***
Кацуки плавно двигал телом в такт музыке, позволяя десяткам рук трогать себя. Сегодня много клиентов, значит он наконец-то поест. Из-за возмутительно высокой цены за дозу, на пищу просто не оставалось денег. Парень сильнее выгибался, думая о нормальном куске мяса — настоящая роскошь. В последний раз, Бакуго видел что-то подобное год назад. А именно на свой шестнадцатый день рождения. Кацуки похабно простонал, когда чужая ладонь с парой бумажек залезла в трусы, и сжала вялый член. Как же мерзко. Но возможно это подтолкнет мужчину на бòльшую щедрость? Тот, в свою очередь лишь усмехнулся, и начал надрачивать мальчишке в эгоистичном желании доставить тому удовольствие. Получалось у него плохо. Но это по крайней мере лучше, чем когда суют купюры в задницу, сворачивая трубочкой (а Кацуки потом оттуда их доставать). Воды не было уже полторы недели, поэтому процесс был не самым приятным. Он до последнего надеялся, что мать все же разыщет бабло на мытьё. Клиентов отпугивает запах грязного тела, и его не так охотно берут из-за брезгливости. Сраные неженки. Благодаря им Бакуго теряет необходимый заработок. Последнее движение, и он растекается жижей на полу, цепляясь ослабевшими конечностями за пилон. Парнишка даже не успевает прийти в себя, как его вместе с другими тащат в кабинет владельца клуба. Вышибалы усмехаются, и срывают оставшиеся на полуголых телах тряпки, прямо перед хозяином этих мальчиков. Агрессивно вытряхивая из них абсолютно всё (ну, кроме того что застряло в некоторых местах). — Идите по своим комнатам, клиенты уже ждут, — говорит мужик, хрипя прокуренным голосом. — А деньги? — дерзко интересуется кто-то из толпы, но его сразу начинают избивать бездушные гориллы, не упуская шанса облапать. Бакуго когда-то тоже пытался бороться за свои права, но после двух нравоучительных поездок в ад, он засунул свой гребаный язык куда подальше. — Всё у вас, остальное — налог, — он гадко смеется. Знает, что никто ничего против сделать не может, и пользуется своим положением. Вот гнида. Ещё наглости хватает обдирать отчаявшихся детей. У этих мальчиков нет прав. Они являются низшим звеном в семье, и не приносят такой пользы как курьеры. Они всего лишь развлечение. Здесь нужны абсолютно другие люди. UA — место, приютившее их просто так. Здесь им дали кров над головой и узы — каждый выполняет свою социальную роль. Но отличительной чертой этого мирка является то, что каждый член семьи должен употреблять наркотик, избавляющий от греховных мыслей и очищающий разум. Здесь своя вера и правила, которые все должны соблюдать. И Кацуки убивает себя, прожигая свою жизнь в борделе, ради веры и правил. Он не сопротивляется, когда его волоком тащат по полу до очередного клиента, суют пробку в недавно растянутую задницу и швыряют на роскошную кровать, где его будут трахать до обморока. Бакуго сильнее сжимает деньги в ладони и вспоминает ради чего он всё это делает. А именно ради дома, матери и пищи. Он должен быть благодарен и он будет. Парень всем покажет как он умеет говорить "спасибо". Но все же осадок есть: Кацуки однажды видел, как живут люди вне UА. Казалось, это совершенно другой мир, наполненный неведомыми нормальному (в понимании Кацуки) человеку. Там наркотики запрещены, дети играют в дорогие и красивые игрушки, живут в огромных домах со своими родителями и регулярно едят. А в UA такими привилегиями обладают только "герои", и Бакуго мечтает стать одним из них. Но сначала он должен достичь восемнадцати, чтобы поступить хотя бы на должность курьера. Ведь это, на секундочку, считается большой ответственностью. Их посвящают в самые сокровенные тайны семьи, которую высшие (так посторонних людей называют ученики UA), называют сектой. Туда заманивают совершенно разных личностей и промывают им мозги, зарабатывая на их наивности и глупости. За просмотр телевизора Кацуки выпороли. Людям из низших слоев вообще запрещали узнавать что-либо о постороннем мире, особенно подросткам. Из них исключениями были только дети "героев", которые с рождения были посвящены в самые сокровенные тайны. Они жили в огромных особняках и общались с себе подобными, изредка приходя в худшие районы. Бакуго не считал это несправедливостью. Каждый может заработать себе авторитет и имя, но для этого нужно изо всех сил рваться вперёд, наплевав на свои принципы и жизненную позицию. Его матери было достаточно и той дыры, которую ей выделили. Она попала сюда в самые страшные годы своей жизни, и самостоятельность данная ей, была для нее и ее будущего ребенка высшим даром. Женщина перестала зависеть от бесконечных бойфрендов, когда обзавелась собственной жилплощадью. Прекратились и вечные унижения, сопровождаемые рукоприкладством. "Герои" спасли Мицуки, и ей этого хватало. Но Кацуки мало. Парень давно перестал получать удовольствие от секса. Он любил после просто пересчитывать деньги по несколько раз, и думать о том, ради чего все эти мучения. Возможно Бакуго немного погорячился, решив для себя, что ему не нравится трахаться. Ведь все-таки был один человек, который заботился не только о себе, но и о состоянии Кацуки. Это был один из детей "героев", точнее сын Старателя — второго по авторитету после Всемогущего. Всемогущий был всеобщим отцом, его лица никто не видел, а настоящее имя оставалось загадкой. Старатель же не отличался особой популярностью, но его уважал каждый. Кроме, разве что, его собственного ребенка. Тодороки Шото много рассказывал о своем детстве, не говоря лишнего и не упуская главного. Ещё он всегда приносил Бакуго что-нибудь поесть, и после основного сеанса доплачивал большую сумму, чтобы у Кацуки было время передохнуть. Они с Шото очень много говорили на разные темы. Последний относился к бедному мальчишке как к равному, и давал больше денег чем другие. Именно для того, чтобы подросток купил более качественный наркотик. Кацуки ждал Тодороки, как воскресенья — единственного выходного, и времени когда над ним не измываются. А также довольно сильно огорчался, если тот подолгу не приходил. Кацуки скучал. За продолжительное время визитов Шото, Бакуго очень к нему привязался. Это можно было назвать симпатией или даже влюбленностью, если не один мешающий факт. У Тодороки была девушка. Ещё и его уровня: умная, красивая, с хорошей репутацией. А судя по их совместным фотографиям, которые однажды показал Шото — богатая, вообще идеальная. Полная противоположность Кацуки. С высоким красавчиком парню светил только секс. И то, до того момента, как Момо (так звали девушку) полностью отдастся своему возлюбленному. Порой Бакуго чувствовал себя чужой игрушкой, с которой делали всё, что хотели. А потом отбрасывали в дальний угол, как ненужный мусор. Дверь открылась, и Кацуки замер в предвкушении. Он сощурился и попытался вглядеться в силуэт. Но комната была заполнена мраком и что-то увидеть здесь было довольно проблематично. — Кацуки, — знакомый бархатистый и хриплый голос, дурманящей дымкой отозвался внутри. Бакуго весь трепетал, когда тот называл его по имени. Это было гораздо интимнее, чем все их занятия в одинокой комнате. — Ага, Двумордый. Приятно познакомиться. Давай ближе к делу, — парень осторожно прильнул к строптивому телу, обнюхивая. Гадость. Он наверняка уйдёт. Не захочет проводить время, в провонявшей немытой плотью, комнате. Но Тодороки делает совершенно обратное — он медленно проводит языком по хрупкой шее, и не очень сильно покусывает, вырывая из блондина судорожный вздох. — Воду так и не дали? — тихо спрашивает Шото, горячо выдыхая в покрасневшее ушко. Кацуки мотает головой. Ему становится мерзко от самого себя, и он комкает светлую простынь в руках, всхлипывая. Бакуго ненавидит чувствовать себя ничтожеством, но по-другому невозможно. Особенно когда рядом с тобой твой ровесник, по которому ты уже давно сохнешь, весь такой чистенький