Измени себя.

Впервые он это услышал от математички, по совместительству – их класснухи. «Измени себя». Игорь вместо этого хотел изменить абсолютно всё остальное. Начиная с семьи и заканчивая самой математичкой. Наверное, Клавдия Васильевна действительно хотела ему помочь. Иначе не оставила бы проблемного троечника после уроков. Троечника, уже чем дальше, тем глубже погружающегося в «гусиное» болото двоек. В конце концов, свое время она тоже сейчас тратила. Может, училка и хотела как лучше, но не понимала Игоря от слова «совсем». Как и всех прочих проблемных троечников и двоечников. Потому что сама никогда такой не была. Как и ее собственный отпрыск, учащийся не здесь. Своего Клавдия Васильевна пристроила в школу с уклоном, это знали все. Учителя наверняка отнеслись с пониманием. Есть возможность – надо пользоваться. Чтобы единственный сын хорошо знал английский. Наверное, тех, кто был не похож на ее сына, «Клавдия» считала кем-то вроде его искаженных отражений. Игорь как раз песню недавно слышала про что-то похожее. «Нас поймали отраженья», «нами играют отраженья»… Это из нового альбома любимой группы. Надо его непременно купить, пока не разобрали… Хоть чем-то утешит после очередного «гуся» по математике. Впрочем, все прочие учителя их «гусиную» стаю понять и не пытались. Просто пожимали плечами: «слабый класс». И этот слабый, и параллельный – не сильнее. Не повезло. Хорошо, что «всеобуч» уже отменили. Игорь ведь был в этой школе - далеко не единственная проблема. Математичка за свои лет сорок (или тридцать, или пятьдесят – какая разница?) прочла уйму умных книг. И теперь пыталась советовать. Игорь терпеливо слушал, потому что на второй год не хотелось. Это неприятностей только добавит, а их и так выше крыши. Упертая училка так легко сдаваться не собиралась. И рассказала ему где-то вычитанную умную притчу про старого, мудрого китайца. Наверное, откопала в журнале, который выписывает. Ну, не сама же сочинила, правда? Зачем русской математичке придумывать китайцев? Он ведь совсем не похож на нереальных детишек из рассказов для дошколят. Эти дети обожают вставать в шесть утра, ложиться в восемь вечера, носят девчонкам портфели и каждое утро с нетерпением мчатся в любимую школу. Тот, кто это писал, живет на Луне. Или на Марсе. Потому что живых детей не видел никогда. А собственное детство ему стерли из памяти какие-нибудь пришельцы с того же Марса. Смысл училкиной сказочки сводился к двум словам: «Измени себя». И тогда мир вокруг тебя тоже изменится. Нет, фразу «сделай рожу попроще, и люди к тебе потянутся» Игорь и сам при случае мог ввернуть. И она ему даже помогла. Так Игорь перестал быть изгоем в новой школе, когда сразу повел себя иначе, чем в старой. Проще говоря, сразу зазвездил в рожу за первое же оскорбление. Чего уж тут проще? Но по части прочего умная училка с советами опоздала. Это Игорь уже прошел раньше. И на опыте знал, что всё это – полная лажа. Сказочка для взрослых. Еще совсем мелким он не один год пытался «начать с себя». Хорошо учиться, несмотря ни на что, а еще - никому не жаловаться, не драться в школе, никогда не спорить со взрослыми, делать по дому, что сможет…. И не один год каждую ночь засыпал с одной и той же мольбой. Обещал, что станет самым лучшим в мире мальчиком. Только бы мама перестала пить и начала его любить. Чтобы хоть раз ему сказала, что его любит. Что он – хороший… Странная договоренность – как раз и достойная мелкого, глупого клопа. Странная и невыполнимая. Стать самым лучшим невозможно. А тот неизвестно кто, кому Игорь в чём-то клялся, вообще никаких ответных обещаний не давал. Так чего удивляться, что ни черта собачьего не вышло? Но Игорь старался – правда, старался. Троек тогда еще точно не было. Он вообще пытался стать отличником. Только бы мама… Увы, это ни на что не влияло. Вымыл он посуду или нет. Только за собой или еще и за мамиными