Свобода или смерть

Слэш
R
Завершён
46
Размер:
6 страниц, 1 часть
Описание:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
46 Нравится 1 Отзывы 6 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
      Зимний мороз пронзает всё тело: не на всех солдатах шинели, спасающие хоть немного от холода; молодые люди порой специально начинают больше ходить, лишь бы не стоять смирно на месте в ожидании последующих действий. Осознание к ним приходит уже стремительнее, нежели в самом начале, когда под радостные разговоры шли в неизвестность — спасать Отечество, любить и жаждать нового. Всё это в прошлом, ныне многие ушли, оставив ряды товарищей, отказались от прежних планов или, будем честны, примкнули к празднику.       — Нет, это конец, — говорит кто-то из толпы, но как только хмурый взгляд Сергея Муравьёва-Апостола переходит в поисках голоса, то наступает тишина.       Небо ясное, яркое, по-настоящему зимнее, ослепительное, но, к сожалению, такое печальное для Сергея. В душе есть понимание — окончание; быть может, не полное, но оно близится; есть надежда — безусловно, она присутствует, ещё горит тусклым пламенем в его душе и поддерживается у Бестужева-Рюмина, так страстно смотрящего на происходящее. Апостол вспоминает минувшие события: то, как Бестужев с неиссякаемой энергией мчался, сообщая новости, как отговаривал со страхом в глазах от самоубийства, как шёпотом говорил на французском, кажется, о революции и перемене сознания в молодых людях. Серж посмотрел на него довольно печально, долго, с тоской и принятием дальнейшей судьбы, а насчёт неё догадки уже имелись.       И ныне всё иное, что возвратить нельзя. Вокруг — солдаты, некоторые ещё зажжённые искрой Муравьёва и Бестужева-Рюмина, воодушевлённые товарищами и поддерживаемые пламенем революции.       Слышен топот лошадей, отчётливый звон шпор и вновь начавшиеся тихие переговоры солдат — вокруг неясность.       — Serge? — голос Бестужева яркий, узнаваемый из всех существующих на земле; он такой, что Муравьёв никогда и ни с чем не спутает, особенно его русский с несколько французским порой акцентом.       Он оборачивается на него, рассматривая Мишеля. Замёрзший и покрасневший, он говорил с солдатами, а сейчас шёл прямо к Сергею, постоянно оглядываясь на товарищей. Он умирать совсем не хочет — верит в лучший исход и надеется, что всё может измениться однажды.       — Serge, où est Hippolyte? * — спрашивает подошедший ближе Мишель, отряхивая шинель от несколько насыпавшего лёгкого снега, попавшего и на кудрявые волосы.       — Не видел, — отвечает коротко Муравьёв-Апостол и выдыхает, наблюдая за тем, как белая пелена рассеивается прямо перед горящими карими глазами Бестужева.       Серж оглядывается по сторонам и замирает в одном положении, когда замечает младшего брата, семенящего мелкими шажками, пожалуй, от небольшого волнения: он сжимает кулаки в белых перчатках, поправляет беспрестанно двууголку, спадающую немного из-за того, что местами Апостол проваливается в неглубокий свежий снег. Он напуган больше других, но и не думает об отступлении в действиях — это не в его принципах. Ипполит спотыкается о застывший сугроб и едва не теряет равновесие; видно, как дёргается Сергей, почти сорвавшись с места, как невозмутимо после поднимает голову и, отводя руки за спину, продолжает наблюдать за младшим братом. В его мыслях одно — того ждёт несчастливая судьба, обречённая на страдания те же, что и у Сергея. Был бы выбор — он без сомнений оградил того от участия в обществах, волнуясь безмерно.       Сейчас уже слишком поздно, никому из них нет дороги назад, многие понимают — за исключением тех, которые ещё подумывают о том, чтобы покинуть строй.       — Брат, — произносит Ипполит мягко и кивает в сторону Бестужева, здороваясь ещё раз, — я должен поговорить с тобой.       Бестужев-Рюмин, который слышит всю беседу, с пониманием смотрит на Муравьёвых, после чего, касаясь двууголки условно, начинает отходить в сторону.       — Бестужев, останься, пожалуйста, тоже, — просит Ипполит, поэтому поднявшаяся нога офицера в противоположную сторону меняет направление, и он подходит ближе.       — Да, Ипполит? — с волнением спрашивает Сергей; в его голове множество вариантов того, чем может с ним поделиться брат: от простой беседы о действиях до сердечного признания в том, что влюбился.       — Я чувствую неладное, — голос Ипполита дрожит малую долю, но Серж чувствует это, уже немного сочувственно хмуря брови, — и не могу это объяснить, — переводит взгляд на Бестужева-Рюмина, слушающего с абсолютным спокойствием в ожидании продолжения, — не знаю, когда придёт конец, — Сергей держится из последних сил; ему особенно тяжело это слышать от близкого человека, — но напоследок хотел бы поговорить с одним человеком. Это неправильно, но если смерть скоро — что может быть в порядке теперь? Я влюблён в Анастасия Кузьмина, — последние слова он произносит тихо, беспокоясь, что тот неожиданно появится около них и улыбнётся от этого.       — Кузьмина? — переспрашивает Сергей и вспоминает портрет любовного интереса брата.       Анастасий Кузьмин — человек решительный, это подтвердит каждый участник общества. Часто шутит, но доказывает свою преданность всегда — в нём не сомневаются, но и помнят прошлое, связанное с суровыми телесными наказаниями в армии. Он изменился — это настоящая правда, но что-то в открытии Ипполита его безоговорочно смущает; Сергей молчит, склонив голову, лишь Бестужев не отводит взгляд от самого младшего из восставших. Ему девятнадцать, жизнь ещё так чудесна, невероятна и полна красок. Как ему хочется жить, как ему хочется говорить о судьбе больше с Матвеем, как же много неизведанного в мире…       И Кузьмин со своим резким нравом, твёрдыми фразами и определённостью в жизни ныне. Серж его воспринимает не иначе, как соучастника, но не может представить в роли того, кто мог бы быть с его братом.       Молчание изнуряет Ипполита, начинающегося трястись — от холода или от волнения? Не иначе, как от непонимания эмоций и мыслей брата. Тогда младший Муравьёв обращается взглядом к Рюмину, который, хмурясь, ещё думает, не сформулировав чётко родившуюся мысль, его терзают воспоминания о Кузьмине, чтобы точно составить их совместный портрет.       — Любовь — вещь, которая не поддаётся осознанному решению, к которому идёшь долго и собрав мысли, — начинает Сергей весьма уверенно, и Бестужев почему-то смущается, полагая, что начнёт первым речь он, — не бывает неправильно. И теперь, — выдыхает шумно горячим паром в холодную неизвестность, — ты в праве признаться. Я удивлён, не стану скрывать, ты так молод, пылок и… — останавливается, беспокоясь, что может задеть этими словами, — Кузьмин старше тебя на восемь лет.       — Знаю, — тоже выдыхает Ипполит и поправляет шинель на плечах, разглядывая падающие снежинки перед собой, — знаю, — повторяет уже тише и теперь в ожидании смотрит на Рюмина.       — Я желаю тебе счастья, Поль, — к удивлению Ипполита, продолжает Сергей, — это твой выбор, твоё решение и твои чувства. Ты мне дорог.       — Знаю Кузьмина достаточно, он имеет весьма буйный нрав, восторженные идеи, — теперь приступает к речи Бестужев-Рюмин, оглядываясь на старшего Муравьёва, который отвёл взгляд куда-то в сторону, — ты должен быть счастлив, мы не судьи… — а потом продолжает на французском о том, что каждый человек имеет выбор и свободу, а Ипполит с пылом поддерживает эту идею.       Наступает молчание, и Ипполит, подходя к брату, крепко обнимает его, сбивая двууголку в неправильное положение, а потом подходит к Бестужеву, совершая точно такое же действие. Муравьёв-младший говорит ещё напоследок что-то неразборчивое, улыбается и объявляет, что напишет письмо — так ему будет непременно легче. И уходит, оставив наедине с размышлениями Мишеля и Сержа. У них самих путаница в понимании, но знают одно — друг без друга вовсе не могут. И если смерть, то вместе.       Дорогой Анастасий!       Прошу прощения за письмо, признание и последующие слова — вы мне очень дороги, чтобы разрушать сложившуюся дружбу, но и молчать не в силах более. Не знаю, ждёт ли нас погибель, но почти уверен в этом — простите, если говорю это и вам больно слышать. Предчувствие плохое, неладное, странное и заставляющее меня изливать душу.       