Иван-Царевич и Серый Волк

Утром следующим проснулся я ранёхонько, только-только зорька на горизонте заниматься стала. Оглянулся я по сторонам, смотрю – волк лежит себе, спит преспокойненько. Закралось тут в головушку мою полусонную подозрение мрачное, будто всё, ночью произошедшее, приснилось мне да от усталости явью кажется. Где это видано, чтобы волки в молодцев обращались да ещё потом принцев нескладных лаской одаривали?! Воображение свое яркое навью проклиная, поднялся я на ноги и к реке направился – умыться да водицы набрать для чаю травяного. А в желудке, тем временем, уже урчало немилосердно, на плотный завтрак намекая. Охотником я, прямо скажем, был не лучшим в нашем царстве, но вот зато уж рыбку ловить Царь-Батюшка по молодости-то меня обучил. Сам он, конечно, больше пострелять всегда любил, но после того раза, как я, оступившись неаккуратно, стрелой ему в седалище нежное угодил, на охоту меня брать опасались, то на катаклизмы непредвиденные ссылаясь, то на дела государственные. Развёл я огонь от поляны подальше, около реки самой, и поставил котелок с водой нагреваться. Пока водичка кипела, травки в неё подкидывал да удочку мастерил с ближайшей ветки. Рыба ловилась неплохо, за полчаса на бережку горочка выросла небольшая. Оторвался я от занятия умиротворяющего и заметил, как волк за мною из кустов подглядывает. Вздрогнул я ощутимо, с непривычки взгляда хищного перепугавшись, и отомстить Серому задумал за слежку утреннюю: взял котелок с чаем остывшим да плеснул в кусты смородиновые. Выскочил Волк из укрытия своего со вскриком обиженным, да, видать, силу прыжка не рассчитал и в речку ледяную со всего маху плюхнулся. Залился я смехом безудержным, за его отфыркиваниями наблюдая. Выбрался Волк на траву тем временем и как отряхнулся, брызгами холодными меня обдавая, сразу не до веселья стало. Так и сидели мы, пока рыба готовилась, мрачные да злые. Я рубахи да штаны по веткам расположил, под солнышко яркое, а Волк всё с места на место переходил. Посидит-посидит, натечёт с шерсти его в лужу противную, пересядет. Там опять натечёт. Он снова пересядет. - Ты, Иван-Царевич, Иванушке-Дурачку не родственник, случайно? Посмотрел я на Волка недобро да молвил в ответ, возмущением праведным кипя: - Это что за намёки такие некультурные, царского сына оскорбляющие?! - Да есть у меня знакомый один, Конёк-Горбунок, так мамка его в своё время этому Ивану в руки попалась, а дитём своим откупилась. Ох, и проблем же у Конька из-за этого Дурака было! – протянул Волк, заискивающе. – Всё для него делал, и научал, и спасал, а Иван, как только Царь-девицу себе отхватил, так про конька и позабыл совсем. Нахмурился я, мысли волчьей не понимая, откуда параллели такие замудрёные, к делу совсем не подходящие? - К чему это ты, Серый Волк, вдруг про то заговорил? Ты ж мне за коня помочь вызвался, а не за дружбу крепкую, разве ж можно сравнивать? Нахмурился Волк, поднялся с места своего: - Хоть и другой ты Иван, а дурак такой же, - молвил он тихо да ушёл обратно на поляну, за деревьями скрываясь. Собрался я скоро, оделся да тоже на поляну вернулся. - Поехали, царевич, до Афронова царства путь неблизкий, хорошо, если к вечеру доберёмся, - молвил Волк. Забрался я на спину его вновь, и сорвался Серый с места. Долго ли, коротко ли, близко ли, делёко, высоко ли, низко, добрались мы до города преогромного. На краю остановились, Волк меня со спины своей спихивает: - Приехали, царевич, дальше нельзя мне с тобой, по городам волков не любят. Пройдёшь мимо домов, до самого