собутыльниками. Какие именно отметки принес из школы. В любом случае он «паразит», «лодырь», «идиот», «дебил», «палец о палец за день…», «ни копейки в дом…», «сидишь на моей шее» и «всю душу уже вымотал…». Это еще в лучшем случае. Чаще мама выражалась иначе. Как ее собутыльники. «Ни копейки в дом…» Воровать Игорь тогда еще не пытался, так что деваться было некуда. А работать он и рад, но кто ж его возьмет – в семь, восемь, девять лет? Глупо вообще, что детство такое длинное. Вот если бы как у собак – один год и всё. И никто больше не сидит ни на чьей шее… И всегда «ты меня довел!», «убирайся с глаз, отвали!», «ты меня в гроб вогнать хочешь?» Но даже это еще ничего. Хуже, когда она напивалась вообще в хлам и приводила не уже привычного очередного «друга», а каких-то новых «друзей». Тогда Игорь убегал из дома на всю ночь. Бродил по парку, если не было зимы. Если была – прятался в чужих подъездах, грел руки у батареи. И, стиснув зубы, ждал рассвета. Он бы стерпел любого постоянного отчима (наверное, любого), но они менялись слишком часто… И потому слова училки сейчас вызывают лишь смех, но его нельзя показать. Что, ну что Игорь может изменить? Да стать олимпийским чемпионом или полететь в космос проще, чем уговорить маму не пить! И не ненавидеть нежеланного сына-безотцовщину… И ему не семь, а почти двенадцать, чтобы вдруг этого не понимать. - Ты что, слушаешь не меня, а музыку? – рассердилась Клавдия Васильевна. Нет, он ничего не включал. Просто привычно сунул в уши подарок предпоследнего отчима. Тот был ничего мужик, но тоже продержался с мамой недолго. Благодаря ему, Игорь получил свой шанс действительно менять серую реальность на что-то сносное. Он просто уходил из этого мира в тот. В слова и звуки, в мечты и сказки. Нырял в бурные, многоцветные волны чужой жизни и чужих судеб. Реальных, придуманных или вообще невозможных. Любая – лучше его собственной. И втайне можно и себя представить кем-то другим. Тем, кем Игорь никогда не был и не будет. Солнце и звезды, ветер и волны, пепел и соль, пламя и лед, скалы и сталь… Целый калейдоскоп чужих судеб, куда лишь музыка открывает путь и для Игоря. Хоть ненадолго… Клавдия Петровна осталась убежденной, что вбила в его башку какие-то азбучные истины. И Игорь получил наконец свободу. На сегодняшний вечер. Домой не хотелось совсем. Сегодня среда – мама точно не удержится. Она всегда говорит: «Среда – маленькая пятница». Мама позарез нужна «передышка». А Игорю лучше сейчас пристроиться где-нибудь на скамеечке в парке, воткнуть в уши провода… Игорю тоже нужен сейчас хоть глоток передышки. Раз уж сегодня даже дождя не предвидится. Редкое в сентябре солнце проползает между редких облаков. Обычно его всю осень среди туч не видать. Север… Но сначала – магазин. То, о чём он мечтал с начала недели. Оба альбома ждали на полке – как раз последние. Мелкое везение – после целой армии крупных неудач. Немного денег Игорь попросту стащил в школьной раздевалки из кармана куртки Витьки с параллельного. Ничего, у толстого Витьки предки богатые – еще дадут. А ему не очень и надо, раз в куртке забыл. А Игорь сможет прикупить вот эти драгоценных два альбома, пока их не разобрали. И нырнуть в новый виток чужой реальности. Ну, например, вообразить, что мимо пролетают невидимые инопланетяне на тарелке. Из тех, что консультируют глупых детских писателей и поэтов. Они вдруг распознают у Игоря какой-нибудь уникальный дар (чушь про нереальных школьников он тоже придумать в состоянии), и заберут его с собой на Марс… Подальше от мамы, отчима, вечно хмурого и дождливого севера, троек с двойками… И благополучных училок с их тупыми нравоучениями! Отвори двери, когда за тобою придут, Молча иди и не спрашивай, почему. Ты не преступник, ты просто не сделал шаг, Будешь за это расстрелян дважды… - Мальчик, эй, мальчик! Хочешь сфотографироваться для газеты? Это Игорь расслышал даже сквозь