Удивительный день

Лань Ванцзи стоял на берегу речки и не мог отвести взгляд от происходившей среди ее бурных холодных вод охоты. А то была именно охота — об этом говорили острые взгляды и напряженные позы троих юношей, застывших среди разгляженных волнами камней в ожидании верного момента. Юношей было трое, но Лань Ванцзи, сокрушенный красотой и пронзительностью открывшейся ему картины, смотрел только на одного из них. Вэй Усянь, раздетый до пояса, с волосами, собранными в хвост повыше, чтобы не закрывали обзор, склонился над прозрачными водами, и все лицо его выражало азарт и готовность действовать. И он действовал! Решительно и смело, и так быстро, что даже от внимательного взгляда Лань Ванцзи укрылось само его движение, он видел лишь начало и конец, торжественную точку в охоте на резвую серебристую форель. Лань Ванцзи замер, не осмеливаясь покинуть свое укрытие, и смотрел, не отрывая взгляда, как играет солнечный луч на блестящей чешуе только что выловленной рыбы. Рыба билась и вырывалась, изо всех сил стараясь вернуться в быстро течение и укрыться от преследователя, все движения ее говорили о том, что смертный час ее близок, и жаркое солнце, отражаясь от ее бьющегося тела, буквально слепило взор. Но для Лань Ванцзи ярче солнца сверкали глаза Вэй Усяня, торжествующего, счастливого, гордо поднявшего над головой руку с плотно сцепленными вокруг хвоста форели крепкими длинными пальцами. То были пальцы флейтиста, пальцы лучника, и вырваться из их плена не представлялось возможным. Вэй Усянь улыбался, широко и беззаботно, обнажив ровные крепкие зубы, и выслушивал поздравления от обступивших его товарищей. Лань Ванцзи словно ничего не слышал из их слов, хотя до него долетали обрывки дружеских подначек и хвалебных слов. Он, не отрывая взгляда от Вэй Усяня, впитывал в себя открывшуюся ему картину беззаботной молодости. Ранее он никогда не встречал человека, подобного Вэй Усяню, весь вид которого кричал бы только о том, что жизнь прекрасна, что в этот самый момент происходит нечто восхитительное, чему стоит радоваться и быть благодарным — и это понимание отражалось в сердце самого Лань Ванцзи. И он был благодарен — возможности видеть, как играет солнце, переливаясь в каплях на крепком худощавом теле, как скапливается вода в ямочке над выпирающей тонкой ключицей и узким ручейком стекает вниз, к красной бусинке напрягшегося от холода соска. Вэй Усянь пошел к берегу, широкими шагами загребая воду, перепрыгивая с одного плоского камня на другой, все также держа рыбу в вытянутой руке. Ледяная вода заставляла его шипеть и подпрыгивать, балансируя на скользкой поверхности камня. На берегу стояла корзина, в которой беспомощно барахтались уже несколько крупных рыбин — утренняя добыча. Вэй Усянь выбрался на берег и положил свою рыбу сверху, а потом потянулся, подставляя солнцу довольное улыбающееся лицо. Вэй Усянь был красив той самой наливающейся юношеской красотой, которая, подобно цветам магнолии, входит в расцвет постепенно, и неожиданно для окружающих оказывается самым ярким цветком в разом поблекшем саду. До встречи с Вэй Усянем Лань Ванцзи и помыслить не мог, что такие люди существуют. Встречая в книгах описания подобных героев, Лань Ванцзи презрительно отмахивался от них, перелистывая страницы, считая их неловкой и неправдоподобной выдумкой одуревших от скуки книжников прошлого. Однако же Вэй Усянь был вполне живым, настоящим, полнокровным, как подобает юноше его возраста, не знающим бед и тревог. Лань Ванцзи, затаив дыхание, наблюдал, как взлетают вверх худощавые руки — Вэй Усянь сцепил пальцы в замок и, поднявшись на цыпочки, тянулся вверх. Глаза его жмурились от удовольствия, казалось, что он всем телом впитывает лучи теплого весеннего солнца. Взгляд Лань Ванцзи скользнул ниже, к узкой, но крепкой спине, на которой выделялся четкий рельеф лопаток и позвоночника. У изгиба поясницы брала начало неглубокая ложбинка, исчезая под тканью нательных штанов — единственной одежды, которая оставалась на Вэй Усяне. Лань Ванцзи ощутил приступ жара, словно охватившего его изнутри, когда в поле его зрения попали крепкие округлые ягодицы, обтянутые белым шелком, ставшим от воды почти прозрачным. У Вэй Усяня были стройные, крепкие ноги, жилистые, сильные, и сейчас он закатал штаны до колен, чтобы ткань не мешала ловить рыбу. Потому взору Лань Ванцзи открывались острые, по-мальчишески разбитые коленки и узкие лодыжки, которые он, казалось, может обхватить одной своей рукой. Вэй Усянь направился обратно к воде, и Лань Ванцзи ощутил немедленное желание перестать смотреть — настолько привлек его интерес бугорок под штанами, настолько захотелось узнать, как Вэй Усянь выглядит совсем без одежды, ведь та его часть, сокровенная и скрытая — при том, что шелк штанов провоцировал на бесстыдные мысли, поскольку открывал больше, чем прятал — должна была быть такой же гармоничной и ладной, как и все остальное тело Вэй Усяня. Лань Ванцзи не знал, как называлось то чувство, что пробуждал в нем один вид Вэй Усяня, изгибы его тела, улыбка… Но трепет, с которым заходилось сердце, Лань Ванцзи раньше никогда не испытывал, и даже не предполагал, что может еще испытать. Лань Ванцзи так засмотрелся на входящего в ледяную воду Вэй Усяня, что не заметил, как треснула под его ногой сухая ветка. И тут же все спокойствие слетело с Вэй Усяня — он подобрался, обернулся, напрягая плечи и поджарый живот, словно готовился отразить опасность, какой бы она ни была. Но увидев, что это всего лишь Лань Ванцзи, Вэй Усянь вновь расслабился и заулыбался, словно встретил близкого друга. — Лань Чжань! — крикнул Вэй Усянь и взмахнул рукой. — Ты хочешь рыбу ловить? Так иди к нам, что стоишь так далеко? На мгновение Лань Ванцзи ощутил искушение послушаться его. Кивнуть, выйти из своего живого укрытия, подбирая белые полы одежд, скинуть тяжелое верхнее ханьфу прямо на землю и присоединиться к рыбной ловле… Но он успел одернуть сам себя. Он пришел сюда не для этого. Он пришел по делу. И должен помнить, что подает пример всем приглашенным ученикам. — Вэй Усянь! Время потехи кончилось. Через четверть часа начнется урок. — И ты что же, пришел, чтобы только это нам сообщить? Брось, Лань Чжань, да иди к нам! — Мгм. Лань Ванцзи повернулся и торопливо начал подниматься вверх по тропинке, подавляя в себе желание оглянуться и еще раз посмотреть на залитого солнцем, беззаботного и счастливого Вэй Усяня. И в конце концов победил себя. Он пришел по делу — и сейчас у него есть другие дела. Медитация. Каллиграфия. Музыка. И только под самый конец дня, когда солнце сядет за горизонт и ученики отойдут ко сну, он позволит себе немного задержаться — совсем немного нарушить правила, — чтобы в тусклом свете фонаря нарисовать на листе рисовой бумаги силуэт Вэй Усяня. Простенький рисунок тушью — никакого особенного изыска. Просто черные линии на белой бумаге, решил Лань Ванцзи, чтобы ни за что не забыть этот удивительный день.