Пион твоей скорби

Очередная ваза с треском разбилась о стену. Юноша в дорогом золотистом ханьфу скатился по стене, предаваясь беспрерывным всхлипываниям, уже позабыв свое же мнение насчет слез, мол, «слезы — признак слабости». Он просто устал. Цзинь Лину всего лишь шестнадцать, но мыслит он пугающе не по годам. Иногда ему просто хочется забиться в самый дальний уголок, куда-нибудь подальше от чужих глаз, и беззвучно плакать, проклиная себя за свою беспомощность. Чем он заслужил такую божью ненависть? Где провинился, что так просто лишается близких сердцу людей? Что надо сделать, чтобы избавиться от этого пожирающего изнутри чувства пустоты? Три дня назад они с дядей вернулись из храма Гуаньинь. Все это время Цзян Ваньинь выглядит так, будто устал от всей жизни и на грани того, чтобы сброситься со скалы. Вэй Усянь сбежал с Лань Ванцзи. Цзинь Гуанъяо умер от рук Чифэн-цзюня. Про родителей уже вообще лучше промолчать. И даже Лань Сычжуй, к которому неосознанно тянулся все это время Цзинь Лин, который стал ему гораздо большим, чем просто знакомым и даже больше, чем другом, даже он… Ушел странствовать с когда-то ненавистным ему Вэнь Нином, оставив его одного. Ему просто не с кем поговорить, излить душу, открыться, в конце концов. И из-за этого ведь так паршиво… В тот момент, когда он смотрел на гроб, в котором находилось тело его младшего дяди, вместе со слезами ушла вся ненависть. Он больше не держал зла ни на Вэй Усяня, ни на Вэнь Нина, и даже не на Цзинь Гуанъяо: каждый нес ту или иную степень ответственности за смерть его родителей, и он уже даже смирился с этим. Он не мог лишь принять один факт: на смену ненависти на других пришла ненависть на самого себя. Ему просто некого было ненавидеть или винить в чем-то, потому Цзинь Жулань неосознанно начал все более и более обвинять во всем себя. Это он доверился Мэн Яо. Это он возложил всю ответственность на Вэй Ина и Призрачного Генерала. Это он полюбил Лань Сычжуя. И теперь от этого всего Цзинь Лин и страдает. Черт. Впервые парень чувствовал внутри себя такое опустошение, будто тот самый, как его там, Вэнь Чжулю, из легенд об устрашающем ордене Цишань Вэнь, просто взял и уничтожил его Золотое Ядро, перед этим выдав все тайны Ляньфан-цзюня и напомнив, какое же он, Цзинь Лин, полное ничтожество. Довольно забавно, только смеяться от этого совсем не хочется. Юношу вдруг будто током прошибло от осознания, казалось бы, столь очевидного факта. Он остался один. Да, еще есть люди, которым Цзинь Жулань дорог. Например, его дядя — Саньду Шеншоу. Но сейчас тот сам погряз в своих проблемах и попытках подавить чувства к главе ордена Гусу Лань, о чем сам парнишка узнал совсем недавно по чистой случайности. Но его можно понять: Цзэу-цзюнь сейчас не станет ни с кем сближаться, и ему, Цзян Чэну, это прекрасно известно, из-за чего придется похоронить свои чувства, только чтобы не сделать любимому человеку еще больнее. Сам же Первый Нефрит действительно нашел спасение в затворничестве, но и его, черт возьми, можно понять, ведь умер тот, кому он с легкостью мог доверить свою жизнь, а плюс к этому еще и от его рук. Можно понять всех… кроме Цзинь Лина. По крайней мере так думал последний. Он считал, что все его проблемы — ничто, по сравнению с проблемами старших. Но ведь он тоже… тоже просто хочет быть счастливым, разве это плохо? Слезы уже давно перестали течь по лицу. Плакать уже было банально не чем, так как за эти три дня Цзинь Лин выплакал все, что можно, и если бы мог, начал плакать кровью. Если бы мог, но он опять ничего не может, вот незадача — от подобных мыслей невольно вырвался нервный смешок. Он опять ни на что не годен. Оставалось лишь отдаться этой манящей пучине самобичевания и совершенно забить на то, что вскоре надо занять пост главы некогда правящего Ордена Ланьлин Цзинь. Ордена, который почетно носит на гербе Пион — цветок знатности и богатства. Но теперь никакие богатства не смогут облегчить боль, которую принес с собой день смерти Цзинь Гуанъяо.