печальный голос барда. Может, ему и стоит отмахнуться, но Игорь вскинулся, будто ему вдруг явился волшебник в голубом вертолете. И уже тащит с собой пятьсот эскимо - в виде громоздкого, странной формы фотоаппарата. Тяжелого, наверное. И чего у нас в стране всё такое неудобное, большое и дурацкое? Что ЭВМ, что фотоаппараты. На волшебника полноватый, растрепанный парень примерно вдвое старше Игоря никак не тянет. Так от него этого никто и не ждет. Его дело маленькое – снабдить Игоря шансом. Хоть какой-то ниточкой надежды. Да и мятые шмотки вкупе с прочим даже как-то… в его пользу. Тоже, небось, живет в квартире без горячей воды и ванной. Не то что вечно ухоженная Клавдия Васильевна… Игорь соскочил со скамьи навстречу внезапному везению. Для газеты же! Игоря поместят туда, его лицо увидит весь район… а может, и вся область! Это и есть тот самой шанс, которого Игорь ждал столько времени! Что бы ни изменилось, пусть это будет что угодно. Потому что хуже уже точно некуда! Только на второй год. Потому что тогда мать запьет еще круче. Сын-второгодник – это ведь подходящий подвиг еще пуще оплакивать загубленную на корню жизнь, правда? И домой будет вообще не сунуться. Но сын, о котором написали в газете… Вдруг она это увидит и… - Конечно, хочу, - улыбнулся в черный объектив Игорь, крепче сжимая в руках новые кассеты… Довольно быстро он понял, что ему еще повезло. Попасть на один из самых приличных островов – Тридцать Шестой, Алого Щита. Но по-настоящему везет тем, кто вообще сюда не вляпался. Кто по-прежнему ходит в постылую, но школу, и живет в паршивом, но доме. И у кого есть тоскливое, но будущее. Жизнь и впрямь умудрилась измениться, но только к худшему. Прежний Игорь был хроническим троечником с уклоном в двойки, но хоть никого не убивал. Нынешний же… Одно утешение: какой бы жуткой ни была нынешняя жизнь, она скоро закончится. На Островах никто не доживает до восемнадцати. А с везением Игоря столько ему точно не протянуть. Конечно, хуже, чем быть ребенком, - только им же и умереть. Но больше никаких волшебников на инопланетных вертолетах ждать не приходится. На Землю за восемьдесят прошедших лет тут не вернулся еще никто. И это точно не будет Игорь. А удрать к Безумному Капитану не стоит даже пробовать. С удачей Игоря лучше даже не представлять, кем этот бессмертный Летучий Голландец в итоге окажется. Все перемены в жизни Игоря происходят только к худшему. А драгоценные кассеты безвозвратно погибнут в соленой воде… Нет, способ бегства у Игоря только один - прежний. Ему ведь опять повезло в мелочи, чтобы провалиться в крупном. На отстойных Островах он оказался в компании плеера и свежекупленных кассет! И теперь у него есть свой ответ на детский стишок. Кто на лавочке сидел, Кто на улицу глядел, Толя пел, Борис молчал, Николай ногой качал. Дело было вечером, Делать было нечего… Крис и Толик играют в шахматы, Тимур читает книгу… зачем? Их тут всего две, он все на сотню раз перечитал, наизусть уже помнит. Ритка учит читать Малька… тезку Игоря. Их тут обоих переименовали. В Малька и Меломана. А что – логично. В школе бывали кликухи и пообиднее. Только зачем здесь Мальку грамота? Еще книг не подгонят – это не еда и не свечи. Пришельцы даже новой одеждой не обеспечивают. При этом с Островов Малек не выберется никогда, а здесь чтение без надобности. Две единственные книги, шахматы, разговоры с товарищами по тюрьме – всё не то. Мимо. Вот сотканные из музыки, плывущие навстречу чужие, далекие миры – это да. Только благодаря им Игорь-Меломан еще не сиганул с моста. Чтобы оборвать всё это раньше, чем помогут. Надо было в первом классе все-таки пробиться в музыкалку. Но остальных желающих и не очень привели вовремя родители, а Игорь пропустил сроки. И уже не взяли. Наверное, надо было упросить, настоять… Но он не знал, что так тоже можно. Он тогда еще не умел попрошайничать. - Как хорошо, что ты