ПРЕДАТЕЛЬСТВО
В жизни «Изначальной Пятерки» наступил мрачный период. Образовав команду еще с детского сада и держась вместе, как одна семья, все-таки произошла серьезная трещина, которая сломила всем моральный дух и шокировала всех. Связано это было с тем, что один из важных членов этой компании сменил точку мировоззрения и, разочаровавшись в жизни, ушел по пути террориста и преступника, тем самым предав своих друзей. Нет, так поступил, как ни странно, не Икинцыцы «Первый», который имел тесные связи с криминалом и порой сам хулиганил, однако боролся против преступности своими методами и взаимодействовал с полицией. Скорее, это он пострадал жертвой предательства. И все бы ничего, да только предал всю команду, в особенности его, самый дорогой и близкий человек, которому он доверял и на которого всегда мог положиться. Тот, кто разрушил доверие брата и своих друзей. К неожиданности для многих, команду предал Икинцыцы «Второй» — младший брат Икинцыцы «Первого», а также сооснователь этой компании, фактически брал обязанности лидера на себя, будучи более серьезным, чем главный основатель команды. Икинцыцы «Второй» никогда не имел связей с преступностью, никогда не связывался с ними и не прикрывался преступником, предпочитая жить нормально. Он же осуждал брата за его уличный образ жизни. Однако сплошные разочарования в жизни привели его на этот путь: неудавшаяся личная жизнь, разочарование в любви, разрушенная карьера, серая жизнь и психологическое давление. Когда друзья с полицейского участка проинформировали Икинцыцы «Первого», с кем тесно и дружили, что его брат встал на путь терроризма, то тем самым шокировали его, равно как и трех других: Кики, Укусуцу и даже невозмутимый Шенки. Никто из них не желал в это верить, однако Икинцыцы «Первый», не желая рисковать товарищами, сам отправился разбираться с младшим братом. Устранив небольшую банду, в которой числился и сам Икинцыцы «Второй», фактически в одиночку за счет ловкости и умения стрелять, все-таки с младшим состоялся разговор, ибо к нему он подошел уже без патронов, когда как тот держал наготове пистолет. Несмотря на наставление старшего брата и желание вернуть младшего на нормальный путь, Икинцыцы «Второй» все-таки расширил эту трещину и окончательно разрушил доверие: он застрелил своего брата. Однако сбежать с места преступления не успел: полиция сумела окружить и поймать его. Узнав об этом, Кики, Укусуцу и Шенки побежали в больницу, где госпитализировали их основателя команды. Поступок Икинцыцы «Второго» сильно их шокировал, потерять Икинцыцы «Первого» они сильно боялись: он им многое сделал и держал команду в кулаке, будучи волей. Про предательство младшего Икинцыцы узнали и остальные прочие друзья, которые выразили искреннее сожаление старшему, кто пострадал, и возненавидели его брата. Сейчас Кики, Укусуцу и Шенки сидели на скамейке напротив палаты, в которой лежал госпитализированный товарищ. Обычно веселый и улыбчивый Кики сейчас вовсе не улыбался и сильно нервничал, потирая свои руки и сдерживая свои эмоции. И без того робкий мягкий характером Укусуцу плакал, искренне боясь за старшего друга. Шенки держался спокойно, но в глубине души злился на предателя, хоть этого и не показывал. Будучи в плане эмоций более уравновешенным, да еще и старшим, Шенки тут был за старшего. Вскоре врач вышел из палаты в очках. Все трое встали, вперед вышел Шенки, чтобы спросить его о состоянии Икинцыцы «Первого». — Как он там? — спросил он. — Жить будет, — эти слова успокоили троицу. — Пуля не задела сердце, так что ваш друг легко отделался. Через месяц он будет выписан из больницы. — Он пришел в сознание? — Да. — Мы можем зайти к нему? Мы его ближайшие друзья. Ближе, чем мы, у него никого нет, — попросил он, на что врач одобрительно кивнул. — Пять минут вам дается. Можете заходить. Если что случится, вызывайте срочно. Сами ничего не делайте. — Понял, — Шенки кивнул головой. — Спасибо. Пожав