Если хочешь остаться.

Так уж приключилось, что Дирк стал невероятно забывчивым. Тодд не сразу и заметил это. Сперва он списывал все на природную диркову рассеянность, которая не была для него новостью, а потому не сильно волновала, однако, спустя более чем месяц стабильного забывания Дирком всего подряд, Бротцман серьезно забеспокоился. Забывчивость эта чаще всего касалась личных вещей и забывал их детектив, почему-то, именно в квартире Тодда: то Бротцман обнаружит на тумбочке в прихожей часы, и через менее чем полчаса на его пороге уже стоит смущенный рассыпающийся в извинениях Джентли, то Дирк умудрится оставить бритвенный станок в ванной, и вновь Тодд лицезреет его, сконфуженного, но не очень то и расстроенного, в своей квартире. Примеров можно привести ещё великое множество, парень уж и запоминать устал. Но вот в последнюю неделю эти случаи стали буквально постоянными. Если раньше парни виделись только в агентстве, на выездных делах, да за дружескими посиделками, то ныне Тодд, как по негласному расписанию, видел Дирка на пороге своей квартиры каждый божий вечер. И нет, Бротцман не был против. Его бы воля — так он оставил бы Дирка на пмж: ну, а что уж там, все равно детектив каждый вечер притаскивается и зависает у него, то увидев по кабельному новую серию интересного сериала, то очень захотев выпить чаю и обсудить дело, то попросту уснув на диване в обнимку с подушкой. Да и Тодд не дурак, в глубине души он прекрасно осознает причины такого поведения друга: в первые месяцы знакомства они были буквально неразлучны — каждый шаг, даже каждый вздох они совершали вместе, а после вызволения Дирка из Черного крыла они и вовсе по возможности не отходили друг от друга, неожиданно тяжело им далась внезапная разлука. А сейчас, когда все, по большей части, устаканилось, когда Дирк наконец может пожить своей жизнью, он, видимо, уже и не хочет. Он уже очень, слишком сильно привык, что рядом всегда есть тот, над кем можно пошутить, с кем можно поспорить и кого можно без зазрений совести сгрести в объятия, захлебываясь своим невероятным счастьем и сказать что-то мило-глупое, от чего оба покраснеют и оба станут ещё счастливее. Так, с точки зрения Тодда, чувствовал себя Дирк, так же чувствовал себя и сам Тодд. От того, чтобы предложить Джентли съехаться, Бротцмана останавливало два факта: во-первых: статус их отношений так и не был установлен, а во-вторых: все его умозаключения могли оказаться надуманными, а Дирк просто неважно себя чувствовал и на этой почве сделался забывчивым. Эта дилемма проела в нервной системе Тодда такую брешь, что там только месячный курс шоколадок да обнимашек мог бы спасти ситуацию. Так и сидел бы он со своим плавящимся мозгом, начинающим медленно вытекать из ушей, если бы его не отвлек звонок в дверь. Бротцман буквально подскочил с дивана и глянул на часы — самое время для Дирка. Поправил футболку, пригладил волосы и, скорчив гримасу вселенской усталости, пошаркал к двери. Собрался было вывалить на стоящего за дверью детектива гневную тирраду о глицине и раннем склерозе, да вот только детектива там не оказалось — на его месте стояла миловидная девушка, тихонечко пролепетавшая нечто вроде: «Здравствуйте. А разве не здесь живёт тетушка Марта?». Тодд окинул девушку беглым взглядом, посмотрел в кокетливые глаза напротив и как никогда ясно перед ним встал выбор: он может пригласить девушку войти, напоить ее чаем, помочь найти нужный адрес и, впоследствии, выпросить в качестве благодарности номер ее телефона. Либо, он может вернуться в квартиру и как верная супруга дожидаться своего благоверного, который страшно подумать что забыл на этот раз. И так же, как никогда, ясно, перед Тоддом вырос ответ: — Нет, извините, ваша тетушка Марта проживает не здесь, мне очень жаль, перепроверьте адрес. И снова извините, я очень тороплюсь, всего доброго, — выпалив это, парень как можно более тактично закрыл дверь перед носом незнакомки. Тодд бросился бегать по квартире, в попытках найти что-нибудь, что принадлежало бы Дирку. И не сказать, чтобы он не чувствовал себя идиотом в этот момент — о нет, он как мог клял их общий с Дирком идиотизм, но вариант просто позвонить и поговорить казался в данном контексте жутко смущающим. Тодд перерыл все сверху до низу, и когда надежды уже, казалось, нет, он