Одним днём

      Заря мазками окрашивала серое небо в яркие цвета. Запах полевой травы, цветов и тумана. Она ощущала практически кожей, даже ещё не открывая окно, не выходя на улицу, чувствовала этот запах. Родной. Запах Родины. Или же?.. - Ури, а помнишь… Тихий вздох. Не помнит. Не слышит. Спит. Ухмыльнувшись, Сара присела на кровати. Ощущение чего-то странного не покидало её практически всю ночь. Она не спала, ворочаясь с боку на бок, пытаясь услышать в ночной тишине ответы на мучающие её вопросы. И не слышала. Может, её слух слишком притупился за прошедшие годы?.. Вставать не хотелось, было слишком холодно. Укутавшись в одеяло, она сидела на краю кровати, боясь опустить ногу на пол. Боялась почувствовать этот нестерпимый холод, пронзающий до костей. Минута. И даже часы не тикают в старом доме… Она отсчитывала секунды сама, по старинке. Как будто считаешь овец, пытаясь заснуть. Только представляешь себе не этих милых животных, а тягучее, словно сгущенное молоко, время… Тихое сопение мужа. Сара вздохнула. Нужно было вставать: занимался рассвет, а им ещё много нужно было успеть за этот день. Слишком долгий день…       Холод пола заставил женщину вздрогнуть, но, тем не менее, она поднялась с кровати. Оглядела пустую комнату, успевшую стать ей родной. Она прожила здесь семь долгих лет, и все семь лет была счастлива. У неё прекрасный муж. Прекрасная дочка. Прекрасная свекровь. Прекрасная работа. Только вот… Тихие шаги в сторону остальных комнат. Осторожно дойти до двери. Приоткрыть её, прислушиваясь, чтобы понять, что всё абсолютно тихо. Ни единый шорох не нарушал тишину дома. И только ей не спалось. Чуяло женское сердце что-то неладное… Спит. Её маленький голубоглазый ангел спит сном младенца. Слышно только едва уловимое дыхание. Сара даже не слышала. Скорее, чувствовала эти тихие вдохи и выдохи ребёнка. Закрывать дверь она не стала. Как будто так ей стало бы спокойнее. Она тихо прокралась к лестнице, спускаясь по которой, держась за деревянные перила, пересчитывала каждую ступеньку. Она ходила по ним уже семь лет. И до этого ещё пять. Они с Ури были знакомы со школьной скамьи, были прекрасными друзьями, жить друг без друга не могли. Любовь пришла позже, годам к двадцати пяти. Тогда-то они и поженились. А через год родилась Уинри – их маленький белокурый ангел. Уже семь лет прошло, а она всё ещё частенько вспоминала тот день, когда она переехала в этот дом. Как она восторженно оглядывала величественную простоту этого дома, как она представляла, что всё это теперь станет для неё родным… А сейчас ведь это было совсем неважно. Босые ноги всё ещё чувствовали холод пола, но она уже начинала привыкать. Шаг. Ещё два – она у входной двери. Только протянуть руку и открыть…       Тихий скрип. Звуки наполняли комнату, ничего не знача для остальных обитателей, но заставляя её сердце биться сильнее. Она ступила на землю, которая оказалась куда теплее ледяного пола, пусть и не прогретая солнцем. Ей так показалось. Так ли это?.. Ризенбург спал. Сон этого городка, городка надежды и мечты, не нарушало ничто: ни лай собак, ни грубые окрики солдат, ни шум машин. Сара понимала, что сегодняшняя тихая ночь – лишь затишье перед бурей. Перед долгим днём, который покажется ей вечностью. - Дэн, - тихо позвала она собаку, присаживаясь на корточки. Тут же услышала она рядом с собой приветственное сопение. Четвероногая подруга поднялась со своего законного места у двери и подошла к хозяйке.       Уткнувшись носом той в колени, Дэн тихо заскулила. Сара, улыбнувшись, погладила любимицу по голове. И пусть она не знала, что произойдёт потом, когда её уже не будет в Ризенбурге, не знала, почему её любимая собака потеряет лапу, не знала, какая опасность может угрожать жизни её дочери, ей всё равно было не по себе. Она чувствовала страх перед той бесконечностью, которой обещал быть только просыпающийся день.       - Рассвет, Дэн… Знаешь, я люблю рассветы. Так тихо…       Собака только вздохнула, зарываясь носом в хлопковое полотно сорочки. Ей было не понять всей тяжести. Да и не стоило понимать. Каждому своё: собакам – собачье, человеку – человеческое. А Саре хотелось просто помолчать. С кем-нибудь, неважно с кем. Пусть это будет даже собака. Утро всё смелее вступало в свои права, но Ризенбург просыпаться не спешил. День будет тяжёлым для всех. Поэтому даже природа пыталась отдалить момент его наступления… Тепло чьих-то рук заставило Сару вздрогнуть, а Дэн – возмущённо фыркнуть из-за того, что покой её был нарушен. - Почему ты тут?.. – тихо шепнул Ури на ухо жене. Ему не нужно было знать ответ, чтобы почувствовать состояние женщины. А ей не нужно было поворачиваться, чтобы узнать его ещё до того, как он заговорит. Они прожили вместе семь лет. А рядом были практически всю жизнь. Это было для них обоих счастьем: годы, проведённые вместе, да маленький белокурый ангел. Они знали, о чём будут вспоминать, когда придётся уйти. Знали, чего им будет не хватать. Но, тем не менее, ничего менять были не в состоянии.       - Идём в дом, милая, - тихий шёпот на ухо, успокаивающий голос, настолько родной, настолько знакомый!.. Тихо кивнула, поднимаясь на затекшие от долгого сидения ноги. Дэн слегка трясёт головой, словно бы отгоняя сновидения. Ризенбург просыпается на фоне разгорающейся зари. А муж и жена, которые были не в силах ничего изменить, шли домой, чтобы встретить самый долгий день в их жизни…       Сегодняшний завтрак для них был особенным. Всё та же кухня, тот же деревянный стол, накрытый старой скатертью, когда-то сшитой самой Сарой, та же посуда, доставшаяся Пинако, как приданное… Завтрак был особенным, хотя Уинри и продолжала рассказывать забавные истории про её приключения с соседскими мальчишками, хоть Пинако и продолжала курить свою трубку даже сейчас, Сара и Ури молчали, лишь изредка улыбаясь, глядя на дочь. Каждый из них понимал, что придётся рано или поздно всё рассказать ей. И лучше сделать это сейчас, времени уже не осталось. У них будет только день. - Представляете, а потом Эд… - восторженно рассказывала малышка, глядя то на мать, то на отца. Сара отводила взгляд, Ури же только осторожно касался колена жены под столом. Кто бы знал, как тяжело родителям говорить ребёнку о том, что, вероятно, они больше не увидятся никогда!.. - Уинри… - тихо начала мать, когда девочка закончила свой рассказ, - Нам с папой надо кое-что тебе сказать. Неловкое молчание. Никто не знал, как начать этот разговор. Сара боялась начать. Ури боялся сказать что-то лишнее. Пинако пообещала не влезать. А Уинри искренне не понимала, что же, что же такое случилось, что с самого утра её родные чем-то озабочены, почему-то избегают встречаться с ней взглядом… Маленький ребёнок – а всё понимает… Она взглянула на серьёзную мать и тут же сникла. Кажется, разговор будет не из приятных… - Нам… Нам с папой надо будет уехать. По работе. Не знаю, на какое время и… Сара замолчала. Как сказать?.. Как открыться?.. И говорить ли о самом главном?.. Время тянулось, секунды ползли, словно полуживые бойцы, старающиеся доползти до укрытия, а она, прекрасный врач, опытный медик, могла только считать, считать эти секунды, не в силах ускорить их бег… - Уинри, ты же знаешь, что сейчас идёт война, верно?.. – вместо жены продолжил Ури. Ему тоже было нелегко. Но от жены его отличала прямолинейность. Может, и не стоило говорить шестилетней дочери то, что он собирался сказать. - Ури, я думаю… - Она уже достаточно взрослая, Сара. Пускай знает. - Но… - То есть, вы можете не вернуться?.. – тихо прошептала белокурая девочка. Спор тут же прекратился. Пинако вздохнула, выпуская табачный дым. Эти дети, которые ещё смеют называть себя родителями, имели достаточно странную манеру разговора с ребёнком. Волнение. Самое бесполезное человеческое чувство. - Уинри, они вернутся обязательно. Просто есть обстоятельства, которые сильнее… В общем, мы просто будем их ждать, - хрипло произнесла женщина, поднимаясь со стула, - Всем