ему руку, он посмотрел на младших друзей и решил первым пропустить Кики, так как он первый, который познакомился с двумя Икинцыцы в детском саду. Упитанный парень зашел в палату первым и увидел Икинцыцы «Первого», которому удалось выжить. Судя по его бледному лицу, выглядел неважно, однако, как сказал врач, все легко обошлось. — Ики «Первый»! — вскрикнул он, быстрыми шагами подойдя к нему и взяв его за правую руку. — Фух! Слава Богу, ты жив! Как ты? Говорить можешь, дружище? — Да, старик… — тихим голосом ответил Икинцыцы «Первый». — Я в норме… Укусуцу и Шенки зашли следующими. Не сдержав себя, самый младший подошел к пострадавшему, упал на колени, обнял его за голову и прижал его. Укусуцу относился ко всем, как к старшим братьям, особенно уважал Икинцыцы «Первого», потому что в школьные годы именно он лез драться со всеми всерьез, кто обижал его младшего товарища. И для Укусуцу же случившееся стало сильным моральным ударом: младший Икинцыцы был его близким другом и с ним держал младшее звено в компании. — Ики «Первый»! — Укусуцу плакал навзрыд. — Все норм, Укус, — Икинцыцы «Первый» слабо похлопал того по плечу, прося тем самым отстраниться. — Не плачь. Я же жив. Укусуцу не мог связать и сказать и слова. Кики обнял плачущего за плечи и принялся успокаивать его. — Ики «Первый» жив, Укус. Видишь? Он даже улыбается. — Ага. От осознания того… что… я гожусь для участия… в фильмах ужасов. Икинцыцы «Первый» даже в таком состоянии продолжал отшучиваться. Он по жизни острый и резкий характером, любил шутить, подкалывать и веселиться, а также драться, огрызаться и устраивать словесные перепалки. В этом плане он с Кики солидарен, ибо именно эти двое считались самыми несерьезными, хотя старший Икинцыцы был серьезней и умнее, так как он же собрал команду и держал ее в кулаке и отвечал за всех он. — Какие ужасы, дружище? Пора тебе выходить из прежнего дерьма, — Кики все-таки улыбнулся. — Ты силен духом. Даже сейчас улыбаешься, хотя… Ики «Второй»… — Лучше не произноси его имя… — просил Укусуцу. — Как… он мог… с нами так поступить? — Никто не ожидал. Но ничего: он наказан. Получил по заслугам. Аксель его скрутил хорошенько, как нам рассказали. Блейз лично доставила тебя в больницу. Адам устроил ему допрос, но ничего полезного не узнал, и смело отправил его в тюремную камеру. Скоро будет суд. Кики вкратце рассказал о том, что случилось дальше. Икинцыцы «Первый» молча все выслушал и лишь сказал это: — Он не предатель. Он просто больной человек. Ему надо вылечить свои тупые мозги и все. Просто эмоции. В глубине души он не хотел так поступать. Слова пострадавшего шокировали троих друзей. Пусть оба Икинцыцы и братья, но один брат чуть не убил другого. И как же Икинцыцы «Первый» после этого вздумал заступиться за брата и оправдать его поступок, пусть и в грубой форме? Он и сам не скрывал, что разочарован в брате, однако списывать его из своей жизни не собирался. Пусть Икинцыцы «Второй» и предатель, но он остается братом. — Икинцыцы «Первый», ты хоть думаешь, что говоришь? — Шенки скрестил руки на груди. — Икинцыцы «Второй» чуть не убил тебя. — Он так поступил в состоянии аффекта. Он просто депрессняки кидал. Лучше простите его. — Но… — Это моя просьба. Если даже я простил его, почему бы и вам этого не сделать? В словах Икинцыцы «Первого» звучал смысл. Обычно он знал, что делает и что говорить, потому оспаривать его вывод и решение никто не собирался. Он, как никто другой, знал причину того, почему младший Икинцыцы пошел по заблудшему пути. — Икинцыцы «Второй» пытался жить лучше и по-нормальному, но жизнь не сложилась: еще в школе и в универе с девушками у него не лады — это вы прекрасно знаете. С работы его уволили. Родителей рядом нет. Живет в старой квартире со мной. С разрушенными мечтами. Смотрел в соцсетях видеоролики этих сектантов, которые призывали к смуте и войне, а также к терроризму и насильственному способу достижения якобы