Любовь это..?

Вообще-то члены благородного семейства Кучики не сквернословили, однако Рукия на какой-то миг подобралась опасно близко к этой грани… и всё-таки удержалась, в чём ей помогли долгие годы тренировок. Она сглотнула липкий комок проклятий, ощущая грязный спёртый воздух Руконгая, и произнесла: — Вот ты где. Перед ней сидел сгусток чистой энергии; девчушка, съежившаяся в углу крошечной комнаты, выглядела так, будто готова была в любой момент броситься наутёк, но голос шинигами, по-видимому, действовал на неё умиротворяюще. — Откуда ты взялась? — робко спросила она. — Неужто госпожа Готель отправила посыльную? — Кто-кто? — отозвалась Рукия, которой на самом-то деле было не особо и интересно. Ичиго мог бы и предупредить девчонку, что Кучики будет абсолютно всё равно, что ей ответят: вопросы она задавала только по определённым причинам, которые довольно редко были столь же невинны, как простое желание заполучить информацию. Шинигами вопрошала, чтобы смутить, запутать, отвлечь; в данном же случае она быстро смекнула, что разговор успокоит ребёнка скорее, чем молчание. — Моя мама, — произнесла девочка. — А? Глаза сидящей на полу нервно метались из стороны в сторону. — Ты должна знать… её все знают, — прошептала она. — Ведьма. Рукия озадачилась, в голову лез только образ Йоруичи, но она тут же отбросила эту мысль, ведь были и более важные вещи, которые следовало обсудить. — Что это за материал? — шинигами ладонью похлопала по стене комнатушки, в которой они находились. В этой самой стене было небольшое окно, через которое внутрь мог бы пробраться даже человек, но с трудом, конечно, поскольку оно было явно меньше обычных окон, хотя по сравнению с Рукией и казалось огромным. Кучики не нравились подобные башни… — Кость, — пробормотала в ответ девушка. — Матушка очень любит меня, вот и выстроила такую. Любит… конечно. Держит в заточении от большой любви. Так же, как и они постоянно прогоняют Рукию с поля боя под прикрытием благих намерений и, годами обходя её стороной, не выдают повышения, из-за чего она уже начинает думать, что проблема действительно в ней, и будет лучше, если каждый более или менее значимый пост займёт кто-то другой, подостойнее. — Как ты сюда попала? — произнёс ребёнок. — Я не спускала волосы для тебя*… — Магия вне Хогвартса, — усмехнулась шинигами, которая совсем недавно обнаружила, что на заднем дворе магазинчика Урахары светится портал. Размышлять о последствиях настроения не было, поэтому она, решив, что никто ничего не заметит, уверенно шагнула внутрь… — Лучше расскажи мне про свои волосы. Пока девчонка посвящала Рукию в свою историю, та глядела в окно. Там, снаружи, кажется, целый мир, а если опустить глаза вниз, лишь сплошь гладкая стена из светлой полированной кости. Ты можешь проскользить по ней отсюда на такую желанную землю, в конце разбившись насмерть, или подняться наверх, если, конечно, сможешь найти девушку, из-за отсутствия выбора готовую терпеть ради тебя жжение у самых корней волос. Выбор… они намеренно лишают вас его, потому что любят. — Он хотел как лучше, — сказал тогда Укитаке, тот единственный, кто углядел в её опустошённом взоре не признательность, а гнев и, чуть помолчав, добавил, — Прости его, он обещал. Но Рукия и не винила брата, который вёл себя с ней уж слишком прохладно для родственника. Её волновало совсем другое. Хисана. Почившая сестра обожала её, и даже из могилы умудрялась крепко держать Кучики в ловушке чувств. Такая любовь была подобна камере в неприступной башне или тошнотворно безупречной стене. Девчонка прервала рассказ на полуслове, увидав, что Рукия высунулась из окна: — Берегитесь, госпожа, здесь очень высоко… О, нет! Шинигами исчезла из виду. Рапунцель бросилась к окну, и её сердце отчаянно забилось где-то в горле. Она ни разу не убивала человека… — Я сделала это нарочно, — раздражённо проворчала Рукия, удобно расположившись на верхней площадке красивой винтовой лестницы, чей лёд блестел и переливался на солнце. Морозные ступеньки вели к самой земле. — Скоро всё начнёт таять, — немного грустно продолжила, взяв себя в руки, Кучики, однако скрыть нотки самодовольства у неё не вышло. — Идём? — девушка приглашающе протянула руку. Именно в этот день Рапунцель и узнала о доброй любви, открытой, как ладонь, и эта любовь была подобна лестнице. — Слушай, а ведь там, дальше, пустыня, — произнёла принцесса, — Там нет ничего, кроме колючек и диких зверей. — Правда? Ну, хорошо, по крайней мере, будет что поесть, — ответила Рукия. — Конечно, ты можешь остаться, если хочешь, — тон девушки выдавал все её мысли насчёт такого нелепого желания, — Но если последуешь за мной, я защи… я научу тебя давать отпор, и мы вместе сделаем так, чтобы тебя больше ни-ког-да не пришлось спасать. Рапунцель решительно схватилась за руку Кучики и хитро улыбнулась: — Но ведь я совсем не против спасения. — О, это совсем не так забавно, как ты думаешь, — уверила принцессу Рукия. — Вот увидишь, уже после первого раза начнёт надоедать. Когда девушки добрались до самой последней ступеньки, шинигами остановилась и вкрадчиво произнесла: — Я должна сказать тебе кое-что напоследок, до того, как мы покинем это место. Рапунцель поспешно кивнула и замерла, широко распахнув глаза и навострив уши, и каждая клеточка её тела в данный момент жила предвкушением этого «кое-чего». Девчонка так сосредоточилась на желании казаться покладистой и послушной, что даже не заметила сверк стали полоснувшего по её волосам белоснежного клинка. Золотые пряди плавно опустились на землю; Рапунцель недоумённо нахмурилась и подняла руки к голове, почувствовав необыкновенную лёгкость… и ветерок на затылке. — Теперь они не зацепятся ни за колючки, — с мягкой улыбкой произнесла Рукия, — Ни, не дай Бог, за какую-нибудь мерзкую Башню. Шинигами казалась довольной.