***
— Она точно ведьма! Падишах наш ради неё отказался от гарема, даже принцессу из страны выслал. Всё для Хасеки. И титул-то какой придумал. Эх… повезло…! — Должно быть, красивая она… эта ваша королева. — Красивая? Может, да. — Как по мне, самая обыкновенная, — добавила другая девушка. Кажется, та прислуживала некой Махидевран султан. — Вот моя госпожа… вот она красавица! — Так-то оно так, — кивнула первая, — только, видать, красота ещё не всё решает! — И всё же… моя госпожа — настоящая! — стояла на своём прислужница. — Никакая Хюррем с ней не сравнится. — Смотри, как бы до Хасеки слова твои не дошли, Гюльшах — усмешка исказила губы той самой Гюльшах. — А-то смотри, отрежут язык и в воды Босфора выкинут… живую ещё…! — прислужница, если и испугалась, то виду решила не показывать.***
— Эй, иди-ка сюда! — мужчина невысокого роста подозвал Анастасию к себе. Девчушка подошла к нему так быстро, как только могла. — Вот, держи! — он протянул рабыне аккуратно сложенную стопку белья. — Отнеси это в покои госпожи… Анастасия даже спросить ничего не успела, как евнух (будь это обычный мужчина, на территорию гарема его бы не впустили!) куда-то направился бодрым шагом. А девушке только и оставалось, что гадать… какой именно госпоже отнести бельё и где вообще нужно искать комнату. Благо, по пути ей встретилась какая-то калфа и подсказала, что это вещи младшей султанши — дочери правителя османов. В покоях сидели несколько прислужниц и ребятня. Должно быть, ей стоило просто оставить вещи и покинуть спальню, только вот Анастасия не смогла заставить себя сделать это. Маленькая девочка, что сидела на тахте в окружении юношей разных возрастов, с любопытством начала рассматривать рабыню. — Ты новенькая?! Я тебя раньше не видела… — совсем не стесняясь, поинтересовалась маленькая госпожа. — Д-да… — на самом деле, девушка плохо говорила по-турецки. Поэтому и отвечать могла односложными «да» или «нет», иногда, конечно, выходили и полные предложения. И почти без ошибок. Но, по крайней мере, она понимала суть того, о чём с ней разговаривают. — Как твоё имя? — Ан-анастасия… — Какое забавное, — нежный девичий смех заполнил собой всё пространство, — а… сколько тебе лет?***
Прошло несколько месяцев. За это время Анастасия чуть лучше узнала устройство дворца. На самом деле, жизнь тут была не в тягость. Работать девушка умела и любила. Одно лишь тяготило душу, она была рабыней. А что стоит жизнь без воли, пусть даже и в самой настоящей золотой клетке? Да ничего не стоит. Анастасия бы лучше вернулась в беззаботное детство, где пусть и была одежда из грубой ткани, да каравай по праздникам, но всё-таки… родное. Своё. Стоило добавить в защиту здешних мест, что рассказы одной из рабынь, с которыми Анастасия отправилась в Крым после продажи, оказались скорее большим преувеличением, нежели правдой. Нынешний падишах падок до женщин не был. Понятное дело, никто не смел идти против Хюррем султан, его законной супруги. Но даже не имея возможности добиться статуса подобным образом, вполне можно было просто понравиться членам династии. — Думаешь, сегодня он придёт? — А? — Анастасия удивленно посмотрела на Михримах. Кажется, она пропустила мимо ушей почти всё, о чём говорила дочь султана. — Бали-бей. Должно быть, именно он будет сопровождать брата Мустафу. — Возможно, госпожа. — Тогда, пойдём. — К-куда? — К отцу-повелителю, конечно… — Но, госпожа, ваша матушка… — хотела было остановить султаншу Анастасия, однако та лишь смерила её недовольным взглядом. — А матушка ничего не узнает…!***
Как и хотела Михримах, Бали-бей встретился им у покоев правителя. Рядом с ним стоял ещё один юноша, чуть моложе. Высокий, статный. Он был слишком похож внешностью на Махидевран султан, чтобы Анастасия не поняла, кто перед ней. — Сестрёнка, — тот обнял девочку, а губы его, красивые и нежные, расплылись в добродушной улыбке. — Мустафа! Я так рада, что ты приехал…***
