Услуга

      В дверь кабинета королевы Эденлии негромко постучали, и в следующее мгновенье в комнату впорхнула словно яркая бабочка в своём пышном разноцветном карнавальном наряде баронесса Софика Сиенар. Она сделала приличный случаю глубокий реверанс — достаточно поспешный, чтобы считаться в должной мере учтивым — и совершенно неаристократично рухнула в обшитое бархатом кресло, после чего сорвала со своего лица шёлковую красную маску и в голос расхохоталась. Её худенькие белые плечи дрожали от смеха, а пальцы — какой ужас: на её руках не было перчаток, столь необходимых всякой приличной даме — всё ещё сжимали веер, сделанный по последней моде Мейлге — он был расписан всякими пасторальными картинками.       Королева Эденлия отвлеклась от написания письма — оно предназначалось Хортенсии Саад, магические силы которой в последнее время из-за каких-то обстоятельств выходили из-под контроля (что было бы совсем не так важно, если бы Мейлге в какой-то степени не зависел от её магии) — и кивнула своим фрейлинам: известной скромнице, графине Орабель Полетт, ужасной ханже, герцогине Серафине Синдриллон, и румяной хохотушке, маркизе Эсти Фелло, и те, отвесив, согласно этикету, весьма глубокие реверансы, тут же удалились прочь. Орабель и Эсти — должно быть, в сад, где сегодня проходил ежегодный карнавал. Серафина — вероятно, в комнату, где сидели дежурные фрейлины.       Софика вдруг перестала смеяться, лукаво улыбнулась им всем и кокетливо помахала на прощанье своей немного пухлой рукой. Под сконфуженную улыбку Орабель, равнодушную усмешку Эсти и неодобрительный взгляд Серафины.       У королевы Эденлии было много фрейлин. Не то чтобы без большей части из них нельзя было обойтись — это была какая-то традиция, которую ещё создательница мира, леди Серенна Фаррен, позаимствовала у одного из Великих дворянских родов Ибере¹. Фрейлины делились на несколько категорий. Ближним фрейлинам, в число которых входила и Софика (и Орабель, и Эсти, и Серафина...), было позволено посещать любые мероприятия Мейлге, сидеть и даже лежать в присутствии королевы и занимать другие государственные посты вплоть до премьер-министра (правда, пока этот пост ни разу не занимала ни одна из них). Высокопоставленным или старшим фрейлинам было позволено помогать королеве с утренним и вечерним туалетом или даже выполнять секретарскую работу (если в данный момент нельзя было обратиться за помощью к ближним фрейлинам), а в их обязанности было тщательно следить за церемониалом проводимых мероприятий. Уважаемым фрейлинам нельзя было входить в спальню и кабинет королевы, однако они могли находиться в её будуаре и подавать шляпки, перчатки, туфли и украшения, когда на то была необходимость. Они, как и ближние, и высокопоставленные фрейлины, могли быть замужними. Их не загружали штопкой или рукоделием — для этого были обычные или, как говорилось чаще, юные фрейлины, молоденькие девицы, только-только выпорхнувшие из лучших пансионов Мейлге, ещё не успевшие ни выйти замуж, ни завести нужные знакомства.       Юные фрейлины носили форменные придворные платья, перчатки, туфли, украшения и одинаковые причёски (каждому дню недели соответствовала своя), уважаемые фрейлины могли выбирать причёску на своё усмотрение, высокопоставленные — ещё и перчатки, и туфли. У ближних фрейлин практически не было ограничений в одежде — требовалось носить лишь нитку жемчуга любого цвета в знак принадлежности к королевскому двору Мейлге.       Софика предпочитала вплетать золотой жемчуг себе в волосы — она терпеть не могла украшений на своей шее и руках.       Стоило, вероятно, заметить, что Серафина была самой младшей из всех них. И самой серьёзной. У Серафины была, пожалуй, собственная, личная причина не особенно жаловать Софику — герцог Синдриллон предпочитал проводить вечера и даже ночи (подобное в Мейлге, как и много других мелочей, считалось весьма скандальным) вовсе не в обществе своей начитанной, но не в меру сдержанной супруги.       Софике, пожалуй, было даже несколько жаль Серафину, превратившуюся за какую-то жалкую сотню лет из восторженной очаровательной девочки с сияющими зелёными глазами в болезненно самолюбивую особу с колким взором и упрямо поджатыми тонкими губами, неприятную и собственному мужу, и бывшим — теперь уже — подругам. Серафина родилась в почтенной семье, родовитой и баснословно богатой, и получила прекрасное образование и воспитание, была красива по меркам Мейлге — тоненькая, довольно высокая, с белым лицом, светло-рыжими волосами и высоким чистым лбом. Однако в характере ей определённо недоставало мягкости и некоторой... гибкости, а в мыслях — лёгкости и некоторого налёта беспринципности.       Как только все три фрейлины вышли из кабинета и затворили за собой дверь, Софика усмехнулась и закинула ноги на стоявший рядом пуфик, и принялась ждать, когда королева Эденлия закончит писать письмо.       Сама Софика никогда не любила писать писем. Разве что стихи. Они с Тобиасом —так звали её мужа — писали друг другу стихи ещё до того, как поженились — в толстых блокнотах с кожаными обложками. И там не было ни слова о произошедших за день событиях или каких-либо пожеланиях. Только ощущения о прожитых мгновеньях или смакующихся мечтах. Ничего более.       