Возвращение к истокам

«Больница эта — край чудес, зашел в нее — и там исчез». Казалось, одна простая фраза, брошенная кем-то вскользь, ничего не значащая для того разговора, но такая правдивая. И даже не пытайтесь спорить: попав в больницу, вы исчезнете там. Раз. И навсегда. Так было и с Джеффом. Он тоже исчез. Исчез тихо и бесследно. Однако перед тем, как покинуть мир, данный нам Всеправящим, он стал большой и шумной проблемой. «Мне не нужны твои слёзы и любовь, не нужно твоё сочувствие — я выше этого. Мой Бог, ты мне не нужен! Я не стану ждать твоего пришествия!» Джефф любил петь эти строчки громко, напрягая связки, прям как Андерс Фриден. Джеффри обожал метал и особенно сильно он обожал его тогда, когда тема касалась Бога. У Аффстоуна были свои проблемы с этим «небесным чуваком», как однажды назвал его сокурсник Джеффа. Аффстоун погряз в ненависти и боли, которую он испытал когда-то в детстве. «Ты не нужен Богу, Джеффри», «Ты не угоден Ему», «Ты — ребёнок самого Дьявола! Не вздумай молить Всевышнего о спасении своей души!». Взращённый ненавистью, он сам стал ей. Джеффри — это ненависть. А ненависть — это Джеффри. И ведь, по сути, так оно и было. Как не спросишь кого-нибудь из участка: «С каким чувством ассоциируется у вас капитан Джефф?», все как один отвечают: «Ненависть!». Джефф, если так можно выразиться, возродился из пепла, восстал из «мёртвых неугодных». Он нашёл себя и своё место, он нашёл свою душу. В другом человеке. В Джейке Брауне. Держа эту бедную душонку подле себя, Аффстоун насыщался болью, страданием, желанием отомстить и силами, которые должны были помочь ему одержать победу над концом. Джейк стал для него спасителем, он стал незаменимым «лекарством», «наркотиком», он стал его Богом. Джейк вёл его к концу, где нет сожалений, где он, Джефф, должен был найти свой собственный приют. Измученный болью и страхом, он следовал за ним — за своим Богом, который проложил ему тропу далеко не в Рай. С помощью Брауна Аффстоун оказался в «краю чудес», зайдя в который, он исчез. *** — ОНИ ИДУТ ЗА МНОЙ. ОНИ ИДУТ СЮДА, — во всю силу орал Джефф, хватаясь руками за собственные волосы и оттягивая их в сторону. Он не чувствовал боли. Только страх. Он боялся Их. Он боялся снова сгореть под Их взглядами, под Их ненавистью. Глаза со всего мира смотрят на него, и он не может уйти от взора. Он стоит на коленях, сражаясь с будущим за всё то, во что верит. Он одинок и забыт, проживая несчастное подобие жизни. — Кто? Кто идёт за вами, капитан? — он не различал голосов, он не знал, кто с ним говорил. — ОНИ. Они идут за мной... — голос осип, сил не было. Его плеча коснулась холодная, сухая рук. Пальцы, напоминавшие куриные лапы, больно сжали его, существо вонзило свои длинные ногти прямо под кожу, прямо вплоть, разрывая больничную одежду. — ВАШУ МАТЬ! ОНИ УЖЕ ЗДЕСЬ! — яростно взвыл Джефф, резко падая на пол и переворачиваясь на бок, чтобы не дать Ему коснуться тела вновь. — Но, капитан... никого здесь нет... — молодая девушка в страхе осмотрела палату на наличие постороннего. И как объяснить этим глупым людям, что они не видят того, что дано увидеть Джеффу? Они считают его безумцем. А он стал «пророком» для себя. Он стал человеком, который должен был спасти эти чёртовы души. — Вы все глупцы! Вы их не видите! Но они здесь!! Они рядом! Они ПОВСЮДУ. Они идут за мной.... — Капитан? Капитан, вы слышите меня? — ...я слышу... слышу, как машут крылья... моль... ЭТА ЧЕРТОВА МОЛЬ ЗДЕСЬ. ОНИ БЛИЗКО. ВЫПУСТИТЕ МЕНЯ ОТСЮДА! — Капитан, пожалуйста, успокойтесь! — ОНИ ИДУТ ЗА МНОЙ! ОНИ ЗА ЭТИМИ СТЕНАМИ! ДАЙТЕ МНЕ УЙТИ! Я В ПОРЯДКЕ! Я В ПОЛНОМ ПОРЯДКЕ! пожалуйста… поверьте мне… — Капитан... делайте ему укол, — шепнула сестра двум санитарам, которые только что ворвались в палату, услышав, как громко кричал пациент. — ВЫ МНЕ НЕ ВЕРИТЕ! ВОТ УВИДИТЕ! ОНИ ИДУТ ЗА МНОЙ! ОНИ ИДУТ И ЗА ВАМИ! ОНИ СОЖРУТ ВАС И ВАШИ ДУШИ!! За окном пролетела бабочка моли. Интересно, откуда она здесь? Хотя, знаете, это не так уж и важно, ведь мир начинал разрушаться: сначала