И вспыхнет пламя...

Янушу начинало казаться, что череда бед, поглотившая Ворну — небольшую тихую деревеньку, расположившуюся неподалёку от Дорухова — никогда не закончится. А всё началось весной. С того самого момента, когда стало ясно, что вверенных солтысу селян ожидал крупнейший падёж скота, за последние лет двадцать, если не больше. Вся уродившаяся за зиму скотина погибла буквально за считанные дни. Козлята, телята и ягнята валились с ног и за часы сгорали от таинственной болезни, словно свечки. Слухи среди жителей пустились быстро. Кто-то был уверен, что виновата свирепствовавшая в соседнем уезде чума. Другие утверждали, что к гибели скота приложили руку прятавшиеся в лесах ведьмы. Склонные к излишним суевериям, старики же полагали, что дело не в болезни и не в происках ведуний, прятавшихся от инквизиторов, а всего лишь в обиженных духах и прибожках, которым селяне могли чем-то насолить. Видимо, идея пригласить в деревню проезжавшего окольными дорогами ведьмака принадлежала кому-то из старожилов. Януш о его прибытии узнал одним из последних. Солтыс о ведьмачьей породе был наслышан, хоть далеко не всему верил. Немногословные, молчаливые, вечно блуждающие от села к селу, от одного поселения к другому в поисках средств к существованию, ведьмаки промышляли тем, что отваживали от сёл и деревень злых духов, находили причины напастей, помогали утихомирить прибожков, особо буйствовавших призраков и прочих тварей, всех названий которых Януш и не упомнит. Но прибывший в Ворну ведьмак, оказался необычным во всех отношениях. Возможно, это и обрекло его на скорую гибель. *** Януш, в отличие от многих своих односельчан, не страдал ни излишней религиозностью, ни суеверием, поэтому рассказы как о невидимых глазу тварях, только и желающих напакостить честным людям, так и о происках слуг Дъявола, пропускал мимо ушей и воспринимал скептически. Правда, не особо это афишировал. Особенно когда речь заходила о преподобном отце Габриэле, главе крупнейшего уездного церковного прихода, в состав которого входила и Ворна. Священник отличался крайним энтузиазмом и рвением, особенно — в борьбе с инакомыслием и приспешниками Вселенского Зла, творящих бесчинства и являющихся, по мнению Церкви, причиной всех людских бед. Одним словом, с преподобным отцом необходимо было быть крайне осторожным. В выборе того, о чем следовало и не следовало говорить — особенно. Неожиданный гость появился в Ворне во время отсутствия главы церковного прихода, поэтому, Януш и решился всё-таки позволить ведьмаку ступить на территорию деревни. Встретил и уважил, как того требовали традиции. Ведь, неважно, кем является путник — человеком ли, ведьмаком. Когда он — твой гость, прояви себя как радушный хозяин. И в итоге — выяснил сразу несколько крайне любопытных фактов. Первый — ведьмак явно переживал не самые лучшие времена: об этом свидетельствовали потрепанные лохмотья, в которые превратилась прежде крепкая и ладная одежда, прохудившиеся сапоги, и измученный вид лошади, явно оголодавшей. Сам пришлый ограничился лишь кратким увещеванием о том, что прошедшая зима выдалась трудной, как для него, так и для кобылы, и что, в качестве залога, он просит починить все изношенные вещи, предоставить им замену, а также — откормить лошадь досыта. Солтыс согласился без лишних раздумий. Второй — незнакомец ни разу не походил внешне на грозу нечисти. Измождённый, бледный, худощавый, хоть и жилистый, он явно долгое время либо недоедал, либо питался как придётся, что косвенно подтверждал фразой про «трудную зиму». Солтыс даже подумал на мгновение, а не подшучивает ли кто-то над ним, притворяясь ведьмаком? Но, все сомнения пропадали, стоило мужчине попробовать поднять взгляд и посмотреть незнакомцу в глаза. Взгляд желтоватых глаз с кошачьим вертикальным зрачком, напрочь лишал всяких сомнений: это определённо был нелюдь. Ну и, наконец, самый главный и неожиданный факт: ведьмак прибыл в Ворну не один. Появление в компании желтоглазого убийцы чудовищ молодого юнца, словоохотливого до невозможности, одетого в аккуратный, почти щегольской, дорожный костюм, вызвало недоумение, как у жителей, так и у солтыса. За всё время, что ведьмак провёл в доме, парень проболтал чуть ли не вдвое больше, чем остальные участники беседы, вместе взятые. Он утверждал, что путешествует с Геральтом (так звали ведьмака) уже не первый год, что зовут его Юлиан, и он — странствующий бард и менестрель. В качестве доказательства, он незамедлительно вытащил из-за спины лютню и наиграл пару-тройку простых мотивов, чем привёл в восторг младших дочерей Януша — Злату и Анку. Мужчина добродушно улыбался. Ведьмак же ограничился сдержанным хмыканьем, и снова заговорил о деле. Правда, ненадолго. Юлиану показалось крайне необходимым поделиться со столь благодарными слушателями — в том числе, и в лице солтыса — парочкой историй, сложенных им об их совместных с ведьмаком приключениях. В итоге, на втором десятке, Януш посоветовал юнцу не тратить даром время и талант, а записать всё рассказанное в виде рукописи. Парень незамедлительно вытащил из сумки аккуратно сложенный свиток пергамента, демонстрируя, что он уже следует этому совету. На начале второго десятка, Геральту удаётся заткнуть болтуна замечанием, что ещё немного подобных историй, не имеющих ничего общего с реальностью — и их выгонят отсюда, и не пустят на порог во всей округе. Это утихомирило Юлиана, позволив солтысу и ведьмаку поговорить о деле: -…вот такие дела, милсдарь ведьмак. Люди встревожены, как бы хворь на взрослую скотину не перебросилась. Вы уж подможите, а мы в долгу не останемся. Желтоглазый некоторое время молчал, сложив пальцы под подбородком, будто что-то обдумывал. Солтыс обратил внимание на следы старых шрамов, покрывавших запястья и уходящие дальше, перебитые костяшки пальцев и сероватую грязь, буквально въевшуюся в кожу. Ведьмаку, по-видимому, периодически изрядно доставалось. Немытые, бесцветные, словно седина, волосы и грязные ногти, свидетельствовали о том, что, последний раз на постоялом дворе, их обладатель бывал давненько. И как же это контрастировало с обликом его спутника! Можно было подумать, что барда вполне себе принимали не просто в тавернах, а настоящих знатных дворах, а вот его компаньону, проходилось довольствоваться ночевкой под открытым небом. К сожалению, подобному развитию событий Януш не удивился бы. — Вот оно что, — наконец, прервал затянувшуюся паузу ведьмак. — Мне бы поговорить с местными, у кого приплод полёг. Да и на деревеньку посмотреть нужно. Есть парочка мыслей, но говорить не буду, пока не проверю. — Ты мне одно скажи, — в голосе мужчины заучила нескрываемая тревога. — не мор ли это какой? Ак мы ж с голоду помрём, коль без животины останемся. Да и сами, упаси Господь, от болезни поляжем! — Нет, не мор, — Геральт отрицательно покачал головой. — Коли напасть какая хворная была — сдох бы весь ваш скот, ещё до того, как первые снега сошли. Солтыс выдохнул с видимым облегчением. — Ну-с, успокоили вы меня, милсдарь ведьмак. Раз опасаться мора не нужно — делайте, что посчитаете нужным. Добро своё я вам даю, и