и ухоженный. Тодороки не похож на других. Он до безумия заботливый и чуткий. Невесомо поглаживая спину Кацуки, он целует его за ухом и очень тихо шепчет, опаляя горячим дыханием. — Идём же со мной, Кацу. — Куда, черт побери? Я должен оставаться в этой комнате, придурок. В общении с Тодороки, Бакуго позволял себе много вольностей. Но за такое обращение с другими клиентами его уже давно бы выпороли или уволили. — Увидишь, — секунда и Кацуки послушно следует за ласковыми прикосновениями. Его ведут сквозь длинный коридор к хозяйской ванной. Работникам нельзя там мыться, только если они не были приведены клиентом. Но с Бакуго такое случается впервые. В первые секунды парниша теряется в обилии роскоши и выпадает из реальности. В себя его приводят массирующие движения по всему телу. Шото до боли в груди нежен, он видит все глубокие порезы, шрамы рубцы и синяки, так предательски уродующие юное тело. И аккуратно минует их, легонько прикасаясь к тёплой коже своими длинными бледными пальцами. Он ласково подталкивает Кацуки вперёд, в душевую капсулу. Закрывает тонкую дверцу и замирает. — Тебе нужно себя промыть? — Бакуго чувствует стыд и даже какую-то вину. Он удивляется, что эти чувства ещё остались в нём, и закрывает руками покрасневшее лицо. — Нет, — недовольно шипит Кацуки. Но сразу уточняет, — нас заставляют это делать каждый раз после похода к боссу, чтобы богатеньким извращенцам было приятнее. — Тодороки хмыкает и включает воду. — Ну раз нужно так много усилий, чтобы "богатеньким извращенцам было приятнее", то я тоже доставлю тебе удовольствие. Только сначала отмою, — Тодороки так и делает: водит мягкой мочалкой по всему телу, несильно трёт исстрадавшиеся ягодицы (у вчерашнего клиента был фетиш на порку) и целует везде, где только что смыл пену. Приятно. Помимо платонического удовольствия, в груди Кацуки зарождается теплый огонек. И резкое понимание того, что о нём беспокоятся. Мысли Бакуго, вольными бабочками разлетаются по комнате вместе со стоном, когда Шото касается уже вставшего члена. Электрический импульс проходит по всему телу, и парнишка выгибается дугой, откидывая голову на чужое плечо. Там его касается только Тодороки, остальные уделяют внимание исключительно заднице. У Бакуго подкашиваются ноги от быстрых движений по члену, огромного количества поцелуев в шею и покусывания плеч. Он знает, что Шото ещё не начинал свои пытки, но уже плавится и хрипит от наслаждения. Боже, это слишком хорошо. Тёплая ладонь сжимает головку, нежно проводит по уздечке и спускается к яичкам. Кацуки стонет. Надрывно, с яркими и совершенно новыми эмоциями. Сжимая свободную руку, и двигая бедрами навстречу он громко кричит, кончая. А Тодороки крепко его держит, чтобы Бакуго не осел на пол, когда есть до безумия удобные колени. — Эй, не отключайся это только начало, — Шото проводит костяшками по торчащим ребрам и обхватывает мальчишку за талию. Дорога до комнаты кажется в тысячу раз дольше, и Кацуки чуть ли не висит на своем клиенте. Он безумно устал за день, а отсутствие еды не прибавляло сил. Парень падает на шикарную кровать и растягивается по простыням, приглашая к себе. — Какой же ты красивый, — тихо шепчет Тодороки, и целует парня в бледную ключицу. — Завались нахуй, — слабо протестует Бакуго и тихо стонет. Шото прикусывает его сосок, потирая второй между пальцами, а Кацуки слишком чувствительный и готов кончить уже от этого. Он ненавидел прелюдии всем сердцем, для него это настоящая пытка. Но в то же время и самое сладостное удовольствие (после нормального секса, конечно). Тодороки вылизывает живот и грудную клетку, иногда оставляя светло-сиреневые засосы с красными переливами. — Да сделай ты уже хоть что-нибудь! — возмущенно вскрикнул Бакуго в перерыве между тихим скулежом и громкими стонами. Шото остановился. — Но тебе ведь нравится, я прав? — непонимающе отозвался тот, и сразу же поставил несколько своеобразных "меток" на бледно-молочной шее. — Бляяяя, да трахни меня уже, чудовище. Второй раз Тодороки не стал выяснять причин столь очевидной просьбы и выполнил её, перевернув Кацуки на живот. Тот, само собой запротестовал. Ему нравилось целоваться во время процесса, а через плечо это, мягко говоря, неудобно. — Эй, я верну тебя в прежнее положение, только немного растяну, — Бакуго пробурчал что-то несвязное, но вроде утвердительное. И пользуясь случаем, поёрзал на матрасе в попытке помастурбировать об предмет воздыхания. — Лежи смирно, чёрт побери, — Парень выгнулся дугой, как бы говоря: "да я кончу раньше, чем ты сунешь в меня свой гребанный палец". Шото шлепнул Кацуки по заднице за такую откровенную дерзость, он всё-таки клиент и его прихоти должны исполняться. И если он хочет подольше поласкать Бакуго, то тот должен смирно лежать и не рыпаться. Дальше Тодороки припал к манящим лопаткам, торчащим, словно маленькие крылышки. Кацуки был неимоверно худым, можно пересчитать каждый позвонок, что Шото и решил сделать, ловя тихие вздохи. — Тебя растянули? — Да, но этого мало для монстра у тебя в штанах, — Тодороки хмыкнул и вытащил смазку с латексными салфетками из кармана, бросив их перед лицом Бакуго. — Ооо, сегодня мне вылижут зад, я готов, — подросток обожал пошлить во время секса, он встал на колени и локти, оттопыривая пятую точку. Если Шото решил таким образом доставить удовольствие партнеру, то он в очень хорошем настроении. Кацуки забился крупной дрожью предвкушения, когда на анус полилась смазка и рыкнул стоило двум пальцам войти на половину. О, господи, как же Тодороки его растягивал! Медленность этого процесса выводила из себя, но Бакуго мог только недовольно вскрикивать, когда Шото в очередной раз задевал простату. И парень уже не хотел никакого римминга, это только ухудшит ситуацию — он кончит, так и не почувствовав своего клиента внутри, а тот все ускорял движения, вытворяя пальцами невероятные вещи. Кацуки извивался просил, умолял и просто умер, почувствовав салфетку на анусе. — Сукааа, — не выдержал блондин, ему хотелось врезать по тупой роже и самому насадиться на чужой пенис, но его крепко держали, окарачивая. Языком Тодороки работал не хуже, чем руками, которые сейчас несильно сжимали яички, массируя. И в конце Бакуго был даже не против, сил на протесты банально не осталось, он тихо сгорал от удовольствия и старался нормально дышать. Мольбы все-таки были услышаны, да и Шото не железный. Он плавно вошел во всю длину, придерживая Кацуки за бледные плечи. Оглушительный крик отразился от стен и отпечатался в черепной коробке. Парнишка кончил, извергаясь себе на живот. Ему потребовалось время, чтобы прийти в себя и понять, что в нем опять двигаются, задевая простату почти при каждом толчке. Он так точно с ума сойдет. Второй оргазм был столь же сильным, что и первый. Поэтому Бакуго совершенно не хотел шевелиться. Он уткнулся Тодороки в плечо и уснул. Шото точно обо всем позаботился и оплатил сеанс с расчетом на отдых, он всегда так делает. Было тепло. Кацуки нравилось засыпать и просыпаться с ним, но вот после происходило то, что он предпочел бы забыть. Жёсткие животные инстинкты и потные мужики. Тодороки всегда растягивал удовольствие Бакуго, чтобы хоть немного облегчить ношу и скрасить ужасы насилия, и парень правда ценил это. Но уж лучше никогда не знать хорошего отношения, чем видеть ужасный контраст и самолично его чувствовать. Тодороки редко нежничал. Обычно он властно брал Кацуки, сводя розовые сопли к минимуму. Особенные ласки приходились на период внутреннего распутья Шото. Когда он, подавленный собственными проблемами, приходил чтобы доставить удовольствие Бакуго, а потом поговорить с ним по душам и нормально накормить. В этот раз они не успели окунуться в мир психологии и человеческих проблем, у Тодороки были "неотложные" дела. Но взамен он оставил дорогущий новый наркотик