Вторая их встреча произошла несколько дней спустя. Анастасия, выполнив поручение маленькой госпожи, спешила вернуться в гарем, как была захвачена в плен темных омутов глаз юного наследника. Девушка, зная, что за подобное её могут даже казнить, таки не сумела оторвать от шехзаде взгляд. Он был обворожительно красив и довольно мил, как она могла судить. Конечно, красив был и второй наследник — Мехмед. Однако рядом с ним сердце служанки не билось с такой силой. Тук-тук Тук-тук Тук-тук — Как тебя зовут? Девушка открыла было рот, чтобы что-то ответить, как из-за спины наследника появился главный евнух и буквально вынудил её идти. — Но зачем я нужна госпоже? — Анастасия боялась, что что-то не так сделала. Впрочем, думал так и Сюмбюль, ибо улыбка его, хитрая и коварная, не предвещала ничего хорошего. И когда он завел служанку в покои, а всех остальных рабынь выпроводил вон, Анастасия приготовилась к худшему. «Ну, вот, теперь тебя точно убьют…» — невесело подумала служанка и смиренно опустила голову, стоило Хасеки повернуться к ней лицом. — Ты знаешь, почему я позвала тебя? — Н-нет, госпожа. Прошу простить меня. — Вот уже столько времени ты прислуживаешь моей дочери. — Должно быть, Михримах султан мною недовольна? — предположила Анастасия. — Не перебивай госпожу, невоспитанная, — Сюмбюль зло посмотрел на рабыню. Он хотел добавить что-то ещё, но одним взмахом руки Хюррем остановила верного своего слугу. — Михримах тобой более чем довольна. Дело совсем в другом, — госпожа тяжело вздохнула. Рыжие и блестящие волосы были собраны в замысловатую высокую причёску, а голубые глаза смотрели на рабыню с нескрываемым интересом… и страхом? — Откуда ты родом? — Я-я? Я… из Рогатина. — А кто-нибудь из твоей семьи жив? — Мне бы очень этого хотелось, однако… не думаю, что подобное возможно. — Почему же? — С каждым годом воспоминания тускнеют всё больше. Я уже не могу сказать, как выглядела моя мама. Мой папа. Сестра. — А что ты помнишь… о них? — Если подумать, то ничего существенного. — И всё же? «И к чему Хасеки султана интересоваться подобным?» — негодовала девушка, но вслух, понятное дело, сказать такого не могла. — Ну, мой отец был священником. С мамой мы ходили на службу, а сестра… часто гуляла с… другом. Лука. Кажется, так его звали. — Лука? — Анастасия кивнула. Хюррем начала приближаться к прислужнице, та же, не зная что делать, осталась на месте. Хасеки посмотрела в изумрудно-зеленые омуты девчушки.***
Два года жизни в гареме пролетели для Анастасии незаметно. Наконец, Хасеки призналась, что узнала в ней сестру, которую считала уж давно погибшей. Сопоставив все факты, они пришли к выводу, что так оно и есть. Во-первых, девушка была похожа как две капли воды на покойную Аграфину — бабушку урождённой Александры Лисовской. Во-вторых, они с Хюррем были из одних мест, обе знали наизусть колыбельную, которую пела родительница. А, в-третьих… подобного рода совпадений было достаточно. — Но пусть никто не знает, кем мы друг другу приходимся. — — В-вы… стыдитесь меня? — Моя милая сестра, — Хюррем нежно провела рукой по лицу родственницы, — я даже и мечтать не могла, что ты останешься жива. И… теперь, когда ты нашлась, я не хочу вновь потерять близкого человека. Понимаешь? Времена сейчас тяжёлые. Один неверный шаг и мы… умрём. Уступим врагам. — И… кто же наш враг?***
(Если Мустафа взойдёт на трон, мои дети будут в опасности…) Слова сестры всё никак не хотели покидать Анастасию. Назойливой мухой кружили они где-то на задворках сознания. Конечно, девушка могла бы возразить госпоже, сказав в защиту шехзаде, что тот очень добрый и милосердный. Но… разве могла мать пятерых детей полагаться на одни лишь ощущения? Нет. К тому же, сказать, что Махидевран Султан, валиде Мустафы была настроена враждебно по отношению к сестре, значит не сказать вообще ничего. Да, Анастасия предлагала Александре поговорить с бывшей баш-кадиной, но в ответ получила лишь горькую усмешку. (Рано или поздно… битвы нельзя избежать. Можно лишь уменьшить потери…) — Ты чем-то расстроена? — Нет, шехзаде, не стоит беспокоиться, — девушка с улыбкой посмотрела на племянника. Мехмед был искренним и честным. Анастасия не сомневалась, что в случае чего он сможет стать прекрасным султаном. — А… что это вы читаете? — Стихи, — смущённо ответил младший наследник, — отец-повелитель написал их моей матушке, — юноша протянул ей листок. Служанка поразилась тому, насколько красивым и чистым был слог государя. — Как это… великолепно. — Хочешь, я и тебе… напишу