сельчанам скажу, чтоб на вопросы ваши отвечали, и с порога не выпроваживали. — Но, сперва — обсудим оплату, — ведьмак говорил нарочито небрежно, будто подобные разговоры ему успели изрядно приесться. — Не думаю, что у вас с селянами с зимовки осталось много сбережений. Да и у меня сейчас нужды более срочные имеются. — Говорите. — Мне б толкового оружейника и кузнеца. Да и травника, желательно, тоже. Оружие в порядок привести, подковы поменять, да настойками запастись от хвори. — Як не проблема, милсдарь. Подможите — мы вас снабдим всем необходимым в дорогу. — Значит, на том и порешим. — Один момент, — внезапно, напомнил о своём существовании Юлиан. — Ты обещал спросить про лошадь. Лицо ведьмака скривилось, будто от зубной боли. — Не в этот раз. Слишком дорого за такой заказ выйдет. Раздобуду я тебе лошадь, только позже. — Было бы чудесно. А то невмоготу уже топать за тобой пешком на своих двоих… — А кто в этом виноват? — беззлобно поддел компаньона Геральт. — По своей же глупости лошадь потерял. Говорил я тебе: нечего было с теми прохвостами под Краковом связываться… — Ну воооот, сколько ты мне ещё это припоминать будешь? — бард отмахнулся от ворчавшего друга, — Деньги, между прочим, я обратно забрал. — Но не лошадь. И да: если ты снова начнёшь жаловаться на неудобное седло, болящие ноги и на непослушание кобылы, — будешь путешествовать один, понял? Януш усмехнулся, наблюдая за этой шуточной перепалкой. — А как случилось, что вы вместе путешествуете? — поинтересовалась подошедшая к барду темноволосая Злата. Девочка рассматривала гостей с нескрываемым любопытством, но, при этом, — без капли страха. Будто почувствовав это, Юлиан одарил девочку самой доброжелательной и очаровательной улыбкой. И даже хмурый недовольный Геральт, при виде детского непосредственного интереса и восторга от чего-то нового и необычного, слегка оттаял и смотрел на дочку солтыса со сдерживаемой теплотой. Первым, на вопрос Златы ответил, разумеется, Юлиан. — О, это очень необычная история, моя юная леди! Всё произошло много лет назад, когда я, будучи значительно младше, даже младше чем твоя сестра, жил, припеваючи, вместе со своими родителями. Они держали собственную лавку, а отец ещё и кожником подрабатывал. И, случилось так, что мать его умерла, а дух её не упокоился, и принялся причинять беды как семье, так и соседям. Вот и нанял отец ведьмака, чтоб тот с призраком управился. Работу он выполнил, но вот только заплатить ему причитающееся отец не мог. Или не захотел — кто знает. Вот, в итоге, и договорились, что отдадут меня в услужение к ведьмаку, сроком на три года. Вот так мы и начали странствовать. Ну, а далее, я и сам уходить не захотел. Мне вольная, пусть и бедная, жизнь куда более по душе. Юлиан продолжал что-то рассказывать раскрывшей от удивления рот Злате. — Не стоит воспринимать это всерьёз, — тихо поговорил ведьмак, отвечая на недоумевающий взгляд солтыса. — Он рассказывает эту байку на каждом новом месте, если хоть одна живая душа будет иметь несчастье об этом спросить. И каждый раз — разную. — А что произошло на самом деле? — мужчина вдруг ощутил нешуточное любопытство, — Юнец же явно не из простых работяг: холёный весь какой-то. Ведьмак усмехнулся. — Правда, сударь, состоит в том, что даже я не знаю, кем был Юлиан, вплоть до одного промозглого сырого вечера, когда он подошёл к сидящему в придорожном трактире ведьмаку, и увязался за ним следом. Я в чужие тайны лезть не привык, и, коль он хочет травить байки и делать из этого песни — пусть. — Это больше походит на действительность, — согласился Януш. — Пожалей. Вот только, до конца верить в неё, я вам тоже не рекомендую. Мало ли, какой умысел может быть у нелюдя, вроде меня? Солтыс непонимающе вскинул бровь, не сразу заметив, что ведьмак ухмылялся. Вновь заговорив о деле, солтыс с ведьмаком окончательно условились об оплате и решили, что Геральт приступит к работе назавтра утром. Правда, теперь возникла проблема: где путникам можно было бы переночевать? — Не обессудьте, милостивцы, — Януш развёл руками и покачал головой, — но позволить вам у меня остаться не могу. Не подумай, ничего скверного: ты, ведьмак, вроде как порядочный, да и против барда твоего я ничего не имею. Но ко мне, по должности моей, всякий люд заходит. И проблемы появятся, если вас у меня застанут. Без обид. Мужчина отвёл глаза в сторону, не желая встречаться взглядом с золотисто-желтыми глазами Геральта. Тот, если и был раздосадован, то тщательно это скрывал. Лишь кивнул, давая понять, что принимает такое решение. — А постоялые дворы у вас в Ворне есть? Таверны, трактиры? Любое место. Или хоть этого… — ведьмак бросил красноречивый взгляд на Юлиана, который окончательно покорил своими песнями и история сестёр, и теперь насилу успевал отвечать на десятки вопросов. — …пристроить. А то, сил моих нет, слушать о том, как вредно спать на земле, и о том, что мы неизбежно подхватим простуду. Сам-то перебьюсь как-нибудь. В конюшне заночую, или прям в седле. — Вот уж нет! — немедленно возмутился Юлиан, усаживая младшую из сестёр, Анку, к себе на колени. — И думать забудь! В прошлый раз, ты так и не уснул, а, по итогу — упал с лошади, и чуть ребра себе не переломал. В седле он спать будет, ага… — Ну делаааа, — задумчиво протянул Януш, почесывая затылок.- Деревенька-то у нас маленькая, милсдарь, народу живёт мало — все друг друга в лицо знаем, и не особо у нас что и есть, кроме домов сельчан. Церковь, постоялые дворы, таверны, разве что, в соседней Редоне есть, она гораздо крупнее и оживлённее, поскольку, недалеко от реки расположено. Но я не ручаюсь, что солтыс тутошный, Мисцлав, не выставит вас оттудова. А насчёт того, готов ли кто из селян вас приютить… гм… Мужчина испытывал явное затруднение: отказываться от помощи, предлагаемой ведьмаком, он не хотел, но и выглядеть нерадивым хозяином — тоже. — Знаю я, — раздался голос из соседней комнатушки, и, в следующий момент, оттуда вышла высокая темноволосая женщина, державшая в одной руке ухват, а в другой — наполненный доверху кувшин с молоком, — кто гостей наших на ночлег пустить согласится. Причём, задаром. — Варнава, супруга моя, — представил женщину солтыс, и тут же принял из рук жены тяжелый кувшин и поставил на стол. Близилось время обеда. — К ней тоже по всем вопросам можете обращаться, коли меня не найдёте. — Очень приятно, — незамедлительно выразил своё почтение Юлиан, вежливо поклонившись. — И этому беловолосому молчуну — кивает в сторону Геральта — тоже, уверяю вас. Он просто не шибко разговорчивый. — Зато глупость не сморожу, и лишнего не наболтаю. Чему и тебе поучиться не мешает, — проворчал сквозь плотно сжатые губы ведьмак. — Так, про кого ты говорила? — вернул слово супруге Януш. — Я что-то и не припомню, кто бы точно согласился. — Ну, Влаха же, — будничным тоном отозвалась Варнава, перебрасывая заплетённые в косу волосы за плечо. — Травница и знахарка наша. Она на самой окраине живёт, неподалёку от опушки леса. Туда приезжие обычно не ходят, а местные — лишь по делу наведываются, никто ни ведьмака, ни барда его не хватится. Она вас, разве что, попросит