассеянной омойдэ, которая чуть ни врезалась в его лоб. —У меня для тебя есть сделка, ты можешь принять любое решение и только от него будет зависеть твоя судьба. Именно поэтому ты здесь. Для принятия или отклонения сделки, — Миэллики взглянула на задумавшегося юношу, взволнованно закусившего губу. —Каковы условия сделки? — спросил он опасливо, ведь нутром чует, что цена за что бы то ни было станет немалой. —Это место — что-то сродни банка воспоминаний. Омойдэ с моей помощью вернули их тебе. Дело только в них, в моментах, а точнее в их сохранении в твоей памяти. Если ты откажешься, то их придётся отобрать у тебя, а значит в следующей жизни ты не сможешь… найти его, — юноша остановился, вперившись взглядом в глаза хранительницы. —Мне жаль, но таковы правила. Однако есть способ сохранить их, — парень заинтересованно, отчасти даже взволнованно, взглянул на Миэллики. —Какой же? —Стать хранителем, — юноша остановился, выражая всем собой растерянность и непонимание. —Как? Я? Хранителем? Я даже не знаю ничего об этом, — парень начал сыпать вопросами, не в состоянии представить реальность исполнения этого условия. —Ты сможешь вспомнить своего любимого, когда переродишься, найти его и прожить с ним всю жизнь. И лишь после твоей смерти мы вновь встретимся тут, — парень и не заметил, как они подобрались к пещере, источающей из своих недр лазурное сияние. —Хранителем быть нелегко, однако Дух леса принял тебя, а это уже значит немало. Я обучу тебя всему, что необходимо, и лишь в тот момент, когда пойму, что ты готов, смогу уйти. Магия Хранителя трудна, обучение может занять долгие годы, может быть, и столетия, однако лишь это может спасти тебя, — вымолвила Миэллики, проходя вглубь пещеры. —Лишь это может спасти твои воспоминания. Соврёт ли он, если скажет, что ему совсем не страшно? Безусловно. Обманет ли, если заявит, что противоречия не мешают ему здраво рассуждать в эту самую секунду? Конечно. Однако одна лишь мысль о том, что он снова сможет найти любимого заставляет сердце биться чаще, а дыхание сбиваться к чёртовой матери. Любовь для него бесценна. И толики надежды на счастливый исход не теплилось в его груди. Юноша и дня с самым дорогим человеком просить не смел, а о целой жизни… Думал ли он вообще о целой жизни с любовью или без неё? Для себя парень — такой серьёзный и не обладающий желанием быть нужным и нуждаться — ещё в юношестве решил, что очень скоро жизнь прервётся. Будет то двадцать пять, тридцать лет, неважно. Не суждено ему было прожить долго, а уж тем более счастливо. Не мечтал он о тихой, спокойной старости. Он мечтал о бурной юности и бесшумном, но красивом конце. А теперь что? Теперь он пытается ухватиться хоть за что-то, что может пообещать счастье не только ему, но и его единственной и бесконечной любви. Нет мочи больше гореть, хочется упасть в объятия того, кто потушит этот пожар, но зажжёт другой. Тот, что где-то в самом сердце таится и называется любовью. —А что если, — вымолвил юноша спустя несколько минут молчания, — я соглашусь? —Тогда мы не зря сюда пришли. Голубой свет разливается по всей пещере, а водяные блики завораживающе играют на её потолке. Вода словно блистает, искрится на свету, который источают недра загадочного озера. Юноша вдруг замечает, что все омойдэ исчезли, однако лишь один пристроился на его плече, словно чего-то смиренно выжидая. —У нас не так много времени, поэтому послушай меня внимательно, — произносит Миэллики, отвлекая парня от созерцания этой красоты, которую он стремится понять не разумом, а душой и сердцем. Девушка с волосами белее снега подходит к нему, аккуратно кладя почти ледяные ладони на его плечи. —Я буду рядом, не в буквальном смысле, но вместе с твоим омойдэ, — хранительница переводит взгляд на светлячка на его плече, махнувшего практически невидимыми крылышками. —Лишь произнеси моё имя, и я укажу тебе путь. Разумеется, если намерения твои светлы, — парень благодарно кивнул, ожидая дальнейших объяснений. —Кроме того, за цену, которую ты платишь, я могу спасти жизнь одного человека и сделаю это. Он умрёт мучительно, не для такого конца