О чём просить нельзя

      Что-то горячее, что-то густое. Что-то красное.       Кровь.       Она брызнула на нежную кожу. Тёплая, но не настолько, чтобы обжечь. Боги, как мерзко! Неровными уродливыми кляксами красные капли отпечатывались на девичьем личике и бледными тошнотворными струйками стекали вниз: по щекам, по подбородку – прямо на лёгкую ткань светлого платья.       Удар в спину, агония и шок в янтарных глазах – и сильное поджарое тело безвольно обмякло, покинутое жизнью, тяжело заваливаясь на хрупкую ошарашенную девушку.       Она стояла ни живая ни мёртвая, не в силах ни вдохнуть, ни двинуться. Смотрела, она просто смотрела. И только когда тьма окончательно забрала себе искру жизни, ещё секунду назад огнём горевшую в когда-то блестевших, словно солнце, прозрачных янтарных глазах, она истошно завизжала:       – Бифету!!!       Египет. Страна обжигающе горячих песков и раскалённого палящего солнца. Здесь жара не уступала и не оставляла своих позиций даже ночью, заставляя остервенело отпихивать от себя тонкое покрывало, заплетать густые волосы в косы, чтобы они не прилипали к мокрой шее. Ох, как же это не походило на родную дождливую Англию!       Аврил уронила тяжёлую после сна голову на руки. Тело было совершенно деревянным, оцепеневшим и онемевшим, как это с ней часто бывало, приснись ей кошмар.       Кошмар. Это был всего лишь кошмар.       Кровь Бифету на её лице, на руках, его ослабевшее тело. Дурак! Ну зачем, зачем он только метнулся под меч? Прикрыть её собой? Спасти её? Дурак! Тонкие пальчики вцепились в измятое покрывало, мысли вонзались в голову одна за другой, словно острейшие лезвия, заставляя кровь в жилах остановиться.       Он же фараон! Величайший из всех! Как, как можно жертвовать своей жизнью ради какой-то наложницы, ещё и иностранки?!       Горячие слёзы брызнули на раскрасневшиеся щёки. Аврил всё пыталась унять мелкую дрожь, уговорить себя, что всё закончилось и это был всего лишь сон. Она пыталась прийти, наконец, в себя. Но не могла. Не могла!       Обычно на помощь любимой наложнице Рамзеса II приходила служанка, маленькая и проворная темноволосая Шапута, но как раз сегодня великодушная Аврил отпустила верную прислужницу повидаться с семьёй. Точнее, отправила. Сама Шапута никогда бы не призналась, что устала и мечтает о небольшом отдыхе в родном доме. Девушка отнекивалась-отнекивалась, но всё же, сдавшись, просияла благодарной улыбкой и заверила Её Высочество, что вернётся завтра не позднее полудня. Ох, как бы Аврил сейчас пригодилась компания смешливой и непосредственной Шапуты!       Египет – страна яркого солнца, это правда. А ещё это страна очень тёмных, почти чёрных ночей. К сожалению, до изобретения лампочек ждать ещё целых три тысячи лет.       Аврил казалось, что эти чёрные тени, слишком быстро плодившиеся, стоило уставшему потускневшему солнцу скрыться за горизонтом, её сожрут. Да, точно: удлинятся, протянут свои сморщенные когтистые лапы, ухватят за тонкие лодыжки и сожрут! Девушка вздрогнула, вся сжалась, натягивая покрывало по самые уши.       Нет, нет, так не пойдёт. Нужно… нужно как-то прийти в себя, как-то отвлечься, нужно…       Она вскочила с постели, буквально врезалась в резные двойные двери и устремилась по полутёмным коридорам. Колонны, колонны, колонны… Поворот. В другое время она бы залюбовалась богатой и красочной росписью дворца в Фивах, изображавшие различные ритуалы и празднества, но сегодня девушка лишь стремительнее переставляла одеревеневшие, еле гнущиеся ноги, стараясь как можно быстрее преодолеть пустые и мрачные переходы и, наконец, добраться…       Стража и глазом не моргнула, открывая перед надрывно дышащей Аврил тяжёлые богато украшенные двери в покои фараона. Девушка, вихрем влетев внутрь, минуя две громадные статуи прямо у входа, густо покраснела, запоздало поняв, что для мужчин за закрывшимися дверями и впрямь ничего необычного не было: в глубокой ночи к их Повелителю пришла его наложница. Его любимая наложница. Да и как не пасть ниц перед такой красотой: тонкий стан загадочной златовласой и голубоглазой чужестранки так и манил, завораживал, обещая незабываемые наслаждения.       