ей воды для скотины натаскать, да с дровами помочь. А там — и ночлег обеспечит, и даже травами какими заделится, если нужны будут. — А ведь точно. И как я забыл-то про неё, — Януш, обрадованный неожиданно появившемуся решению, довольно потёр руки. — Который раз убеждаюсь, ак свезло мне с женой-то. Многие судачат, дескать, должна жена лишь хозяйством да детьми заниматься, а я вам скажу, что лучшая жена — та, которая не глупее, а то и умнее тебя. А с хозяйством и детворой и вдвоём управиться можно. — Хорош разглоголивать, — Варнава засмеялась и шутливо толкнула мужа в плечо, — Лучше, гостей и девочек за стол сажай, обед сготовлен. А я пойду гляну, не остыла ли баня. Пусть гости с дороги помоются, как поедят. — Ваше радушие не знает границ, сударыня, — воодушевлению Юлиана, казалось, не было предела. — Если разрешите, я даже сочиню и сыграю за столом несколько строк в Вашу честь. И в честь вашей замечательной семьи, разумеется, тоже. Ощутимый толчок от ведьмака, призывавший его поумерить красноречие, явно не возымел эффекта. — Играйте, — милостиво разрешила хозяйка дома, — И благодарить не нужно. Обычай же таков: раз присылает к тебе Господь путников — воздай им в полной мере, ибо всё тебе сторицей вернётся обратно. А мы всегда были хорошими хозяевами. Остаток вечера прошел в отвлечённых разговорах и беседах, вперемешку с песнями и частушками: бард своё дело знал, и даже Геральт, казалось, слегка оживился. Под конец дня, Януш лично проводил путников до тропы, ведущей к избушке травницы, напомнил, что будет ждать новостей, и ушёл прочь, оставив ведьмака и его спутника в одиночестве. *** — Герааааальт, напомни мне, пожалуйста, куда мы направляемся в такую рань? — Юлиан даже не пытался сдерживать одолевавшие его бесконечные зевки, сонно клевал носом и дожёвывал остатки хлеба с козьим сыром, составлявший весь скромный завтрак, предложенный им сердобольной знахаркой. — Ещё даже петухи местные не проснулись. Ведьмак, будучи не в лучшем расположении духа — обыденное состояние при очередном приступе бессонницы — мысленно выматерился, надеясь, что нарастающее раздражение в адрес барда, сойдёт на нет, и ускорил шаг. Им было необходимо прочесать всю опушку и подлесок, граничивший с Ворной. — Кроме того, — Юлиан не прекращал говорить, даже с набитым ртом, — нам же не обязательно управляться прям за сегодня? Отоспались бы, осмотрелись, не торопясь. Нет, тебя куда-то несёт с утра пораньше… Геральт резко выдохнул через нос. Не тут-то было. Злость никуда уходить не желала, а сам Юлиан нисколько не способствовал этому процессу. В воздухе запахло очередной ссорой. Которых в последнее время было слишком много. — Если ты считаешь, что можешь провести время с большей пользой — валяй, — со всем возможным самообладанием процедил ведьмак, однако его голос всё равно больше напоминал предупреждающий рык зверя. — Можешь идти обратно и не продирать глаз до полудня. Можешь пойти в деревню и заняться… чем ты там обычно занимаешься. Плевать я хотел. Но только, не надо указывать, как мне выполнять МОЮ работу. И если ты умудришься вляпаться в неприятности — а ты умудришься — не жди, что я сию же минуту примчусь спасать твою шкуру. Юлиан аж жевать перестал на несколько секунд. И молчал, осмысливая услышанное. Геральт тяжело вздохнул. Ну вот, опять он либо наговорил лишнего, либо сказал что-то НЕ СОВСЕМ так, как было нужно. Как же с людьми бывает сложно… Нет, не так. Как же бывает сложно… с Юлианом. Компаньоны в полном молчании дошли до самой опушки. — Слушай, я… вовсе не это имел в виду, — не выдержал Юлиан. Бард хронически не переносил две вещи: длительного молчания и одиночества. — Конечно, ты куда лучше знаешь, как всё сделать правильно, и уж тем более — лучше разбираешься во всём, что касается нашей общей работы по очищению мира от нечисти в отдельно взятом захолустье. И да: куда я от тебя денусь? Мне нужно вдохновение для новых историй, прославляющих отважного ведьмака Геральта, и его лучшего друга и неизменного спутника. А где его ещё брать, как не на подобных вылазках? Да и рассвет в здешних краях просто восхитителен… Ведьмак слегка расслабился. Дословно слушать и вникать в трёп друга, в его планы не входило, но он отчётливо улавливал изменившуюся интонацию и запах — они свидетельствовали о том, что бард не держал на него зла, и всё вернулось в прежнее русло. Если обойти опушку было задачей простой, то стоило чуть углубиться в лес, и на пути начали вырастать то тут, то там небольшие болотца, провалы в земле из-за отсыревшей и тяжелой почвы, и «просеки», где лежали неубранные гниющие стволы срубленных деревьев. Юлиан, очевидно, совсем не так представлявший «поиски вдохновения», успел за полтора часа ходьбы по лесу измазаться в болотной тине, познакомиться с обитавшими внутри трухлявых пней дикими пчёлами и отыскать старые, забытые каким-то охотником, силки для ловли мелкого лесного зверя. Геральт снисходительно хмыкал каждый раз, когда бард принимался возмущаться и активно жестикулировать, высказывая всё, что он думает о дружелюбии местной фауны. Ведьмака так и подмывало уточнить, что попадись им, например, леший или мавка — подобное дружелюбие перестало бы казаться барду таким уж несоответственным. — Знаешь, — осторожно начал Юлиан, когда нескончаемые разговоры с самим собой перестали заглушать застывшее в воздухе молчание, — я по-прежнему был бы крайне признателен любому пояснению относительно всего происходящего, Геральт. Нельзя слагать песни э том, чего не понимаешь. Ведьмак вздохнул, ощутив, что внутри от прежней злости и раздражения, и след простыл. На Юлиана было невозможно злиться очень долго. — Если в общих чертах: у нас есть проблема — гибель детёнышей, — начал длинный повествовательный монолог Геральт, умудряясь, при этом, не оборачиваться, и не упускать ничего вокруг себя. — Причём, не просто одного вида, а вообще всего приплода. Мор и болезнь так избирательно не работают. Дело рук ведьм? Тоже не вариант: я поспрашивал бродяг, когда мы были на подъезде к Ворне. О ведьмах тут не слыхали лет, этак, пять. Поговаривают, что они либо сбежали от преследователей в лице Церкви и Инквизиции, дальше на север. Ну, или они действительно все убиты. Так или иначе, это — не их рук дело. Бард, вооружившись пером, устроился на ближайший пенёк и с бешеной скоростью записывал каждое сказанное ведьмаком слово. — Есть ещё вариант с чародейками, — продолжал Геральт. — Но за них Инквизиция взялась в первую очередь, и сейчас, в пределах Посполитой, отыскать сильную чародейку труднее, чем ведьму. Поэтому, этот вариант тоже не подходит. Кроме того: ни в деревне, ни в лесу, я не уловил ни признаков магии, ни каких-либо магических следов. Да и стали бы они подобными глупостями заниматься? — Значит, остаётся лишь один вариант? Нечисть? — уточнил Юлиан. — Верно. И нам лишь необходимо понять, какого рода эта самая нечисть, решившая поразвлечься таким нехитрым способом. — Звучит обезнадёживающе, — Юлиан фыркнул, закупоривая баночку с чернилами и убирая свиток с пером в сумку. — Есть мысли, кто, или что именно это может быть? — Только предположения, — кратко