со шприцом. Кацуки решил сразу же его опробовать перед настоящими ужасами жизни. Блаженный эффект от дозы длился ровно до того момента, пока здоровый мужик не схватил расслабленного Бакуго за шкирку и не вошел в него, до боли сжимая плечо. Всё же, терять бдительность в таком месте было неприемлемо, но Кацуки позволил себе подобную вольность и поплатился ментальными сдвигами. Обычно мальчик готовился встрече с подобными дикарями заранее: он долго успокаивал себя и настраивал на нужный лад, стирая чертовы слезы с воспаленных глаз. Это было безумно тяжело. Его просто нещадно насиловали. А иногда подставляли нож к горлу и смотрели, как небольшие капли стекают по лезвию. Больно. Но Бакуго терпел. Терпел в ожидании лучшей жизни и встречи со своим кумиром, Всемогущим. — Маленькая грязная сучка, — шипит на ухо очередной клиент, вдалбливаясь в израненное тело, словно отбойным молотком. Он сдавливал аккуратную шею, и смотрел как Кацуки задыхается, а потом отпускал его и кусал спину. Кусал, вгрызаясь настоящими зубами хищника в свежую плоть. Бакуго страдал. Он стойко вытерпел каждого извращенца и к концу смены не мог заставить себя открыть глаза. А зачем это ему? Увидеть кучу использованных презервативов и возненавидеть себя еще больше? Он и так чувствовал себя половой тряпкой: таким же грязным. Подросток все же собрал осколки самоуважения и встал с кровати. Идти домой не хотелось, да и просто идти тоже. Кацуки сейчас был способен только на болезненные стоны. На нем не было живого места, и даже лежание приносило сильный дискомфорт. Но вот оставаться здесь — все равно, что прописать себе смертный приговор; изобьют до полусмерти и выкинут к отходам. Парень закусил губу, у него начиналась очередная истерика. Прошлая закончилась погромом в доме и выговором. Пиздец, ему даже эмоции выпустить нельзя. Бакуго разбился... снова. У него пропал аппетит и деньги на мясо, доставшиеся кровью и потом. Но они ему были абсолютно не нужны. Шото купил дозу, чтобы Кацуки сэкономил и нормально поел. Но лучше бы он притащил гребанные чипсы, и самолично запихал их Бакуго в рот. Потому что рядом с Тодороки он хоть что-то хочет. Голова разрывалась от боли. Просто побочное с перехода на более качественный наркотик. Зато Кацуки не блюет, да и нечем. Он переступает через себя и порог, выходя из комнаты с шикарной кроватью на улицу, минуя клуб на нижнем этаже. Бакуго решил все же зайти в магазин за куском говядины, старуха пусть порадуется. Она наверное тоже не ела больше суток, заливая бедность дешевым алкоголем. Хуево. Кацуки всё-таки рвёт от вида полных прилавков, он быстро кидает деньги упитанной женщине и выбегает из магазина на свежий воздух. Кусок приятно тяжелеет в руке, и Бакуго, что-то насвистывая, продолжает свой путь. Правда уже окончательно опустошенный, но с относительно хорошим настроением. Дорога казалась слишком долгой для ослабленного парня, иногда он делал перерывы в ходьбе и садился на грязную землю, подальше от разных жидкостей. На асфальте валялись многие, в основном это были либо полумертвые от голода, либо тупицы не рассчитавшие дозу. А кто-то просто жил на улице под старым навесом. В общем, не один Кацуки валялся на дороге. Для него поход до дома был настоящим испытанием не только из-за расстояния, но и людей, которых он встречал. А иногда и их трупы. Это было страшно. Ведь в любой момент Бакуго мог оказаться на месте самых низших из семьи, или даже мертвых. Все шло ко второму. Парень кое-как дотащился до дома. Это было двухэтажное потрепанное здание, где жили несколько семей. На каждую была своя комната, но утром приходилось стоять в очереди у пустого холодильника. И то, для того чтобы только проверить, есть ли там еда. Кацуки с радостными воплями встретили Деку и Урарака — дети жильцов. Семья девушки была еще беднее, чем Бакуго. А вот матери Деку повезло чуть больше, сына взяли в один из самых престижных борделей. К слову, Кацуки тоже работал в достаточно хорошем месте, а к проституткам везде относились одинаково. — Каччан! — вскрикнул Изуку, — что это у тебя? — он взял пакет, и увидев содержимое, просиял. — Мясо! Это мясо! Поделишься? Тут огромный кусок, — Бакуго фыркнул. У него не было выбора. Они все делили между собой, дабы выжить. И с его стороны отказаться, значило предать самых близких членов семьи, которые давали ему пищу в самые трудные времена. — Конечно. Круглолицая, иди готовь, — он протянул мясо Очако и, отправив ее на кухню, уставился на Мидорию. Тот был какой-то слишком радостный. — Что случилось? — с раздражением спросил Кацуки. — Мы можем поступить в академию, нам пришли письма с согласием, — Бакуго открыл рот. — Ты открывал мое письмо? — Изуку кивнул, не обратив внимания на угрозу в голосе. Через секунду он убежал, возвращаясь уже с новеньким конвертом. — Вот, — он замолк на время пока Кацуки читал. — Да это же пиздец как круто, больше не придется стелиться под этих тварей, называющих себя нашими братьями. Парень перестал анализировать свои слова, чем очень испугал Мидорию. Тот боялся прослушки и наказания за столь дерзкие высказывания. — Тише, Каччан, пошли в нашу комнату, — мальчики жили вместе, их матери решили, что всем так будет удобнее и не прогадали. Они могли часами напролёт болтать о какой-то чепухе и не донимать сыновей — все в выигрыше. — Не хочешь поздороваться с мамой? — Кацуки отрицательно покачал головой и бросил тихое "нет". Они зашли в свою обитель и синхронно плюхнулись на матрас, служивший им кроватью. — Как день прошел? — Бакуго чуть не рассмеялся в голос от такого вопроса. Как? Как всегда — отвратительно. — Босс ужесточил выплаты, клиенты дерьмо, кроме одного, но он... — ...несбыточная мечта, — продолжил Деку, он был наслышан о таинственном Тодороки Шото и совершенно не одобрял привязанность друга к нему. Кацуки и так хватало проблем и боли, а окончательное расставание добьет его. Не то чтобы Бакуго был слабым или наивным, но он был человеком. И ему присуще иметь сильные, разрушающие чувства. — Тебе нужно забыть его, он не первый и не последний, кто будет к тебе хорошо относиться, — Каччан нахмурился. — Да знаю я, тупой Деку, захлопнись. Как будто ты никогда не влюблялся в своих клиентов, — Кацуки знает ответ, но упорно молчит, желая услышать что-то новое. — Нет, — Изуку грустно хмыкает, — мне не попадались такие принцы. Единственное, что мне могут подарить — также как тебе остальные — это раны, — Мидория тише продолжил, — сегодня неизвестная мне женщина вырезала ножом неприятный знак у меня на бедре. До сих пор жжется, — Бакуго потянулся к указанному месту, но его быстро остановили. — Не смотри, — мальчишка чуть ли не плакал, — там знак наших врагов — Лиги злодеев*, — Невпечатлительный Кацуки ахнул и притянул друга к себе в объятия. Получить такой знак на теле считалось высшим осквернением. Ведь теперь на Деку клеймо. И если вдруг его заметят в академии, то все мечты парнишки рухнут. Бакуго не умел говорить правильные слова, поэтому молча поглаживал Изуку по спине. Метки люди принимали добровольно, если выступали против семьи и отца, за это их, конечно, карали, но остановить восставших было не так просто, они готовы были жизни отдать за исчезновение семьи. Кацуки их не понимал и даже осуждал, а теперь еще и ненавидел за то, что они сделали с Мидорией. — Мальчики, — Инко кричала с кухни, — идите сюда. Изуку с Бакуго переглянулись и сползли с матраса, мать Деку просто так тревожить не станет. Они быстрым шагом направились к женщине, ее голос не был грустным или взволнованным, и это подстегивало любопытство парней. Около плиты рядом с Инко, стоял высокий парень, изуродованный огромным количеством шрамов, перетянутых хирургическими скобами. — Ебать, что за страшилище, — разорвав тишину выдал Кацуки. Все присутствующие покосились на него. Неловко, черт побери. — Я недавно попал в семью, но возраст позволяет быть курьером. Так что могу вас поднатаскать перед поступлением, когда сам начну учиться. Ах да, чуть не забыл. Даби, — после этих слов парень протянул руку в знак приветствия.***