справедливости. Я уговаривал его не слушать таких людей, потому что я лично видел этих сектантов и прекрасно знал, чем они занимаются. Я с такими даже дрался и спорил, однако Икинцыцы «Второй» увидел в их словах утешение и поддержку, а во мне начинал видеть врага и обвинять меня в его неудавшейся жизни, — Икинцыцы «Первый», несмотря на состояние, рассказал все это, даже не поленившись. — Да, я не был мягок и добр к нему, общаясь с ним грубо, но… я должен был тогда быть более убедительным. И убедить его в заблуждении тех, к которым он примкнул. Я с удовольствием застрелил этих ублюдков, но… сам тоже съел пулю. Икинцыцы «Второй», конечно, получит наказание по заслугам, но там в колонии ему вправят мозги. Хотя надо будет попросить Адама, чтобы тот через своих знакомых не отправил его к отмороженным. Кики, Укусуцу и Шенки выслушали его. Спорить никто не стал, хотя сочувствовать Икинцыцы «Второму» вовсе не собирались. — Это не оправдывает Ики «Второго», увы. Он перешел все границы. Он предал нашу дружбу. — Не предал. Просто умом тронулся. Вставит мозги обратно, тогда осознает и все исправит. Я же его знаю. Он и раньше глупости вытворял, даже нож в самого себя воткнул. Вы это прекрасно помните: когда девушка его бросила в самый важный момент. Да и он мне начал завидовать, что такому идиоту, как я, повезло: на меня девушка обратила внимание. И… я этого везения точно не заслуживал. И я не хотел стать причиной черной зависти. Я не хотел, чтобы он завидовал мне, но… жизнь несправедлива. — Не говори так. Ты заслуживаешь большего! — Укусуцу поддержал его. — Хех. Чего большего? Выше, чем вас, я никого не ставлю и не поставлю. У меня есть это самое большее еще с шести-семи лет. Один, правда, в «отпуск» ушел, но он еще вернется. Так что… вы принесли мне премию Оскар за лучшую мужскую роль? Икинцыцы «Первый» продолжал шутить даже сейчас, показывая свою силу духа и волю, чем улыбнул своих товарищей. — Для тебя, дружище, все достанем, — Кики кулаком слабо ударил его по плечу. — Рады, что ты в норме. — Мне придется тут месяц отлежаться, но я хочу попросить вас: держитесь втроем. Кики, весели и корми. Укусуцу, не кисни и проявляй доброту ко всем. Шенки, за них отвечаешь ты. Будь за старшего. — Не волнуйся, Икинцыцы «Первый», — заверил Шенки. — Мы будем навещать тебя. Будем держаться вместе. — Да мы и так держимся вместе. А теперь лучше идите по домам и отоспитесь. Вам работать и радовать людей. Я скоро встану на ноги и буду с вами город покорять, хе-хе-хе. — Ну… Блейз сказала, что заберет тебя с больницы, когда тебя выпишут, так что ты, думаю, у нее застрянешь, — Кики весело улыбнулся. — Лучше заберите меня, а не то она устроит мне постельный режим у себя и еще месяц будет там меня держать. Хотя у меня будет своя медсестра, но… я уже устал лежать. Хочу вновь гонять на машине. Бегать. Прыгать. Играть. — Все у тебя будет. Ты пока сам отлежись. Это необходимо, — сказал Шенки. Вскоре врач зашел к ним в палату — это означало, что время вышло. — Время, — тот указал на свои часы, намекая, что троим пора уйти. — Вашему другу нужен покой. — Хорошо, мистер, — Шенки кивнул ему головой. — Мы пойдем, — Кики похлопал Икинцыцы «Первого» по ноге и встал. — Мы еще вернемся. — Кстати, Кики… позаботься об Укусуцу. Он точно не отошел от случившегося. — Все будет хорошо, — весельчак похлопал уже Укусуцу по спине. — Пойдем, Укус. Попрощавшись с Икинцыцы «Первым», трое покинули палату. Увидеть его в нормальном психологическом состоянии быстро поставило их самих на ноги в моральном плане. Икинцыцы показал стойкость духа и доказал, что его ничто не сломает. Даже предательство родного брата, которое он отказывался называть предательством, хоть по сути этот поступок так и принято называть.***
