О разговоре с растениями

— Ты можешь это сделать, — шепчет Кинг себе под нос. Он в коридоре. Впереди — дверь в его квартиру. По другую сторону этой двери находится… пока не могу об этом думать. Кинг пытается успокоиться. Прошла неделя после лагеря, после палаток и этого. Перевод: Кинг скрывается у своей бабушки уже неделю и не имеет никаких контактов с Рамом. С тех пор как он… Неважно. Наконец он набрался смелости соскучился по своим растениям и возвращается в свою комнату в общежитии. Кинг осматривает простирающийся перед ним коридор. Его сердце, наверное, должно быть в груди, а не во рту, верно? Не очень хорошее начало, но это нормально! Я могу это сделать! Кинг не совсем уверен, когда он так привык лгать самому себе, хотя у него есть тайное подозрение, что это совпадает с его дружбой с одним татуированным, проклятым собачником младшим. Он расправляет плечи и поправляет сумку. Возьми себя в руки! Он идет к своей двери и уже лезет в карман за ключами, когда слышит голос с другой стороны. Он немного приглушен из-за двери, но голос был достаточно громким, чтобы Кинг смог разобрать большинство слов. Это голос, который он узнает без раздумий, что, учитывая то, как редко он вообще слышит этот голос, немного поразительно. — Вы все были так хороши. А ты, ты вырос. Он будет так тобой гордиться. Кинг замирает. Рам говорит, но ему никто не отвечает. Рам находится как раз по другую сторону парадной двери Кинга. Единственные вещи у его двери это… Осознание этого проносится по его спине, как молния. Рам разговаривает с растениями у входной двери. Рам разговаривает. С его растениями. Кинг не получает абсолютно никакого шанса прийти в себя, поскольку Рам продолжает. — Ну вот, больше не хочешь пить, а? О, и посмотри на себя, ты расцветаешь. Какой приятный сюрприз будет для него, когда он вернется домой. Кинг слышит улыбку Рама, и его колени определенно слабеют. Как можно тише Кинг ставит сумку на землю и опускается на пол, прислонившись спиной к входной двери. Внезапный прилив храбрости покалывает его пальцы. Он достает телефон и отправляет сообщения, пока его смелость не пропала. [5:33 pm] эй, Крутыш. Я уже за дверью. [5: 33 pm] не уверен, что могу войти. Голос Рама обрывается. Кинг слышит, как его шаги удаляются вглубь квартиры. На мгновение воцаряется тишина, затем шаги возвращаются и останавливаются прямо у двери. Кинг на мгновение испугался, что Рам откроет дверь, и тогда он и все его эмоции выплеснутся наружу. Вместо этого он слышит отчетливый звук тела, сползающего на пол с другой стороны. Кинг на мгновение представил себе, как они выглядели бы со стороны, если бы не было стены: двое мужчин (мальчиков, давайте будем честными), сердца стучат, разделенные только дверью и океаном вещей, которые они не говорят. Не могут сказать. Не скажут. Должны… — Привет, Пи’Кинг, — говорит Рам через дверь. Все было как будто наоборот: Крутыш говорит, Кинг пишет сообщения. Он почти смеется над абсурдностью всего этого. А еще ему хочется плакать. [5:34 pm] спасибо. Кинг слышит вибрацию телефона Рама из-за его сообщения. Это слегка сбивает с толку. Наступает пауза, и Кинг почти готов умереть, затем: — Как поживает твоя бабушка? Кинг выдыхает с облегчением. Все хорошо. Это он может сделать. Он пытается игнорировать тепло, медленно распространяющееся по его груди при обсуждении чего-то домашнего, нормального, знакомого, как семья с Рамом. Однако он не может сдержать легкой улыбки, когда печатает. [5: 34 вечера] она здорова. мы много времени проводили у нее на кухне — она очень заядлая кухарка. И еще она думала, что я морил себя голодом из-за моей «бобовой диеты» Кинг чувствует сквозь дверь раскатистый смех Рама. Он не совсем уверен, что когда-либо раньше слышал смех Рама. Это был прекрасный смех. Он посылает дикий, искрящийся жар, пронизывающий его тело. По привычке Кинг быстро подавляет это чувство, пока все, что остается, — это пустая боль, которая немного (очень) напоминает чувство вины. Он вздыхает. И именно поэтому он здесь, не так ли? Вот почему он сидит, как проклятый трус, на своем пороге, не в силах или не желая (или и то и другое вместе) войти в свою квартиру и вести этот разговор, как нормальный человек. И вот еще что- что это за разговор? Как можно просить у кого-то прощения, если не можешь простить даже себя? Более того: как можно позволить себе взвалить бремя собственных эгоистичных чувств на того, за кем вы должны были приглядывать, но кого вы использовали