Тойя ненавидел две вещи: UA и своего отца, забравшего туда семью. Мать, узнав о таких переменах, предпочла сойти за душевнобольную и провести остаток своих дней в психушке. На самом деле она и вправду тронулась умом, но сама в это не поверила, посчитав это все чертовски остроумным планом с идеальной актерской игрой. Но Тойя знал, что не все так просто. Он сидел на работе допоздна, разбираясь в папках и лицах, причастных к организации секты. Мелькало много непонятных терминов, но парень смог собрать все воедино и выстроить примерную картину в голове. Единственное что его тревожило это то, что он нигде не смог найти фамилию "Тодороки". Видимо Энджи — отец семейства — отлично шифровался. Тойя так и не понял, почему мужчина бросил нормальную жизнь и подался в UA — сборище наркоманов, разврата и бедности. Каждый участник секты обязан был принимать специальный наркотик под названием "причуда", в основном он различался по цене. Дорогой имел более слабое действие на организм. А дальше шли дешевые варианты, губительные свойства которых увеличивались. В основном на их продажах и поднимались основатели UA, но этот гадюшник то еще гнездо для разведения беззакония. Поэтому Тодороки был уверен в том, что наркотики это еще цветочки. Он несколько месяцев готовился к внедрению в секту, но знал по прежнему ничтожно мало. Что ж, это поправимо. Тойя придумал историю и имя, теперь папаша его точно не узнает, матушка об этом позаботилась. Она устроила страшнейший пожар, пока Энджи не было дома. Малыш Шото (тогда ему было восемь), лишился своего красивого личика из-за уродского шрама. Фуюми и Нацу задело не сильно, но следы остались. А вот Тойе повезло больше всех, его тело обуглилось, хирурги еле спасли мальчишку и после лечения отдали в детдом. Мать загремела в лечебницу, а отец сбежал во время пожара с остальными детьми. Тойю бросили в возрасте четырнадцати лет, сейчас ему двадцать два и он сумел простить маму и соскучиться по братьям и сестре. Но к отцу у него осталась только жгучая ненависть, которую тот заслуживал. — Тодороки, — невысокая блондинка стояла в дверях с двумя стаканчиками кофе, — прости что без стука, нечем, — она усмехнулась и прошла в кабинет, оставляя один стаканчик на столе около коллеги. — Я тут просмотрела статистику прихода в UA и думаю что мы можем увеличить число участников до пяти: ты, я, Твайс, Курогири и Шигараки. Большинство по новым именам. Но меня никто не знает, так что буду старой доброй Тогой, а ты... Даби, верно? — девушка присела, краем глаза замечая кивок. — Отправляемся послезавтра, надень что-нибудь... ммм... странное, неформальное. — Ладно, но не слишком ли ты на себя берешь для стажера, а, Химико? — Тога рассмеялась. — При таких связях имею право. Ух, я пошла домой, а-то поздно уже. Провожать не надо, я сама доберусь. — Я и не собирался, оставь свой флирт за дверьми моего кабинета, пожалуйста, — Тога пробурчала что-то неразборчивое и ушла. Эта девчонка для девятнадцати была слишком шустрой, а с ножом обращалась словно бог. Просто находка. Тойя посмотрел на часы. Пол двенадцатого. Ему бы тоже не помешало наведаться домой, а то скоро и квартира перестанет быть нужной; на работу переберется с концами. Парень устало вздохнул, осталось дождаться начала операции по разрушению этой секты, и он сможет найти братьев и сестру. И наконец забрать их с этой помойки. В день x нервничали все. Основатели секты были чрезвычайно умными людьми, и если что-то пойдет не так, они немедленно ограничат доступ новых людей к себе, обрезая любые возможности задержать себя. Компанию высадили в одном из самых неблагополучных районов Токио. Курьеры как особо посвященные люди, подобрали их ровно через час. Они патрулировали здесь четыре раза в день, поэтому не сложно было расчитать точное время. Все шло гладко. Но когда команде сказали разделиться, а точнее просто повели в разные стороны, это ввело всех в легкое заблуждение. Такую подставу им аргументировали нехваткой жилья. Правдоподобно. Но Даби съедали сомнения и паника, ему казалось, что их уже раскрыли и решили посмеяться над дурачками-копами. Пожар внутри немного утих, когда Тойя оказывается в своем новом жилище. Нет приторно сладких улыбок или наигранной вежливости. Женщина спокойно его принимает, улыбаясь всего раз, а подозванные на приветствие парнишки вообще свободно выражают свою неприязнь к ситуации. Блондин буквально помрачнел, стоило Даби представиться, он неосознанно определил руки за спину, не желая принимать рукопожатие. Ситуацию спас второй мальчик, с веснушками и зелеными волосами, он выглядел смешно и по-детски наивно. — Я хотел сюда Киришиму пристроить, — начал блондин, все почувствовали напряжение, — он уже вторые сутки ночует на улице, — из комнаты неожиданно выскочила такая же блондинистая женщина, она быстро дала подзатыльник мальчонке и резко ответила. — Сдался тебе он. На работе что ли мужиков не хватает? Некуда задницу свою пристроить, Кацуки? — парнишка готов был убить гостя взглядом. — Он просто друг, карга ты старая. И пусть только кто попробует дать ему хоть кусочек мяса, я больше ни крошки еды домой не принесу, — на последок он обратился к Даби, — Я Кацуки. Кацуки Бакуго. Дальше идут Изуку Мидория, Инко Мидория и Мицуки. Я думаю этого гостеприимства хватит, а твоя комната на втором этаже, рядом с семейством Урараки. Первые пол года живешь за счет героев: они обеспечивают тебя жильем, наркотиками и едой, а дальше сам. Теперь исчезни, тупица, — Даби поспешил в свою комнату во избежание ненужного конфликта. Он шел по грязной, полуразрушенной лестнице, которая отличалась обилием дырок и провалов, доски нещадно скрипели, готовые сейчас же сломаться под весом человека. Обои клоками свисали со стен, а серые от времени потолки крошились. Тойя надеялся что комната будет чуть чище, но дверь уже не предвещала ничего хорошего. Всю обшарпанность перекрывал шок от отсутствия кровати или нормального футона. Какой-то вонючий матрас валялся посреди помещения, а на нем лежало постельное белье, на удивление свежее и опрятное. Сейчас перед Даби стояли три задачи: 1. Разузнать как можно больше информации. 2. Связаться с коллегами. 3. Найти семью Тодороки, но это он мог сделать с помощью первого пункта. *** Кацуки захлопнул дверь в комнату прямо перед лицом Деку, ему нужно было время, чтобы смириться с новым сожителем. В нем было что-то подозрительное, парень это нутром чувствовал, но он не мог понять что именно. От анализа его отвлекала долбежка в дверь, тупой Изуку не унимался. — Каччан, это и моя комната тоже, так что впусти, — Бакуго рыкнул, ну и что ему на такие аргументы отвечать? Пришлось открыть. Мидория обеспокоенно бросился к другу детства. С Кацуки они познакомились, когда им было всего три года. Когда Инко, сбежавшая от мужа-тирана, попала к ним в семью. В детстве мальчики были не разлей вода, но с годами эмоции от общения друг с другом затухали, и возродить старую дружбу они смогли только к шестнадцати: оба сломленные и затраханные жизнью. Их связь стала гораздо сильнее чем в детском возрасте, и они зачастую находили спасение в своей комнате за тихими разговорами и редкими жалобами. Бакуго доверял Изуку, как себе. Даже больше, чем себе. И он точно знал о чем Мидория хочет поговорить. — Не тяни Деку, твое осуждающее молчание никому не сдалось, — Кацуки протяжно выдохнул. — Скоро ужин приготовят, — вот такого поворота парень не ожидал, он непонимающе посмотрел на Изуку, тот пугал своей внезапной задумчивостью. — Почему ты так с Даби? — этот вопрос заставил Кацуки успокоиться. — Он мне не нравится, даже