спасибо за завтрак. Сара лишь молча потупила взгляд, боясь посмотреть в глаза дочери. Ей было стыдно. Или страшно. А может, и то, и другое. Солнце медленно катилось по небосклону, безжалостно сокращая время пребывания Рокбеллов в этом доме. Уже к утру следующего дня их здесь не будет. А ей-то казалось, что день будет бесконечным… Развешивая только что постиранное бельё, Сара Рокбелл размышляла о том, чего ей будет не хватать там. Дочери. Собаки. Свекрови. Родного дома, соседей, ворчливого дяди, который иногда захаживал к ним, этого особого света солнца, такой только в Ризенбурге… Зато она спасёт людские души. И не одну или две, а, возможно, тысячи! - Мама… Сара вздрогнула. Из-за развешенной белой простыни показалась Уинри. Бледная, словно привидение. Не стоило ей говорить так рано. Но что сделано, то сделано, в любом случае… - Мама… Я не хочу, чтобы вы с папой умирали… Не хочу, чтобы умирали… Они боятся одного и того же – смерти. Смерть, она ведь не любит брать с собою пленных. Значит ли это, что живыми с войны они уже не вернутся?.. Значит ли это, что им необходимо прощаться так, словно они больше не увидятся?.. Словно им даны всего сутки, чтобы успеть попрощаться с родными?.. - Мы не умрём, милая. Потому что у нас есть, куда вернуться… Люди возвращаются туда, где их ждут. Пусть даже для этого им придётся пройти сквозь тяжёлые испытания. Сквозь боль. Сквозь смерти. Они всегда возвращаются. Но вернутся ли они?.. Она уже начинала сомневаться в верности своего утверждения. Девочка осторожно подошла к матери и обняла её. Конечно, она будет их ждать. Будет надеяться. Будет молиться, чтобы они вернулись. И потом, не найдя утешения в Боге, будет дарить свою любовь кому-то другому. Кто заслуживает её не меньше. - Я буду вас ждать, мам… «Конечно, будешь. И мы будем ждать момента возвращения домой не меньше тебя…» В доме по-прежнему было тихо. Нет, то была не мертвенная тишина, как ночью. Скорее, тишина скорбная. Они не могли заранее знать, что произойдёт завтра. Только ждать. И молиться. Молитва – единственное, что остаётся людям на войне. Только ждать и молиться. Зайдя на кухню с пустой корзиной, Сара заметила, что занавески плотно задёрнуты. Спёртый воздух не давал дышать полной грудью, а табачный дым создавал ощущение плотного тумана, застилая пространство комнаты плотным белым одеялом. Сара поморщилась, рукой разгоняя дым вокруг себя. - Миссис Рокбелл, ну что же вы?.. Пинако только усмехнулась, выпуская ещё струйку дыма. На столе перед ней в хаотичном порядке была разложена колода карт. Неужели гадает?.. - Миссис Рокбелл… - передразнила невестку женщина, - Ничего я. Курю. Сара улыбнулась. Тяжело приходилось всем. Только Пинако Рокбелл никогда не показывала своих слабостей. Хотя бы потому, что была железной женщиной. Так считали многие, если не все. А она-то уже успела увидеть, какая свекровь на самом деле. Присев рядом на стул, Сара взглянула на карты. Она не верила гаданиям. Чем тут же и поделилась с родственницей. - Зато я верю, Сара. Каждому человеку надо во что-то верить. Кто-то верит в Бога. Кто-то в себя. Кто-то в фортуну. А кто-то верит картам, которые совершенно ничего не значат для других. - И что же говорят ваши карты?.. Молчание. Ей уже начинало становиться не по себе. Пинако резко сгребла карты в одну кучу и, поднимаясь из-за стола, тихо произнесла: - Открой окно, Сара… Время. Неумолимый палач, приближающий момент казни ровно на столько, на сколько захочет. Или насколько ему прикажут. То быстрее, то медленнее. Чтобы приговорённый начал медленно сходить с ума, потихоньку умирать от ожидания и ощущения собственной никчёмности… Время. Безжалостный убийца. И самый лучший лекарь. - Уже пора, да, мама?.. Вы уже уходите?.. - Милая… Тебе лучше поспать. Спать. Родители часто отгораживаются от детей, отправляя тех в кровать. Быть может, это действительно помогает. Не думаю, что всегда. - Спокойной ночи, Уинри… Несмотря на то, что уже пожелала спокойной ночи, Сара не