~•~
Грудную клетку словно разрывало на части, лепестки цветов в лёгких приносили ужасающий дискомфорт: царапали стенки органа, перемещаясь при каждом вдохе и выдохе, пускали тонкие корни в альвеолы, из-за чего кислорода в кровь с каждым новым днём поступало всё меньше и меньше, как и шансов спастись. Хотелось разодрать всю кожу в мясо, раскрыть рёбра, раздробив на куски костную ткань грудины вот прям так, пальцами перед зеркалом в школьном туалете, лишь бы вырвать эти ужасные растения из лёгких. Выкорчевать, как старые, сухие пни срубленных деревьев, срезать острым секатором, словно букет для любимой с грядки. Одним словом – избавиться, навсегда забыть и не вспоминать никогда, лишь бы дышалось ровно, безболезненно – каждый вдох чуть глубже обычного, и здравствуй резкая колющая боль, раскатами молний расплывающаяся по всему организму, ещё больший позыв кашля, каждый из которых приносит лишь пару лепестков в каплях крови изо рта, да жгучее чувство где-то глубоко впридачу, словно само тело тебя ненавидит. Это можно сравнить, наверное, только с обильными и болезненными месячными, вот только они длятся максимум десять дней, а противные колючие розы цветут в лёгких с самого Грома и всё не хотят увядать, с каждым днём разрастаясь всё больше, набирая пышный цвет, раздирая мягкую ткань. Они пестрят перед глазами даже когда Эмити закрывает их, пытаясь уйти от реального мира – навсегда уже въелись в мозг ядрёным жёлтым с примесью алой крови и словно шепчут на ухо своё до боли противное значение – «дружба». Белые раковины в женской уборной Хексайда уже давно окрасилась в багровый. Они часто такое видели – не впервой им беззвучно наблюдать за страданиями очередной подростки, чьё сердце незаслуженно отдано тому (или той?), кто не может принять его по достоинству. Многие из юных ведьм не выживали после очередного кровавого кашля, что так не вовремя разыгрался после неловкого взгляда в коридоре или классе, поэтому найти чей-то бездыханный труп в туалете, впрочем, как и в любом другом месте Хексайда, не было чем-то из ряда вон выходящим. Все уже давным-давно привыкли. Эмити до последнего пыталась скрыть болезнь. Если об этом узнают родители – отправят на дорогостоящую терапию, которая пусть и обещает избавить от дискомфорта внутри, вовсе не даёт гарантий на то, что из операционной из под скальпеля врача она выйдет живой, а не на всё той же койке ногами вперёд бездыханным бледным трупом спустится этажом ниже – в морг. А ещё, с цветами уничтожают все чувства, чтобы подобного не случалось впредь. Ещё пару месяцев назад Эмити бы согласилась с каждым пунктом, но сейчас... Сейчас она не хочет ничего не чувствовать, не хочет не любить Луз.~•~
Человеческая девушка стала для Эмити лучиком света в тёмном, страшном и сыром подвале старого каменного замка, в тюрьму которого её заточили собственные мысли и родители когда-то давно. Рядом с Луз Эмити тепло и уютно, как ни с кем другой, с ней хочется улыбаться, хочется прижать её к себе и никогда-никогда больше не отпускать: целовать её пухлые щёки, целовать кисти рук, на ухо шептать всё, что так трудно объяснить даже самой себе – она обязательно поймёт. Луз хочется доверять, в Луз хочется верить, ей помогать и ведьма знает, что Носеда всегда поможет ей в ответ, выслушает, уткнётся носиком в плечо, погладит по спине и вытрет слёзы. Луз всё поймёт, но в силу своей добродушности начнёт переживать и винить во всем себя, извиняться и ненавидеть свое существование, любые свои действия, по её мнению способные укрепить в лёгких подруги мучительные растения. А Эмити этого, разумеется, не хочет. Милая смуглая девчушка с круглыми ушами вовсе не должна страдать из-за того, что Блайт не смогла сдержаться, что вопреки наказам старших, а следовательно, умных и опытных, проявила чувства, полюбила.~•~
Эмити снова сплёвывает пару жёлтых лепестков, смывает кровь с белого кафеля и со своей кожи, бросает мимолётный взгляд на себя в отражении зеркала: помятую, разбитую, с красными глазами и опухшими губами в слюне, оттого, что прямо сейчас блевала, наклонившись вниз головой, но только в этом случае два пальца в рот – совершенно не действенный метод, ибо избавляться от инородных тел нужно не из пищевода, а лёгких. И Эмити это раздражает, она устала, но терпит изо всех сил – «ради Луз» – и выходит из туалета, рукавом утирая насухо рот, направляется в сторону кабинета, в котором состоится следующее занятие, на котором снова придется кашлять в ладонь и незаметно размазывать кровь об обратную сторону юбки – лишь бы никто не заметил разводов. Придётся морщиться от боли и делать вид, что всё хорошо и вовсе не её лёгкие сейчас разрывает на части куст жёлтых роз, что вот-вот пустит колючие ветви в дыхательные пути, выйдет через рот или нос, завершая свой губительный путь носительницей в лужи крови на дорогом шёлковом постельном белье. А Луз, как назло, узнает об этом лишь через пару дней, когда Эмити несвойственно долго не появится в Хексайде и по улицам Бойлинг Айлз проедет катафалк с чёрным гробом, усыпанным тысячами лепестков жёлтых роз. Внутри неё что-то щёлкнет, что-то