бросил ведьмак, терпеливо дожидаясь, пока бард закончит сборы и нагонит его. — И, как минимум, одно из них мы проверим, когда доберёмся до места. — Какого? — тут же поинтересовался неистощимый на вопросы Юлиан. — Увидишь. *** — Геральт, не хочу показаться странным, но у меня от этого места как-то… неспокойно на душе, — доверительно поделился своими мыслями бард, осматривая небольшую поляну прямо посреди лесной глуши, куда их завёл ведьмак, только ему одному видными тропами. Прежде, куда более просторная, поляна сильно заросла высокими травами и кое-где — кустарниками. То тут, то там, виднелись земляные холмики, изрядно пострадавшие от ветров, дождей и неумолимого течения времени. — Ну ещё бы оно не вызывало беспокойства, — ведьмак, казалось, был совершенно безмятежен и спокоен, но в его движениях, ставших вдруг до жути плавными и скользящими, чувствовалось напряжение. — Это же погост. Мы на местном кладбище. И, ради всего святого, стой там, где стоишь, и не делай ни единого лишнего шага. Тут всюду лежат мертвецы, а им не нравится, когда по ним топчутся. Юлиан, хотевший было задать очередной вопрос, так и замер на месте с раскрытым ртом. В его глазах читался самый настоящий страх. — Не бойся, тут нет никого, кто мог бы нам навредить, — решил слегка успокоить друга ведьмак. — Просто подожди, пока я тут закончу, идёт? Барду только и оставалось, что наблюдать, как Геральт, аккуратно переступая и обходя едва приметные среди густой травы холмики, осматривался, иногда — наклонялся, что-то бормоча себе под нос, затем — резко перемещался к ближайшему дереву, будто бы ожидал нападения или появления чего-то крайне неприятного. Подобные рывки каждый раз заставляли сердце Юлиана пропускать пару-другую ударов. Вытащив из кожаного подсумка нож с изогнутым лезвием, ведьмак срезал несколько пучков травы, росшей прямо на могилах, спрятал их в висевший на поясе мешочек, а затем, принялся вновь расхаживать по кладбищу, на этот раз, то и дело, зачерпывая ладонью горсти земли, шумно вдыхая её запах и также помещая в мешочек, вплоть до того момента, когда он не оказался набит доверху. Все эти действия, внезапно, напомнили Юлиану о том, что его неизменный спутник всё же был…не совсем человеком. В привычном понимании этого слова. — Здесь никого нет, — наконец, прервал затянувшееся молчание Геральт, смилостивившись под жалостливым взглядом барда, который был готов, буквально, лопнуть от десятка вопросов. Завязав набитый до краёв мешок покрепче, чтоб содержимое не просыпалось, ведьмак подошёл к кромке кладбища, где его ожидал Юлиан. — Обычно, на заброшенных или переполненных погостах вблизи деревень, вроде вот этого, любят обитать гули. Или утопцы, если рядом есть болота. Но тут…никого. Пусто. Да и в лесу, если верить чутью, мало кто остался, кроме зверья. Все либо в глуши попрятались, либо покинули это место. — Почему? — Юлиан, пусть и поднаторел в вопросах, касаемых нечисти, за годы странствий с ведьмаком, по-прежнему, знал далеко не всё. — Ты же сам говорил, что почти ни одно кладбище без них не обходится. — Говорил, — ведьмак согласно кивнул. — Вот только, даже нечисть не согласится жить и питаться трупами на земле, что перемешана с пеплом. — Пеплом? — как завороженный, переспросил бард. Осознание сказанного доходило не сразу. Он моргнул раз. Затем другой. — Ты хочешь сказать, что… — Здесь сжигали людей, Юлиан, — констатировал Геральт, подходя ближе. — ведьм, чародеек, простых селян, кого обвиняли или подозревали в колдовстве или в подсобничестве с оными. Сжигали и захоранивали то, что от них оставалось. Вот, почему тут земля мёртвая. Один пепел вокруг. Юлиан ощутил, как поперёк горла встрял тугой комок. Судорожно сглотнув, бврд понял, что не может сказать ни единого слова. Просто не может. — Всё обращается в пепел Юлиан, — тихо прошептал ведьмак, каким-то непонятным образом, умудрившись оказаться позади барда. Его белёсые волосы, стянутые куском кожаной верёвки, растрепались, и теперь слегка покачивались в такт дуновению ветра. — Прежний мир медленно умирает. Всё меньше монстров, с которыми нужно бороться: любая живая тварь боится огня и бежит от него прочь. Всё меньше тех, кто владеет магией и знает, как её принимать. Ведьм, чародеев, ведунов, знахарей, целителей. Ведьмаков. Когда мы с тобой встречали последнего, подобного мне, помнишь? Вот и я не помню. Юлиан продолжал молчать, чувствуя, что сейчас — точно не самое лучшее время для расспросов. В словах Геральта звучала такая неприкрытая горечь, такая тоска и печаль, что от неё щемило сердце и хотелось плакать. А ещё - хотелось обнять, зарыться лицом в светлые волосы и успокоить, утешить, убедить, что всё наладится и будет как прежде. Что всё будет хорошо. Жаль, что сам Юлиан в это не верил. — Это всё — не случайно. Последние пару лет наглядно показали, что будет только хуже… — ведьмак дёрнулся было, когда бард вцепился ладонью в его плечо, но отстраняться не стал. — Люди перестают опасаться монстров — они сами становятся чудовищами. Или же, всегда ими были. Кто знает. О, Юлиан знал. Помнил об этом каждую минуту, каждую секунду. Помнил, как они были вынуждены неделями обходиться без денег, потому что подъехать к мало-мальски крупному городку или посёлку означало верную гибель. Помнил, как Геральт с остервенением хватался за любую, даже самую грязную, опасную и малооплачиваемую работу — лишь бы прокормиться. Помнил, как сам обивал чужие пороги, ища, где бы отыграть пяток-другой песен и получить несколько монет. И — как захлопывались двери, когда хозяева видели рядом с бардом ведьмака. Голодные вечера, тянущиеся бесконечно. Скудные ужины из мелкой рыбы и дичи, охота на которую, далеко не всегда была успешной. Осунувшееся лицо Геральта, его больные, пылающие глаза, когда тот, в очередной раз, отдавал свою порцию барду, а сам оставался голодным. А ещё — их давние, полубезумные мечты… — Нам нужно уходить, Геральт — одними губами прошептал Юлиан, сжимая второй ладонью ведьмачье запястье. — Это — плохое место. Уходить. Да, именно так. Уйти далеко, на север, куда, по слухам, ушли те немногие ведьмаки и чародеи, что избежали когтей Инквизиции. Где в густых лесах и озёрах достаточно и дичи, и нежити, которую требовалось убивать. Туда, где земля не была пропитана огнём, пеплом и дыханием смерти. Они смогут уйти туда. Обязательно. Не в этот год, будь он проклят всеми богами, но в следующий. Когда у Юлиана будет лошадь, у Геральта — достаточно монет, а в их сумках — достаточно провианта и эликсиров, чтобы выдержать долгую дорогу, сперва — до побережья, а потом — вдоль него. Это непременно произойдёт. Надо лишь немного подождать. *** За всю минувшую дорогу, Юлиан не обронил ни единого слова. Собственно, как и сам Геральт. Первый трезво рассудил, что ведьмак посчитает тот откровенный монолог на кладбище, минутной слабостью, эмоциональным порывом, и проявлением собственной слабости, и не захочет это обсуждать. Что касается мыслей второго… а, чёрт его разберёт, о чём он думал. О заказе, наверное. Бард, стараясь не отставать от двигавшегося чуть более быстрым, чем обычно, шагом