в своих интересах, когда вы должны были заботиться о нем и в кого вы влюб- Кинг крепко зажмуривается и делает глубокий вдох. С чего мне вообще начать? Он бросает взгляд на последнее сообщение Рама, ожидающее в верхней части их диалога, еще до сообщений Кинга. Я не был пьян прошлой ночью. А Рам все еще ждет. Как долго он будет ждать? Кинг устал. Устал от ожидания. Устал от неизвестности. Устал прятаться. Устал от боли. [5: 36 pm] почему ты соврал, Крутыш? Кинг отправляет сообщение прежде, чем он успевает струсить, но тут же жалеет об этом, потому что, серьезно, какого черта. Он знает, как бы он отреагировал, если бы роли поменялись местами. Почему я солгал? Зачем ты это сделал? Как ты смеешь, эгоистичный ублюдок— — Прости меня, Пи’Кинг. — тихо говорит Рам, и сердце Кинга замирает. Из всех вещей, которые он мог бы сказать через дверь, Рам извиняется. Рам думает, что ему нужно прощение от Кинга? В какой параллельной вселенной? В какой альтернативной временной шкале? Но Рам все еще говорит, и Кинг все больше и больше поражается его словам. — Это моя вина. Ты был очень пьян, и мне не следовало так злоупотреблять тобой. Я думал… — он обрывает себя, и Кинг внезапно вспоминает, как он дразнил Рама. Мне нравится Пи’Кинг / мне нравится— Не подозревая о быстро нарастающем волнении Кинга, Рам продолжает: — Нет, неважно, что я думал. Когда ты спросил меня на следующее утро, я ждал, что ты вспомнишь, когда я должен был просто извиниться. Кинг пишет сообщение. Паника трепещет в его груди, стыд скручивает внутренности. [5: 37 вечера] что? Нет. Крутыш, ты не воспользовался мной, это я воспользовался тобой! Это я должен извиняться! Тишина, а потом: — Пи’Кинг, ты все помнишь? И что, черт возьми, это значит? «Все»? Кинг только поцеловал его, не так ли? Неуклюже, дерзко и глупо, смущающе пьяно, да, но только поцелуй. Так ведь? Если только… черт, думает Кинг, что я такого сделал? Рам, кажется, угадал ход его мыслей. Хах, даже не видя, мы действительно хорошо понимаем друг друга. — Стоп. Нет, ничего подобного этому, Пи’Кинг. Все нормально. Я имел в виду, помнишь ли ты меня. Поцелуй. И черт возьми, да. Да, он помнит. Он помнит все. Он ощутил жгучую боль в груди и наклонился вперед, схватившись рукой за шею Рама, словно от этого зависела его жизнь. И в каком-то смысле так оно и есть, не так ли? Стальное напряжение в его челюсти вот-вот расколет его надвое, его губы превратились в жесткую, кровоточащую линию на губах Рама, страх, всепоглощающий страх захлестнул его, как лавина. Голос в его голове, кричащий это неправильно, это неправильно, стоп, стоп, стоп, и желание плакать из-за того, как это было хорошо, как это было правильно, как он никогда не хотел, чтобы это закончилось, и как это чертовски больно. Он вдыхает запах Рама, эту пьянящую смесь ветивера, сандала и едва уловимого аромата жасмина. Он знает, что время на исходе, что в любой момент весь его мир рухнет вокруг него, и Рам оттолкнет его, эти выразительные глаза будут полны презрения. Кинг чувствует, как слезы подступают к горлу. А потом — мягкость. Прохладная рука скользнула по его щеке, успокаивая горящую кожу, обхватила подбородок. Неуверенные пальцы в прядях волос у основания шеи. Сладкие губы прижались к его губам. Вечность: отчаяние, пожалуйста, пожалуйста, необходимость. Затем дыхание возвращается, и пространство разделяется между ними. Лоб Рама упирается в его лоб. Легкое прикосновение большого пальца к щеке Кинга едва не доводит его до слез. Кинг ждет неизбежного — отказа, отвращения, гнева, предательства, боли, боли, боли, но этого не происходит. Вместо этого-сон, видение, дар. Еще один поцелуй. Рам наклонил голову и соединил их губы, и нежность прокатилась по Кингу, как облака по небу. Кинг находится под водой и в пространстве одновременно; плавает и вне времени. Весь мир может быть охвачен огнем или вот-вот исчезнет, а Кинг даже не моргнет. Потому что Рам целует его, и все его сердце готово разорваться. Рам целует его. Рам целует его. Это должно означать, что Рам чувствует— — О, — произносит Кинг, сидя в пустом коридоре. И это все, что требуется. Он поднимается на ноги, дрожа, но более уверенно, чем когда-либо за долгое время. А потом, как он и боялся, его парадная дверь открывается, и Кинг со всеми своими чувствами бросается в объятья Рама. Рам ловит его. Как он всегда это делает. Кинг должен был знать, что бояться нечего. Он вздыхает в объятия, игнорируя все еще открытую дверь и свою