Трое в лодке не считая жабы

Цуна не умеет пить. Это общепризнанный факт — в конце концов, она на каждой стоянке говорит, что перепьет и переиграет любого, но все знают, что её техника позволяет не напиваться никогда. Цунаде всегда настороже — даже в баре, настойчиво стуча кулаком по столу, требуя ещё тёплого саке. Цунаде всегда готова спасать жизни. Несмотря на то, что шатает её сейчас преизрядно. Орочимару ловит отеко, которое выпадает из руки Цунаде двумя пальцами и встаёт из-за стола. Джирайя мельком замечает, что он не ставит отеко назад. Цуна не замечает ровным счётом ничего, она возмущённо спорит с растением в кадке, обнимая его как лучшего друга. Орочимару оставляет деньги на стойке — больше, но хозяин бара, старый и сгорбленный старичок, уверяет его, что все за счёт заведения для героев войны. Джирайя вклинивается между ним и Орочимару и убеждает взять деньги за мгновение до того, как в глазах сокомандника мелькает ярость. Наверное, неправильно говорить, что они в одной команде?.. Цунаде обнимает кадушку с растением так, что ломает его ветви. Она расстраивается — её руки охватывает зеленоватая чакра. — Кажется, нам пора, — неловко смеётся Джирайя. Цветы Цунаде ещё не лечила — но даже в таком состоянии у неё это выходит блестяще. — Куда, я ещё не допила! — Сенджу стучит по столу пустой бутылочкой саке. Хозяин услужливо даёт ей ещё. Джирайя закатывает глаза. Растение Цунаде все же ломает второй раз и повисает на Джирайе, когда тот помогает ей встать из-за стола. Цуна не просто повисает — она смеётся и охватывает его за шею. — Поехали, большая черепаха! Для убедительности она дёргает его за прядь волос. — Я не черепаха, я жаба, — Джирайя смеётся и подхватывает Цунаде на руки. Та пытается врезать ему в нос, но промахивается и недовольно болтает ногами. — Какая разница… Цунаде замолкает. Джирайя несёт её на руках и борется с желанием уткнуться в волосы лицом. Он… он не представлял даже, что она будет рядом. Вот так. В его руках. Тёплая, обжигающая. Как уголь из раскаленного очага. — Раз ты жаба, значит тебя надо поцеловать! Джирайя сбивается с шага. — Что?.. — Ну, я читала в одной книге. За морем жабы превращаются в принцев, если поцеловать. Цунаде решительно дёргает его к себе за волосы и впечатывается лбом в его лоб. — Ауч. — Давай без экспериментов над жабами сегодня? — хрипло выдавливает из себя Джирайя. Он чувствует, как горят его щеки. Шуншин, вихрь листвы — нет, он не готов продолжать разговор. Цунаде ворчит что-то в пространство о том, что нужно заполнить заявку на учеников в молодые медики. Джирайя одной рукой отпирает дверь её квартиры. Они живут далеко друг от друга, но у них есть ключи от дома каждого. Неоднократно спали вповалку после миссий там, куда могли добраться. Цунаде пытается вырваться из его рук и возмущенно жестикулирует, требуя ещё саке немедленно. Они почти вваливаются в квартиру. Джирайя не был тут несколько месяцев. Если не у себя, то у Змея — уединение Цунаде не нарушал ни один из них. И дело было не в страхе перед её тяжёлой рукой. Джирайе приходится поставить разбушевавшуюся напарницу. Сенджу шатается, а потом заваливается на него, едва не впечатав в зеркало. — Расколдовать жабу, — декларирует Цунаде. Джирайя хмыкает и легонько её отталкивает. — Сначала спать. Он закидывает Цунаде на плечо — слушает ворчание потому что у неё кружится голова. Джирайе нужны руки, чтобы расправить постель. Цунаде брыкается и попадает ногой по тумбочке. Звенит лампа, которая не разбивается лишь потому, что Джирайя перехватывает её волосами. Цунаде возмущается тем, что у Джирайи колется техника. Технику он, естественно, отменяет — но Цунаде продолжает ворчать. Сонно. Тихо. Уютно. Джирайя не может отвести от неё глаз. Растрепанная, раскрасневшаяся. Она красивее всех, кого только можно представить. Джирайя садится на пол и снимает с ног Цунаде туфли. Та дёргает ногой. Джирайя гладит её, отчётливо понимая, что сейчас происходит именно то, что он видел во снах. Так много раз. Цунаде смеётся и жалуется на щекотку. Джирайя гладит её щиколотки. Они прекрасны. Цунаде — сильная, но мягкая, твёрдая, но тягучая. Она подаётся к нему и жарко дышит в шею. Джирайя прижимает её к себе на мгновение и отстраняет прочь — Тебе нужно поспать. Он укрывает её одеялом и касается ладонью волос. Цунаде обиженно дует губы. — Не хочу. Джирайя смеётся. — У тебя глаза закрываются. Цунаде обиженно сопит и кутается в одеяло. Она ловит руку Джирайи, когда тот делает шаг назад. — Поцелуй меня. Голос Сенджу почти трезвый и серьёзный. Но в нем — пьяное безрассудство. Джирайя чувствует, как сердце колотится где-то у него в горле. Он тяжело качает головой. — Ты будешь об этом жалеть. Он бросает взгляд на фотографии. Они втроём с Третьим. Дан. Наваки. Орочимару за работой. Он сам с первым рассказом. Медики-ученики. — Нет, не буду! Упрямо говорит Цунаде. Джирайя смотрит на её губы. Потом — в глаза. Он склоняется и коротко касается губами её лба. — Ты не хочешь этого. — Хочу! Цунаде похожа на девочку с их старой фотографии. Джирайя отстраняется и мягко отнимает руку. — Если будешь хотеть завтра — поцелую. Цунаде смотрит на него обиженно и откидывается на подушки. — Буду! Джирайя поправляет её одеяло. — Не уходи… Он гладит её по волосам. — Я всегда рядом. Цунаде бурчит что-то вслед ему, проваливаясь в сон. Джирайя касается пальцами губ, словно… словно… словно что-то было. Он выходит за дверь — и почти врезается в Орочимару. Джирайя едва не хватается за кунай. Орочимару смотрит за его плечо. — Она не вспомнит ничего завтра. Голос змея шелестит как сброшенная листва. Джирайя прикрывает за собой дверь и смотрит в сторону. Он знает. Цуна действительно не умеет пить. А он… Взгляд Орочимару ощущается почти физически. Он тяжёлый как тёплое одеяло, под которым сейчас спит Цунаде. Джирайя находит силы выдержать его. — Знаешь, есть такая легенда — расколдовать жабу можно поцелуем. Орочимару склоняет голову набок, обдумывая. — Змеи едят жаб. Даже расколдованных. Если ты не знал. Джирайя смотрит ему вслед. С утра у Цунаде болит голова — и она совершено не помнит прошлый вечер. И она даёт себе зарок не пить больше.