ведьмака, задумчиво потёр подбородок: для чего же Геральту могли понадобиться кладбищенская земля и могильная трава-сорняк? Магический ритуал? Может, зелье? Ну, уж явно не для того, чтоб делать из них пряности… — Обереги, — словно отвечая на незаданный вопрос, отозвался ведьмак, чуть повернув голову. — Сделаем их в количестве имеющихся в деревне хозяйственных животных угодий и развесим на ограждениях. Их магической силы не хватит на то, чтобы отпугнуть крупную нечисть, но мелкую отпугнёт. Если в гибели животных действительно виновато нечто, что явилось из леса. — Откуда ты…? — Ты слишком громко думаешь, — Юлиан был готов поклясться, что видел, как Геральт улыбался, и от этой мысли, с его сердца будто сняли груду навалившихся на него камней. «Я просто очень хорошо тебя знаю, — читалось в этой лаконичной фразе. - Я хочу, чтобы ты задавал мне вопросы и вёл себя как обычно, и не вспоминал наш разговор на кладбище». — Значит, ты пока не пришёл к окончательному выводу относительно того, кто это мог быть? — Да. Переговорю с солтысом ещё раз, а потом — с селянами. Должно быть что-то ещё. Не может всё ограничиться падежом скота. Да и к кузнецу и оружейнику наведаться нужно. — Получается, мы тут задержимся ещё, минимум, на несколько дней? — бард мысленно прикинул, на что можно потратить такое огромное количество времени. Относительно заказа, он по-прежнему пребывал в полной уверенности, что, для Геральта, он будет — на раз плюнуть, и что это точно не будет чем-то серьёзным. Раз уж они не повстречали гулей и утопцев. Возможно, стоит одолжить у местных лошадь и съездить в соседнюю деревню. Или даже доехать до большого селения, о котором упоминал Януш. Без ведьмака, разумеется. Юлиан не был настолько глупым, чтобы по собственной воле тащить друга прямиком в лапы инквизиторов. — Да, задержимся, — по тону Геральта, было ясно слышно, что подобная перспектива, в отличии от барда, его не сильно прельщала. — Выбора у нас особого нет. Нам, впервые с начала весны, выпала возможность восполнить запасы и привести в порядок снаряжение. Было бы глупо не воспользоваться. Тем более, солтыс сказал, что в Ворне нет своего церковного прихода, и что местный священник сюда приезжает нечасто. А это значит — мы в безопасности. Хоть на время. Проведя всю оставшуюся обратную дорогу до деревни в неторопливом разговоре, они и представить себе не могли, что очень скоро всё изменится, в точности, да наоборот. *** — Ну вот, почти готово, — ведьмак, выпрямившись, отряхнул руки и с удовлетворением посмотрел на результат получасовой работы. Расстеленное прямо на дощатом полу хлева старое покрывало, было почти полностью усыпано принесённой с погоста землёй, тщательно перемешанной со срезанной сорной травой и какими-то другими засушенными растениями, которые Геральт достал из своих изрядно оскудевших за зиму запасов. — Не думаю, что за сегодня управимся, но, за пару дней — точно. — И что нам с этим делать? — казалось, любопытство Юлиана не угасало вообще никогда. — Я — не самый большой знаток в подобных вещах. Вот, что касается музыки… — Я скажу, что тебе делать, — незамедлительно перебил компаньона Геральт, явно не настроенный слушать долгие и продолжительные лекции о музыке и стихосложении. — Это не труднее, чем… чем… — мужчина на мгновение задумался, подбирая подходящее сравнение. — Помнишь, как пару лет назад, мы двинулись на юг, и провели там почти всё лето и осень, и тебе показалось невероятно прекрасной идеей научиться плести венки из цветов? — Конечно помню, — Юлиан заулыбался широкой, чуть плутовской улыбкой. Его лазурные глаза хитро блеснули. — И у меня неплохо получалось, между прочим. Местные девицы были в полном восторге. И не только они. — Хм… — ведьмак чуть сдвинул брови, — Только тебе могло взбрести в голову таскать венки на праздники и выступления, а потом, ещё и просить за них лишнюю монету. — Любой труд нуждается в поощрении, друг мой, — с важным видом заявил бард. — И не делай такое лицо, будто я эти монеты с тебя требовал. Тебе я вообще венок сделал первому. Задаром. Самый лучший, между прочим. Но, ты умудрился проносить его всего несколько часов, а потом потерять. Геральт ощутил лёгкий укол совести. Юлиан действительно отдал ему один из лучших, по его мнению, своих творений цветочного искусства. Тот и правда был красив: белый морозник и аконит составляли причудливое сочетание насыщенного фиолетово-синего и белого цветов. Вот только, сам ведьмак, к своему нынешнему стыду, почему-то посчитал это глупостью и ребячеством. И что никто не станет всерьёз воспринимать охотника за нечистью в венке. Поэтому, он хоть подарок и принял, но сделал всё возможное, чтобы тот потерялся в ближайшей схватке с местной болотной кикиморой. К великому расстройству барда. Правда, от венка для Плотвы избавиться так же легко не получилось. Но кобыла самостоятельно нашла выход из положения, съев преподнесённый музыкантом подарок спустя пару дней, в качестве дополнения к обеду. — …но я не совсем понимаю, при чём тут венки? — вывел ведьмака из размышлений о прошлом вопрос друга. Геральт моргнул, пытаясь вновь сосредоточиться. — При том, что, по сути, обереги делаются как те же венки. Только, в отличии от них, на обереги накладывается соответствующий наговор или заклятие. — О, ну со второй частью я помочь не смогу, но кое-что смыслю в первой, — казалось, энтузиазм Юлиана был неисчерпаем и мог родиться из чего угодно. — Уверяю тебя, это будут самые лучшие и красивые обереги, какие только возможно сделать из этой соломы. Геральт лишь фыркнул, и мысленно закатил глаза. С друга станется прочитать ему длинную лекцию относительно того, какие цветы стоило бы использовать для оберегов, чтобы сделать их более красивыми. Но, пусть уж лучше так, чем оставлять барда без дела и позволить ему слоняться по деревне. Ведьмак не преследовал цель насильно удерживать Юлиана около себя. Вовсе нет. Он не слыл ни самодуром, ни тираном. Да и бард обладал достаточным чувством самоуважения, чтобы не позволять к себе так относиться. Последнее, что пришло бы Геральту в голову — принуждать его к чему-либо. Но, с того самого мгновения, как они приехали в Ворну, его не покидало смутное ощущение грядущей беды. А ведьмачье чутьё ещё ни разу его не обманывало. — Значится так: я плету венки, ты — делаешь всё остальное, — с важным видом распоряжался бард, бросая вопросительно-недоумевающие взгляды на друга: на несколько секунд, лицо ведьмака стало абсолютно нечитаемым. — Геральт? — Ага, — бросил тот, вновь тщательно перетряхивая будущую основу для оберегов. Только постарайся не напортачить? — Что? Да никогда! — Юлиан, казалось, был возмущён до глубины души. — Я хоть раз дал повод усомниться в своих способностях, когда речь заходила о помощи тебе? — Ни разу, — в глазах Геральтя заплясали искорки сдерживаемого смеха. — Но я прекрасно знаю, что, в твоём случае, что-то-вечно-идёт-не-по-плану, — последнюю фразу, седоволосый произнёс нарочито медленно, растягивая слова, будто желая поддразнить компаньона. В следующий момент, ему пришлось уврачеваться от пущенной в него горсти земли, что ведьмак сделал