***
Я и сам толком не понимал, что происходит, и какого хрена мне надо от тебя и Джима, но полбутылки «Бушмилса» в одно лицо делали свое дело. Ради чего? Спасти, помочь, уберечь? А может, я просто был пьян, и стало похуй на всё? Но интуиция прямо-таки кричала: он исчез не просто так, и я хотел понять, почему. 8.20 P.M.***
Насколько я знал Джима (ну да, пришлось познакомиться), если он не оказывался у ног Фредди, то, определенно, бухал в компании добряка Фаннелли (ах, прости, Лайзы), Питера Фристоуна (Фиби), Дэйва Кларка или же хитрожопого Питера Стрейкера, по обыкновению забалтывающего Хаттона, пока ты кадрил очередного приглянувшегося «медведя». И они действительно нашлись, облюбовавшие какую-то странную компанию в соседнем зале, но, к моему огромному удивлению, Джима с ними не оказалось. — Джон! — притворно-добродушно похлопал мне Фиби, — Присоединишься? Я вежливо мотнул головой, неловко качнулся, и, поняв, что вот-вот спалюсь, тихо вышел из зала. В самом деле, старине Дикки давно пора домой. Пьяная голова гудела, смазывая глазам пространство, но я (далеко не с первой попытки), всё же, нащупал спасительную дверную ручку в туалетную комнату, и практически кубарем закатился в неё, давно и привычно не задумываясь, на каком автомате это всё происходит. Домой, блядь, просто домой. Может быть, ещё и поэтому я далеко не сразу понял, что попал совсем не туда, куда планировал, и еще с минуту растерянно, как в замедленной съемке, оглядел пространство вокруг, наконец, врубившись, что нахожусь здесь не один. 8.25 P.M.***
Снова стоны, снова вздохи. Чьи-то шлепки, ритмичные, под стать моей любимой композиции. Глубокий, грудной голос, и чуть ниже, второй, приглушенный, знакомый, — охуеть, какой знакомый! — они были совсем рядом, за какой-то ширмой, и я был совсем рядом, Фредди. Ты же понимаешь, что я не мог туда не заглянуть? Знаешь, говорят, если человек действительно чего-то очень хочет, оно сбывается, да, да. Я долгое время хотел понять, почему ты выбрал Джима. Не меня, ни Роджера, ни кого-либо другого, а этот послушный усатый манекен в безупречном брючном костюме. Вот так вот, честно. Да?***
Как только глаза смогли привыкнуть к полумраку этой «випки», я решительно двинулся вперед. Никогда еще я не чувствовал себя настолько уверенно, Фредди. Кажется, я даже с тобой не чувствовал себя так, как в тот момент. Никогда. Я хорошо знал этот звук, Фредди, ведь и я на гастролях баловался чужими девочками. Но, увы, сейчас здесь была не девочка. Конечно, направляющим в этой парочке оказался Джим. Ему сосали до противного сладко, с упоением, на совесть. Но почему, блядь, это был не ты? 8.30 P.M. Конечно, я уже тогда знал, что я увижу там. Хотел ли я увидеть это? Я не был уверен. Но дверь, все же, я открыл.***
…Знаешь, я ведь видел это всё, и не раз, натыкался на такие картинки в клубах, в туалетах, (и боже, да! — да, — я смотрел порно, а ты думал?). И, давай серьезно, иногда я видел это и в твоей гримерке, мельком, я ведь знаю (боже, да все знали), что, пока Брайан выделывает "вот-это-все" на гитаре перед ждущей тебя толпой, а у тебя перерыв на «снять футболку», ты ведь не только футболку там снимал, Фредди, и мальчики эти на десять минут, чтобы ты снял напряжение (ну, давай, назовем это футболкой, окей), это было почти нормально! Это были твои правила, и мы подыгрывали тебе. И я тоже. И я ни черта не понимал в этих отношениях, ну, пусть, мальчики, — это я уже понял, окей, но Джим? Вы же пара? Вы же любите друг друга? Он же так всегда говорит! И у вас все чудесно, и кольца одинаковые, и, вот это твое, — «О, Джон, он и правда тот, кто мне действительно нужен!»… И Джим, твой мальчик, вернее, — «твоя девочка». Или ты её, — не суть, вот хрен там в ваших определениях разберешься, я не вникал. Он делал то, что делал. Вернее, делали ему... Он не заметил меня сначала, и это можно понять, — глаза были закрыты, это ладно, я не мог понять другое, почему с ним был не ты? Господи Боже, не ты! Как это вообще? Так правда можно? И я замер как-то, будто не со мной это все, будто дежавю.... Будто, ну, да-да-да, я представлял вас вместе, я действительно думал о том, что вы делаете там вдвоем после твоего взмаха рукой нам на вечеринке в твоем номере (желаем вам спокойной ночи, а нам не надо!) на пороге вашей спальни; и его смех, и, как он прижимает тебя к себе... Чёрт возьми, Фредди, я и правда хотел, чтобы там был именно ты! Но это был