конца, увидишь конюшни, то царь Афрон содержит. Ты на других коней не смотри, ищи только Златогривого. И, смотри, к узде золотой не прикасайся, а то беды не миновать! Кивнул я Волку, да направился по пути указанному. Вечер был поздний, люд давно по домам разбрёлся, тихо на улицах, только ветер один и гулял меж листвы. Прошёл я до конюшен, так дар речи и потерял. Коней прекрасных, волшебных, видимо-невидимо. Глаза разбегаются, каждого с собой забрать так и хочется. Да вот только, как Златогривого увидел я, так и понял – вот таким, значит, конь царский и должен быть. Красивее да статнее коня не встречал ещё я. Потянулся к нему, погладил чудо-коня по гриве золотой. Понравился и я коню, он ко мне в ответ придвинулся, да головой в грудь ткнулся. Оступился я, не ожидав такого, да спиною к стене прислонился, узду золотую, на гвозде висящую, потревожив. Тут поднялся шум, гам! К Узде-то Золотой струны были подведены. Понабежали тут же конюхи, караульные, повели меня к царю своему. Царь Афрон на троне своём сидел в халате шелковом да курагу за обе щеки наворачивал. Бородка была у него чернявая да волос длинный, как у послов заморских. - Кто ты таков, откуда пришёл? – проговорил царь голосом своим высоким да тягучим. - Я из царства Тридевятого, - говорю, - сын царя Выслава Андроновича, а зовут меня – Иван-Царевич. Повадилась царя Долмата Жар-Птица, в сад моего батюшки летать да яблочки золотые грабить, почти всё дерево попортила. Вот меня царь Выслав и отправил Жару сыскать да ему привезти. Приехал я к Царю Долмату, а тот за Жару свою потребовал ему из твоих конюшен, царь Афрон, коня златогривого увести. - Экий прохиндей! – Афрон воскликнул неожиданно. – Не смог укупить коня моего волшебного, так нашёл, кого послать за ним! Отдам я тебе Коня своего Златогривого, царевич, да только за это ты мне службу должен сослужить махонькую. Ступай в тридесятое государство да привези мне любовь мою давнишнюю, Елену Прекрасную. Чуть только царевна в моих палатах окажется – конь твой! Согласился я на сделку таковую, а сам расстроился пуще прежнего. К Волку вернулся, рассказал про провал свой позорный да про условие новое. Вздохнул Волк тяжко, произнёс с жалостью: - Ложись спать, царевич неуклюжий, утро вечера мудренее. Обижаться сил моих уже не было, лёг я и задремал сразу. Показалось мне сквозь сон, будто зовёт меня кто-то. Проснулся я сразу же, да глаза свои приоткрыл аккуратненько, почти незаметно. Глядь – снова молодец давешний. Сидит рядом, по голове меня гладит нежно, вверх, на луну, смотрит и поёт. Песня его колыбельная была. Мягкая такая, тёплая. Укутывала меня, по имени называла. Голос у молодца дюже красивый был, будто для пения созданный. Закончилась песня его, рука на волосах моих замерла, тут я и не выдержал: - Волк? – молвил я, глаза совсем открывая. Вздрогнул молодец, отскочил от меня резвенько, бухнулся о земь и снова волком сделался. - Зачем облик свой серый вернул? – осведомился я разобижено. Замялся Серый, замолчал пристыженно. - Волк? – повторил я растерянно. - Не бери в голову, царевич, то не твоя забота, - ответил серый и улёгся. Зябко вдруг стало мне так, грустно. Поднялся я и к Волку подошёл. Лёг под бок к нему, прижался к тёплому и глаза закрыл. Неведомо, сколько времени прошло, засыпал я уже, когда вдруг обнял он меня лапой своей огромной да притянул к себе поближе. - Откуда ж ты взялся, на мою-то голову? – сокрушённо произнёс Волк. - Сам ко мне привязался, коня моего изничтожил, мучайся теперь, - пробормотал я и уплыл во сны беспокойные.