Прошел месяц… Икинцыцы «Первый» вышел из больницы. Его почти каждый день навещали не только старые товарищи, но и другие, кто дружил с ним, хоть и не так близко, а также его девушка Блейз, которая кормила его прямо там, принося из дома свою домашнюю еду. Кики тоже кормил его, когда приходил, причем из друзей он чаще всех приходил. Об Икинцыцы «Втором» ничего не было слышно, хотя встречу с ним старший держал на уме. Узнав от Блейз, что тот все еще там в тюремной камере полицейского участка, Икинцыцы попросил ее, чтобы того не отправляли на суд, пока не поговорит с братом. Сейчас он стоял один во встречной комнате. Адам отправился за преступником, чтобы привести его к старшему брату, который ожидал его здесь. Икинцыцы «Первый» не боялся встречи с ним, но и не собирался радоваться, ибо не скучал. Он считал, что младший брат должен понести наказание, как положено, потому отмазывать не собирался. Однако поговорить с ним надо — вот поэтому он здесь. Вскоре железная дверь открылась. Адам впустил во встречную комнату Икинцыцы «Второго», который был одет в серую форму заключенного. Выглядел неважно: потрепанный, неумытый и злой с лица. Даже отрастил бороду, но она не была чистой. Икинцыцы «Второй» в прошлом был за чистоту и порядочность, но сейчас даже это в нем изменилось. — И без глупостей, — грозно предупредив, Адам закрыл за ним дверь, оставив братьев наедине. Икинцыцы «Второй» посмотрел на брата и лишь хмыкнул. Старший лишь скрестил руки на груди. — Здоров, кретин. — Вижу, ты все еще стоишь на ногах, — проворчал он. — К твоему сожалению, — огрызнулся он. — Не думал, что ты слетишь с катушек. — Рот закрой и просто говори: зачем пришел? Нотации мне читать? Ты мне не брат, так что… — Рот на замок и почисти свои уши, которые забиты до дыр, — перебив его, Икинцыцы-старший продолжил. — Я остаюсь твоим братом, так что твои слова сам факт родства не изменят ни хрена. Ты можешь говорить все, что захочешь, но, застрелив меня, ты разочаровал больше именно наших общих товарищей. Если я это в принципе заслужил, то почему ты так поступил по отношению к Кики, Укусуцу и Шенки? — Они не приняли мою сторону, как и ты… — Твое заблудшее течение никто не примет. Даже Кики, у которого здравомыслящая голова, хотя его многие считали самым тупым. Оказалось, что тупее него ты. Призывать к смуте и поддерживать ее… ты точно не был из числа смутьян. — Чья бы корова мычала, — огрызнулся младший. — А кто в детском саду и в школе устраивал беспорядки? Даже в универе? Даже после универа? Ты что ли за гармонию? — Я веселился таким образом, но я боролся против тебе подобных. Пусть я связывался с криминалом, но я никогда не вставал на их сторону и никогда не принимал их учения всерьез, — ответил старший. — Ты наслушался всякой херней по телефону и даже умудрился подружиться с ними. Но эти с тобой не были рядом в твои трудные годы. И хотели использовать тебя в роли пушечного мяса. Хорошие у тебя «друзья». — Лучше не зли меня… — У тебя нет пистолета, а полезешь кулаками, накостыляю, — предупредил он. — Ты в сердце не попал, так что у тебя сбитый прицел. У меня есть большое желание скрутить тебя так, чтобы ты лежал надолго, но… ты будешь сидеть надолго, так что… я тебя отмазывать не собираюсь. Ты свое должен отработать. Но позволь мне сказать тебе одну вещь. Икинцыцы «Первый» сделал пару шагов в его сторону, после чего продолжил. — Не вини в своей неудачной жизни каждого подряд, начиная с меня. Ладно, я — это я. Я привык. Но за что остальные? Если у тебя жизнь не сложилась, либо иди дальше, не оглядываясь назад, либо вини самого себя и посмотри на себя. Даже я видел твои существенные минусы. Ты сильно зациклен и нуждаешься в поддержке и во внимании, хотя есть моменты, где ты был явно не прав. — Заткнись! — Сейчас говорю я. Ты свое уже сказал мне тогда, равно как и моим товарищам, раз уж ты от них отказался, потому слово «наш» в отношении тебя не употребляется. За что ты так с остальными? Ладно, я, но за что Кики? За что Укусуцу? За что Шенки? Они тебе что сделали? Эти парни поддерживали тебя чаще меня. Любили тебя всей душой. Видели в тебе