не ты. Это был какой-то совсем юный парнишка в униформе официанта. Вот так. Легко и банально. И я встал, как вкопанный, и просто смотрел на это всё. Знаешь, я не хочу рассказывать тебе подробностей. Правда. Но я четко запомнил каждую деталь. Я впитывал, запоминал, и укладывал в голове вот это всё: — E-e-h, (и он обхватил руками голову официантика); — E-e-ehh, (еще крепче); — E-e-е-еhhhh! (и еще, и еще, и еще...); — Superboy! (потрепал по щеке фамильярно и ласково. Знаешь, как в порно всё, правда, прямо покадрово). Но что-то в этом было, не могу не отметить. Все это дерьмо, всё же, не было лишено какой-то извращенной эстетики. И я прислонился к дверному косяку, и просто смотрел на это все. 8.35 P.M. — Ты? — выдохнул Хаттон. Готов поспорить, член у него обмяк в ту же секунду. Я лишь склонил голову набок, внимательно запоминая это выражение лица Джима, оно мне впервые нравилось, ей-богу. — Я. Сюрприз, скажи? Официантик мигом оценил ситуацию, и с ловкостью фокусника со стажем быстро застегнул ширинку Джиму. Он оттер губы тыльной стороной ладони и засеменил в сторону выхода, мазнул меня плечом, неловко извинился и скрылся с отменной скоростью. Но, поверь мне, я заметил, как Джим с такой же скоростью отработанным движением успел сунуть ему туго скрученную трубочку купюр в задний карман форменных брючек. Меня передернуло, значит, действительно, — не в первый раз, о как? Окей. Джим вытянул пачку сигарет, вытащил одну неловко, кивнул, в мою сторону, мол, будешь? Он не смотрел на меня, наверное, и сам догадался, что я б не взял, отвернулся и закурил. На столике, на который он опирался тогда задницей, стояла початая бутылка виски, стаканы: «а это?». Я опять покачал головой. Тогда Джим щедро плеснул себе в бокал, и выпил весь. — Поговорим? Он впервые поднял на меня глаза, и во мне даже что-то екнуло на мгновенье: ему действительно было больно. Но мне было еще больнее. Про тебя я старался даже не думать. — Окей, — и я-таки вошел в эту комнатушку, и плотно прикрыл за собой дверь. — Давай с Фредди мы разберемся сами, если позволишь, — и он вскинул на меня уставшие глаза побитой собаки. Я промолчал. Наверное, это было жестоко, но я намеренно тянул время, — А с тобой нам надо объясниться, я хочу объяснить… Он, понятно, не готовился к такому разговору, мялся и потел, да и, честно говоря, что тут можно было объяснить? Всё было максимально понятно, но я молча смотрел на него, я не хотел его отпускать просто так. Вот точно — нет. — Я люблю Фредди, — он затянулся, я хмыкнул, — Да, люблю. И он меня тоже. И вообще-то, это наше дело, — это он сказал уже с заметной злобой. — Уже нет, — тихо заметил я, и улыбнулся ему в ответ. Джим опять плеснул себе в бокал. — Что ты знаешь вообще о нас? Нахрена тебе это все вообще, что ты лезешь не в свое дело? Он с плохо скрываемой неприязнью смотрел на меня: такая смесь недоумения, отчаяния, и, ну да, ненависти. — Это теперь и мое дело, он мой друг, а ты — сука, — я опять улыбнулся ему, наверное, вполне дружелюбно даже, но Джим опять потянулся за сигаретами. Закурил, помолчал, и, потом, сказал куда-то в сторону, не мне даже, будто меня и не было в комнате. — Ты не знаешь, каково это — ждать его всю ночь, а он с другими, и их там много, ему ведь это ничего не стоит, а утром купать его в ванной после очередного загула, отмывать чужой запах (запахи), и тебе хочется хорошенько долбануть его красивой такой, мать твою, башкой об эти его латунные краны за миллион долларов, а он распевает песни, и у тебя внутри все переворачивается! Когда он вышвыривает тебя из дома, потому что его рыбы в пруду чего-то обожрались и передохли, а его гости частенько подливали им коньяк, но, я же не могу уследить за всем, черт побери! Каково это — забирать его новую пассию из аэропорта, а сначала, заказать билет и подготовить комнату для гостей, и сразу же постелить там любимое постельное белье Фредди, и срезать свежие орхидеи в вазочку с его стороны постели, и ты точно знаешь, с какой он спать будет, не раз утром видел, или... — тут его голос пресекся, он втянул сигарету до фильтра и повернулся ко мне: — И меня накрыло, — он пожал плечами: — Я тоже человек. ...Видит Бог, я знал, что значит любить Фредди. И, черт возьми, я ревновал даже к тому, что и эту сторону любви к Фредди он знал лучше меня! Я покачал головой: — Нет. Он — мой друг, а ты — сука. И он взорвался: — Хорошо, что ты хочешь? Чтобы я извинился? (неа) Денег? (да засунь их себе в жопу!) Чтобы я встал перед тобой на колени?! И отсосал, да?! Меня будто ударило, я даже не помню, чтобы когда-нибудь меня вот так ровно за одну секунду накрыло, и я, наконец, точно понял, как иногда совсем несложно убить человека. — Что ты, блядь, только что сказал? Что ты сказал только что, мать твою? — я выговорил это очень тихо, меня правда трясло. Если бы я его ударил, я бы не остановился. Тогда я протянул руку, и взял со стола бутылку. Рука заметно дрожала, и я допил махом все, что там еще оставалось.***