Мы познакомились в странных обстоятельствах, вы, наверное, помните. Впервые услышал я о вас от любезного моего брата Сергея, которого я люблю всем своим сердцем. Показались вы мне сначала странным — я знал, что вы применяли наказания к солдатам, а мне же это казалось страшным преступлением. В тот момент я не мог думать о вас не иначе, как о потерянном в будущем человеке. Я вижу мир без насилия — теперь и вы. Моё мнение о вас изменилось с тех пор. Помню ваши речи, почти каждое высказывание, и ныне восхищаюсь вашим талантом бодрости духа. В самые отчаянные минуты нашей с вами судьбы вы держались бойко. Вы и Бестужев — огни в обществе, да и сами вы, пожалуй, непременно знаете об этом.       Анастасий! Мне странно это писать, но остановиться уже не могу… Вы чудесный теперь человек, я очень вами дорожу и дружбу ценю, в этом вы можете быть уверенным полностью. Я верю вам окончательно, как братьям старшим. Надеюсь, это взаимно, потому что в вашей компании я чувствую себя спокойно.       Пишу дрожащей рукой от волнения… Вы мне слишком и слишком дороги! Я влюблён в вас окончательно, не сомневайтесь в этом и не вспоминайте о возрасте моём. Мне девятнадцать, но, если доживу, то будет двадцать летом. Я должен сказать это, простите, если тяжело читать!       Когда смотрю на вас, то в душе просыпаются самые милые чувства сердца моего. Я не знал, что способен так любить, потому что испытываемое к родственникам и близким иное, друг мой! Вы прекрасны в каждой улыбке и взгляде, в движении и мыслях. Я желал бы вас знать больше — боюсь, что не успею! Так много желаю узнать в мире, умирать не хочется, но в праве ли мы выбирать ныне? Я не предатель, в плен сдаваться не буду, я лучше погибну на месте.       Если не разделяете моих чувств — не говорите ничего, кроме одного: «Свобода или смерть». Произнесёте — не подойду к вам более никогда, я обещаю. Дружба после такого, полагаю, будет исчерпана полностью. Заранее благодарю за всё то время, что мы с вами были знакомы и находились вместе!       Если же чудом вы любите меня в ответ… Не говорите ничего, мы встретимся вечером на улице, я там останусь в любом случае в ожидании.       Теперь, когда вы дочитали это письмо, сожгите его, перед этим хорошо прочитав мои слова вновь. Сожгите немедленно, я не желаю знать, что эта рукопись может быть обнаружена.

Ваш Ипполит.

      Было второе января 1826 года. Ипполит ходил с готовой рукописью в руках, не находя места и выглядывая Анастасия, чтобы отдать частичку души, вложенную в простую бумагу. Наконец он заметил его.       Кузьмин шёл весьма весело, поправляя кивер на голове, совершенно словно не мёрз, и выглядел чрезвычайно бодрым. Он смотрел то и дело на товарищей, улыбаясь и замечая Ипполита вдалеке, слегка изменяя выражение лица. Муравьёв осмотрелся — позади Мишель, который одним своим взглядом поддерживает его и как будто шепчет тихо, чтобы тот уже подошёл и покончил с этим делом. Так Ипполит и поступил — двинулся, не сводя с Анастасия глаз, а в руках крепко сжимая послание.       — Анастасий, — окликает негромко, замечая уже вблизи, что Кузьмин хочет отойти в иную сторону, чтобы поговорить с другими людьми, — письмо.       — Письмо? Мне? От кого? — спрашивает воодушевлённо и берёт, внимательно оглядывая.       — От меня, — решительно произносит, а сам за спиной руки ломает от нервов.       — От тебя? Чего же ты мне так не скажешь, друг! — смеётся и дотрагивается до плеча Ипполита, задерживая свою руку на нём. — Сейчас должен прочитать?       — Нет, прошу, чтобы ты сделал это позже, когда останешься один, но до вечера, — и разворачивается, из-за чего ладонь Кузьмина буквально слетает с него.       — Ладно, — слышит Ипполит и переглядывается с кивающим Бестужевым, слабо улыбнувшимся.       К вечеру всё, кажется, меняется. Серж с Мишелем разговаривают долго-долго, оставшись в старой комнате, обсуждают все планы дальнейшие и проговаривают покинувших людей в войске. Они тоже никак не могут насытиться друг другом — жизнь, чувствуют они, подходит к концу. Но Рюмин всё ещё надеется больше, нежели сам Муравьёв.       Ипполит ходит по улице в темноте, посматривая на луну и надеясь, что Кузьмин уже прочитал и вот-вот выйдет, но этого не случается ещё около двадцати пяти минут. Слышится скрип открывающейся двери — Ипполит мгновенно оборачивается и видит уже немного потрёпанного товарища. Кузьмина.       