несколько строк? — понимая, что сказать правду о своем происхождении всё равно, что подставить старшую сестру, Анастасия выбрала иную тактику — сделать вид, что она не поняла суть вопроса. — Мухибби… какое забавное имя. — Забавное… почему? — удивился наследник, уже словно и позабыв о изначальной сути разговора. — Ну, не знаю. Просто мне так кажется. — А ты бы хотела себе новое имя? — М-м? — Новое… чтобы забыть о прошлом. «Я никогда не смогу забыть о прошлом…» — с грустью подумала сестра Хюррем султан, но шехзаде, конечно же, перечить не стала. — Айлин. Я нарекаю тебя Айлин. Отныне так тебя зовут… — Красиво! — лёгкая улыбка тронула нежно-розового цвета губы. — Мустафа сказал, что ты похожа на луну. Ты и есть луна… — юноша осторожно провёл пальцами по лицу девушки, коснулся густоты каштановых волос, остановил взгляд на шее. Ещё немного и могло произойти непоправимое. Прислужница вскочила на ноги и, пролепетав извинения, поспешила покинуть покои племянника. Сперва новоиспечённая Айлин подумала, что отреагировала так из-за того, что она приходится Мехмеду тётей, однако потом, после долгих дум и бесконечной череды бессонных ночей, она наконец сумела признаться самой себе в том, что Мустафа — единственный, кому нашлось место в её сердце.***
— Госпожа, — Ибрагим остановил Хюррем в коридоре, который уже стал свидетелем многих ссор двух главных людей в судьбе десятого правителя Османской империи. — Как поживаете? — Всё было хорошо, пока вас я не увидела. А как ваши дела, паша хазрет лери? — с виду могло показаться, что они просто о чём-то мило болтают. Но каждый во дворце знал, что между Паргалы султана и его супругой идёт война не на жизнь, а на дальнейшее существование. — Думаю, госпожа так беспокоиться из-за того, что Фирузе хатун этой ночью побывала в покоях повелителя? — едкая усмешка исказила мужественное лицо паши. — Попасть в покои можно, но вот остаться там — дело трудное. — Насколько мне известно, в них и попасть-то было нелегко. — Это вам, полагаю, Хатидже султан сказала?! Что ж, думаю, будь она осведомлена в иного вида вопросах, не пришлось бы ей, наверное, делить вас с простой калфой?! — стрела попала точно в цель, не оставляя визирю и шанса уйти без потерь. Он хотел было ещё что-то ответить, но, заметив приближение государя, остановил себя усилием воли.***
Вот уже полгода минуло с тех самых пор, как Фирузе хатун стала официальной фавориткой падишаха. Хюррем было трудно узнать. Из довольной жизнью, здоровой и весёлой она вдруг резко похудела, стала угрюмой и молчаливой. — Что же с нами будет?! Что же с нами будет?! — причитал главный евнух. Это была единственная живая душа, которой Хасеки доверила тайну их с прислужницей Анастасией родства. — Ах… — Как я понимаю, вы уже пытались от неё избавиться?! — спросила девушка, намекнув на «несчастный случай» с лошадью. — Это ничего не даст. Лишь больше вопросов будет. — И что же делать? — поинтересовался Сюмбюль, скептически оглядев прислужницу. Он наивно полагал, что если Хасеки ничего пока не придумала, то и у Айлин не выйдет. Но тут евнух как раз и просчитался. Острый ум был семейной чертой Лисовских. — Нужно просто подождать… — И-и-и-й… — буркнул он недовольно. Айлин закатила глаза. — Святых людей не бывает. Так или иначе, у этой пташки должно быть хотя бы одно слабое место. Выясним всё и нанесём удар. Да такой, что земля под ногами содрогнётся.***
Айлин искренне не хотела вредить Фирузе. В конце концов, если та и правда любила государя, то ничего уж тут не поделаешь. Однако стоило признать, что вела девица себя уж очень дерзко. Даже как-то посмела без стука войти в покои Хасеки, да наговорить всякого. С каждым днём Хюррем становилась всё печальнее. Последней каплей стало то, что из-за ночи четверга женщина едва не выпила яд. Благо, Афифе, хазнедар гарема, успокоила госпожу, сказав, что государь почти сразу же отослал наложницу обратно. Это прибавило Хюррем силы для борьбы, а Айлин сделало более решительной. Медлить было нельзя. На кону стояло слишком многое. К сожалению, найти что-то о прошлом наложницы не удалось. Но какое-то шестое чувство подсказывало девушке, что Фирузе что-то пытается скрыть. Пролить свет на эту тайну помог ей Кара Давут-паша, бейлербей Румелии, а затем и Анатолии. Он уже давно оказывал Айлин знаки внимания, а потому, стоило той намекнуть о возможности брака, как паша сразу же подключил все свои возможности. В итоге, запутанный клубок привёл их к Шаху Тахмаспу. Оказалось, Фирузе принадлежит к могущественной семьей Сефевидов, что, конечно, делало непозволительным её пребывание в стенах гарема Османского правителя.***