без каких-либо усилий. — Сволочь, — пробурчал обиженным тоном Юлиан, всем своим видом демонстрируя, что сказанное Геральтом его задело. — Дурень беловолосый. И шутки у тебя дурацкие. Геральт в ответ лишь ухмыльнулся. Юлиан хотел было продолжить своё праведное возмущение поведением некоторых конкретных ведьмаков, но его остановил возглас, прозвучавший за их спинами. — А, вот вы куда запропастились, — у порога хлева стояла хозяйка временного обиталища двух путников. Низенькая, сухопарая старушка, с собранным пучком седых волос на затылке, держала в руках плетёное лукошко, наполненное какими-то травами. — Я уж засобиралась в деревню идти. Думала, авось проглядела по слепоте, как вы ушли. Вот, нашла, что ты просил, ведьмак, — подковыляв ближе, громко шаркая ногами, Влаха протянула Геральту корзинку — Ох, нелегко это было. Медуница и подснежник у меня всегда есть, а вот отыщи-ка ранней весной чертополох… — старушка недовольно поморщилась. — Повезло тебе, что были у меня кой-какие запасы. - Благодарствую, — сдержанно поблагодарил хозяйку Геральт, принимая необходимые травы. Затем, достав дорожный кошель, вытащил две монеты и протянул было их знахарке, но та, всплеснув руками, отшатнулась. — Ещё чего удумал! Убери свои монеты сию секунду. И не вздумай случайно забыть! Негоже с ведьмаков плату брать. Дурное это поверье. — Никогда о таком не слышал, — принялся рассуждать Юлиан, — А ты, Геральт? — Я много о чём слышал, — уклончиво ответил седоволосый. — Но, что я точно знаю: с хозяйкой спорить — последнее дело. — То-то же, — сменив тон на более миролюбивый и добродушный, просипела Влаха. Говорила она медленно, чуть шепелявя из-за отсутствия части зубов. — А коль хотите уважить — вы лучше, хлопцы, за стадами проследите и загоните их к полудню, чтоб не разбрелись. Обычно, я своего соседа, Войцеха, прошу. Но он и накричать, и ударить, почём зря, могёт. Грубый он, ей-Богу. Животина никакая его не любит и не слушает. — Сделаем, — кивнул Геральт. — Уж будьте любезны, соколики. А знаете, пожалуй, я это тебе поручу, касатик, — старушка повернулась к Юлиану, который незамедлительно поднялся, растирая затекшие от сидения на корточках ноги. — Ты молодой, шустрый, и глаза у тебя добрые. А уж если на бренчалке своей сыграешь — мои овцы за тобой куда хошь пойдут. Геральт, до этого сохранявший невозмутимое выражение лица, озадаченно хмыкнул. Ему одновременно хотелось и смеяться, и закатить глаза. А вот сам Юлиан, похоже, ничего не имел против. — Чудесно! Геральт, ты слышал? Мой музыкальный талант способен покорять не только человеческие сердца, но и сердца животных! — Ага. Не забудь поведать об этом стрыге, или химере, когда мы их увидим, — не сумел удержаться от подколки ведьмак. — Иди уж, а я оберегами займусь. — Ты, как обычно, — бард в искреннем порыве чувств, хлопнул Геральта по плечу, и весь подобрался. — Куда идти, бабушка? — Идём, касатик, покажу тебе, где стадо обычно пасётся, — поманила его следом за собой Влаха. — А тебе, ведьмак, коли чего ещё потребуется — в хату зайди, и поверни налево. — Спасибо. — если на лице Геральта не изменилось ровным счетом ничего, то голос, казалось, потеплел в разы. Чуть помедлив, мужчина принялся рыскать в складках дорожного плаща, и достал ничем непримечательного вида цепку — недостаточно длинную, чтобы носить на шее, но вполне подходящую, чтоб обернуть её вокруг запястья. — Юлиан? — Да-да, помню я, помню, — со скучающим видом произнёс бард, вытягивая ладонь и ожидая, пока ведьмак заново сцепит звенья. — Только я, убей — не пойму, чего ты боишься? Что на меня нападёт овца? Или корова? — Я бы на твоём месте не стал недооценивать последних, — со всей серьёзностью заметил ведьмак. Юлиан аж поперхнулся от неожиданности. — Геральт, ну какого хрена! Как мне теперь к коровам прикажешь подходить? — Я же дурень, помнишь? И шутки у меня дурацкие. Оба засмеялись — нарочито громким, искусственным смехом, стараясь сгладить ситуацию. Но факт оставался фактом. Ведьмак не любил оставлять барда вне поля своего зрения надолго. И дело было даже не в том, что неугомонный Юлиан, вечно находил приключений на свою задницу - Геральт просто хотел быть уверен, что барду ничего не угрожает. Поэтому, и сделал для компаньона своеобразный… амулет. Взял обычную цепочку, и вдел в неё одно их свободных звеньев своего собственного магического ведьмачьего кулона, с которым никогда не расставался, хоть и стал зачастую скрывать под одеждой. И передал тем самым ей толику магических свойств. Цепь начинала вибрировать, когда бард и Ведьмак были неподалёку друг от друга, но не в поле зрения. А если с обладателем происходило что-то не самое хорошее — начинала сильно печь, норовя обжечь кожу. Собственно, по этой причине, Юлиан и не любил носить её постоянно. Потому что Геральт был в опасности постоянно. — Идём уж, — окликнула барда старушка, и они двинулись прочь, оставляя ведьмака наедине с работой и ворохом мыслей в голове. *** За время отсутствия барда, Геральт продвинулся в изготовлении оберегов не так значительно, как ему хотелось. При самых скромных подсчётах, требовалось сделать не менее полусотни оберегов, которых должно было хватить на все хозяйственные дворы Ворны. Но работа, откровенно, не клеилась, что ведьмака изрядно раздражало. И дело было не в необходимости заниматься подобной работой. Плату он всё равно получит, так настолько ли хуже вместо скитания по кладбищам и болотам, в поисках очередного чудища, заниматься перебиранием трав? Определённо, нет. Да и для здоровья куда безопаснее. Геральту не давало покоя назойливое свербящее чувство, что он что-то упустил. Какую-то простую, но важную деталь, служащую ключом к разгадке происходящего. Ведьмак едва удержался, чтоб, в сердцах, не сплюнуть. Вот уж предположи кто, что он будет ощущать себя юнцом, только-только вышедшим на «большак» — он бы засмеялся этому шутнику в лицо. А теперь… Возможно, за этим стоит что-то более серьёзное. Постепенное истощение. Замедление мутаций и скорости реакций. Ослабление ведьмачьего иммунитета и невосприимчивости к ядам, хворям и многим ранам. Или, говоря кратко — возможно, ведьмак Геральт, он же Белый Волк, просто-напросто, начал стареть? Ведь, если попытаться вспомнить, самым частым ощущением, приходившим к нему за последние месяцы, и название которому он мог дать, было чувство неимоверной усталости. А, возможно, виной всему — проклятая бессонница, от которой не помогали ни ведьмачьи настойки, ни попытки вспомнить юные годы путём тренировок, ни попытки занять себя чем-либо ещё, например, чтением (после заказов, сил порой доставало лишь на то, чтобы отмыться, наскоро перехватить съестного и завалиться спать. Да и, зачем осваивать не самое полезное умение, если рядом есть Юлиан, прекрасно пишущий и читающий аж на нескольких языках?). Иногда, проблему решал Юлиан, с его постоянно обострявшейся потребностью поговорить по душам, или просто так, в самый неподходящий момент времени. Голос барда, как выяснилось, обладал, помимо всего прочего, ещё и способностью усыплять чужое внимание. И просто усыплять. Геральт ещё не пришёл к точному