разрушался сам Джефф и его чёртово сознание, потом Джейк и его любовь, за ними остальные люди, и в самом конце — город. Чёртов город. Джефф наблюдал из окна палаты за тем, как рушатся здания, как улицы покрывает густой смог, как люди превращаются в прах. Они рассыпались прямо на ходу. Интересно, куда они шли? Вон тот мужчина в чёрной шляпе и с кожаным портфелем наверняка спешил в офис, женщина в красном платье и с коляской — в парк, парень с гитарным чехлом — в музыкальную лавку, которая стояла в старом здании на углу улицы. Как жаль, что теперь никто никогда никуда не придёт. А ведь у них были планы… а теперь их нет… Ни планов, ни людей. Был только он, только Джефф, который наблюдал за всем этим безумством из своей палаты и тихо вздыхал. Джейк ведь тоже рассыпался в прах… а Джефф говорил ему бежать. ¿А ты угоден ему? Джефф ненавидел это место всей своей душой: белые стены, белая мебель, белое напольное покрытие. Какого дьявола все больницы помешаны на белых оттенках?! Помогают успокоиться?! Вот уж! Ни разу! Они не помогали ему, Джеффу, успокоиться, а только сильнее давили на измученный мозг и убитую нервную систему. Однако сильнее грёбаной больницы Джефф ненавидел старуху-сестру, которая периодически колола Аффстоуну успокоительное. Наблюдая за муками бывшего капитана полиции, она каждый раз шептала лечащему врачу: «Он слишком нервный, доктор», «Ему нужна помощь Господа, доктор», «Я думаю, что ему нужно в Церковь, доктор». И, казалось, доктор должен был послать эту ведьму далеко и надолго, аргументировав тем, что психические расстройства не зависят от демонов и прочих библейских существ, так нет же! Он понимающе кивал головой, внимательно её слушал и, однажды, стоя под дверью в палату с номером «666» (как иронично, не правда ли?), согласился с этой каргой. Через неделю Афсстоуна под присмотром врачей должны были сводить в церковь. «Да чтоб вы сдохли», — мысленно пожелал капитан, узнав столь «радостную» весть. «Терпеть не могу церкви. Терпеть не могу Бога. Терпеть не могу вас всех». *** Он стоял у той самой церкви, с которой когда-то началась его бессмертная ненависть к себе и всему живому в принципе. Церковь — трехэтажное здание с высокой часовенкой, на которой возвышался крест с распятым Иисусом. Белые стены, темно-серая черепица, высокие окна и чёртов святой крест, что б ему в Аду плавиться. — Бог не любит тебя, Джефф. Ты — ребёнок Дьявола, — послышался знакомый женский голос откуда-то сбоку. Джефф повернул голову и увидел престарелую монахиню, одетую в чёрную одежду. Лицо её выражало сочувствие и желание помочь, однако во взгляде отчётливо читалось презрение. Конечно, кто будет рад снова встретить этого ублюдка? — Почему?.. Почему я — его ребёнок? — голос Джеффри стал до неузнаваемости высоким, словно связки его не росли вместе с ним лет с десяти-одиннадцати. — Потому что ты видишь демонов, а их видят только заведомо мёртвые. Ты — живой мертвец, Джефф. Ты не угоден Богу, — старуха резко стала высокой и грузной женщиной с сильными руками и твёрдым голосом. — Бог не любит тебя, Джефф, — раздался из-за спины девчачий насмешливый голос. Стейси Беккет. Эту рыжую дрянь Аффстоун всю свою жизнь хотел убить. — Ты не угоден ему, — из-за дерева вышел парень с каштановыми волосами в круглых очках. Он был старше, выше, доброжелательнее. Его зовут Тревор, и Джефф считал его своим другом. Как жаль, что ты предал его, Тревор. — Мама говорит, что ты был рождён Сатаной, — рядом с рыжей появилась еще одна девчонка. Вроде бы её звали Меган. Джефф особо не стремился знакомиться с ней: она была странной. Ей нравились лягушки и сыр. Аффстоун уже рукой потянулся к её локону, чтобы дернуть, да посильнее, как та в голос заверещала что-то в духе: «Не прикасайся ко мне!!». От такого фальцета в ушах противно зазвенело, голова была готова разлететься на мелкие кусочки и позволить мозгу увидеть мир. Призраки прошлого с противными улыбками схватились за руки. — Ты не угоден Богу! — Ты должен гореть в Аду! — Гори в Аду! — Отправляйся к