существовала его золотая душа, — юноша хмурит брови, однако вопросов не задаёт. Знает: времени становится мало. —И последнее: позволь мне забрать у тебя кое-что, — морщинки юноши смягчаются, однако тут же он раскрывает рот в беззвучном крике и откидывает голову назад, зажмурив глаза, когда рука Миэллики соскальзывает с его плеча и так, словно нет на юноше кожи, под ней плоти, а рёбра не прикрывают лёгкие, проникает в его грудь, и парень буквально чувствует, как что-то заставляет дыхание прерваться. Миэллики смотрит на него так взволнованно, но глаза её тут же закрываются, отказываясь наблюдать за страданиями юноши. Проходит меньше десяти секунд, и хранительница вытаскивает руку из его груди, и парень смотрит потрясённо на ладонь, полностью выпачканную в чём-то чёрном, напоминающем смолу. —Теперь не причин тебя тут задерживать, — произносит она полушёпотом, глядя на перепачканную руку. —Проживи жизнь счастливо, с тем, за кого в прямом смысле отдаёшь всю выделенную тебе вечность. Удачи, Чимин, — впервые позвала его по имени Миэллики и подошла чуть ближе. —Цени свой шанс, — она толкнула его в грудь, заставляя упасть в воду и бесследно в ней пропасть. Чимин распахивает глаза и сию же секунду садится на постели, вбирая в лёгкие столько воздуха, что начинает кружиться голова. —Во имя хранительницы, неужели… — произносит знакомый хрипловатый голос и Чимин тут же чувствует, как кровать рядом с ним проминается, а чьи-то тёплые губы касаются его лба. Сразу же после ощущаются пальцы, стирающие отпечатки кремовой помады. —Чимин, мальчик мой, как же я боялась, что ничего не получится, — Пак фокусирует свой взгляд на человеке напротив, признавая знакомую ведьму. То есть… колдунью? —Наталья… голова… я… — пытается Чимин произнести что-то связное или хотя бы не лишённое логики, однако получается из рук вон плохо. —Я знаю, знаю, — Константин тянется к тумбочке, вручая парню стакан с неизвестным содержимым. —Выпей, это поможет. В любой другой ситуации Чимин бы понаблюдал, пригляделся к содержимому стакана, дабы не выпить чего-нибудь малоприятного. Но сейчас голова болит так, что боль, кажется, распространяется по всему телу, а может даже выходит за его приделы. Поэтому он выхватывает стакан из её рук и залпом выпивает находящуюся в нём жидкость, тут же скривившись от тошнотворной горечи, но ощущая, как боль начинает сходить на нет. —Где я? — спрашивает Пак, но сразу осекается. —Хотя, правильнее было бы спросить: когда? —Сейчас 27 мая 2022 года, — отвечает Наталья, заставляя Чимина на пару минут выпасть из реальности. Как…? Он знал, что Юнги далеко. Что между ними много лет, может десятилетий, но… —87 лет? — ошарашено спрашивает Пак, бродя взглядом в поисках ответов по Наталье, которая, кстати, почти не изменилась. Только волосы её теперь жгуче чёрные, длинные, стиль одежды стал немного непривычным. Однако ярко-красная помада — всё ещё синоним её имени. —Да, mon cher, за 87 лет случилось многое. И я рада, что тебе не пришлось пережить… —Вторую мировую? — спросил вдруг Пак, заставляя Константин остановиться. —Всё к этому шло, — полушёпотом сказал Чимин, поднимая голову, которая практически незаметно для него самого прекратила болеть. —А что же стало с вами? Где вы были во время войны? —Я вернулась в Россию и работала в военном госпитале. Помогала бойцам, как могла, применяя магию, — она задумалась, вспоминая те оглушающие взрывы, болезненные стоны раненных бойцов, которых она собственноручно вытаскивала с поля боя, и их удивлённые лица, когда на следующий день они щупали место ранения, где остался лишь небольшой рубец да и только. —А как же… — Чимин запнулся, боясь задать вопрос, а точнее получить на него не тот ответ, который желал бы услышать. —Что с Юнги? Константин вздохнула, ощущая, что настало время. Время рассказать Чимину правду, о которой она смолчала почти сто лет назад. Всё это время она жила в страхе, потому что не знала наверняка: вернётся ли Чимин или решит отклонить сделку и прожить новую жизнь, позабыв о предыдущей. Хотя её сердце всегда подсказывало ей верный вариант. —Тебе нужно скорее