сильно-сильно заболит и не отпустит ещё очень долго, пока из горла не выпадет пара соцветий одуванчика, а сама она всё не осознает, не поймет, что сгубила Эмити, побоявшись признаться (хотя бы себе самой) что влюблена. Мысли Эмити, может, под действием цветов, а может сами по себе, звучат эгоистично и нездорово, из-за чего разъедают её саму. Ведьма мечется в собственной голове из крайности в крайность, в одной из которых у неё с Луз крепкая и дружная семья, маленький домик на окраине города, своё хозяйство, две собаки, кресла-качалки на крыльце с видом на морской пейзаж в короне из гор, а в другой – несчастная одинокая жизнь для них обеих, в которой человека чертовски жалеет, что выбрала Землю, а Эмити – не стала причиной остаться. Гниение не только физическое от работы перегноем для какого-то цветочного куста, но и со стороны психики тоже – саморазрушение и ненависть по средству вдалбливания в голову одной единственной мысли: лучше не было и не будет. Луз явно дала понять, что они просто подруги, и жёлтые розы в лёгких – тому вещественное подтверждение. Этот факт давит и душит не хуже любой верёвки, запутавшийся вокруг шеи модным в наше время чокером, разрывает грудь, наверное, даже сильнее тупого розового куста внутри, заставляет рвать в клочья волосы и простынь, царапать в истерическом приступе руки и лицо, просто потому, что так становится чуточку легче, потому что иначе это разорвет её саму. Эмити не знает как точно человеческая девушка узнала о её болезни. Быть может, сложила факты воедино сама, а может, кто-то поспособствовала этому, да и впрочем, не важно уже. Носеда помогла ей дойти до туалета, когда очередной приступ схватил Блайт за горло во время урока. И пусть это был самый любимый урок Луз, и пусть оценки, как и репутация девушки среди учеников и учителей оставляли желать лучшего, она не осталась на месте, когда заметила, что изо рта соседки по парте течёт кровавая дорожка, а потом она и вовсе кашляет в ладонь, чуть ли не задыхается, забрызгивает алыми каплями как свою одежду, так и их общую с Луз парту, на которой всё ещё лежат тетради с конспектами. Она аккуратно придерживает её за плечи, медленно ведёт к заветной двери, где Блайт просто оседает на пол, не в силах сделать хоть что-то. Луз ничего не говорит, ничего не спрашивает и не ждёт слов от Эмити – понимает, что лёгкие лучше не напрягать, да и связного ничего получить от Блайт в таком состоянии не получится. Она видела подобное в своем мире, но там это считалось чем-то нереальным, вымышленным, сошедшим со страниц одноименной манги, но правду говорила Ида – все фантазийные вещи людей вполне реальны на Бойлинг Айлз, вот только в этом конкретном случае чем-то классным это больше не кажется. Приступ проходит не скоро – лишь спустя около десятка выплюнутых Эмити бутонов, а так же около литра крови – болезнь прогрессирует. Ведьму всё ещё трясёт, Луз это видит и прижимает её к себе, нежно проводя ладонью по волосам, спускаясь к спине и обратно. Она вовсе не боится запачкать одежду – это сейчас вообще не важно, да и не будет никогда, особенно, если Эмити утыкается лицом в грудь подруги и тихо плачет, всхлипывая время от времени, чтобы поймать ещё одну порцию воздуха: места внутри остаётся совсем немного – бутоны заняли пространство почти полностью. — Это из-за него? – тихо, почти неслышно спрашивает Луз, а потом прикусывает язык. Она не должна говорить об этом, особенно, пока Эмити в подобном состоянии. — Кого? – сквозь всхлипы переспрашивает ведьма, всё ещё сжимая ткань одежды человеческой девушки. Говорить трудно, и собственному тихому хриплому голосу Эмити удивляется искренне. — Ну, тот парень, которого ты хотела пригласить на Гром, – девушка осторожно отстраняется и смотрит Луз в глаза, пытаясь осознать что она сейчас сказала. Мысли в голове не вяжутся, а предложения строятся плохо. Грудная клетка всё ещё болит, а дышать всё так же трудно, поэтому всё, что она произносит – мягкое, полуслышное: «Ты», что больше похоже на непонятный хрип из-за застрявшего в горле жёлтого лепестка. Она его сплёвывает и снова смотрит на Луз, пытаясь понять её реакцию, которая не была похожа ни на одну из тех, что Эмити себе представляла. Носеда озадачена, испугана и даже немного зла, но отчего-то настолько счастливая, что улыбка, которую она изо всех сил давит всё ещё висит на её лице. Эмити ничего не понимает до тех пор, пока Луз не прижимается к ней сильнее и как можно нежнее шепчет на ухо: — Я тоже люблю тебя. Глаза Эмити округляются, а сердце словно замирает, на секунду забывая как правильно биться. Внутри неё словно снова расцветают цветы, вот только это более не приносит дискомфорта, а скорее наоборот, лишь счастье и какую-то лёгкость. Впервые за долгое время Эмити вдыхает полной грудью, не испытывая жгучую боль, обнимая Луз, обвивая руки вокруг её талии, и тихо смеётся, пока по щекам бегут солёные слёзы – слёзы радости. Радости, что всё наконец кончилось, что девушка, которую она любит не только не отвернулась от неё, когда узнала правду, так ещё и ответила взаимностью.На тот урок они так и не вернулись.