...Я поставил бутылку на стол, очень медленно и аккуратно, чтобы случайно не разбить. О его голову. И повернулся к нему. Меня все еще трясло, но виски делал своё дело. И я просто смотрел на него. Внимательно, изучающе. Я видел много любовников Фредди, разных, очень разных, но Джим... Обычный, вечно лебезящий, услужливо трущийся неподалеку, что Фредди в нем нравилось-то, ну, вот что? Мне даже стало смешно, что ли. Господи, боже, ради чего это все? Что в нем такого особенного, Фредди, ну, вот что? Меня отпускало, и я потянулся за сигаретами, хлопнул по карману, — нет, нечего искать, их не было... Черт. Неужели все только ради секса? Неужели, Фредди? Неужели все так просто? Все действительно так просто? Джим протянул мне свою пачку. И я взял. Я затянулся, и переспросил уже более ровным тоном: — Так что ты сказал? — и оперся о столик. Джим посмотрел на меня. Отстранённо и чуть оценивающе будто. Я даже растерялся слегка. А он подошел ко мне вплотную, и положил руку на ширинку. Вот так — сразу. Руки были горячие, я хорошо это почувствовал даже через ткань. И мне это понравилось.***
Казалось, он был очень спокоен, как-то собран, что ли. Будто это не я стою рядом с ним, будто… Будто очередной клиент, которого надо подстричь в его барбери-руме. Он делал свою работу. Профессионально и четко. …“Что бы вы хотели, сэр? О да, конечно, и немного убрать с висков, все сделаем, сэр, вам понравится, вы будете довольны”… Он опустился на колени и приступил к работе. И он сделал все по высшему классу, как VIP-клиенту. Мне не было ни мерзко, ни противно, ни стыдно. Мне даже захотелось оставить ему чаевые. Мне понравилось. Я был доволен. И, Фредди, пожалуй, я теперь лучше понимаю, что именно ты нашел в нем.***
1987, May, Mountain Studios, MontreuxИногда я нахожусь в кромешной тьме,
Я не могу увидеть людей, причиняющих мне зло,
Я пытаюсь укрыться подальше от толпы.
Есть ли кто-нибудь, кто поддержит меня?
Господи, позаботься обо мне…*
Наш второй совместный вечер в Монтрё подходит к концу. Солнце почти не беспокоит, скрывшись в горном тумане, и ты, наконец-то, перестаешь щуриться, сосредоточившись на великолепном вокале. — и своём, и несравненной Монтси. Я откладываю гитару, и любуюсь тобой — ставший ещё чуть старше, серьезнее, профессиональнее, ты поешь как-то спокойно, умиротворенно, совсем непохоже на себя. Неужели это здешний воздух так влияет на тебя? И всё бы хорошо, и жили они долго и счастливо, да только слова становятся грустнее, а твой запал — неистовее и упорнее. Отчего? Закончив очередную сессию, ты, не оглядываясь и ничего не комментируя, выходишь на улицу, желая увидеть привычную тень возле себя. — Фредди, — наконец, набираюсь я решимости, — Она прекрасна. — Знаю, дорогой, — улыбка сглаживает едва заметную морщинку возле усов: — Рядом с ней мне хочется летать! — Тогда почему этот текст… И ты резко вырываешь бумагу из моих рук. — Не начинай, Фелис. Это просто, мать его, текст. Но молчаливое лицо снующего рядом Хаттона будто бы сникает при каждом упоминании текста, и я реально не понимаю, в чем дело. — Окей, как скажешь. И ты поворачиваешься ко мне лицом: — Господи, Дикки, какая муха тебя укусила?! Что может со мной случиться?! Рядом со мной, в конце концов, Джим. Я помню, какую цену взял за своё молчание в прошлом году. Я прекрасный финансист. И его лицо совершенно точно вытягивается, а взгляд смешно упирается в меня, точнее, туда, с чем ему пришлось (поработать, ага) иметь дело в тот отвязный вечер. Мизансцена хороша настолько, что я одобрительно щелкаю языком. Я давно во всём разобрался. Ещё полгода назад, за полтора часа, будто бы хорошо срежиссированного фильма. Ты всё еще считаешь его своей опорой. Он всё еще считает меня своей проблемой. А я? Ну, ты же понимаешь (всегда понимал). Рядом с тобой я предпочитаю существовать молча. P.S. И как хорошо, что Джим об этом не знает.