сумку, лежащую на пороге. Он позволяет себе еще глубже погрузиться в объятия Рама, уткнувшись лицом в его плечо и крепко обхватив его за талию. Он вдыхает этот богатый, чистый небесный запах его самого, ветивера и сандалового дерева и… чайного дерева? Кинг отстраняется, и Рам позволяет ему, но не полностью освобождает его из своих рук. Кинг нисколько не возражает. Он скользит взглядом по лицу Рама, который спокойно выдерживает его взгляд. — Чайное дерево? — спрашивает Кинг. Он понимает, что это первое, что он сказал Раму за последние семь дней, но у него нет возможности смутиться. Рам высвобождает одну руку из объятий Кинга и поднимает ее, показывая повязку на большом пальце. Кинг берет его за руку и смотрит на Рама, ожидая разрешения. Младший наклоняет голову, и Кинг немного удивляется, не только тому, что Рам выглядит очень похожим на щенка, но и тому, что эта мысль заставляет его улыбнуться, а не бежать. Он снова обращает свое внимание на руку Рама в своей руке, и очень медленно, чтобы Рам мог остановить его в любой момент, наклоняется и прижимает самый легкий поцелуй к повязке. Рам смотрит на него, как Гелиант на солнце. Кинг хочет выжечь этот образ в своей душе так, чтобы даже после того, как оба их тела давно ушли, где-то во Вселенной, состоящей из бесконечных частиц света и звездной пыли, этот образ остался. Рам приходит в себя первым. Он ведет Кинга в квартиру и усаживает на диван. Младший берет сумку Кинга и закрывает дверь. Бросив ее в спальне, он направляется к маленькому обеденному столу и фиолетовой лейке, которая обычно стоит на кухонном подоконнике. Увидев изогнутую бровь Кинга, Рам поднимает лейку и указывает на растения у двери. — Я еще не закончил. Сейчас вернусь. Кинг уже не помнит, сколько раз его сердце растаяло сегодня.

***

Они разговаривают до глубокой ночи. Рам говорит мало, но его слова полны чувств, как всегда. Кинг старается не говорить слишком много, старается не перегружать его, и по большей части ему это удается. Они делают перерыв на ужин: Кинг готовит ингредиенты, а Рам готовит еду. Ужин был спокоен и наполнен богатыми специями, дразнящими прикосновениями, долгими взглядами и смехом. Перед сном Кинг бродит по квартире, лично приветствуя каждое растение. Он не понимает, что за ним наблюдают, пока не поворачивается к своей спальне и не видит Рама, прислонившегося к дверному косяку с мягкой улыбкой. Кинг тянется к нему, как пчелка к цветку. Он подходит вплотную, его лицо находится всего в одном дыхании от Рама, и они мгновение смотрят друг на друга. Затем Кинг наклоняет голову и поднимает руку, чтобы слегка погладить татуировку на шее младшего. Тот дрожит, и Кинг не может не ответить тем же, дрожь задерживается у основания его позвоночника. Затем Рам берет его подбородок между пальцами, и рука Кинга автоматически обхватывает его щеку. — Ты мне нравишься, Кинг. — тихо произносит Рам. Сердце Кинга трепещет от его голоса и взгляда. — Ты мне нравишься, Рам. — ему нравится, как имя Рама звучит у него на языке. Он всегда будет Крутышом для Кинга, но есть определенное удовольствие в том, чтобы произносить его имя. Судя по выражению его лица, Рам, кажется, согласен. Внезапная вспышка жара скользит по коже Кинга, оставляя мурашки, и оседает в светящейся луже в его животе. Затем Рам наклоняет подбородок и сводит их губы вместе. И , о, Кинг пробует мандарин и мяту и хочет, хочет, хочет. Он прижимается к Раму, рука которого соскальзывает с его подбородка и ложится на затылок. По мере того, как поцелуй нарастает и смещается, как их дыхание становится прерывистым, и они переходят от двери в его комнату, Кинг осознает, что нежность остается. Страсть и жар, желание и потребность, да, но всегда скрытая мягкость. Кинг думает, что он вполне мог бы целовать своего Крутыша всю оставшуюся жизнь. После того, как он потратил столько времени на бессмысленное беспокойство, он, безусловно, будет считать каждое мгновение. Когда они, наконец, отрываются друг от друга, смех пузырится в их груди. Они упираются лбами и дышат. Позже, когда Кинг уже дремлет в своей постели, Рам возвращается из душа, слегка подсушивая волосы. Когда он скользит под одеяло, Кинг без колебаний кладет голову ему на грудь. Руки Рама обвиваются вокруг него, и Кинг не может удержаться от улыбки, когда младший пытается притянуть его чуть ближе. Кингу снится: теплая кровать, пушистые облака; глаза как звезды, губы как лепестки лотоса, ветивера, сандалового дерева и жасмина.