***
На входе всегда толпится много людей, поэтому Дагни просит, чтобы я дала ей руку. Я не люблю шумные места, а она ловко и радостно лавирует в толпе, как рыбка, и тянет меня за собой. Она без всякого смущения задорно ругается на тех, кто идёт слишком медленно и неуклюже, и я обычно с молчаливым восхищением слежу за ней, но иногда тоже начинаю тайком распихивать толпу локтем. Редко выдаётся шанс почувствать себя такой живой! Я больше всего боюсь, что Дагни нечаянно отпустит мою руку, хотя она, наверное, тоже боится меня здесь потерять. Мы наконец попадаем в парк. Я предлагаю залезть на дерево, где будет потише и где Дагни на придётся каждую секунду оборачиваться, боясь, что я отстала, но она отказывается. - Неужели тебе самой не хочется нормально погулять? Я не помню, когда мы в последний раз просто по улице ходили! – справедливо возмущается она. Ей, конечно, не привыкать... Мы дружим уже несколько лет, и всё это время она со мной возится. Но это случайность - только потому, что мы раньше жили в соседних домах. Если бы не это, у меня до сих пор не было подруги. Правда, мы в то время почти не разговаривали, это только потом, когда её семья переехала, мы с ней неожиданно стали ближе... Так вот тоже бывает. Хотя это другая история. Мне скучно гулять просто так, я вскарабкиваюсь на низкий заборчик и иду по нему. Дагни то и дело испуганно оборачивается на звон моего колокольчика, когда я теряю равновесие, но я справляюсь, даже без её помощи. В конце концов Дагни на всякий случай поднимает руку вверх, чтобы я могла за неё держаться, и начинает рассказывать новости. - Брэн сегодня убежал из дома. Обыскали все соседние дворы, меня посылали на пристань, на рынок, а толку-то? Какое счастье, что ты так не сбегаешь... Эй, ты что за меня хватаешься! Смотри не упади, Энн. И знаешь, где мы в конце концов его нашли? Возле моста, в сквере! Он превратился в оленёнка и стоял там, пасся. Ты не представляешь себе, как глупо себя чувствуешь, когда пытаешься разговаривать с оленем! Мы смеёмся, и я опять чуть не сваливаюсь с забора. - Тяжело тебе с братцем... - А то! Говорит, соскучился по тому лесу, помнишь, который у нас возле дома был... – Дагни вздыхает, но всё ещё сердится. – И чего же нам ждать в следующий раз? Медведя? Может, пегаса? - Но он ведь не сможет превратиться в пегаса, он его не видел никогда, - возражаю я. Дагни отмахивается свободной рукой. - Он не такой, как я, может, и сумеет. Да я не очень удивлюсь, если он настоящего единорога домой приведёт! С него станется, отыщет где-нибудь и притащит, - она опять смеётся. Нам навстречу идут трое мальчишек. Я сама не замечаю, как начинаю нервно теребить колокольчик на шее. Это Оскар, Нит и Ромул, ребята из школы. Они обсуждают что-то и смеются – так же задорно, как и Дагни. Если я спрыгну, они услышат. Я крепко хватаюсь за руку подруги и, наверное, делаю ей больно, но она ничего не говорит. Нит, который шутит больше всех, замечает Дагни и в знак приветствия поднимает руку, а она хлопает по его ладони. Нит со всеми так. Я так сильно сжимаю свой колокольчик, что он начинает бледнеть и почти пропадает. Не хочу, чтобы они поняли, что я здесь.... Не хочу, не хочу, не хочу. Парни остановились, что-то спрашивают у Дагни, она, кажется, рассказывает, но я ничего не слышу и не понимаю, и вдруг мой ботинок соскальзывает с забора, я вскрикиваю и падаю на дорожку. Ребята замолкают. Я смотрю только на землю, тяжело дыша, но знаю, что они сейчас будут оглядываться, пока не заметят ленту с колокольчиком у меня на шее. Дагни присаживается на корточки и пытается вслепую найти мою руку. И вдруг я слышу: - Энн? Это ты? Ты в порядке? - Да... Нит, я просто спрыгнула с забора. Да, - я отряхиваю руки и встаю. - Хорошо. Мне, наверное, только кажется, что он немного испугался. Нит хочет подставить ладонь, чтобы я хлопнула тоже, но теряется и делает вид, что просто хотел скрестить руки на груди. Ну конечно. Мне даже руку сложно пожать. Может, никто и не заметил, как он колебался. - Привет, Энн, - нестройно произносят Оскар и Ромул. – Мы тебя не заметили... - Ага, - я стараюсь прозвучать как можно дружелюбнее. Им ведь всё равно, что у меня на лице. Я тяну Дагни за руку, и мы уходим от забора в другую сторону. Пожалуй, если люди соглашаются продавать мне мороженое, всё-таки со мной всё в порядке. Не станут ведь обслуживать в киоске какого-нибудь страшного уродца. Хотя кто знает. Мы с Дагни сидим на лавочке под ивой, едим и медленно разговариваем. Как будто мы такие же, как все, и даже почти без «как