лидера больше, чем во мне. Уважали больше, чем меня, хоть тебе так не казалось. С моими словами они чаще не соглашались, а с тобой наоборот. Тебя считали более адекватным, чем я. Кики в плане романтики был солидарен с тобой, чем я. Укусуцу был ближе к тебе по духу и солидарности, а также по доброте, чем я. Шенки считал тебя серьезным и слушал тебя чаще, чем меня. Эти трое поддерживали тебя больше, чем меня. Тебя в свое время девушки уважали и любили больше, чем меня, хотя в этом уже ты сам виноват, что всерьез поверил, да и любить ты тогда не умел. Я бы сказал, почему у тебя все пошло в яму, но лучше тебе самому пораскинуть мозгами и понять, где ты был не прав. Но явно не прав в том, что ты так поступил со своими друзьями, которые любили тебя и уважали больше, чем меня. Тут я должен тебе завидовать, а не ты мне, но твоя проблема в том, что ты видишь все своими глазами так, как того хочешь ты, но не так, как есть на самом деле. Жизнь не строится по хотению кого-то. Иллюзии — это не жизнь, на которые ты опирался. В этом твоя беда, Икинцыцы «Второй». Младший ничего не сказал, потому что ему не нашлось, что сказать старшему брату. Он лишь опустил голову, не находя подходящие слова. Икинцыцы «Первый» лишь кивнул головой. — Я так и думал. В колонии строгого режима тебя излечат. Надеюсь, вернешься оттуда с нормальными мозгами. Но знай: я тебя простил. Потому что ты так поступил в состоянии аффекта. На эмоциях. Настоящий Икинцыцы «Второй» так не поступил бы ни за что. Тебе надо научиться контролировать эмоции и совладать с ними, чтобы глупостей больше не совершать. — Ты прощаешь меня после всего, что я сделал? Хах, — тот лишь усмехнулся. — Глупец ты. Ничего. Я скоро выйду с тюрьмы. Тогда и поговорим. Но извиняться перед тобой я не стану. — Так извинишься перед остальными. На меня можешь наплевать, Икинцыцы «Второй», но остальные тебе нужны по жизни, иначе сломаешься. Я тебя собирать по кусочкам не буду. И никто не будет. — Ты прекрасно знал мое состояние. Ты ведь знал это. — Знаю. Но это не повод идти в террористы. Ты мужчина в конце да концов! Не будь тряпкой в кой-то веки и хватит быть наивным. Хотя бы в тюрьме оставь свою наивность, иначе ты там сдохнешь во всех смыслах. Но знай: я оплакивать твою позорную кончину не буду. Так что если хочешь жить, будь готов и пораскинь мозгами. У тебя точно несколько лет на размышление и закалку, так что… разговор окончен. Обойдя его, Икинцыцы «Первый» постучался по двери камеры, за которой стоял Адам. Открыв дверь, Адам выпустил его и решил узнать результат. — Ну? Поговорил? — Поговорил, — коротко ответил Икинцыцы «Первый». — Ты помнишь мою просьбу? — Помню, старик. Для тебя все сделаю, — темнокожий похлопал его по плечу. — Ты уверен, что он исправится? — Уверен. А теперь… — Икинцыцы пожал ему руку, — спасибо, Адам. — Что ты? Все нормально. Еще все наладится, но ты сам понимаешь, что Икинцыцы «Второму» придется отсидеть. — Пусть отсидит. Я только «за», — кивнул он. — Ладно, я пойду. — На суд придешь? — Нет. — Что ж. Отдыхай, друг. Если что, можешь заглядывать на чай и кофе. И помни: ты точно не один. Адам поддержал его и улыбнулся ему. Икинцыцы «Первый», правда, не улыбнулся, а лишь кивнул головой в знак понимания. — Я запомню. Попрощавшись с ним, Икинцыцы «Первый» покинул полицейский участок, оставив прошлое позади.***
С тех пор никто из друзей больше не виделся с Икинцыцы «Вторым». Икинцыцы «Первый» больше не навещал его и жил своей жизнью, которая у него вполне себе наладилась, хоть и оставался неприятный осадок. Икинцыцы «Второй» признал свою вину в суде и получил четыре года лишения свободы с возможным досрочным освобождением. Больше о нем никто не слышал. Он поплатился за свой поступок. Отсюда и мораль: предательство разрушает все, потому никогда не разрушайте доверие и не вините всех вокруг во всем, исключая себя из числа виноватых. Смута — это не выход, а усугубление проблемы.
КОНЕЦ