найти его, — Наталья накрыла ладонь Чимина своей, улыбаясь так грустно, что в сердце у Пака похолодало, а разум освободился от мыслей. —Что…что с ним? — Чимин напрягся, заставив Константин почувствовать своё желание прямо сейчас сорваться с этой самой постели и бежать в неизвестном направлении до тех пор, пока не увидит перед собой Юнги. Как только это произойдёт, он клянётся, что первым делом скажет, как сильно любит. Произнесёт это почти шёпотом, только для них двоих. —С ним всё хорошо, он пытался справиться. Но видящие неделимы, поэтому он не смог тебя отпустить и не сможет, — Чимину стало легче, когда Наталья дала понять, что Юнги жив и здоров, по крайней мере физически, однако постойте… видящие? —Ты не ослышался, — ответила Наталья, завидев недопонимание юноши. —Юнги — видящий, как и ты, именно поэтому ваша связь настолько сильна. Он видит тебя, как и ты видел его, он видит будущее, неотъемлемой частью которого являешься ты. Только Юнги не знает, что это видения или вещие сны. Он думает, что сходит с ума, — рассказывает Константин, наблюдая за лицом Чимина, на котором эмоции сменяются одна за другой. —Чимин? Скажи что-нибудь, — отвлекает Наталья юношу, который уже обдумывает, с какой скоростью ему бежать, чтобы побыстрее очутиться около Юнги. —Я должен найти его, — вдруг выдаёт Чимин, резко поднимаясь с кровати, но Наталья останавливает его, надавливая на плечи и заставляя сесть на место. —Перед тем, как ты помчишься на его поиски, я должна отдать тебе кое-что, — Константин тянется к прикроватной тумбочке и нащупывает на ней вытянутый белый конверт. —Я забрала его… — не успевает Наталья договорить, потому что вздрагивает от неожиданности, как, вообще-то, и Чимин, когда кровать рядом с ними проминается под весом ещё одного человека. Глаза Чимина расширяются, когда он узнаёт того, кто только что очутился рядом с ним. —Джин?! — воскликнул Пак, а Ким закрыл руками уши, ограждая себя от лишних звуков. —Джин? — спрашивает уже чуть тише Чимин, развернувшись к Наталье и ожидая объяснений. —Хранительница говорила тебе, что спасёт чью-то жизнь, так ведь? — ответила женщина, уже поднимаясь с кровати и стараясь как можно быстрее найти необходимый отвар, чтобы унять головную боль Сокджина. —Мистер Ким должен был погибнуть на войне. Хранительница спасла его жизнь, — Наталья подошла к Джину, который ещё пока не понял где, когда и почему находится, и какие люди его окружают. —Выпей, это поможет, — она приподняла голову Джина, пытаясь напоить его отваром. —Ему нужно отдохнуть. Он простой смертный, поэтому перемещения во времени переживает тяжело, — Константин аккуратно положила голову юноши на подушку, а Чимин всё наблюдает за происходящим и не может поверить, что Джин рядом. Неужели… Это, должно быть, сон. Или он умер и попал в свой личный рай, где его друг и любовь живут в одном и том же году.***
Прошло уже два часа, на улице стемнело, поэтому Наталья уговорила Чимина отправиться в путь завтра утром. Пак сидит на кровати рядом со всё ещё спящим Джином. Как выяснилось, он проснулся в том же самом доме, в котором умер 87 лет назад. Наталья поведала ему о всех тяготах содержания его квартиры, как отвоевала эту постройку у властей, которые хотели снести дом и построить на его месте новый. Но Константин знала, что Чимин появится именно тут. Поэтому всего парочка заклинаний и аромат «забвенных» трав и идея о сносе дома покинула умы чиновников. В руках юноши конверт, на котором в графе «получатель» таким любимым для Чимина почерком выведено его имя. Пак разрывает конверт, доставая свёрнутый втрое лист, разворачивая его мелко дрожащими от волнения пальцами. «Привет, Чимин. Это Юнги. Наверное, так ты себя чувствовал, когда писал мне первое письмо. Ничего, правда? Совершенно ничего внутри, что могло бы дать мне стимул забыть и продолжить жить. Ты ведь тоже не имел стимула тогда? Только ты устал от жизни, а я от того, что проживаю эту жизнь без тебя. Я пишу в пустоту, понимаю, что ты не ответишь и даже не прочитаешь. Хотя я не уверен уже ни в чём. Но всё равно продолжаю выводить на бумаге буквы. Именно