Анастасий подходит, ничего не говоря. Останавливается, продолжая молчать.       — Ты прочёл, верно?       — Прочёл, — невозмутимо отвечает Кузьмин и даже улыбается уголком губ.       — Полагаю, что ты…       — Нет, я не стану говорить то, что ты указал мне любезно в письме. Милый Ипполит, ты такой искренний, живой, хороший и молодой, что мне страшно думать о себе. Как ты можешь любить меня, как ты можешь так красиво писать, думая о Кузьмине, простом офицере с громкими возгласами?       — За это и многое другое и полюбил, Анастасий.       Всё прерывается не тишиной, а смехом Кузьмина. Ипполит, сначала обидевшийся на этот жест, вскоре незаметно для себя улыбнулся, подходя ближе и пожимая руку уже не просто товарища, а того, кто стал большим.       Третьего января 1826 года предчувствие невозвратимого у Ипполита только усилилось. Неизвестное вот-вот должно было разрешиться. Они шли с последними силами в крайнее столкновение. И всё должно было измениться.       Свобода или смерть.       Ипполит волнуется, идёт рядом с Кузьминым, но постоянно смотрит на ведущего всех Сергея с Мишелем. Те вновь разговаривают, что понятно по их оборотам головы друг к другу.       — Я поговорю с ними, — слышится от Сергея речь, — не стреляйте! Сложите оружие! Не смейте стрелять!       — Серёжа… — произносит тише Мишель.       — Они перейдут на нашу сторону, потому что наше дело правое! Не стреляйте! Прошу, не поднимайте своего оружия!       И Сергей скрывается так, что Ипполиту его уже не видно, а волнуется он безмерно, невольно пробираясь в первые ряды и думая, что Кузьмин следует его примеру.       А далее — выстрелы с другой стороны. Белая дымка, крики раненых и кровь на снегу, потерянное сознание Ипполита и мысли о том, что все, кто был ему дорог, погибли. Он не слышит родного и взвывающего голоса брата, не видит совершенно никого возле себя. Ипполит оступается, спотыкаясь случайно о чьё-то мёртвое тело, и падает, пачкаясь моментально в крови. Муравьёв поспешно начинает в панике вытирать жидкость об мундир и отползает назад, но и там уже погибший солдат. Постоянный оглушительный звук от картечи, бегство солдат и нескончаемый поток посмертных криков. Младший Муравьёв в слезах тянется к пистолету, едва не роняя его в снег. Он мог его с лёгкостью потерять, но тогда нашёл бы для себя другое спасение.       Свобода или смерть.       Он подносит оружие к виску, дрожит и зовёт Сергея, Матвея, Анастасия… Никого нет рядом, лишь два трупа, окруживших его с обеих сторон и кровь, контрастирующая с белоснежной пеленой вокруг. Ничего не вернуть назад.       Мысленно Ипполит прощается со всеми, плачет от безысходности и ощущения того, что ещё день назад всё было по-другому. Счастье, настигнувшее его вчера вечером, уже не имело значение. В сознании Муравьёва все близкие мертвы, а их обстреливают до победного конца.       Свобода или смерть.       Он говорил, что в плен не сдастся, что лучше умереть, нежели жить, зная, что все принципы отвергнуты обществом.       Свобода или смерть.       Выстрел не слышен из-за картечи. Ипполит, стоявший на коленях, падает, так и оставаясь заключённым между двумя другими людьми. Ему было девятнадцать лет.       Когда Сергея, Мишеля, Анастасия и других взяли, не обнаружив Ипполита, стало понятно — погиб. Матвей говорил о том, что Ипполит застрелился сам, но уже позже.       Серж посмотрел в глаза Кузьмину, и тот лишь кивнул вместо слов. Всё стало ясным — их чувства были взаимными. Мишель сам плакал, ему совсем не хотелось погибать в свои годы. Анастасий под конец смеялся, просил не говорить о ране, Сергей даже подумал о том, что Кузьмин сошёл с ума. Старый пистолет Кузьмина помог Ипполиту, пистолет же Ипполита исполнил приговор Анастасию.       Матвей и Сергей вскоре попрощались с убитым братом. Он не был обезображен, а лицо спокойное, казалось, и слёзы за минуту до смерти уже не падали из глаз, гордо приняв судьбу. Анастасий же снёс сам себе половину черепа, прострелив голову.       Свобода или смерть.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.