туда никогда не хотел, - как-то по пьяни проронила мама. Конечно, нет. Он ведь вовсе не просил об этом раз пять, нарываясь на подзатыльники. Игорь ведь вообще никогда и ни о чём не просил. Ни о спокойной жизни, ни о маминой любви и заботе, ни о теплом доме. Его вполне устраивало жить в серой тоске и холоде. Он ведь всегда недостаточно громко кричал, вот его и не слышали. И, наверное, именно потому всё чаще выбирает именно эту песню. Отвори двери, когда за тобою придут, Молча иди и не спрашивай, почему. Ты не преступник, ты просто не сделал шаг, Будешь за это расстрелян дважды. Раннее утро, с небес моросит вода, Стой и не спрашивай, что ты такого сделал. Если всю жизнь ты привык ожидать суда, Просто молчи и жди своего расстрела. Лязгнут затворы, а ты продолжай молчать, Слушай, как делят твои сапоги солдаты. Подан сигнал, осталось недолго ждать, Пуля ни в чем не виновата. Ты не готов, но ведь ты никогда не готов К штурму небес, покорению дальних высей. Здесь твое место, в ряду безымянных крестов Тех, от кого ничего не зависит. Может быть, ты бы гордился своей судьбой, Может, носил ордена и другое имя, Может быть, все завершится само собой, Может быть, пуля ударит мимо. Залпом взметнет воронье с ледяной земли, Это уже никого не должно тревожить. Поздно кричать о свободе. «Солдаты, пли!» Ты ничего изменить не можешь . Он всегда пытался спрятаться, забыться, отсидеться, сбежать. Чтобы не было еще хуже. И сейчас продолжает всё то же самое. И ничего бы не изменилось, останься Игорь дома. Просто здесь он быстрее пришел к вполне логичному концу. Если судьба вдруг бросает жребий – в его лице выбрала в жертву самого бесполезного и ненужного. И будто издевательство – одна мечта все-таки сбылась. С севером и холодами покончено. Здесь всегда жара и теплое море. Как же они Игорю уже надоели! Ослепительное солнце Островов бьет в лицо, и Меломан больше не слышит музыки. Только звон стальных клинков. Только торжествующий смех сволочного вражеского командира Генки. Только угодливые смешки пацанов с Двадцать Четвертого. А видит Игорь – Криса, не позволяющего себя подменить. Ведь его же убьют, сейчас убьют, и куда они все без командира? Крис нужен всему Тридцать Шестому Острову, а Меломан – никому, но такой нужный командир не позволяет себя спасти. Не подставляет вместо себя под Генкин меч. И Меломан готов бессильно взвыть – яростно и немузыкально. А потом Инга, тайная подруга их товарища по Острову Димки, так ловко и внезапно изменила расклад. Именно от нее Генка не ждал удара. И никто – перехода на Тридцать Шестой. Даже сам Димка наверняка не ожидал, хоть его здесь и нет, так что не спросишь. И Меломан внезапно слышит целый взрыв звуков. Будто только что пробил себе путь так долго молчащий яростный вулкан. Невидимый… но зато такой слышный! «Полет валькирий», кажется. Или что-то еще, подходящее Инге - ее и только ее песня. Наверное, Игорь мог бы это записать. Только некогда, нечем, не на чем, и он никогда такому не учился. Когда «птичий» корабль наконец попадает к ним в руки, Меломан слышит целый переливчатый многоголосый хор. Будто у каждого из ребят здесь – своя песня. Свой неповторимый напев. Каждый из его друзей – целый неповторимый, многогранный мир. Меломан столько времени пытался уйти в чужие судьбы и не замечал, в упор не видел тех, кто рядом. Никогда не видел. Жаль, уже не разглядеть и не расслышать песню Клавдии Васильевны. Может, кого-то упрямой училке всё же удалось спасти… А каждый из друзей Игоря – солнце и звезды, ветер и волны, пепел и соль, пламя и лед, скалы и сталь. И он сам – неотъемлемая часть этих миров. И когда-нибудь Игорь запишет всё это, обязательно запишет. И сыграет – неважно, на чём. Научится. Хоть на ложках – если больше ничего не останется. Когда они все разберутся с тем, что сейчас важнее. ________________ В тексте использованы стихи Сергея Михалкова и слова песни Йовин.