буквы, потому всё, о чём я думаю и говорю, кажется мне глупым набором символов. Я мог бы сказать, что вместе с чернилами в бумагу впитывается моя боль и отчаяние, мне становится легче, но, знаешь… Ни черта не легче. Прошёл год. Целый год с момента, когда тебя не стало, ты исчез из моей жизни. А я до сих пор не справляюсь с натиском обстоятельств и совру, если скажу, что не пытался. Я искал зацепки, пытался найти тебя, сохраняя надежду, что это какая-то глупая шутка, что кто-то выпрыгнет, скажет: «А… ты не понял юмора?» и всё закончится. Но такого шутника не объявилось. Как только та женщина отдала мне твою книгу, я полетел в Лондон, но не приблизился к тебе и на шаг. Я пытался тебя забыть или возненавидеть, но как я могу хотя бы попытаться это сделать? Я так в тебе погряз, так бесповоротно влюбился, что жить по-другому теперь кажется совершенно глупым и невозможным. Ты знаешь, что такое приходить на могилу любимого человека? Надеюсь, что нет. Я всё ещё боюсь ходить на могилу отца. Однако на твою я пришёл, дабы поверить. Я помню те неаккуратно вырезанные перочинным ножиком буквы на деревянном кресте, вбитом в сухую землю. Я пролежал в том поле до самого утра после того, как увидел тебя. Смотрел на звёзды, которых ты, должно быть, попросил сохранить свой взгляд для меня, потому что я правда чувствовал это. Да уж, я слышал о людях с разными знакомыми, но чтобы… иметь связи с небесами? Я не ощущал нужды двигаться дальше, жить, потому что на тот момент мне казалось, что жизнь остановилась в ту минуту, когда я раскрыл твоё последнее письмо. Чимин, мне кажется, ты мой ангел хранитель, не иначе. Несколько недель назад я шёл на работу, но увидел в толпе знакомое лицо: твоё лицо. Я побежал вслед за тем человеком, но, догнав, понял, что ошибся, впрочем, как и всегда. Как и в предыдущую сотню раз. И буквально через несколько секунд я услышал визг шин, скрежет металла. На том перекрёстке, который я должен был пересечь, случилась авария. И я, вероятно, не сидел бы сейчас на своей постели и не писал бы это письмо, если бы не твой мимолётный призрак, отвлекший меня от дороги на работу. Хотя, даже если бы той аварии не случилось, я всё равно продолжил бы верить, что ты — кто-то особенный, тот, что заставил мой мир перевернуться с ног на голову, ты всегда присматривал за мной и продолжишь это делать. Ты же обещал быть рядом, помнишь? Я не в силах отвернуться от своей веры в тебя. Знаешь, мне иногда кажется, что месяц-другой и меня положат в какую-нибудь психиатрическую лечебницу. Такую, как в тех фильмах ужасов: с обшарпанными стенами, мигающим светом, тёмными коридорами. Я вижу то, чего нет, закрываю глаза и не могу избавиться от навязчивого образа. Все мои сны лишь об одном. Изо дня в день я играю сам с собой в игру под названием: «Протяни хоть день без навязчивых мыслей о том, как сложилась бы твоя жизнь рядом с ним». Что ж, я не выиграл ещё ни разу. Интересно, каков человеческий предел? Моя мама часто думала об этом, а теперь начинаю задумываться и я. Сколько я живу без сна, нормальной еды, общения? Сколько ночных смен уже взял на второй работе, куда устроился в прошлом месяце и всё для того, чтобы не оставаться наедине со своими кошмарами? А главное: сколько ещё всё это продлится? Каков придел моих способностей? А у чувств? У них может быть предел? Я искал тебя во всех, однако перестал сразу же после того, как понял: я просто хочу любить каждую секунду, что провёл с тобой. Хочу любить каждый поцелуй, что ты оставил на моих губах, каждое касание твоих аккуратных пальцев, каждый мимолётный взгляд, каждое произнесённое тобой слово. Каждое воспоминание о тебе. Любить всё, что связано с тобой. Любить тебя. Скоро всё будет в порядке. Я обещаю тебе. Просто, пожалуйста, дай мне немного времени. Время — это всё, что мне нужно прямо сейчас, Чимин~а. Я не хочу говорит «до встречи», потому что знаю, что её не будет. Не хочу говорить «прощай», потому что никогда не смогу отпустить тебя. Поэтому… Просто люблю. Твой Юнги.» Чимин опускает обессиленные руки и чувствует пустоту. Пустота внутри него, пустота вокруг. Пустота