Аврил так и застыла, не в силах отвести взгляд от высокой, по-мужски изящной фигуры правителя. Да, это именно то, что ей было нужно увидеть. Ей было нужно, просто необходимо увидеть, как он стоит в полумраке еле освещённой опочивальни и смотрит ввысь, на бескрайнее небо, туда, откуда на своего сына смотрят Боги, как его длинные каштановые волосы, настолько тёмные, почти чёрные, спускаются по могучей оголённой спине. Как его крепкая грудь вздымается и опадает, потому что он дышит. Как его янтарные глаза ярко сверкают, потому что он видит.       Фараон был прекрасен. Прекрасен как человек, которого не только простые люди, но и знать, и жрецы почитали как сына Бога Солнца, всеведущего и всемогущего Ра.       – Нефертари?       Его звучный, пусть даже и слегка приглушённый сонливостью голос, неторопливые в своей гордости интонации успокаивали.       И всё же фараон был удивлён. Аврил даже слегка улыбнулась, очень устало, опустив затуманенные сном глаза. Хорошо же сейчас выглядит первая наложница самого Рамзеса II, знаменитая и несравненная Нефертари: волосы наверняка потускнели и спутались, лицо блестящее и красное от бега, а сама задыхается и хватает ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег великого Нила.       Никогда раньше Аврил не приходила к Бифету ночью.       И он никогда не тревожил девушку без её на то согласия, которого, к слову, она ни разу не давала.       И Бифету ни разу не видел свою ненаглядную Нефертари в таком состоянии: в глубоком потрясении, эта девушка еле стояла на ногах, широко распахнув заплаканные голубые глаза, её волосы цвета полуденного солнца растрепались, а лёгкое платье нежного лазурного оттенка было совершенно измято. И она всё шептала и шептала искусанными губами, сцепив руки и едва ли не царапая нежную кожу: «Бифету, Бифету, Бифету». Она одна называла его так. Называла с их самой первой встречи. Конечно, Рамзес, тогда ещё лишь принц, был заворожён красотой иноземной девушки и из чисто спортивного интереса ловко отбил её у похотливого генерала, которому и жить-то оставалось не более получаса. Но красивых девушек много, а вот таких, как Нефертари, невинных, но до удивительного дерзких, совершенно беззащитных и всё равно кидающихся в самую гущу опасности, можно встретить лишь по милости Богов. Прошло пять лет, но правитель всё ещё помнил, как раскрасневшаяся, сидя на его коленях, девушка, всё порывающая встать и убежать куда подальше, совершенно искренне и абсолютно не стесняясь, спросила, как его зовут. А потом, глядя на недоумевавшего принца, имя которого в стране под палящим солнцем знал каждый верблюд, своими большими голубыми глазами, уточнила, что хочет знать именно то имя, которое принцу подарила мать. А ведь Рамзес к тому времени уже и забыл, как она его звала. И чужестранка так удивительно приятно произнесла это давно оставленное имя: тихо, напевно, словно пробуя на вкус. С тех пор сердце принца замирало каждый раз, когда прекрасная Нефертари звала его так.       А потом она исчезла. Просто испарилась в яркой золотистой дымке, её образ утекал из его объятий как песок сквозь пальцы. Его драгоценная Нефертари, иноземная чаровница, которую буйный, и пылкий, и очень, очень глупый в своих необузданных чувствах принц желал сделать своей первой женой, покинула Бифету на долгие пять лет. Самые тёмные пять лет в его жизни.       