Осенью 1539 Айлин хатун вышла замуж за Кара Давута-пашу. Войдя в совет дивана, он укрепил позиции Хасеки султан. Не сказать, конечно, чтобы сестра рыжеволосой госпожи была этому рада, но, в любом случае, в чувствах мужчины нельзя было сомневаться. Он делал всё возможное, чтобы новоиспечённая жена была счастлива. Конечно, у них была просто огромная разница в возрасте, но… Давут оказался довольно хорошим собеседником. Айлин многому училась, а муж во всём поддерживал её. Так они и жили. При этом, конечно, девушка была не в силах забыть о своих чувствах. Хотя и осознала наконец, что нежность и привязанность ничем не хуже страсти и влечения. Скорее… наоборот. — Однажды поймёшь, что это брак — самый подходящий вариант. Айлин тепло улыбнулась Хюррем. Конечно, в словах сестры была доля логики. А урожденная Анастасия Лисовская уже вышла из того возраста, чтобы обижаться по поводу и без него. Да, она свыклась с мыслью о том, что с Мустафой ей быть не суждено. Став женой паши, она открыла для себя множество возможностей. Грех не воспользоваться ими.***
— Ну, и что же здесь происходит? — негодовала управляющая гаремом, недовольно окидывая покои бывшего хранителя. — Вот ты и попалась, Хюррем… — Ибрагим расплылся в зловещей улыбке. — Теперь тебя ничто не спасёт. — О чём это ты? — женщина изо всех сил пыталась сохранить хладнокровие. — Не понимаю… — Не понимаешь… значит. Паша вдруг вскочил со своего места и начал подходить к супруге падишаха. Сейчас Ибрагим был похож на опасного зверя, готового наброситься на свою жертву в любую минуту. Хищник, он не ведал пощады. Не знал милосердия. А близость этой женщины, Хасеки государя османов заставляла кровь бурлить в жилах. Чувство ненависти и желания обвивали аорту, заставляли сердце биться всё чаще. — Не понимаешь… ты хотела убить шехзаде Мустафу. Даже убийцу к нему отправила. Только одного не предусмотрела, мы её вычислили. И завтра же она предстанет перед повелителем. — Ха. Султан в эту клевету никогда не поверит, — Хюррем натянуто улыбнулась. К горлу подкатил комок. — Нет-нет-нет, больше ты не сможешь отравить его сладкими речами. Только не после всего. Настал твой конец. Если, конечно… — Если? Паша провёл указательным пальцем дорожку от скулы Хасеки к нежной шее. Госпожа вздрогнула, но совсем не от удовольствия, а от страха. После подобного она сильнее стала презирать супруга Хатидже султан. Сильнее, казалось, уже и невозможно кого-то ненавидеть. — Что? — Ты всё поняла, Хюррем… — подобно шайтану, он шептал слова, за которые султан мог бы казнить его прямо на месте. И казнит. Уж для этого рыжеволосая сделает всё возможное. — И… каким будет твой ответ? — Мой ответ?! — Да… Ибрагим не стал принуждать её не из-за благородства, а потому что ему уж очень сильно хотелось заставить её мучиться угрызениями совести, потерять к себе всякое уважение, пасть жертвой его чар. Но вот проблема… — В моём сердце лишь один мужчина — Султан Сулейман Хан Хазрет Рели. И я лучше погибну от его рук, чем предам нашу любовь, — великий визирь отшатнулся, словно рыжеволосая дала ему физическую пощёчину. Несколько мгновений они стояли, прожигая друг друга взглядами, полными злости. А после Хюррем ушла с гордо поднятой головой.***
Настроение Хюррем сразу, как вспомнила она об угрозе Ибрагима паши. Конечно, глупо было сомневаться в том, что он не попытается использовать показания той наёмницы, дабы усугубить положение Хасеки. Но тут подвернулась удача. На помощь пришёл Рустем ага, приближенный Кара Давута-паши. Всеми правдами и неправдами, он-таки сумел заставить девицу не только умолчать о заказчике, но также «перевести стрелки» на самого великого визиря. Как был раздосадован паша, стоило правителю грозно посмотреть на него, да еще и едва открыто не сказать, что Ибрагим переходит все мыслимые границы. Это была та самая черта, за которой Паргалы ожидало небытие во всей её мрачности.***