выводу, действует ли это на всех людей, только на ведьмаков, или на него одного. Ещё чаще помогали его песни. Но ведьмак скорее позволит Плотве лягнуть себя под зад, чем во всеуслышанье заявит о том, что любит бардовские колыбельные. Как хорошо, что Юлиан, по-видимому, обо всём догадался сам. Потому что, иначе интерпретировать его понимающую улыбку, и этот ясный, чуть печальный взгляд, стоило ему увидеть, что ведьмак впадал в состояние, близкое к апатии, готовой в любой момент и по любому поводу превратиться во взрывную вспышку гнева, Геральт не мог. Геральт стыдился за то, что он мог позволить себе наговорить и сделать в таком состоянии. И даже пару раз озвучивал это вслух. А Юлиан всегда говорил, что всё понимает, и не сердится. И уточняет, на каком языке ему больше нравится слушать «наши вечерние песни». Геральт всё ещё ломает голову над тем, как, мать его за ногу, бард это делает. И отвечает, что на польском и литовском. Первые, сплетённые на скорую руку, четыре оберега, лежали в сторонке, терпеливо ожидая пополнения в свои ряды. Но, когда третья попытка сделать кольцевое основание устойчивым, благополучно провалилась, ведьмак сдался. Наверное, он действительно слишком торопится. Обереги пригодятся в любом случае: они защитят жителей от лесной нежити, и ускорят появление нового приплода. Но требовалось найти источник проблемы, а не бороться с последствиями. Наверное, ему действительно стоит приложить усилия в иное русло. Например, взять и пойти в деревню, как говорил Юлиан ещё утром. Осмотреться, послушать рассказы жителей. Поговорить с солтысом и его семьёй ещё раз, если уж совсем станет туго со сведениями. Уж староста-то, точно знает обо всём, что в деревне происходит. На верный путь, Геральта может вывести любая мелочь. А ещё стоит воспользоваться полученными привилегиями, и посетить оружейника. Хотелось бы, чтоб у того руки росли из правильного места. Потому, что, в планах Геральта, было нечто, более значительное, чем простое приведение снаряжения в порядок. Хоть и важность последнего отрицать нельзя. Ведьмаку не составило труда убедить себя в том, что эти дела были более важными, чем изготовление оберегов. И тот факт, что у него получалось откровенно плохо — вовсе не при чём. Абсолютно. Совершенно. Прихватив с собой уже законченные изделия (готовые, казалось, рассыпаться от любого неосторожного движения), Геральт направился в пустовавший рядом загон, служивший временным стойлом для Плотвы. Лошадь, с виду, не проявила к визиту хозяина никакого интереса. Куда больше её заботило содержимое поилок с водой и свежим кормом. Геральт лишь хмыкнул: с таким образом жизни, как у него, трудно ждать, что лошадь будет находиться в идеальном состоянии. Хоть Плотву он по-своему любил. И даже заботился о ней, по мере возможности. Лошадь реагировала тем же невозмутимым спокойствием, когда Геральт принялся отвязывать дорожные сумки и прикрученные к седлу ножны с серебряным клинком. Добродушно фыркнула, когда мужчина ласково потрепал её по морде. И оживилась чуть больше, стоило в его руках очутиться яблоку. — В качестве извинений, — ведьмак вновь погладил животное по холке, наблюдая со сдержанной улыбкой, как Плотва поедала внезапное угощение. — Но не привыкай. Это Юлиан любит тебя баловать, не я. Плотва фыркнула чуть громче: лошадь явно понимала, если не содержание, то интонацию своего беловолосого хозяина. Немного подумав, Геральт решил поменять воду и корм. Затем — взял скребок с щёткой и собственноручно отмыл лошадь от толстого слоя дорожной грязи и пыли, предварительно расседлав. Он не очень-то хотел идти в деревню один. В окружении большого количества людей, Геральт ощущал себя… неуютно. Будто загнанным зверем. И, всякий раз, стоило ему ввиду необходимости, попадать на оживлённые улицы, площади или заведения — он немедленно искал мало-мальски укромный уголок, в котором можно было чувствовать себя в относительной безопасности, сохраняя некое подобие контроля за происходящим Всё изменилось, с появлением в его жизни Юлиана. Бард, казалось, ощущал себя в подобных местах словно рыба в воде; он всегда знал, куда в городе лучше пойти, если ты ищешь заказ, где находятся приемлемые таверны, как сторговаться с перекупщиками, торговцами и лекарями, убедив их продать нужный товар за меньшую цену, и что необходимо сказать, чтобы заказчик заплатил больше, чем указал в объявлении. А уж стоит ли упоминать о торжественных приёмках, банкетах или праздниках, на которых можно было здорово заработать? Иными словами, оживленные города и посёлки — это был его мир, в который, подобным Геральту, вход заказан. Но ведьмака это не печалило. Печалило то, что времена, когда они могли без особых проблем появиться в крупном городе, ушли. Геральт вздохнул и отложил скребок в сторону. Если внешний вид лошади сейчас можно было назвать приемлемым, то к амуниции это не относилось. Седло и попона носили следы явного износа, а ремни оголовья и подпруги нуждались в замене, как и некоторые металлические детали, вроде стремян и удила. — Запустил я тебя, да? Ну, ничего, всё поправимо, — ведьмак вновь потрепал лошадь по гриве. — Сегодня же наведаюсь к шорнику. Если не заменю, то подлатаю всё, что возможно. Дополнительный пункт в длинном списке. Не забыть бы. Отойдя от лошади, Геральт принялся перебирать содержимое дорожных сумок. Сумку, выделенную исключительно под вещи Юлиана, он тут же отложил в сторону. Однако это не мешало ему, то и дело, натыкаться на разные мелочи, вроде пустой банки из-под чернил, или забытого мотка запасных струн, среди своего собственного нехитрого скарба. Ведьмаки, в принципе, не отличались излишней тягой к обладанию материальных ценностей, не имевших вида денег, а Геральт — так и вовсе — почти не возил с собой того, что, так, или иначе, не имело отношения к его ремеслу или тому, что способствовало переносить тяготы кочевой жизни. Поэтому, подобные находки, долгое время Геральта изрядно раздражали, и он не раз грозился, что будет без всякой жалости избавляться от любой не его вещи, будь это хоть бардовская любимая лютня. Разумеется, ни разу ни одну из этих угроз не выполнил. Натыкаться на Юлиановские вещи — будь то кусок пергамента с заметками или черновиками с текстами будущих баллад, или красивая, но бесполезная запонка или декоративная деталь костюма — стало привычкой, и Геральт лишь возвращал найденное в сумку хозяина. И всё бы ничего, не происходи, порой, обратного процесса. К «случайным» перемещениям своих вещей в пожитки барда, привыкнуть оказалось куда труднее. Дело доходило до полноценной ругани, в ходе которой, нелицеприятные выражения в адрес Юлиана, приобретали прямо-таки причудливейшие формы. Тот категорически отрицал намеренность подобного, и искренне не понимал, из-за чего злился Геральт. Ну, лежит твоя единственная чистая рубашка, или тот ремень не на привычном месте, ну и что? Не потерялись же! Ведьмаку только и оставалось, что скрежетать зубами в бессильной ярости и заявлять, что копания в своих вещах он не намерен терпеть ни от кого. На что бард со вселенской обидой заявлял, что никогда не позволял себе