Софика скучающим взором окинула комнату, где находилась. Здесь, в кабинете Эденлии, было просторнее, чем в кабинете Тобиаса. Да и декор был гораздо богаче и вычурнее — лепнина, тканевые обои с изысканными узорами и позолотой, многочисленные светильники (а ведь в них не было никакой нужды — освещение вполне можно было сделать и магией, и это было гораздо проще), мягкие кресла и стулья причудливой формы, несколько огромных зеркал, из-за которых и без того большая комната казалась ещё больше, и отчего-то целых три громоздких секретера из красного дерева.       Эденлия отложила уже написанное, должно быть, письмо, неторопливо встала со стула, на котором сидела, и оправила пышные юбки своего белого с голубым кружевом на подоле и рукавах платья, подошла к Софике, беззлобно столкнула её ноги с пуфика, а сама уселась на него.       У Эденлии был, пожалуй, уставший вид — Софика не заметила этого сразу (о, после шуток господина Ловендгра, министра по магическим вопросам, она всегда приходила в себя не меньше, чем через пять минут), но теперь, когда королева сидела прямо напротив неё, просто не могла не увидеть.       Эденлия всегда была настоящей красавицей — высокой, статной, сероглазой и белокожей, с копной густых белокурых волос, которые даже не нужно было завивать, чтобы уложить в её любимую высокую причёску, ставшую после коронации необычайно модной — нечета невысокой темноволосой и темноглазой Софике, единственным неоспоримым достоинством которой могла считаться тонкая талия. Красота Эденлии не померкла и теперь. Однако после её свадьбы с сыном создательницы Мейлге, Адамом, взгляд её стал ещё цепче и острее, и вместе с тем словно задумчивее.       Брак королевы Эденлии с принцем Адамом был неплохим политическим ходом. Разумеется, любви здесь было ещё меньше, чем в случае с браком самой Софики — во всяком случае, Тобиас Сиенар чувствовал к супруге что-то довольно похожее на любовь задолго до их вынужденного брака после выходки брата Софики.       К тому же, определённо следовало учитывать, что Тобиас вырос и воспитывался в Мейлге, и все традиции мира были ему словно родные, тогда как принц Адам вер Фаррен, взрослел вдали отсюда, в огромном и чужом Ибере, под покровительством друзей своего отца. От Тобиаса никогда не следовало ожидать чего-то из ряда вон — он получил совершенно то же самое воспитание и образование, что и большинство местных знатных мужчин. Тогда как поведение принца Адама было довольно непредсказуемо.       Софика хотела было дождаться, пока королева сама озвучит причину, по которой выдернула её прямо с карнавала в свой кабинет, но Эденлия всё молчала и как-то необычайно серьёзно смотрела на неё, то ли желая услышать ответ на вопрос, которого Софика не знала и не могла знать, то ли не решаясь попросить об очередной услуге.       Услуги, о которых Эденлия обыкновенно просила Софику, были несложными и почти не требовали от неё особых усилий. Они нисколько не обременяли её. Нет, они даже делали её жизнь несколько ярче и... пикантнее.       — Что именно ты хочешь от меня узнать, милая моя Денли? — спросила Софика полунасмешливо-полулениво, всё-таки не выдержав этого молчания. — Что-нибудь о наших бравых вояках? О твоих замечательных министрах? О несговорчивых жрецах? О моём невыносимом брате? Или, быть может — о твоём?       На лице Эденлии всё-таки появилась улыбка. Слабая и куда более тусклая, чем её обычные улыбки, которые она так часто дарила Софике.       — Ты расскажешь мне об этом немного позже, дорогая Софи! — Эденлия привстала с пуфика и наклонилась поближе к Софике, и ласково коснулась большим пальцем левой руки её щеки. — Сегодня я хотела тебя попросить ещё об одном одолжении...       Софика посмотрела внимательно в её серые глаза, стремясь понять кое-что, и вдруг, сообразив в чём дело, усмехнулась и кивнула.       — Дело в твоём муже, принце вер Фаррене, не так ли? — спросила Софика, уже зная ответ.       Эденлия улыбнулась — уже открыто и ярко, своей обычной улыбкой, от которой хотелось выполнять любые её поручения и потворствовать всяческим капризам. С такой её улыбки когда-то давно началась их дружба, и Софике каждый раз хотелось смеяться при взгляде на неё и творить всякие бестолковые и бессмысленные маленькие безумства — не сказать, правда, чтобы Софика не делала глупостей без этих улыбок.       — В Мейлге не найти мужчины, который не подвластен твоим чарам, моя дорогая Софи, — сказала Эденлия, присаживаясь на подлокотник кресла, — а мне просто необходимо знать, чем живёт и дышит мой дорогой супруг, куда смотрит, о чём говорит, о чём не говорит и прочие мелочи, подобные тем, которые ты мне рассказываешь о некоторых государственных мужах Мейлге.       Государственных мужей Мейлге, что по неосмотрительности вверяли Софике свои тайны и помыслы, было довольно много. Разумеется, не все из них говорили что-то вслух. Далеко не все — лишь единицы, если говорить об этом достаточно откровенно. О, этого и не требовалось! Из простых объятий, одной бурной ночи и нескольких не брошенных взглядов можно было узнать гораздо больше, чем считалось.       — Одним больше, одним меньше — не всё ли равно? — рассмеялась Софика и схватила Эденлию за руку. — Я сделаю для тебя всё, что потребуется, милая Денли, но сейчас... Пошли танцевать?