будто». - Я колечко купила. Красное, под цвет ленточки, - делюсь я. - Здорово! Я кладу Дагни в ладонь свою руку, и она, искренне радуясь, гладит моё кольцо пальцем. - Оно примерно так выглядит? Я смотрю на её руку с новеньким кольцом. Точь-в-точь. - Очень похоже... Только вот здесь чуть темнее, я не смогу объяснить оттенок. И как это у тебя получается?.. Дагни задумчиво разглядывает свои пальцы. Красный камешек на кольце превращается сперва в ягоду земляники, потом в огромную бабочку. - Да как это можно объяснить? – теряется Дагни. Красная бабочка садится на её мороженое. Дагни дует, и иллюзия пропадает. – Я сперва представляю себе что-нибудь, а потом оно само выходит. - Тебе даже не надо видеть то, что ты хочешь сделать? - Надо, конечно! Я не Брэн, у меня таких способностей нет. Я просто видела похожее кольцо недавно... Запомнила, вот и всё. Ты лучше скажи мне, как ты с одеждой справляешься? Шнурки там, пуговицы? - Ко всему привыкаешь, - хмыкаю я. Если с рождения этим занимался, даже в голову не приходит, что другим людям гораздо удобнее. – Ты ведь можешь не глядя застегнуть молнию на спине? Дело привычки. - Нет, я имею в виду, - поясняет Дагни, - как ты проверяешь, идёт тебе или не идёт? Ну... к этому тоже привыкаешь. Мимо нас, совсем близко, медленно проходит мальчик лет шести, уставясь на мороженое в моей руке. Я вся напрягаюсь. Как же иногда хочется нагрубить... Не знаю, как она это чувствует, но Дагни почти всегда спасает положение. - Хотите фокус, молодой человек? – изрекает она с таинственным видом. – Ну да, ты, ты. Тебя как зовут? - Яков, - настороженно отвечает мальчик. - Прекрасно! Итак, Яков, сегодня вы станете свидетелем... В общем, фокус сейчас покажу. Интересно, ей что, ни капельки не страшно? Я быстро глотаю остатки мороженого и вцепляюсь в доску скамейки изо всех сил, так что с краю она становится невидимой. Хорошо, что мальчик больше на меня не смотрит. - Гляди сюда, Яков! Сейчас будет феномен телепортации разменной монеты! – Дагни начинает с энтузиазмом рыться по карманам, но монетка никак не находится. - Держи, - шепчу я и кладу ей монету на колено. Дагни, увлечённая своим цирковым номером, громко смеётся, что-то бормочет и начинает втирать монетку в локоть. Если бы только все люди одновременно привыкли ко мне, я бы и не такое показывала. Даже чуть-чуть обидно, что такая возможность пропадает. Это было бы настоящее волшебство, а не простой трюк... Нет, конечно же, это всё ерунда. Я бы не стала выступать ни за что в жизни. Это было бы не чудо, а... а... цирк уродцев. Дагни наконец заканчивает втирать монету и замечает, что мальчик наблюдает за ней совершенно непонимающим взглядом. Она немного теряется, но всё равно призывает весь свой актёрский талант и с неподдельным изумлением восклицает: - Что это у тебя в ухе, Яков? Я незаметно качаю головой. Мальчик такой маленький, что даже не понимает, что ему сейчас надо в панике схватиться за свои уши. Дагни немного не рассчитала с возрастом. - Да вот же! Что это блестит? – Она протягивает руку и вытаскивает монетку из уха Якова. – Ловкость рук!.. И никакого жульничества, в общем. Повисает неловкая пауза. На монетку уставились шесть глаз. - Смотри, что я ещё могу! Такого ты не увидишь нигде, ни на нашем, ни на другом берегу моря! Таинственнейший трюк за всю историю человечества! – Дагни сцепляет пальцы двух рук в замок.- Ну-ка, посчитай! Яков смущённо принимается считать пальцы и насчитывает девять. А про меня совсем забыл. - Девять? Как же так! Наверное, ошибся. Ну, попробуй ещё раз, - подсказывает Дагни. Яков считает сначала, медленно доходит до восьми и останавливается. Я тихо ухмыляюсь. Когда-то давно мама так играла со мной: прятала один палец под остальными, а я долго искала, куда он пропал. Дагни помогает мальчику со счётом, незаметно убирая пальцы, пока их не остаётся пять – на двух руках. Яков сердито заставляет её разомкнуть ладони, чтобы найти все остальные, но вдруг с криком ужаса и отвращения убегает. - Не надо было, да?.. – растерянно произносит Дагни, разводя клешнями: на одной два пальца, на другой три. - Не бери в голову, - от чистого сердца советую я. – По-моему, это была отличная шутка.***