подобного, и что Геральт может засунуть свои обвинения в… Далеко и глубоко, если выражаться прилично. И, вообще, отправиться туда же. К слову, Юлиан говорил истинную правду: он в вещах ведьмака целенаправленно не рылся никогда. За исключением тех моментов, когда это ему позволялось или требовалось по ситуации. А вот, собираться в дорогу, он привык в весьма хаотичном порядке, кидая всё, что попадётся под руку, куда попадётся. И, из-за этого, и возникали подобные казусы. Геральт улыбнулся краешками губ: подобные мысли, невзирая на свою ерундовость, отчего-то грели душу и поднимали настроение. Наверное, потому, что, иных поводов для радости, в последнее время, у них, попросту, не было. Вот и оставалось предаваться воспоминаниям. Итак, пункт первый: снаряжение для лошади. Сложив отдельно всё, что нуждалось в замене и починке в первую очередь, ведьмак принялся за дальнейший разбор. Одежда… Вот уж с чем ему заморачиваться не приходилось. Одна-две пары чистых рубах из добротного крепкого сукна, пара штанов, тёплый дорожный плащ, да непоношенная обувь — и больше ведьмаку ничего не требовалось, вплоть до наступления осенних заморозков. Потребности Юлиана отличались куда большей взыскательностью: бард никогда не исключал возможности получить приглашение выступить на празднике или званом вечере какого-нибудь купца или знатного лорда, или просто состоятельного мещанина, поэтому, выглядеть было необходимо соответствующе. Но, заказывать хорошие костюмы, нужно было где угодно, но явно не в Ворне. Хоть Геральт и не знал толком ничего об умениях местных портных. С продовольствием, вопрос было решить проще всего: об этом ведьмак даже и не спешил беспокоиться, вплоть до момента отъезда из деревни. Немного труднее будет отыскать лекаря, чтобы пополнить запасы лечебных трав, но, в конце концов, Ворна не была единственной деревней в округе. Осталось самое проблемное. Его собственная амуниция, приходившая в не самое годное состояние после зимы. Зима традиционно была для ведьмаков самым трудным временем: люди пережидали стужу в домах, редко выходя за пределы жилых хозяйств и своих деревень и городов. Случайные заработки подворачивались, но это было, скорее, везением, нежели правилом. Поэтому, чаще всего, ведьмаки уходили либо на юг, где было больше шансов получить заказ, либо шли в одно из известных лишь им укрытий, разбросанных по просторам необъятной Европы. Геральт знавал парочку таких мест, в одном из которых, он сам обучался ведьмачьему мастерству: Каэр Морхен, старая заброшенная и забытая людом крепость, спрятанная в недрах Карпатских гор. Он возвращался туда каждую зиму, как и его немногочисленные собратья по ремеслу: Эскель, Ламберт и Койон. Эти вынужденные путешествия не отличались безопасностью: в венгерских, трансильванских и валашских землях, шли непрекращающиеся войны и распри, а в лесах и горах по-прежнему встречались жуткие твари, но это компенсировалось относительной безопасностью и спокойствием на три зимних месяца. В прилежащих лесах было много дичи, а в многочисленных реках и речушках водилось множество рыбы, поэтому, о пропитании можно было не беспокоиться. Геральт искренне считал эти места… почти что, домом. Юлиан его убеждения целиком и полностью разделял. Хоть и пытался уговорить ведьмака рискнуть и отправиться хоть раз южнее, но тот был непреклонен, считая это слишком опасным. Каэр Морхен был для Геральта чем-то незыблемым, чем-то, что не подвергалось никаким изменениям. Дела могли идти сколь угодно плохо, им могло не хватать денег, на них могли вести охоту — но они всегда могли вернуться в тихое, спрятанное от глаз обывателей убежище и переждать. Всё так и было. До тех пор, пока несколько лет назад, Геральт и Юлиан, в очередной раз шедшие на зимнюю стоянку, не обнаружили Каэр Морхен пустующим. И, окончательно разрушенным. Никаких следов пребывания других ведьмаков. Никаких трупов, тел, ничего, что свидетельствовало бы о том, что здесь проходила битва. Ничего. Только очередной рубеж, удерживающий ведьмака от падения в бездонную пропасть отчаяния, пал. Не зря его наставник, Весемир, повторял раз за разом: не питай никаких иллюзий относительно этого мира. Геральт, по-видимому, оказался плохим учеником. Наверное, именно с той самой зимы, жизнь ведьмака и его верного компаньона в лице барда, начала двигаться исключительно под откос. Последняя зима наглядно подтвердила, что будет только хуже. Всегда может быть ещё хуже. Геральт вытряхнул содержимое последней сумки. Если с экипировкой, в виде брони, наплечников и перчаток, он был готов расстаться на время, необходимое для приведения её в порядок, то с оружием всё складывалось сложнее: ведьмак не горел желанием с ним расставаться ни на день. Но, похоже, выбора у него не было. Продолжи он ходить по деревне с мечом за спиной — а то и с двумя — местные и близко его не подпустят, несмотря на приказ солтыса. Что уж говорить о том, чтобы их расспрашивать о чём-то. Поэтому, скрепя сердцем, Геральт принял решение отдать основную часть снаряжения на хранение к оружейнику, оставив себе лишь парочку охотничьих ножей, пригодных для ближнего боя. Пусть местные селяне видят, что он не представляет для них угрозы. Ведьмаку потребовалось некоторое время, чтобы всё сложить должным образом. Мечи были завёрнуты с особой тщательностью и покоились на дне сумки: доставать их лишний раз Геральт не собирался. И продолжал уверять себя, что это ненадолго. Всего на несколько дней. Ведьмак щелкнул застёжкой, и невольно поёжился, словно от холода. Затем, стянул с себя белую рубаху и переоделся в единственную оставшуюся чистую, с утеплённой прошивкой. Убрал засапожный нож в узкий карман сбоку голенища, а второй, прикрепил к поясу. Небрежным движением рук, распустил собранные в хвост волосы, смочил их холодной водой, и умылся сам. Затем, наскоро причесавшись, снова стянул их в хвост, используя тонкую полоску кожи вместо резинки. Что ж, теперь, он хоть на человека похож. Но это неточно. Без оружия, по-прежнему было неуютно, и Геральт мысленно вздохнул, готовясь к нескольким, не самым приятным дням: уснуть при таком раскладе будет ещё сложнее, чем обычно. Пальцы инстинктивно потянулись к висевшему на цепочке амулету с ощерившейся головой волка, и крепко его сжали. Ничего. Ни вибраций, ни жжения, ни чего-то другого. Как минимум, это значило, что Юлиан в порядке. К слову, о Юлиане. Немного подумав, Геральт таки потянулся к дорожной поклаже барда, достал первую попавшуюся в руки книгу с записями и принялся торопливо листать, ища кусок чистого пергамента, пригодного для записей. Таковой отыскался не сразу. Аккуратно вырвав его, ведьмак отыскал перо и пузырек чернил, уселся прямо на пол и, используя книгу, как столешницу, принялся за письмо: «Ушёл в деревню. Захочешь меня найти — ищи дом старосты и подожди там. В лес, и куда-либо ещё не суйся в одиночку» «Геральт» Записку ведьмак оставил на самом приметном месте — поверх вещей барда, чтоб тот сразу же её увидел. Прихватив все собранные пожитки, и ласково потрепав, напоследок, Плотву по холке, Геральт покинул помещение и направился в сторону деревни.