сумел выкопать из недр дивана галстук с мордочками корги. Ни секунды не раздумывая о том, кому может принадлежать эта вещица, он схватил телефон, набрал высеченный в памяти номер и стал ждать. Дирк ответил спустя долгих восемь гудков: — Привет, Тодд! Что-то случилось? — Дирк буквально орал в трубку, потому что на заднем фоне грохотала музыка. — Подожди секунду, я отойду от сцены. Спустя полуминутную паузу, за которую Тодд успел расстроиться, разозлиться, пожалеть себя, проклясть Дирка и чуть не расплакаться, детектив наконец подал голос вновь: — Я слушаю. — Тут на самом деле ничего серьезного. Ты отдыхаешь, извини, я не хотел отвлекать. Хотел только сказать, что ты кое что у меня забыл, и я думал, может ты приедешь и заберешь это, но ты занят и вообще это неважно. Извини, что побеспокоил, Дирк, хорошего вечера! — Тодд поспешно положил трубку, дабы не слушать извинения и обещания заехать завтра, да и не отвлекать друга от долгожданного отдыха. Он должен был радоваться, что Джентли наконец то с кем-то общается, а не тратит лучшие годы жизни на неудачника вроде него, вот только радостью и не пахло. Маленькая ревнивая змеюка окольцевала душу, шипела на ухо: «Если бы ты не тормозил так безбожно, Тодд Бротцман, то Дирк сейчас не тусовался бы там невесть с кем, а лежал бы под твоим боком, поедая пиццу и с детским восторгом в глазах наблюдая за событиями какого-нибудь сериала. Ты сам, сам и никто иной виноват в своем вечном бездарном одиночестве». Тодд был на сто процентов согласен со змеюкой. Он, совершенно расстроенный и подавленный, плюхнулся на диван, с шипением достал из-под спины упершийся в ребро пульт, вперил взгляд в потолок и сам не заметил, как уснул. Разбудил его очередной звонок в дверь. Ещё более разозленный, чем в прошлый раз, Тодд подлетел к двери, собираясь наорать на девушку за то, что пока она ищет свою многострадальную тётушку, та уже, наверняка, отдала богу душу, да вот только за дверью оказалась не девушка. — Дирк.— еле слышно выдохнул Бротцман. На пороге действительно стоял Дирк Джентли собственной безупречной персоной. Как всегда в рубашке, куртке и галстуке с, кажется, зайчиками, он был, очевидно, уставшим, но блистал как начищенный пятак. — Как ты приехал? Ты ведь был на каком-то концерте и я думал… — На концерте? Нет, не был я на концерте, с чего ты вообще… А! В центре был какой-то фестиваль, а я решил съездить в магазин и как раз проходил мимо сцены когда ты позвонил. Оу, Тодд, ты подумал что я пошел на концерт без тебя? — Дирк, казалось, даже обиделся, все ещё стоя в дверях квартиры и картинно надув губы. — Я думал, может ты нашел кого-то ещё и тусуешься там и если так случится, что ты найдешь кого-то ещё, Дирк, я не обижусь, иметь друзей это классно. Ой, что мы в дверях, заходи. — Бротцман переминался с ноги на ногу, почему то только сейчас додумавшись впустить Джентли в квартиру. — Я знаю, что иметь друзей это классно, у меня же есть вы с Фарой. А что касается кого-то другого, не волнуйся, Тодд, ты мой единственный на всю жизнь, никаких других быть не может, — с этими словами Дирк прошел вглубь квартиры, а потому не мог заметить ни округлившихся глаз, ни судорожно вздымающейся грудной клетки, ни резко участившегося сердцебиения своего друга. — Так что я забыл на этот раз? Мне казалось, все мое при мне. И тут Тодд понял насколько незначительным был повод, по которому он дёрнул Дирка. Детектив был очевидно уставшим, у него наверняка был тяжёлый день, а Тодд даже не подумал о его желании банально отдохнуть. Потом Бротцман вспомнил, что Дирк, в общем-то, припёрся сам, приглашения как такового со стороны Тодда не поступало, так что, по сути, детектив добровольно прилетел к Бротцману по первому же его зову. Это не могло не заставить змеюку в груди Тодда блаженно урчать, да приговаривать: «Вот он, тут. Значит ты ему нужен.» — Тооодд, Земля вызывает Тодда, — Дирк материализовался напротив и замахал рукой перед лицом друга. — Да? Что? А, я здесь, просто немного задумался. — Бротцман проморгался и отмахнулся от настойчивой руки. — О чём? — протянул Дирк, укладываясь на диван и с шипением доставая из-под лопатки пульт. «О том, как я все же чертовски сильно люблю тебя» — подумал Тодд и оказался очень взволнован этой мыслью. — О том, что ты в последнее время ужасно забывчивый