могла уйти из комнаты. Ури сидел в кресле рядом, тихо постукивая ладонью по подлокотнику. Осталось всего несколько часов до того, как им придётся уйти. Поезд уйдёт со станции Ризенбург. И всё. Они окажутся далеко отсюда… Стук колёс. Они уже сейчас слышали его, чувствовали, каково им будет, сидя в душном вагоне. Сара знала, что всю дорогу будет плакать. Потому что не хочет оставлять дочь. Потому что боится, что больше не вернётся. Но для них с мужем существовала клятва, данная когда-то. Они должны отдать свою жизнь на благо человечества. Они должны спасать людей. И они не могли остаться в стороне, зная, что без их помощи умрут тысячи… - Пора. Уже пора… Тихий голос Пинако из-за двери. Как голос палача. Как будто им сейчас идти на казнь… Осторожно поцеловав спящую дочь в макушку, Сара быстрым шагом вышла из комнаты. Не оглядываясь назад. Чтобы не иметь возможности хоть на секунду проявить слабость… - Прости нас, Боже… - тихо прошептал Ури, обнимая мать на прощание, - До свидания, мама… Время. Время убивает. Время лечит. Время помогает забыть. Но смогут ли их родные забыть?.. … Стук колёс. Душный поезд уносил их далеко от их родных мест, далеко от их семьи, но они верили, что смогут вернуться… Уинри проснулась рано утром, ещё только занималась заря. Откинув одеяло, спешно спустившись с кровати, она бегом направилась в спальню родителей, чтобы проверить, чтобы посмотреть, чтобы узнать, что это всего лишь сон… Тихий стук босых ног по полу. Скрип двери. Нет. Их там нет, это не сон, не кошмар, всё на самом деле!.. От этого хотелось кричать. Хотелось плакать и биться в истерике, но она обещала себе, что будет сильнее. Они ведь вернутся. Нужно только немного подождать… Надежда, говорят, умирает последней. Именно поэтому она сбежала вниз по лестнице, заглянула во все комнаты, но никого так и не нашла… Страшно. Она здесь одна. И только в кухне горит маленький огонёк свечи… Бежать, не останавливаться! Она знала, что там не родители. Прекрасно понимала, но верить не хотела. Именно поэтому поспешила туда, где её надежды рухнули окончательно. За столом сидела её бабушка. Такой её Уинри не видела никогда: растрёпанные волосы, обычно собранные в аккуратную причёску, мятая одежда и глаза, красные от пролитых слёз… Уинри знала, что лучше не говорить ничего. Знала, что можно просто помолчать вместе. - Человек – единственное животное, которое причиняет боль, не имея при этом никакой другой цели, Уинри… - произнесла старушка, вытирая слёзы с морщинистых щёк. Она не хотела, чтобы видели её слабость. - Бабуля, ты про маму с папой?.. - Нет, милая. Я говорю о войне… Уинри подошла ещё ближе, прижимаясь к единственному родному человеку, который остался рядом. Пинако обняла внучку, стараясь сдержать слёзы. Она, наверное, прекрасно понимала, что произойдёт потом. А может, просто этого боялась. Боялась настолько сильно, что даже сумела показать свою слабость кому-то ещё… … А супруги Рокбелл были на войне. Шли дни, недели, месяцы, проходили года: война становилась всё жестче. Людей, которым необходима была помощь врачей, становилось всё больше. А они не опускали руки. Продолжали помогать тем, кто нуждался. Лечили всех: неважно, ишварит то был, или аместриец. Добрые люди добры ко всем. Альтруист никогда не скажет «нет», пусть даже перед ним будет его закоренелый враг. Они писали домой письма, получали на них ответы, и понимали, что мир не разрушен. Что скоро они вернутся домой, увидят дочь и мать, смогут, наконец, снова зажить прежней жизнью, без войны, без смертей… А прошлое станет для них уроком. Они только начинали верить, что всё будет хорошо, думали о том, как хорошо заживут дома, как будут рассказывать о том, какой суровый в Ишваре климат… Они только начинали мечтать. Они знали, что войне скоро придёт конец. Любая война не бесконечна, а эта длилась уже три года. Они верили, что скоро смогут вернуться домой. И письмо, отправленное домой, было пропитано этой верой. А через два дня они умирают.