Он ничего не сказал. Только подошёл к расстроенной и напуганной девушке, мягко притянул за плечи к обнажённой груди, склонил голову, совсем легко, почти невесомо касаясь губами золотых волос.       Аврил слышала его сердце.       Трясущимися руками обхватив крепкую загорелую спину, она слушала размеренное биение сильного сердца, и её собственный ритм приходил в норму: дыхание замедлялось, кровь переставала болезненно стучать в висках. Она всё не могла поверить и принять, что Бифету так сильно изменился: в объятиях запальчивого, необузданного и полного обжигающе неистовых и постоянно сменяющихся страстей принца Аврил никогда не было ни комфортно, ни спокойно. Сын фараона её скорее пугал, хоть и было в его необузданности и дерзости нечто притягательное. Не зря сердце кольнуло что-то едва уловимое, что-то, что было совершенно невозможно проигнорировать, когда Бифету взял своей первой женой красавицу-Маатнефруру.       Но за этот месяц, всего за один короткий месяц в родной Англии XXI века, здесь неожиданно приравнявшийся к целым пяти годам, Бифету стал фараоном. Сыном Бога Ра, человеком поразительных качеств, как внешних, так и внутренних: необычайно острого ума, удивительной, почти нечеловеческой силы воли и абсолютного, непоколебимого хладнокровия. Аврил чувствовала себя… защищённой. Так, как чувствовала себя в объятиях брата Асина. Но здесь, в этой далёкой древней стране, не было старшего брата, не было отца. Здесь не было никого, кто бы мог оградить от кошмаров, развеять страхи. И ещё этот сон, этот ужасный сон!       Живой.       Бифету, её Бифету живой. Тёплый и сильный, как и всегда. Аврил прерывисто вздохнула.       – Я здесь, – тихо, но твёрдо сказал он, легонько поглаживая широкой ладонью спину девушки. – Для тебя я всегда буду здесь.       Аврил отстранилась, быстро и внезапно, словно обожглась. Щёки девушки расцвели стыдливым румянцем.       На фараоне ведь был только короткий драпированный схенти, перехваченный богато украшенным поясом: он был весь усыпан драгоценными камнями, а посередине сверкал золотой жук-скарабей, служивший оберегом и символом воскрешения. Бифету даже золотой обруч, урей, с возвышавшейся в его центре змеёй уже снял – длинные пряди густых волос беспрепятственно спадали на высокий лоб.       Невинная семнадцатилетняя Аврил пришла в спальню к готовящемуся отойти ко сну взрослого мужчины.       – Ты думаешь, что я отпущу тебя в таком состоянии?       – Б… Бифету?       Нет, он не собирался нарушать данное ей обещание не трогать свою наложницу без её, Аврил, на то согласия. Его чистые янтарные глаза, ласковые, полные нежности, приберегаемой для неё одной, клялись в этом. Но она не могла вот так просто остаться. Не могла и дальше вот так просто красть у дорогих ей людей их судьбы, перекраивать их жизни.       Хватило бы и того, что, придя сюда впервые и вернувшись в Англию, Аврил скосила жизнь Бифету на целых семьдесят лет.       Но нет! Она, глупая и самоуверенная, наивно переоценила себя и вернулась обратно, в итоге становясь невольной виновницей смерти верховного жреца Египта.       Литах! Как заливалась слезами над окровавленным, ещё хранившим тепло былой жизни трупом возлюбленного несчастная Маатнефрура, принцесса враждебного Египту Хеттского царства! Из-за неё, Аврил, первая жена Рамзеса, гордая и непокорная Маатнефрура, была унижена отправлением в холодный дворец. Из-за неё настоящая Нефертари, наследница богатого дворянского рода, была отвергнута принцем и, в потрясении от того, что всё, к чему девушку готовили всю её жизнь, пошло прахом, ударилась в неустанное служение Богам. Из-за Аврил погиб ближайший друг и соратник Бифету, беловолосый Литах, подставившийся под отравленный нож, предназначавшийся для фараона.       