в душе Юнги, который написал ему это самое письмо. —Юнги, прошу тебя, дождись меня, — шепчет Пак, вбирая с лёгкие прокуренный Натальей воздух. Эта женщина находится в соседней комнате, а запах стоит такой, будто она выдыхает сигаретный дым прямо ему в лицо. —Дождись и я обещаю, что никогда больше не заставлю тебя ждать. У нас будет ровно столько времени, сколько пожелаем, — продолжает шептать Чимин, пока из-под прикрытых век срывается единственная слезинка. Чимин утирает её рукавом, тут же отвлекаясь на копошение рядом с ним. —Джин~а? — спрашивает он, наблюдая, как Ким осторожно открывает глаза и стягивает с себя пуховое одеяло. —Чимин, — шепчет он, но тут же распахивает глаза и зажимает рот рукой. Чимин этот сигнал принимает сразу же, вскакивая с постели и подбегая к младшему с тазиком в руках. —Всё хорошо, скоро станет легче, — шепчет Чимин успокаивающие фразы, с тяжестью наблюдая за тем, как Джина выворачивает, в то время как дрожащие пальцы сжимают края тазика. —Скоро всё будет хорошо.***
В скором времени Джину стало лучше. Наталья снова напоила его какими-то снадобьями, которые ему помогли почти моментально. Разумеется, без серьёзного разговора не обошлось. До полуночи Наталья и Чимин рассказывали Сокджину что к чему, почему он вдруг тут оказался, почему пол часа его выворачивало, а ещё час раскалывалась голова. —То есть всё это время ты молчал о том, что ты… — запнулся Джин, позабыв то слово, которое буквально минуту назад произнесла Константин. —Видящий, — договорил Чимин, тут же закашлявшись и потушив сигарету Натальи, которая невозмутимо достала новую и зажгла её. «Серьёзные разговоры не клеятся без сигареты-другой» — сказала она, начиная разговор около часа назад. Чимин клянётся: лёгкие этой женщины похожи на скукоженный чёрный изюм, не иначе. Хотя… сказал человек, который уже как-то умирал от рака лёгких. —А ещё, — продолжил Ким, — ты влюблён в мужчину, который старше тебя на сто лет, — повторяет Джин слова Чимина, который кивает ему, указывая на истинность всего произнесённого. —А, чуть не забыл, сейчас 2022 год. Я просто уточняю, мало ли, вдруг я что-то не правильно понял или напутал… — Джин говорит спокойно и трёт пальцами переносицу. —Что б тебя, Пак, это так в твоём стиле! — вдруг прикрикивает он, заставляя Константин ахнуть от неожиданности. —Вот скажи мне: почему я удивился ровно в половину меньше, чем должен был? —Потому что за время знакомства со мной ты привык к сюрпризам, — Пак ухмыльнулся, заставляя Джина покачать головой. И в самом деле: Пак Чимин — один сплошной сюрприз, неразгаданная тайна и повод удивляться вновь и вновь в одном флаконе. Однако Джин быстро успокоился, хотя и осознание того, что он, чёрт возьми, перенёсся на что лет вперёд, до конца не пришло. Теперь обсуждение перешло к главному: как Пак Чимину, человеку, которого фактически никогда не существовало, пересечь границу? —Подождите, но вы же рассказали о том, что мою книгу печатали. Что я полюбился людям, что меня знали и читали. Меня ведь могут узнать, это наделает шуму, — сказал Чимин, забирая назад пятернёй белые, как у хранительницы, волосы. Видимо, это часть платы за вторую жизнь. —Мне пришлось уничтожить все воспоминания о тебе, все книги, вообще всё, что могло напомнить людям о тебе. Дело в том, что твои похороны — чистой воды обман. В твоей могиле нет твоих останков. Десять лет назад появился какой-то парень, просто одержимый твоей личностью. Вообще, ты стал загадкой для многих, потому что мало где можно было найти упоминания о Пак Чимине. Он каким-то образом нашёл место твоего якобы захоронения, стал проводить исследования и выяснил, что твоих останков там нет. Я подумала, что ему никто не поверит, однако через неделю увидела новость о том, что загадочный Пак Чимин ещё загадочней, чем кажется, по центральному телевидению. И тогда поняла, что нельзя, чтобы так продолжалось. Мне пришлось заставить забыть о тебе всех, кроме семьи владельцев «West coast», но они обещали молчать. Одним словом, ты никогда не существовал, Чимин. Тебе нужны новые документы. —Наталья, мне жаль, что вам пришлось заниматься всем этим, — произнёс Чимин, покачав сожалеюще головой. —Мальчик мой, не говори глупостей. Ты — моё предназначение, забыл? Для таких, как я, предназначение — гораздо больше, чем задание, которое нужно успеть выполнить. Это дело всей жизни, — она улыбнулась и похлопала Чимина по плечу, вставая со своего места. —Что ж, завтра документы будут готовы, а затем держим путь в Сеул.***