Очако не так бесила. Ёще эти ожоги... короче, он наводит на меня непонятную панику, — честно сказал Бакуго, расчитывая на понимание со стороны Деку, и тот не подвел, мягко улыбнувшись. Мидория продолжил: — Я понимаю, тебе тяжело идти на контакт с незнакомцами, тем более с мужчиной, но вспомни чему нас учил Всемогущий: " мы все — одна большая семья, одно целое ". Мне жаль, что Киришиму выгнали, но он может заняться тем, чем занимаемся мы, — Кацуки фыркнул. — Он слишком мужественный. — А мы? — Бакуго на это ничего не ответил, и мысленно завершил разговор. Они — продажные шлюхи, их нельзя сравнивать с Эйджиро. И все же такие будни угнетали, убивая по кусочкам самолюбие и чувство собственного достоинства, а что поделаешь? Жить-то хочется. Кацуки потянулся и поспешил вниз. Мясо пора бы снимать с огня. Угли есть не хотелось. Урарака-сан оказывается восхитительно готовила. Жаль, что показать свои навыки ей удается не часто, точнее это первый раз. Эта женщина с мужем и дочкой были настоящей загадкой, и никто не знал, почему они оказались в UA и откуда перебрались. На вид благополучная семья, на слух тоже (стены в доме были крайне тонкими), так что некоторых удивляла манера их поведения и общения, но как соседи эти люди были золотом. Именно поэтому остальные решили не слишком им надоедать с расспросами и довольствовались их именами, а также знанием что отец Очако отлично разбирается с проблемами. К вечеру он вернул необходимую воду. Перед работой Бакуго ничего не ел, он просидел в ванной час с несчастной клизмой и роем мыслей в голове, вытолкать оттуда его удалось только Изуку, который тоже собирался уходить и ему, вообще-то, нужно раньше приходить в бордель, чем самому Кацуки. Они работали в разных заведениях, но графики у них отличались на жалкие пятнадцать минут, так что для Бакуго этот предлог был высосанным из пальца, и он никогда не брал его во внимание. Но сегодня он сделал исключение и освободил ванную по первому зову. Знакомая комната встречала тошнотворной роскошью, Кацуки поморщился. В этот раз обошлось без стриптиза для разогрева, и его сразу отдали в руки какого-то богатого хмыря, предварительно растянув, чтобы клиенту было приятнее. Мужчина оказался гораздо извращеннее, чем Бакуго мог себе представить. Переодевания заказывали редко, и в большинстве случаев для предварительного личного стриптиза, но этот клиент отличился не только подбором самого неоригинального костюма горничной, а еще и компанией. Кацуки предупредили, что все веселье закончится двойным проникновением. Мужчины, уже сами, достаточно хорошо его подготовили, но ощущения были не из приятных. Его рвали, проталкивая свои члены вперед. А когда они начали двигаться, Бакуго начал подумывать об увольнении, нахрен ему нужны такие мучения. Грузчиком устроиться или кем-то еще, все равно скоро идти в академию. Кацуки брезгливо фыркнул, почувствовав влагу внутри. Эти идиоты были без презервативов; они что, блять, не знают какую дрянь могут подхватить от непойми какого мальчишки? Или им уже все равно, но Бакуго не было, он не хотел умереть где-нибудь в подворотне от СПИДа, поэтому робко спросил: — ВИЧ? — мужчины округлили глаза. — У нас? — парень кивнул, — нет, — это обнадеживало, про остальное Кацуки решил не заикаться, чтобы не пугать себя же. К обеду Бакуго порядком подзаебался, во всех смыслах. Клиентов была куча, ему давали перерыв только на туалет, и то не всегда. Парнишка чувствовал себя отвратительно, задница болела, если все пойдет так дальше, то завтра ему придется брать больничный, а терять заработок ой как не хотелось. Сильные руки выламывали пальцы и вжимали лицом в кровать, Кацуки не пытался вырваться, только расслабиться. А вот движение внутри не прекращалось. Острый нож блуждал по напряженной спине, вырисовывая причудливые кровавые узоры. Больно. Бакуго кусал губы чтобы не заплакать, иначе его разрушат, превратят в ничто. У этих садистов был кинк на слезы, они окончательно слетали с катушек стоило только им их увидеть. Кацуки уже давно знаком с ними: два парня, с неконтролируемой агрессией и отсутствием жалости. Один из них трахает, другой издевается над другими участками тела. Бакуго вскрикивает, его бьют плеткой по щиколоткам и свежим ранам на спине, член внутри пульсирует. Скоро все закончится, скоро он выдохнет и эти мрази уйдут. Кацуки не во всем придерживался взглядов UA. Он относился хорошо только к тем, кто делал это взамен, и плевать, что они все братья и сестры. Светловолосый парень не хотел иметь ничего общего с этими ублюдками, они не достойны его внимания. Клиент кончает с отвратительным протяжным стоном, а Кацуки не сдерживается и всхлипывает. Эти твари не имеют больше права здесь оставаться, они и так не уложились во время, денег хватило ненадолго. Для таких случаев существовала кнопка, которую нажимает проститутка после оргазма клиента, если он вышел за рамки. Бакуго жмет ее несколько раз, лишь бы от него поскорее отстали. В комнату заходит мужчина, просит парней выйти и после дает подростку наставления. — Приведи себя в порядок, через семь минут у тебя новый хозяин, сучка, — Кацуки кивает, и когда дверь закрывается утирает слезы о простыни. Поясница болит, но он послушно прибирает комнату: выносит использованные презервативы, поправляет постельное и обрабатывает порезы. Семь минут прошло, но никто не идет, видимо клиенту сообщили, что мальчишке понадобится чуть больше времени, чем он готов ждать. Бакуго ложится на кровать и отдыхает до момента, когда в слух врезается скрип двери. Он лениво поворачивает голову, не желая разыгрывать бешеную страсть, и удивленно охает. — Половинчатый, ты же только вчера здесь был. — Шото хмыкает и замечает туманную радость в глазах Кацуки, а потом раны. Они не говорят о прошлых клиентах и травмах от них, если Бакуго не хочет, поэтому Тодороки молчит. — Ну мы же вчера так и не поговорили, — парень напротив улыбался, он не знал как выразить свою благодарность за своеобразный отдых. — Я нанял тебя до конца рабочего дня, — а вот тут Кацуки просто не может собрать мысли воедино. Слишком хорошо, чтобы быть правдой, — прогуляемся? — Половинчатый, меня пол дня ебали, я чертовы ноги не сдвину вместе после такого, — Шото закусил щеку изнутри, неловко вышло, — но ради тебя я готов постараться, только недолго. — Тогда пошли, — их путешествие закончилось напротив машины Тодороки, он с минуту стоял и не шевелился, решая что-то в своей разноцветной голове. Бакуго же изредка посматривал на него, а потом возвращался к изучению автомобиля, красивого такого, черного. — Поедем ко мне домой, я тебе устрою небольшую экскурсию, поедим там что-нибудь, — Шото не переставал поражать Кацуки, и садясь в машину, тот решил все-таки спросить что, черт побери, такого произошло. — Ого, с чего такое гостепреимство? — Тодороки немного помедлил, но все же ответил. — Да с девушкой расстался и окончательно убедился в том, какое мой отец дерьмо, — Бакуго нахмурился. — Твой отец же Старатель, герой номер два, как он может быть дерьмом. Он один из лучших людей в этом мире, — Тодороки помрачнел. — Я думал поговорить с тобой об этом позже, но здесь тоже хорошее место, нет прослушки, — Кацуки напрягся разговор обещал быть тяжелым, — Ты не знаешь героев, их целей. Они наживаются на вашей бедности, и наркотики – это всего один из способов заработать. Это убивает людей, а им плевать, для них нет ничего дороже денег, — Бакуго выглядел озадаченным, он гневно ударил рукой по сидению. — Зачем ты мне все это говоришь? Я не тот, кто должен слышать подобное, да и с твоей стороны безответственно болтать такую чушь. Не боишься, что я доложу на тебя за осквернение имени нашего отца? — Я просто хочу, чтобы ты к нам присоединился, мы собираемся устроить бунт против UA. — Мы? В какое дерьмо ты хочешь меня втянуть? Не смей говорить мне такое. Ты — просто богатенький папенькин сынок, который хочет сделать всю грязную работу чужими руками, а мне потом до конца жизни страдать. Нет уж, привлекай в подобное своих друзей, — Кацуки не хотел чтобы его использовали еще и в повседневной жизни, а Половинчатому видимо было плевать. Он раздраженно смотрел на Бакуго через зеркало, и кажется не собирался останавливаться. — Все мои друзья присоеденились, и если ты думаешь что это подстава, то знай, что я никогда не причиняю боль дорогим мне людям. Я же тебе тоже нравлюсь, можешь не отнекиваться, я это вижу. И твои чувства взаимны, детка.