Минуло ещё пять лет. Подошло время и Михримах выдавать замуж. Выбор Хасеки пал на бывшего конюха, который служил ныне ей самой. После смерти великого визиря пост занял Ахмед паша. Однако Хюррем понимала, что не сможет положиться на него. А вот у Рустема были те самые качества, в которых так нуждалась Хасеки. Но прежде, конечно, место это было положено занять Давуту, супругу драгоценной младшей сестры. — Ты коварна и лишена дара милосердия. Ты никого не любишь, никого… — Я знаю, к чему может привести любовь. Я ради любви своей сотни раз горела. Я не выберу для своих близких такой участи… А ты и не переживай, Махидевран. Раз вы все так боитесь этого союза, значит я правильно всё делаю. Никто из вас не желает моим детям добра. Но, по крайней мере, я готова бороться за них. За каждого… а кто посмеет хоть пальцем их тронуть, будет иметь дело со мной. Горькая усмешка отразилась на лице бывшей любимицы государя. Ей было жаль Михримах. Ко всему прочему, конечно.***
— Шехзаде, — войдя, Айлин склонила голову в знак почтения. Мустафа, до этого с интересом читавший книгу, когда-то подаренную ему ныне покойным великим визирем, поднял взгляд тёмно-карих глаз на бывшую прислужницу. — Вы звали меня. — Приветствую, Айлин, — легкая, едва заметная улыбка показалась на красивом лице молодого мужчины. Уж второй год минул с тех самых пор, как султан отбыл на войну, оставив регентом старшего из сыновей. И вот наступил тот самый момент, о котором говорила Хюррем… Айлин наконец поняла, что пусть и любила Мустафу, но совсем не так, как могла бы. На самом деле, их с Давутом связь год от года становилась всё крепче. А вот шехзаде уже трижды становился отцом. И каждый раз — новая наложница. Нет, молодая женщина была слишком ревнива и своенравна, чтобы вытерпеть подобное. Кажется, понял и принял то и сам сын Махидевран султан. Выбор собеседницы одновременно его расстраивал и приводил в восхищение. — Должно быть, вас интересует, знаю ли где сейчас госпожа?! Увы, это не так. Если бы знала… — голос её дрогнул. — Мне бы очень хотелось, чтобы султанша поскорее нашлась… — Я сделаю всё, что смогу… — Айлин была уверена в том, что Мустафа и правда не имеет никакого отношения к пропаже Хасеки. Он слишком благородный, чтобы позволить себе подобное.***
— Тётушка, а… если… — Михримах дрожала, словно осиновый лист. К горлу подкатил неприятный комок. Тяжело вздохнув, женщина прижала к груди своей племянницу. Спустя много лет дети Хюррем наконец-то узнали, кем им является Айлин. Так было даже проще. Теперь она могла не бояться осуждений со стороны других людей. А после пропажи Хасеки так и вовсе была решительно настроена не только докопаться до истины, но и защитить близких. — Твоя мама очень сильная. Я знаю… она обязательно вернётся к нам. Обязательно! — Но кто это сделал? Хатидже султан? Махидевран султан? Шах-и-Хубан? — негодовала дочь правителя всего мира. — Не думай об этом сейчас. Оставь мне… все печали, всё горе… — Мне страшно, тётушка… — Не бойся. Отныне я с вами. Вместе и навсегда. Слышишь? — принцесса шумно выдохнула. В груди сильно сдавило. Однако Айлин не могла сдаться. Не могла позволить себе разрушить то, что сестра годами создавала. Рано или поздно… Хюррем вернётся. И тогда она вновь станет владычицей в этом государстве. Пока же урожденная Анастасия Лисовская сделает всё, дабы не коснулись кровавые кинжалы голов дорогих племянников. — Ой люлі, люлі, Налетіли гулі, налетіли гулі, Та й сіли на люлі. Стали думать і гадать, Чим дитятко годувать: Чи бублечком, чи медком, Чи солодким молочком… Ми бублечек вхопим, а й медочок влупим, а й кашки наварим, а й молочка спарим Колисочка рип-рип, а дитинка спить спить Колисочка перестала, а дитиночка й устала… — на глаза навернулись слёзы. Темноволосая вспомнила детство, когда были тёплые объятия, мамины поцелуи, нежные слова утешения, проповеди отца, улыбка Луки. Тогда они с Александрой были просто самими собой. Не госпожа османского государства и супруга великого визиря, но две сестры, готовые на всё ради друг друга. Такой и должна быть любовь между родными. Такой и должна быть семья…