—Мама… — произнесли хором Чимин и Джин, впервые за всё время нахождения в 21 веке вышедшие на улицу. Лондон 2022 года — крайне странное и шумное для них место. Повсюду шныряют машины, прохожие бегут куда-то, уткнувшись в какие-то непонятные святящиеся коробки. —Эй, смотри куда прёшь! — возмущается какой-то мужчина, врезавшийся в плечо Сокджина, заворожённо смотрящего по сторонам. —Что? — удивляется такому обращению к себе Джин, возмущённо посмотрев на Константин, а потом на мужчину, который уже давным давно потерялся в толпе. —Это что такое было? —Это манеры 21 века, Сокджин, привыкай, — ответила Наталья, быстро шагая по оживлённой улице. Мимо проезжает машина, из которой доносится музыка, при том такая громкая и странная, что Чимин кривит брови и желает, чтобы эта машина миновала их как можно быстрее. Он бродит взглядом вокруг себя, рассматривая витрины магазинов, большие рекламные щиты, электронные табло на зданиях. «Интересно, как это работает?» — думает Чимин, параллельно следя за Натальей, чтобы не потерять её в толпе. «И причастен ли к этому этот Интер… интернет… или как там его?» — Наталья провела для парней краткий экскурс по современной жизни, чтобы они не были, как Хью Джекман из фильма «Кейт и Лео». Однако усвоить, что такое Интернет, телефон, компьютер и ещё много всяких непонятных слов, меньше, чем за день — нереально. Человечество привыкало к этому десятилетиями, а Чимин и Сокджин должны будут это сделать гораздо быстрее.***
Перелёт прошёл куда успешнее, чем ожидалось. Особых придирок к Чимину и его личности не наблюдалось. Может, потому что Наталья обладает даром внушения, или Чимин просто настолько обаятельный и привлекательный, что ему хочется задать лишь один вопрос и он никак не касается цели его визита в другую страну: «Чирканёте свой номер телефона?». Вопрос достаточно тяжёлый и ответ неоднозначный при том, что телефона у Чимина нет. Чимин стоит около одного из магазинчиков в аэропорту, ожидая Джина и Наталью, которые отчего-то сильно задерживаются. Он рассматривает электронную вывеску аптеки, на которой одна надпись сменяется другой, затем опускает взгляд на стеллажи, которые просто забиты различными медикаментами. «Интересно, уже придумали, как лечить рак?» — почему-то подумалось Чимину, но он поспешил выкинуть из головы эту идею, потому что воспоминания о постоянных болях преследуют его в кошмарных снах. Эти моменты он с радостью оставил бы на попечительство Хранительницы. —Давайте-давайте, быстрее! Через пять минут заканчивается посадка! — кричит кто-то, заставляя Чимина развернуться и осмотреться. Впереди всех бежит высокий блондин, который, по всей видимости, и кричал, оповещая о надобности поторопиться. За ним, еле успевая, несутся два парня с кучей сумок в руках, поэтому блондин подходит к одному из них, помогая с вещами. И замыкают строй ещё два парня: один со светло-коричневыми волосами, в свободной льняной рубашке и бежевых брюках, на носу очки, даже в спешке умудряется сохранять спокойствие и собранность, а второй Юнги. Юнги?! Чимин распахивает глаза, когда понимает, кого только что увидел. Юнги поправляет на плече ремешок кожаной сумки и ускоряет шаг, удаляясь всё стремительнее и уже почти пропадая из виду. Чимин забывает обо всём: о Наталье и Джине, о том, что у него на руках нет денег на билет туда, куда летит Юнги, что в руках у него тоже сумки. Он бросает все вещи на пол и срывается с места, тут же принимаясь взглядом искать Юнги. Он бежит, задевая плечами прохожих, бегает глазами по ним и умирает каждый раз, когда это оказывается вовсе не Мин Юнги. Он понимает, что заблудился, потому что не слышит больше тех самых голосов. Он растерянно оглядывается по