Бифету был в ярости, он был в полнейшей панике, кричал, что приказывает Литаху не умирать, что не отпускает его, ещё нет. Днями голодал, не выходил из покоев и никого не пускал внутрь. Только когда Аврил, совершенно не соображающая от страха, в гневе приказала выломать двери, Бифету вышел сам на её крики. И пусть его тело не было измождено голодом, словно фараон и вправду не был человеком, но руки его были сбиты в кровь, а в глазах застыла безмолвная и бездонная тоска. Он так и не простил себя за то, что именно в тот злополучный день лишил ближайшего друга своей милости, позорно отправив жреца, всегда сидевшего ближе всех к сыну Ра, подальше от его фараона. А Литах всё же закрыл друга, потерявшего в него веру, собой.       Так нельзя! Нельзя Аврил послушно устроится на руках у любимого мужчины, пока он несёт её к своему ложу, нельзя с благодарностью принимать покрывало из его рук, мягко укрывающих её по самую шею. Нельзя так прерывисто вздыхать, когда Бифету ложится рядом, осторожно перебирая пряди её спутанных волос.       Он ведь даже имени её не знает. Зовёт, как и прекрасную египтянку, предназначенную фараону судьбой, чьи замыслы Аврил так грубо и беспечно испортила. Думает, что её ему ниспослали Боги.       Господи, как же это больно! Она отчаянно хотела повернуться к Бифету, обнять его, прижаться к нему, возможно… Возможно, даже поцеловать. Но нельзя. Нельзя! Нельзя, чтобы история и дальше шла по ложному пути, нельзя, чтобы погибло ещё больше людей, нельзя позволить Бифету так рано умереть. Нельзя любить фараона. Даже если он поклялся весь мир положить к её ногам, даже если пообещал сотворить невозможное ради неё, даже если рискнул заявить о своей любви к обожаемой наложнице перед самими Богами.       – Что тебя тревожит, Нефертари? – его длинные горячие пальцы всё также трепетно расплетали золотистые пряди, изредка едва уловимо касаясь чувствительной кожи головы. – Скажи мне, и уже утром у тебя не будет причин печалиться.       – Прости, я не могу, – прошептала девушка, пряча от него лицо, пытаясь скрыть наворачивающиеся слёзы.       Мужчина замер. Это были ровно те же слова, что Аврил сказала ему перед Богами, когда Бифету поклялся возвысить их любовь и пронести сквозь века. Пообещал построить такой храм, который простоит и тысячу, и две, и даже три тысячи лет, чтобы даже тогда потомки помнили о беззаветной любви фараона Рамзеса II к своей Нефертари. А она отказала ему. Глядя прямо в оскорблённые, полные боли и непонимания янтарные глаза отказала перед небом и солнцем, заливаясь слезами, словно сама мысль быть с этим мужчиной приносила Аврил невыносимые страдания. Но если бы Бифету только знал то, что знала она. Если бы только хоть кто-то знал это.       Бифету вздохнул, отнял руку от её волос. Это не был раздражённый или озлобленный вздох. Этот вздох был очень усталым.       А ведь Бифету и правда устал. Устал всё время гадать, что бы ещё преподнести в дар гордой и непокорной чужестранке, устал бороться с чиновниками и жрецами, всё твердящими, что таинственная Нефертари, то пропадающая, то снова появляющаяся из ниоткуда, вовсе не пара самому сыну бога Ра. Устал склонять голову перед глупой девчонкой, что даже не смотрит на него.       – Любишь ли ты меня, Нефертари?       Она задрожала. Аврил не могла себе позволить лить слёзы, не могла себе позволить даже всхлип, и потому тщательно затыкаемое, запираемое в хрупком теле отчаяние выходило наружу неконтролируемой дрожью.       «Не спрашивай меня, Бифету. Прошу тебя, накричи на меня, игнорируй меня, назови меня последней дурой, если так хочешь, но не спрашивай о любви. Я не имею права сказать тебе правду. Но и солгать мне сил не хватит»       – Ответь мне, Нефертари.       – Бифету, пожалуйста…       «Что мне сказать тебе? Что я хотела, хотела уйти тогда, пять лет назад, для меня оказавшиеся лишь месяцем? Хотела, потому что поверила твоим несбыточным обещаниям сделать меня твоей первой и любимой женой, хоть и страшилась их? Что я кинула всё и примчалась обратно в эту страшную бесправную эпоху, чтобы спасти тебя от безвременной кончины, которую сама же на тебя и навлекла? Что моё сердце разрывается на всё более мелкие части каждый раз, когда отказываю тебе, когда делаю вид, что не понимаю глубины твоих чувств, когда игнорирую твою искренность? Это ты хочешь услышать, Бифету? Я не имею права…»       Он не выдержал. Фараон не выдержал мучительного ожидания ответа, этой оскорбительной дрожи. Неужто она так боится его? Он уже не тот безрассудный самовлюблённый мальчишка, что только брал и ничего не давал взамен. За эти долгие пять лет он научился сдержанности, научился благодарности – всё, чтобы его златовласая Нефертари к нему вернулась. Как и обещал, он ни разу не переступил покои двоих наложниц, выбранных для него отцом и знатью. Он объехал весь Египет, бросая все дела и срываясь в любой уголок страны, едва ему доносили, что там видели златовласую красавицу. Он строил храмы в честь любимой наложницы-чужестранки и молился Богам только о ней, так неужели этого мало? Великий Ра, ну почему этого всегда мало?!       Этот поцелуй был другим. Аврил помнила, как целовал Бифету: властно, грубо, по-собственнически. В конце концов, он сам сказал: он фараон, которому принадлежит Египет и всё, что в нём находится. И Аврил тоже. Но сейчас он был… нежен?       Его тело было тёплым, сильным и надёжным. И к губам её Бифету прикасался осторожно, мягко положив ладонь на раскрасневшуюся щёку.       Всего один раз. Всего один раз Аврил хотя бы покажет ему, что любит, что верит в него и восхищается этим мужчиной. Что его чувство взаимно.       Аврил улыбалась. Она чувствовала его радость, его ликование, подаренное её долгожданным ответом, чувствовала в каждом новом поцелуе, в каждом прикосновении. И она целовала своего Бифету в ответ, прикасалась к его гладкой коже, зарывалась пальцами в густые длинные волосы. И остановилась, только когда мужская ладонь задрала длинную юбку, ведя по ноге до самого бедра.       Кровь. Она всё ещё чувствовала её отвратительную липкость на руках, этот ужасный запах. Она слышала хрип и кашель Бифету, видела, как тонкая красная струйка стекала по его губам вниз, по подбородку.       Нельзя!       Он должен жить. Её фараон должен жить. Пусть у него будет несколько сотен наложниц, пусть он будет любить другую, темноволосую смуглую и утончённую, настоящую Нефертари. И пусть проживёт долгую блистательную жизнь и войдёт в историю всего мира как величайший фараон Древнего Египта.       – Бифету, – едва выдавила девушка, сжимая руки в кулаки, закрывая глаза, чтобы не видеть родного лица, снова искажённого досадой и разочарованием, – прошу. Остановись.       Он не стал возражать. Фараон не лгал, когда говорил, что всё, чего ни попросит его любимая наложница, она получит. Даже если это будет стоить ему гораздо большего, нежели несметные количества золота и драгоценностей. Богатство! Фу, какая мелочь!       – Спи, Нефертари.       Он укрыл своё сокровище покрывалом, убрал волосы со лба, чтобы не мешали. Нефертари тотчас же закрыла глаза, но Бифету знал, что заснула она далеко не сразу. Глядя на маленькую, забывшуюся во сне златовласую девушку, сияющую днём, словно само солнце, он думал, думал, впервые ощущая тепло её мягкого нежного тела подле себя, охраняя сон этого неземного создания, дара Богов.       «Я сделаю для тебя всё, Нефертари. Даже отпущу, если ты этого захочешь. Но не проси забыть, не проси молчать и делать вид, будто ты – лишь ил на дне великого Нила. Этого я сделать не смогу, не заставляй фараона нарушить своё обещание»