— На Кацуки, как будто ведро холодной воды вылили, он долго прокручивал в голове все сказанное, прежде чем ответить. — Не смей манипулировать моими чувствами уёбок. Я тебе не сентиментальная четырнадцатилетняя девочка, которая сделает все за принятие. Останови машину и я выйду, — Бакуго дернул ручку, заперто. — Останови чертову машину! — ситуация была хуже некуда, Тодороки явно поторопился с признаниями и искренностью. — Да успокойся ты. Представь, что этого разговора не было. — Вот тут Кацуки готов был наткнуться на этого придурка и самолично придушить. — Ха? Ты совсем ёбнулся? Сначала несешь чушь, призываешь к протестам, а потом такой, — парень передразнил Шото, — забей, ничего не было. Останови машину, Тодороки, — как бы угрожающе это не звучало, но автомобиль продолжал движение и никто не собирался выполнять требование слетевшего с катушек парня. Спустя двадцать минут он понял, что все его усилия напрасны и с недовольным лицом улегся в кресло. Бесит. Дом Тодороки невероятен. Большой, с ухоженным садом и каменными тропинками, такого Бакуго никогда не видел. Он раскрыл рот и забыл закрыть. От любования его отвлек легкий толчок в плечо, Бакуго приглашали внутрь. Там-то челюсть Кацуки окончательно сталкивается с полом и не планирует подниматься в ближайшее время. Ахуенно — только так он мог описать интерьер этого шикарного дома. Шото приобнимает парня за талию и ведет дальше, на второй этаж, прикрывая его глаза, чтобы тот отошел от затягивающей красоты и вернул себе потерянный от роскоши рассудок. Тодороки убирает ладонь только оказавшись в своей комнате. Она не такая, как остальной интерьер: традиционная с футоном на татами, без вычурных кроватей и дорогущих гардеробов, но все равно впечатляющая. Бакуго требуется время чтобы прийти в себя. Теперь он остро ощущает разницу между собой и героями: он — уличная рвань, они — боги. — Из-за чего хоть с девушкой расстался? — Кацуки рушит поднадоевшую тишину самым неожиданным вопросом, он не стал спрашивать про деньги и доход. Но в голове сделал пометку, что слова Шото выглядят правдоподобно. Империя с рабами для заработка, в это можно легко поверить, но Бакуго не хочет. Он не хочет терять семью, мечты и надежды, появившиеся за семнадцать лет страданий. — Я гей, — Кацуки выдыхает тихое "охуеть" и замолкает, что очень настораживает Тодороки. — А ты? Тебе нравятся девушки? — этот вопрос заставил подростка задуматься. — Не думаю что смогу трахать девушку, после колличества членов, через которые я прошел. Это будет непривычно, — нервный смешок, — а так они меня просто не привлекают, да и мужчины не сильно, от них только боль, — Бакуго попытался взять себя в руки и убрать отвратительно-грустное выражение со своего лица. — Все нормально, я не смотрю, — Шото отвернулся, сжимая ладонь Кацуки, тому явно нужно было время. Тодороки хотел спросить о себе, вернуться к разговору о чувствах, но он не смел нарушать момент спокойствия замученного жизнью парня. Они сидели так не очень долго, Бакуго пришел в себя и был готов к судьбоносному разговору. Он собрал всю волю в кулак, воспроизвел отдельный момент из разговора в машине и выпалил: — Ты мне нравишься, — Шото прикрыл глаза, это и так было понятно из диалога в автомобиле, но он не думал, что они к этому вернуться, тем более в такой открытой форме. — И раз ты гей, то я подумал про взаимность, — после затянувшегося молчания тихо пробурчал Кацуки. — Вот как, что ж, ты не ошибся. Как я и сказал в машине, ты мне тоже нравишься,— Бакуго широко раскрыл глаза и прикрыл рот, — но не думаю, что у нас все сложится удачно, можем попробовать. Чай будешь или еду там какую? — Неси все, что можешь, я ужасно голоден, — Шото удалился за пищей, он провозился на кухне не долго, но достаточно, чтобы Кацуки начал истекать слюной. Его вниманию предстало мясо с рисом и овощами, парень ахнул и потянулся руками за принесенной вкуснятиной, просто лучший ужин в его жизни. Тодороки тихо наблюдал за эйфорией Бакуго и про себя улыбался, мило. Кацуки, как будто неделю не ел, он запихивал все себе в рот, иногда забывая прожевывать. Эффект от первых минут быстро прошел и Шото забеспокоился, парень ел слишком быстро, он мог подавиться. Тодороки легонько сжал его предплечье, разворачивая и обнял, отбирая приборы. Он выждал с минуту и освободил Бакуго из своеобразного плена, и тот вроде бы даже есть стал медленней, но осадок остался. — Бля, чувак, где туалет? — неожиданно спросил Кацуки прикладывая руку ко рту. — Тошнит? — парень не успевает ответить, как все содержимое желудка вываливается на пол, Бакуго хрипит и сгибается пополам, выплевывая жидкость и слюни. Мерзость. Спустя несколько секунд он приходит в себя и мелко дрожит. На этом его приключения в человеческие отношения закончились. Финиш. А Шото смотрит на блевотину и морщит нос. — Сейчас уберу, — Кацуки чувствует себя очень неловко и отворачивается. Он наблюдает за движением тряпки и проклинает себя, он ведь знает как реагирует организм после голодовок, а тут сразу и столько, тупица. После мини уборки Тодороки предложил посмотреть телевизор. Чертов телевизор. Бакуго наконец-то узнает, что происходит в мире, как сейчас живут люди и кем он для них является. Отбросом. После часа просмотра увлекательнейшей жизни жителей верхов, Кацуки окончательно приходит к выводу, что ему там не место. Ему нигде не место, он, как мусорный мешок, должен оставаться на помойке. Или умереть, или стать героем и отправиться туда, уже нормальным, а не тем, чем он является сейчас. Вдыхая напряжение витавшее в воздухе, Шото подумал, что разумнее было показать Бакуго какой-нибудь сериал, но уже поздно. Кацуки был впечатлен увиденным и этим можно воспользоваться в своих целях — повторно предложить поучавствовать в восстание. Второй раз он опять отказался, Тодороки не мог представить, что у этого парня на уме. Но он не глуп, значит были свои причины на отрицательный ответ. — Слушай, — неожиданно, посередине третьего фильма, начал Бакуго, — раз я тебе нравлюсь и ты мне нравишься, то у нас типо отношения? — Тодороки грусно улыбнулся. — Ну типо да, — выдыхает он. — Деку в обморок упадет, если узнает, — Шото смеётся и сгребает в охапку Кацуки, устраивая его голову у себя на груди, он теплый и приятный на ощупь. Запах оставляет желать лучшего, но это не проблема. Легкое сопротивление ломается под ненавязчивыми поглаживаниями и поцелуями. Бакуго не привык к хорошему отношению, им то его и можно заманить себе в сети. Они идут в душ сразу после четвертого фильма, на большее их не хватило, парни устали. Тодороки аккуратно тёр спину Кацуки, остальное тот отказывался подставлять под прикосновения, но близость все равно завела его. Возбужденный член не было и смысла прятать от Шото, поэтому Бакуго потерся им о ногу бойфренда, привлекая внимание. Тот сразу понял намек и начал медленно надрачивать, подходя ближе, он ускорился, уделяя особое внимание головке. Кацуки в долгу не оставался, подросток повторил движения Тодороки. Он терялся от стонов Шото, они действовали на него опьяняюще. Господи, разве день назад он мог рассчитывать на взаимность? На интерес не только к его заднице? Нет, но сейчас он всецело отдавался чувству значимости и чужим рукам, выгибаясь дугой и вскрикивая чужое имя. Бакуго понадобилось время, чтобы признать любимого человека. — Шо...