Наше любимое место – магазинчик, в котором старик торгует зеркалами. Я иногда думаю, что его раздражает, когда дети кривляются перед товаром, но он на нас никогда не ругался. Может, я слишком плохо думаю о людях, а может, он просто глуховат, сидит себе в лавке, а мы на улице... А ведь мы не дети, в конце концов, да и ведём себя тихо. Я встаю перед самым большим зеркалом, которое выставлено снаружи. Устало, исподлобья смотрю на своё отражение, которое так ненавижу. Красная ленточка, колокольчик... И всё. Нет, я, конечно, не вампир, это не то. Просто невидимая. А Дагни и её брат – янгамы, они умеют менять свой облик. И это отлично, между прочим!.. А у моей мамы невидимые ноги, тихий-тихий голос и глаза разного цвета. А у нашей кошки три ноги. Но это уже совсем другое. Просто мы такие, вот и всё... Такие уроды, кто-то чуть-чуть, а кто-то как я. Дагни встаёт между мной и зеркалом, и у неё на шее появляется точь-в-точь такая же красная лента с колокольчиком. - Ну, чем ты сегодня недовольна? – спрашивает она через плечо, разглядывая себя в зеркале. Как будто она скульптор и рассматривает кусок камня, из которого будет высекать статую. – Ладно, прости, я не это имела в виду... Может, попробуем другой рост? Я крепко сжимаю свой колокольчик, чтобы он не мешал мне смотреть на отражение Дагни. Он исчезает: так всегда происходит, когда я что-нибудь очень сильно обхватываю пальцами. А у Дагни вытягиваются ноги и тело, потом распрямляются кудряшки, глаза меняют цвет. - Ты ведь хотела зелёные? - Красивые... Сделаешь веснушки? - Запросто, - у неё мгновенно появляется целая россыпь. Вдруг она круто оборачивается и начинает удивлённо смотреть мне прямо в глаза (это непросто, но она умеет): – Энн! Как думаешь: ты на самом деле загорелая? - Не знаю... – Ну и вопросы у неё. – Пожалуй, нет? Дагни возвращается к зеркалу и стремительно бледнеет. - А веснушки оставь, мне нравится. За несколько секунд у неё меняется причёска, форма лица, плечи... - Фу, Дагни, зачем такая огромная грудь? Убери сейчас же! Она хихикает, слушается – и тут же выращивает себе залихватские усы. - Да-агни! - Ладно, ладно! Ты в чём? Смешно сказать: я иногда забываю. - Бежевое платье... Сандалии. - Вот так, да? - Точно. Перед зеркалом стоит красавица... Та я, которую мне никогда не увидеть. И я не могу представить девушку, которая выглядела бы лучше, чем эта. Нет, я не жалуюсь, но даже я кое-чем в своём теле недовольна – волосами, худобой... Разве бывает иначе? - Готова, Энн? У меня тихо звенит колокольчик, когда я встаю на бордюр, чтобы мы с ней оказались одного роста. Сложно объяснить, но это счастье, когда не нужно озвучивать каждую мелочь – то, что люди обычно показывают кивками и жестами, когда поддакивают, описывают размер и так далее. Дагни знает меня так давно, что может на слух определить моё настроение. Ну, если я не прячу его, конечно. Из-за плеча подруги я смотрю в зеркало и вижу, как мне взволнованно улыбается светловолосая, веснушчатая, зеленоглазая... Я? И мой голос шепчет: - Я готова. Девушка с красной ленточкой на шее шевелит губами: «Раз, два, три,» - и начинает медленно двигаться. Поднимает правую руку... Левую... Касается волос... Поворачивается в одну сторону и в другую... Мы давно выучили эти движения, делаем их одновременно. Я кладу руки на пояс и вижу, как отражение делает то же самое. Это я... - Спасибо, - говорю я Дагни, когда мы заканчиваем наш ритуал. Я спускаюсь с бордюра и кладу свою невидимую голову на бежевое плечо её платья.***
Есть только два человека на свете, которые умеют со мной разговаривать так, как нормальные люди разговаривают друг с другом: это Дагни и моя мама. Обычно люди не знают, куда смотреть, когда обращаются ко мне, обычно они пялятся куда-нибудь мне на шею или на грудь, да и в целом ведут себя так, как будто я слепая или глухая, теряются, кричат, машут руками... - Энн, это ты? Мама в кухне, говорит тихо, но я её слышу: тоже научилась. - Да, я пришла. Я собираюсь зайти к ней, но задерживаюсь на пороге. В углу стоят новые женские туфли, блестящие и тоже красные – мамины. Мне нравится, как мы с мамой похожи. - Энн, ты сможешь сегодня помочь с ужином? - Хорошо, - я вхожу в кухню. – Мама, ты купила отличные туфли. И если кому-нибудь придёт в голову сказать, что туфли станут невидимыми, как только мама их наденет... Я этого человека, наверное, побью. - Спасибо, - тихо говорит мама и светлеет лицом. Это очень красиво. Она идёт мне навстречу, безошибочно находит мои ладони и кладёт их в свои. - Что такое? Это ссадины? Ещё что-нибудь поранила? – она не шумит, не пугается, а просто и деловито ощупывает мои руки и достаёт с полки йод. Я осторожно трогаю коленки, но с ними всё в порядке. - Нет, мам, всё хорошо. Она обрабатывает все царапины, а я тихо попискиваю от боли, как ребёнок. В кухню приходит наша кошка, мама дует мне на ладони... И я забываю про всё плохое.