сторонам, судорожно вбирая воздух в лёгкие, паника накрывает его с головой. —Юнги! — кричит он что есть мочи и смотрит по сторонам, надеясь, что Мин откликнется на его зов, но единственное, что встречает — осуждающие взгляды окружающих. «Что же делать?» — единственное, о чём он может подумать. Он хватается руками за голову, присаживаясь на ближайшую скамью. Чимин закрывает глаза, не желая верить в то, что только что вот так взял и упустил Юнги. Однако чьи-то быстро приближающиеся шаги не дают ему полностью погрузиться в пучину отчаяния. —Чимин, Юнги улетает в Калифорнию, — то была Наталья. Чимин поднял на неё взгляд, дающий понять, что Чимин итак об этом знает. —Я взяла билет на следующий рейс. Остался только один, поэтому дальше тебе придётся идти одному, — произнесла Константин, заставляя Чимина подняться и обнять её так крепко, что та аж услышала, как хрустят её кости. —Я не заслужил вас, — шепчет Чимин, принимая билеты из её рук. —Mon cher, не говори глупостей. Это я не заслужила тебя.***
Чимин помнит произошедшее словно сквозь туман. Вот он летит в самолёте, вот сходит с трапа, отдаёт одному из работников стойки регистрации документы, чуть не забыв их забрать, берёт такси и доезжает до центра города. Теперь он стоит на одной из улиц, бездумно глядя в лица прохожих. Нет, он не надеется найти Юнги прямо тут, не ищет чей-то помощи. Он просто думает, что делать дальше. У него нет ни адреса, ни номера телефона, не говоря уже о том, что у него самого мобильного не наблюдается. У него есть лишь имя Мин Юнги и всё на этом. Он понимает, что теряется в происходящем, когда осознаёт, что стоит на одном месте больше получаса, а какая-то девушка подходит к нему, спрашивая, всё ли нормально, а он отвечает что-то типа «Д-да, всё в порядке». Чимин закрывает глаза и неуверенно шепчет себе под нос: —Миэллики…? Не проходит и пары секунд, как Пак чувствует что-то на своём плече. Он открывает глаза и видит белую птицу с завораживающе переливающимися голубым перламутром глазами. —Миэллики? — переспрашивает он, но ответа, естественно, не дожидается, однако замечает кое-что. К лапке белой птицы прицеплена небольшая записка, которую он сразу и не заметил. Чимин аккуратно снял её и развернул крохотный свёрточек, читая надпись, по всей видимости, являющуюся адресом. —Спасибо, — успевает произнести Чимин перед тем, как птица улетает, легко взмахивая белоснежными крыльями. —Такси! — вскрикивает Пак, увидав крышу жёлтой машины.***
Чимин шагает по пляжу, в попытках отыскать нужный дом. Он уже думает о том, что же скажет Юнги. Может нужно сказать: «Прости»? А нужно ли Юнги это «Прости»? А может начать с простого «Привет»? Глупо настолько, что аж смешно. Он столько хотел поведать Юнги, о стольком рассказать, а сейчас думает о том, что лучше сказать первым делом: «Привет» или «Прости». Чимин не успевает додумать, потому что видит вдалеке фигуру. Кто-то лежит на мокром песке, пока прохладные волны омывают его ноги. И отчего-то Чимину хочется побежать, однако он идёт медленно. Словно не ищет ничего, словно только что всё нашёл. И меньше, чем через минуту, Чимин успевает в этом убедиться, потому что отчётливо видит в темноте ночи те самые глаза, розовые губы, капну верных волос. Даже в воздухе ощущает присутствие своего любимого. Он подходит совсем близко, однако Юнги не открывает глаз и не реагирует на присутствие постороннего. Он просто лежит, положив руки на живот и слушает шум волн и шелест листьев пальмы позади них. Чимин молча опускается на колени, а затем ложится рядом, глядя на профиль Юнги, который выглядит, как обычно, серьёзно и сосредоточенно. Он не может сдержать себя от того, чтобы впервые в жизни по-настоящему запустить пальцы в его чёрные как смоль волосы и ощутить их шёлковую мягкость. И лишь тогда Юнги открывает глаза и не видит в них Чимин ничего, кроме всепоглощающей боли и тоски. —Нет, пожалуйста, — Юнги закрывает лицо руками и машет головой. —Прошу, я не могу так больше, — голос его надламывается, заставляя сердце Чимина замереть. —Чимин, мне так больно, прошу тебя, не делай ещё больнее, — молит Юнги, а из