отцу! — Гори! — Гори! — Гори! Все они водили хоровод, желая бедному мальчишке смерти в Преисподней. Джефф мог поклясться, что вместо монахини и детей он видел самых настоящих монстров: двурогих чертей, демонов, изуродованных людей. Он был готов отдать всё и кого угодно, лишь бы свалить из этого чёртового круга. «Гори! Гори! Гори» — всё еще продолжалось вертеться в его голове, словно строка из популярной песни, которую ежечасно крутят по радио, на ТВ, в рекламных вставках. Джефф закрывает глаза, хватается за волосы, падает на колени и молится. Молится столь ненавистному Богу, чтобы тот прекратил его мучения. Но нужен ли он Богу? Конечно, нет. Бог предпочёл навсегда забыть о мальчишке из захудалого городка, который каждый вечер молил его о трезвом отце и любящей матери. Он не нужен был Богу. И теперь Бог не нужен ему. «Мой Бог, ты мне не нужен! Я выше всего этого!» И Джефф резко открывает глаза. Он стоял у той самой церкви. «Я выше всего этого. Я выше тебя», — Аффстоун довольно ухмыльнулся и слабо мотнул головой, гоня воспоминания детства куда подальше. — Мистер Аффстоун, всё в порядке? — спросил стоящий рядом с ним сопровождающий доктор. — Всё просто чудесно. — Тогда, прошу, внутрь. — Я выше этого. Я не нуждаюсь в нём. — Вы уверены? — Да. — Возвращаемся в больницу? — Да. *** Последний месяц у Брауна были беспокойные сны, кошмары. Каждая ночь как одна: просыпается в три часа в холодном поту, осознавая, что весь тот ужас, который он только что пережил — просто сон. Не более. Каждую ночь он попадал в тёмное, безгранное пространство, где его с улыбкой встречал светловолосый парень. Они беседовали о многом: о смысле жизни, о Библии, о Боге, фильмах, киноиндустрии, психологии, любви. Впервые за долгое время Джейк нашёл ещё одного друга, и теперь его жизнь вертелась не только около Джеффри Аффстоуна. По правде говоря, Браун не знал имени этого парня — он говорил, что не помнит его — но Джейк точно знал, что место, в которое он попадает каждую ночь, именуется Параллелью. По крайней мере, именно так называл его парень. Параллель иногда казалась просто замечательным местом, чтобы скрыться от мира всего: тишина и покой, никто не мешает, никто не действует на нервы, но стоит тебе провести здесь больше, чем два-три часа, и «тихий Рай» превращается в самый настоящий Ад. Джейк погружался в этот «мир» и начинал видеть то, что было не видимым его глазу раннее. Он видел загубленные души, молящих о смерти, он слышал их стоны, крики, песни о «приближающимся конце, что принесёт с собой насекомое Дьявола». И Джейка это пугало. Он предпочитал закрывать уши и уходить в себя, в свои мысли, в свои страхи, в свои эмоции — лишь бы не слышать этого ужаса. Но его это не спасало. Уходя в себя, он только погружался в хаос. Его сознанию открывался совершенно новый мир. Разрушенный, никому ненужный, пустой мир, покрытый слоем пыли, смешавшейся с прахом некогда живших здесь людей. И мир этот был ужасен. И всё, что было в нём: боль, страдания, слёзы, ненависть и Он, сам Дьявол, восседающий на троне, собранном из костей врагов и неугодных Ему и самому Господу. «…там будет плач и скрежет зубов…» И каждый раз он пытался вернуться. Он пытался проснуться. Говорил себе, что «это всего лишь сон, Джейк!», «Очнись, Джейк!», «Это кошмар, Джейк!». Но это было не так. Это всё было реально. И оно приближалось. С каждым чёртовым днём, конец был близок. И он это понимал. Он это чувствовал. *** Джефф в последнее время был сам не свой: нервный, необщительный, чересчур агрессивный и всем недовольный. Человек, который мало знаком с этой личностью, мог бы сказать, что подобное поведение для Аффстоуна — норма, и волноваться здесь нечему, впрочем, в какой-то степени так и было, но не тогда, когда рядом был Джейк... а сейчас... Даже с Брауном Джеффри ведет себя не лучшим образом. Резкие перепады настроения и чрезмерная агрессивность капитана напрягали Джейка, но, к сожалению, поделать с этим он ничего не мог. Врачи говорили, что это нормально. Джейк верил. Они обещали, что это пройдет. И