и на этой почве буквально прописался у меня, — произнес он вслух, и оказался в ужасе от сказанного. Эта фраза звучала так, будто его не устраивает постоянное нахождение Дирка в его квартире. Дирку, очевидно, показалось так же. Джентли медленно сел на диване и весь подобрался, будто готовясь к тому, что его будут пинать. Видеть такого Дирка Тодд ненавидел всем сердцем. Эта поза резко напоминала ему о том, что Дирк, по сути своей, ничего хорошего то в жизни и не видел. Его постоянно обижали, постоянно чего-то требовали, постоянно указывали что делать. И сейчас, когда в жизни Дирка началась светлая полоса, Тодд чувствовал себя просто свиньёй, заставляя друга вновь чувствовать себя беззащитным. Бротцман почувствовал острую необходимость что-то сделать и шагнул было в сторону Дирка, но тот встал с дивана, и, не глядя в глаза Тодду, спросил: — Что я забыл на этот раз? Мне казалось, что я забрал все свои вещи и больше не буду докучать своим присутствием, — голос его звучал подчёркнуто ровно, но, с точки зрения Тодда, лучше бы он звучал обиженно. С обиженным Дирком Тодд был знаком и имел тысячу и один способ его успокоить. Холодного Дирка Тодд слышал впервые. — Дирк, ты не… — Что. Я. Забыл? Тодд был в растерянности. Он понимал, что если сейчас просто отдаст Дирку его галстук, то детектив уйдет и ничего между ними уже не будет как прежде, в плохом смысле этого выражения. Джентли все ещё ждал. Бротцман все ещё молчал, судорожно перебирая в голове варианты развития событий. — Ладно, не важно. Что бы это ни было оставь это себе, а я пойду. Доброй ночи, Тодд. — с этими словами Дирк сорвался с места и подлетел к двери, дрожащими пальцами пытался открыть замок и из последних сил сдерживал навернувшиеся на глаза слезы. У Тодда больше не было времени думать, так что пришлось импровизировать. — Дирк, погоди! — Тодд подлетел к другу и перехватил его руки, уже взявшиеся за дверную ручку. Бротцман взял ладонь детектива в свои ладони и, посмотрев в блестящие глаза напротив, сказал как можно более проникновенно: — Ты забыл, что тебе не нужно повода чтобы быть здесь. Если хочешь остаться, Дирк, останься просто так. Останься хоть навсегда, я не буду против. То есть, я буду только рад! То есть… — Тодд опустил глаза, вдохнул в лёгкие побольше воздуха для решительности и едва слышно произнес, — Дирк, я буду самым счастливым человеком на свете, если ты просто так останешься со мной навсегда. Воцарилась тишина. Тодд не смел поднимать взгляда, он очень боялся реакции детектива. «Что если я понял все неправильно? Что если он рассеян из-за задумчивости? А может…» Додумать Тодду не дали. Дирк как-то странно выдохнул и сгреб Бротцман в такие крепкие объятия, каких ранее им не доводилось разделять. Тодд без раздумий прижался к детективу в ответ, впиваясь пальцами в спину, обтянутую кожаной курткой и утыкаясь носом в теплую шею, пахнущую чем-то очень британским и очень родным. Дирк, в свою очередь, прижался щекой к виску Тодда и держался из последних сил, чтобы не залить все вокруг слезами. Спустя несколько минут умиротворяющих объятий, Дирк тихо произнес Тодду в самое ухо: — Я согласен. По спине Тодда побежали мурашки, а он сам, разморенный долгожданной идиллией, спросил без задней мысли: — Согласен на что? — На то, чтобы остаться с тобой навсегда, конечно, — уже более задорно произнес Дирк, а Тодд счёл, что ему изменяет слух. Он неверяще уставился в глаза напротив — они все еще блестели от слез, но теперь излучали бесконечное счастье. Тодд сам готов был расплакаться, но он очень не любил это дело и, чтобы отвлечь внимание от своей минутной слабости, поднялся на носочки и оставил на губах Дирка лёгкий целомудренный поцелуй. Детектив за несколько секунд покраснел и побледнел, впал в ступор и чуть не упал в обморок. Тодд уже напрягся и хотел было извиниться за то, что торопит события, но ему вновь — какая жалость! — не дали закончить. Дирк настойчиво приятнул возлюбенного за талию как можно ближе и теперь уже сам прижался к его губам в неумелом, но бесконечно искреннем поцелуе. Тодд счёл бы кощунством не ответить на него. А Дирк счёл себя глупцом за то, что не стал забывать у Тодда вещи раньше. И они оба сочли, что «навсегда» в их случае означает все время мира и ещё чуточку больше, чем человечество может себе представить.