глаз его текут слёзы, которым он позволяет катиться по вискам. —Я не могу больше разочаровываться, понимая, что тебя нет. Я устал считать себя сумасшедшим, — Чимин не сводит с него глаз, закручивая пальцами прядку его волос. —Ты не сумасшедший, — шепчет Пак, стирая ладонями воду с его щёк. —Если и так, то я сумасшедший тоже. —Надо же, насколько поэтичным стало моё сознание, — усмехнулся Юнги, шмыгая носом. —Ты наверняка сказал бы тоже самое, — Юнги продолжает смеяться, а по щекам так и продолжают течь слёзы, одна за другой. Однако Чимин перестаёт зарываться в его волосы, когда видит, как Юнги встаёт на ноги, отряхиваясь от мокрого песка. —Надо обратиться за помощью к врачу, — прошептал себе под нос Юнги, поворачиваясь в сторону дома, где всё ещё горит тёплый свет. Юнги вдруг замечает краем глаза сестру, вышедшую на задний двор специально, чтобы проверить, как там он. Мин напоследок поворачивается к Чимину, заглядывая в его глаза и беззвучно произнося: «Прощай?». —Юнги, а кто это? Что?… Юнги поворачивается к своей сестре, которая заинтересованно вглядывается в пространство около него. —Что ты сказала? — переспрашивает Юнги, неверяще глядя то на Миён, то на Чимина. —Что это за парень рядом с тобой? — Юнги качает головой, нахмурив брови и поглядывая на скромно улыбающегося Чимина. —Какой парень? — Юнги наблюдает за тем, как брови Миён сходятся к переносице, а руки скрещиваются на груди. —Парень, который стоит рядом с тобой, Юнги, — отвечает она в манере «Юнги, не делай из меня идиотку, просто объясни, что происходит». —Опиши его! — повышает он взволнованно голос, заставляя Миён цокнуть. —Белоснежные волосы, белая рубашка, чёрные брюки на высокой талии, — Юнги смотрит на Чимина, сопоставляя картинку перед собой со словами Миён. —А ещё, правда, мне плохо видно, но на ключице татуировка. Птица, кажется, — Юнги поворачивается к Паку, замерев и вперившись в него потерянным взглядом. —Чимин…? — шепчет Юнги, когда Пак подходит ближе, касаясь ладонью его влажной щеки. —Это я, Черноглазый, — отвечает Чимин также тихо, обнимая Юнги и кладя подбородок на его плечо. —Но… не может… — Юнги отстраняется, беря лицо Чимина в своих холодные руки и глядя в его серо-голубые глаза. Он буквально может почувствовать его с своих руках. Не так, как в тех снах, нет. По-настоящему, Юнги чувствует. —Юнги, помнишь, я говорил, что в этом мире возможно гораздо больше, чем ты думаешь? — Юнги кивает, гладя большими пальцами кожу его румяных щёк. —Считай, что отдать всё сущее за жизнь с тобой — вполне воплотимая вещь, — Чимин улыбается, накрывая ладони Юнги своими. Мин усмехается, завидев эту улыбку, которая просто не может отказаться его глупой галлюцинацией. —У меня есть два предположения. Первое: у нас с сестрой коллективное помутнение рассудка, — Чимин улыбается на это предположение ярче, ощущая, как по собственным щекам текут слёзы. —А второе? —Я только что вновь обрёл смысл всей моей жизни, — Юнги приближается и приникает к губам Чимина, ощущая на них солёный привкус слёз. Юнги чувствует ладони на своём затылке, спускающиеся вниз по спине и вновь поднимающиеся вверх по позвоночнику, щекоча кожу и вырисовывая на ней узоры невидимыми чернилами. Чимин отстраняется лишь на секунду, чтобы прошептать тихо-тихо, в самые поалевшие от поцелуя губы. —Поживём и узнаем, какое из них верно, — ладонь его мягко ложится на ключицу Юнги, накрывая птицу, в полёте расправившую крылья. —Хотя я склоняюсь ко второму, — Чимин закрывает глаза, касаясь кончиком носа щёки Юнги. —Хочу любить тебя словно в замедленной съёмке, — произносит Чимин, а Юнги чувствует, как тонет в слишком забытых и ещё минуту назад казавшихся такими невозможными чувствах. —Лишь позволь мне каждый день слушать тишину, что окружает тебя. —Только если ты пообещаешь, что никогда больше не станешь лишь моим сном. Что можно сказать о времени? Лучше просто промолчать. Пока вы будете думать, что бы сказать о его необъятности, скоротечности и необратимости, столько судеб в мире обрушится, столько нитей оборвётся, так не дайте же своим оборваться.Конец для нас, но не для них.