он ждал. Он ждал и терпел. Терпел его пьяные выходки, терпел его жестокость, терпел его агрессию. Джейк молча переживал брошенные сквозь зубы фразы в духе: «Чтоб ты сдох, Джейк» или «Без тебя было б определенно лучше». Джейк молча переживал нападения Джеффа, когда тот совсем сходил с ума от ненависти ко всему живому и в порыве гнева пытался нанести несколько ранений ножом. Джейк переживал всё. Ведь он верил, что совсем скоро придёт конец всего этого безобразия. И ведь правда, конец был близок. Но тот ли это был конец, которого так сильно ждал Джейк? Ему позвонили около трех часов ночи и попросили приехать. Сонный, ничего не понимающий, он прибыл в больницу. «Его больше нет». Одна фраза, а сколько боли. Браун долго не мог поверить в то, что человек, который стал ему чуть ли не братом, человек, который и не такое дерьмо переживал, покончил с собой в чертовой психушке, которая вроде как должна была предотвратить подобное. Джейку было тяжело осознавать тот факт, что Джеффри ушёл настолько тихо. Он не мог смириться с тем, что Джефф, мать его, Аффстоун, которого он так горячо и истинно любил, просто взял и исчез из этого мира! Капитан полиции — сам Джеффри Аффстоун! — и просто сам себя удушил? Так просто? Так тихо? Не-е-ет, это слишком просто для такого человека, как Джефф… В какой момент Джейк потерял контроль над ним? В какой чёртов момент он потерял, сука, всё, что имел?! Когда это, блять, успело случиться?! …у него, чёрт возьми, было всё, пока он не утратил контроль… «Когда я успел всё проебать?» — в мыслях спрашивал себя Джейк. До него начинает доходить, что больше никто и никогда не позовёт по его имени, что ему теперь некому готовить кофе и мило улыбаться, пряча за улыбкой всю боль и переживания, которые одолевали его всякий раз, когда Джефф уходил на дежурство. Всё. Этого больше никогда не будет. Ни-че-го этого. Никогда. «Пожалуйста, позови меня! Дай мне лазейку, дай мне знак, что я смогу быть с тобой!» — Мистер Браун? — из глубоких размышлений его вывел обеспокоенный голос. — Как он это сделал? — у Брауна не было ни сил, ни желания говорит с кем-либо. Он просто сидел на синем больничном стуле около некогда палаты Джеффа и просто смотрел в пустоту. Он должен был знать, КАК это произошло. — Боюсь, я не имею права говорить об этом. Все вопросы к личному врачу, — рядом стояла миловидная медсестра со стаканом воды и пачкой таблеток, по всей видимости, успокоительным. — Он оставил предсмертную записку. — И что он написал в ней? — шёпотом спросил Браун. — «Люби меня и плачь со мной». — И всё? — Нет... было еще кое-что... на обратной стороне... — Что же? — «Они пришли за мной. Беги. Иначе Они доберутся до тебя». Беги. Иначе они доберутся до тебя. Почему-то именно эта фраза отпечаталась в памяти бедного Джейка. Кто «они»? Почему «они» должны добраться до него? Почему он должен бежать? И что он сделал «им»? Это была тайна, покрытая несколькими слоями мрака. Тайна, с которой Джейку предстояло разобраться. Но не сейчас. Не сегодня. Не в этом месяце. Сначала он должен отдохнуть от всего этого дерьма. *** Джейк каждую ночь просыпается в холодном поту, истерически оглядывается по сторонам, выдыхает и ложится обратно, прижимаясь, словно жизнью побитый уличный кот, к такому тёплому и родному боку Джеффа, что спит, как чёртов мертвец, и никогда не слышит того надрывающегося истерического шёпота, что издаёт Джейк каждую чёртову ночь. А на утро всё, как обычно: Джейк упорно делает вид, что ничего ему не снится, готовит тосты с персиковым джемом и кофе, улыбается Джеффу и, желая удачного рабочего дня, провожает его на смену. Браун никогда не решился бы обсуждать подобное с Джеффом. Он не хочет этого делать. Он боится. Боится того, что любимый посчитает его обезумевшим, узнав, что во снах Джейка, он сам является безумцем в палате, пожирающим чёртову моль. А ведь Джейку буквально неделю назад и правда снилось, что Джефф ел моль и философствовал о жизни в «белой комнате». ?иначе они доберутся до тебя¿ ¿или они уже добрались до тебя?