тооо, ах, — ему срывает крышу из-за того, что Тодороки чувствует то же самое. Всё это желание и страсть. Они плескаются внутри, выходя на поверхность с каждым вздохом и касанием. Кацуки потребовалось всего несколько минут чтобы кончить. Их связь будоражила до сжимающихся на ногах пальцев, и ему казалось, что он мог словить оргазм только от мыслей. Спустя какое-то время Шото излился себе на живот, догоняя любовника. Он улыбнулся и нежно прижался губами к подрагивающему от частых сглатываний кадыку. Деку бы вынесли на носилках из дома с сердечным приступом, узнай он об этом. Бакуго сам разрушил атмосферу вопросом о времени. Они немного перестарались с развлечениями, и парень должен был быть дома двадцать минут назад. У них в районе любая задержка воспринималась, как возможность смерти, так что Кацуки нужно было поторапливаться пока не поднялась паника. Он онемел, услышав предложение подвезти, раз он опоздал к ужину по вине Шото. И конечно же Бакуго согласился, только дурак откажется от такого предложения. А Кацуки, как упомяналось ранее, им не был. *** Дорогая машина, да и машина впринципе очень заинтересовала зевак одного из самых неблагополучных районов UA (такими были все кроме самого большого, где жили герои). Они сбежались к дому Бакуго и начали активно обсуждать цель визита, пока взвинченная Мицуки всех не разогнала, она была не меньше их поражена, но не смела ударить в грязь лицом перед, судя по транспорту, героем. Здесь впервые появился кто-то значимый, но Шото, оценив обстановку, решил лишний раз не выходить из машины и оставить людей без ответов на интересующие их вопросы. Он не до конца продумал свое "путешествие" и движимый светлым порывом не уделил должного варианта пунктам: обратный путь и люди. Кацуки кое-как сориентировал его до главной дороги, а вот неугомонные жители, которые откровенно лезли на машину были проблемой. "Я выхожу и ты быстро съёбываешься", — отчеканил Бакуго, сразу приводя свои наставления в жизнь, он выскочил из автомобиля и хлопнул дверью. Домой парень зашел, только когда Шото скрылся из виду. К нему подбежала взъерошенная Мицуки и остальные домочадцы, даже новичок Даби не остался в стороне. — Это был точно не Киришима, — начала женщина, — тогда кто это, черт побери? Герой? Его отпрыск? Кацуки, ты же понимаешь, что между вами сейчас ничего не может быть, посмотри на себя и на его тачку, — Бакуго сжал кулаки, его бесило это разделение, они же одна семья. И Шото не волнует его происхождение, он не смотрит на ярлыки. — Ему похер на то, откуда я и на все остальное,— судя по лицу Изуку тот уже догадался о ком идет речь, — Его зовут Тодороки Шото, и да, он сын героя, — Деку прикрыл рот рукой, все симейство Урараки выпало в осадок, а Инко побежала останавливать взбешенную Мицуки. Бойню прервал уверенный голос Даби. — Тодороки Шото? — Тойя и не надеялся на такую удачу, — познакомишь? — Иди на хуй. *** Кацуки все же познакомил всех со своим бойфрендом, в первый раз это было волнительно, в последующие Шото приходил, когда хотел, всегда имея с собой еду и наркотики. Даби не знал, как к нему подойти, что сказать, но раскрывать свою личность сразу точно не стоило. Они много общались, и Тойя видел проглядывающие сквозь туман разных глаз сомнения и проблески памяти. Шото доверял ему, он говорил об отце, не упоминая его имени, и жаловался на бесчеловечное отношение, ха, Даби и сам был в курсе всего этого, но с интересом слушал версию младшего братишки, тот рассказал всю свою историю, и Бакуго даже начал немного ревновать, и скрывать это он не собирался. Парень фыркал на их совместные прогулки и закатывал глаза, когда Шото пытался объяснить, что Даби для него всего лишь друг. Так ему и поверили. Совместные посиделки происходили после учебы Тойи и работы Кацуки, с нее Тодороки старался забирать его как можно раньше. Шото же учился в старшей школе, как нормальный ребенок, это радовало Даби, который плотно загонялся по поводу операции, ему пришлось два месяца приводить в чувства своих коллег, одурманенных промывкой мозгов и наркотикиками, бесследно все не прошло, но с ними можно работать. Даби вышел на большое количество героев, но ему надо было прижать к стенке Всемогущего и желательно заручиться поддержкой зомби, он аккуратно перетягивал на свою сторону всех, кто подходил к нему слишком близко, и только Бакуго и Шото оставались в стороне до момента, когда второй из них сам не высказал подобную идею, расчитывая на то, что они с Даби достаточно сблизились. Какой наивный, нужно будет ему сказать, чтобы повнимательнее выбирал жертв и прежде промывал им мозги. На промывке и держится вся секта, если уж подготовленных полицейских, сотрудничающих с военными смогли превратить в безвольных кукол, то что и говорить про обычных отчаявшихся людей. Единственное, что напрягало Даби так это неэффективность методов по отношению к нему, парень отказывался верить, что это обычное упущение или... у него, черт побери, был какой-нибудь иммунитет на вещества, что было сродни путешествию к солнцу на крыльях скрепленных воском. Тойя старался впитать в академии все, что мог и узнать у жителей по максимуму, он нашел много знакомых, но также многие его и недолюбливали, подозревая в неверности, у Даби была пара промахов, но он сразу исправился. Когда личность Всемогущего и информация о нем была рассекречена, Тойя организовал операцию со множеством людей, служащих в Японии на благо общества и дополнительной помощью Шото, которому про копов ничего сказано не было, он относился к ним с недоверием, если ни с ненавистью. Дата была выбрана с учетом внутренних измениений — через неделю. У Тодороки была неделя, чтобы попрощаться с прошлой жизнью, но Шото еще предстояла разлука с Бакуго, отказывающимся идти против отца. Ему промыли мозги и запугали слишком сильно. Наверное, здесь все такие... недальновидные. И Шо являлся исключением только потому, что знал больше и его отцом был Энджи Тодороки. Даби много расспрашивал братишку о других родственниках, но он лишь говорил, что они собираются вырваться вместе с ним, и больше никаких подробностей. Почему? Тойя так и не смог дать себе ответ. Но ему хватило и этого, скоро семья воссоединится, и мама будет счастлива. Только бы все прошло удачно. *** Даби четвертый раз за день повторял план с Тогой, она еще не до конца восстановилась после обработки, и парень боялся, что из-за поврежденного ментального здоровья она не сможет нормально выполнить свою обязанность — взять все нужное из сейфа Всемогущего под общий ажиотаж, чтобы после иметь вещественные доказательства его преступлений. Все звучало довольно просто, но на деле будет настоящая резня. Команда Шото будет негласно ответственна за беспорядок, а копы незаметно арестуют или в крайнем случае убьют нужных людей. Оставались жалкие пять часов до начала, Тойя вертел в руке телефон и думал как бы ему наиболее удачно подойти к Шото и рассказать о родственной связи, тот сидел на задрипанном диване и обнимал Кацуки, они такие счастливые и красивые, у Даби сердце защимило от радости за братишку, он согнул пальцы в кулаки и направился к парням. Бакуго был недоволен, что его бойфренда, можно сказать, крадут из-под носа, но все же согласился отпустить Шото поговорить с не таким уж и бесячем фриком. Тойя сразу же направился в самый дальний угол угол дома и, остановившись, выдохнул. — Шо, я не Даби, — подросток не совсем понял, что от него хотят, и так было понятно, что это псевдоним, но следующие слова объяснили многое, если не все, — мое имя Тойя Тодороки, — Шото прикрыл рот ладонью, он не мог поверить в это, но слезы наворачивались на глаза, он сделал два глубоких вдоха, чтобы успокоиться. — Брат? — голос даже не дрожал, — но зачем? Там же лучше, — Даби улыбнулся, план до конца он выдавать не собирался. — Завтра узнаешь, — Шото выглядел немного ошарашено, он кусал губы и активно обдумывал все услышанное. — А как же братские обьятия, детка, — Тодороки младший вздрогнул и неуверенно приблизился к Тойе. — Расслабься, я не собираюсь ранить тебя ножом, — Шото немного осмелел и приобнял Даби, скрещивая руки на спине, — хотя все возможно, — заговорчески произнес парень, отвечая своей лаской. Отстранившись, Тойя посмотрел на братишку с нескрываемым беспокойством, он определенно должен проинструктировать мальчишку в его дальнейших действиях. — А теперь слушай, — парнишка напрягся, но на лице не дрогнул ни один мускул, самоконтроль у него на высшем уровне, — ты должен съебаться отсюда в самый разгар митингов вместе с Нацуо и Фуюми, вот ключи, — Даби сунул в сжатую в кулак руку увесистую связку, — я заранее подписал адреса и назначение. Ты не до конца знаешь, что будет происходить завтра, прошу ничего не спрашивай и убирайся, как только выдастся возможность, — Шото кивнул, он давно понял, что Даби что-то замышляет, но для своего же блага предпочел игнорировать все тревожные сигналы. Он доверял ему, чувствовал что-то родное и притягивающее, а теперь все встало на свои места, и Тодороки разглядел в смутно-знакомом человеке своего брата, шрамы сильно меняли его внешность, но Шото четко помнил черты лица и пронзительные голубые глаза, отливаюшие сейчас беспокойством. Он сунул связку в карман и ушел. Ему нужно было готовить своих людей к митингам, все плакаты были нарисованы, ленточки розданы, но Шото нужно было еще раз убедиться в том, что все идет по плану. Парень знал, что без перестрелок не обойдётся, поэтому раздал всем приближенным оружие, остальные, как бы грубо это не звучало, — пушечное мясо. Они — то, что заставит устои пошатнуться, и это их долг, ради него они отдадут свои не имеющие веса рядом с системой жизни. Тодороки вздохнул. Рядом с ним сидел Мидория, он согласился участвовать в протестах, а напротив, на тесном диване, умещались его близкие друзья и Яойрозу, поставляющая продукцию для плакатов. Изуку о движении было рассказано два часа назад, но он быстро влился в работу и даже попробывал уговорить присоедениться Каччана — безуспешно. Тот знал на что они шли и не хотел рушить свою жизнь даже рука об руку с Шото и Деку. В принципе он был прав, но если никто ничего не будет делать, то где народ окажется через десять лет? В яме с красными венами. До начала оставался час... *** Шото никогда не думал, что поведет за собой народ, и даже когда запланировал митинг, он все еще не осознавал всей своей ответственности, но сейчас, в самый разгар бури, а точнее в начале долгого и тяжелого пути по освобождению, Тодороки нужен своим последователям как никогда, он должен повести их за собой и направить в нужное русло, но парень явно переоценил свои возможности. Люди были неуправляемыми, им теперь кристально понятно, что с ними делали и они хотят отмщения. Шото их понимал, правда, хотя и думал не начинать кровопролитие сразу, планы изменились. Плакаты были вознесены ввысь, как знак об их свободе, крики, и то, что было для Тодороки дикостью — раскаленные печати с отвратительным для обычных жителей клеймом. Толпа сметала на своем пути убогие магазины, притоны, бары, да все, что так осточертело. У них было полное право на мародерство, которое они сами себе и дали. В один миг все превратилось в настоящую бойню. Герои и их подчиненные против обезумевших от гнева людей, рушащих памятники Всемогущему, поджигающих дома некогда кумиров. Полнейший хаос завладел улицами. Шото не знал где Изуку и другие, не знал где сейчас и что делает Кацуки, его ужасно не хватает. Тодороки отбросил беспокойство за ставших близкими людей и присоединился к своей армии, он должен этим управлять, и смотреть в гнилые глаза Старателя при его свержении. Люди гибли на глазах, их совершенно не жалели, стреляя и разрывая предателей в клочья, но никого это не останавливало, и, когда появились полицейские, ситуация только обострилась. Они задерживали каждого героя, до которого могли дотянуться, иногда брали и обычных жителей, переусердствующих с активностью. Город горел, целая империя Всемогущего горела ярким пламенем несбывшихся надежд и худшей жизни. Шото заметил Даби. Тот, в полицейской форме, что-то кричал, и поймав взгляд, резко замолчал. Он двинулся к братишке. Спустя несколько секунд он был уже рядом. — Думаю мне стоит объясниться, — Шото сложил руки на груди. — Да, я работаю здесь, но это все ради воссоединения, я хочу уничтожить UA, чтобы спасти Японию от наркотиков и жизни, как здесь. Шо, я хочу сделать это для вас: тебя, Нацуо, Фуюми. Кстати, где они? — В твоей квартире, я предпочел перестраховаться. Но, Тойя, серьёзно? Ты... — от гневной тирады его отвлек выстрел. Чертова пуля летела прямо в него, они как два идиота встали под зоной обстрела и начали пиздеть о жизни и родословной. — Бляять, — только и успел протянуть Шото, до того, как Даби закрыл его своим телом. — Блять, — голос хрипел и срывался на крик, дрожащие руки были испачканы в крови, — бляяять. Почему ты не сказал мне это в нормальной обстановке? Ты чертов придурок, я не хочу тебя терять, — Тойя улыбнулся. — Эта лучшая возможность, потому что я бы не пережил эту операцию, а до этого... я не знал как бы ты отреа... — гребанный кровавый кашель убивал и без того слабый звук, — гировал, я струсил, но ты смо... — Даби не успел договорить, его тяжелое, пока еще теплое тело, окончательно упало в объятия брата. Это конец. Шото не заметил слез, только боль в груди, больше он ничего не чувствовал. Пустота. Нет никаких оружий и людей, Тодороки один на голом поле с трупом родственника, все исчезло. — Половинчатый, блять, не тормози, тебя так точно убьют, и еще неизвестно кто, — Бакуго схватил парня за шкирку и оттащил от Даби. Шото был слишком слаб, чтобы сопротивляться. — Кацуки? Нет! Мы должны его похоронить, — Тодороки встрепетнулся. — С ума сошел? Нам нужно бежать отсюда как можно скорее, они... эти твари убили Киришиму, они и нас убьют, — Бакуго вытер грязной рубашкой глаза, смахивая слёзы и потянул Шото от бегущей к дому Всемогущего толпе. — Я не могу бросить людей! — Кацуки рыкнул, сдерживая рвущуюся наружу истерику. — Ты им нахрен не сдался, они и сами отлично справляются. Неужели ты хочешь, чтобы жертва Даби была напрасной? Ты — идиот. Устроить митинг! Блять... чем ты только думал, а?? — Тодороки пожал плечами, внезапно силы на споры испарились. Шото посмотрел на происходящее с другой стороны: они здесь ничем не помогут, только умрут. Кацуки прав, но Тодороки не мог оставить друзей, Мидорию. — Блять, — в руку, к отошедшему в более менее безопасное место Бакуго, прилетела пуля. — Я знаю куда идти, — и все-таки Шото ни о чем не жалел. Он задумчиво крутил в руке ключи, — быстрее. *** Это был их первый выход в нормальный мир, тут на них не обращали внимания, и парням даже не пришлось объяснять откуда они и что произошло. Это радовало. Только хмурый Кацуки с перевязанной наскоро рукой сильно напрягал своим молчанием. — Даби оставил мне квартиру, — тихо прошептал Шото, а Кацуки в ответ горько ухмыльнулся. — Ты же знаешь, что мы обречены? — Тодороки потупил взгляд в грязный асфальт. — Думаю нам лучше разойтись здесь, иначе я не смогу тебя отпустить, — по щекам подростка лились слёзы. — А тебе и не нужно, пойдём со мной, все будет хорошо, — Шото протянул руку. Бакуго покачал головой и отвернулся. Он быстро изменил направление, уходя назад. Тодороки, как зачарованный смотрел на отдаляющийся силуэт, и не мог заставить себя шевельнуться. Когда-нибудь, он найдет Кацуки и вернет домой, но не сейчас, это его выбор и решение, это его свободная жизнь. Сейчас они обречены.