Жемчужная Мэй.

      Осенний ветер с ужасом завывал где-то в горах. Девушка поёжилась от холода, забиравшегося за ворот кимоно, по телу её пробежала лёгкая дрожь. С клёна, под которым она стояла, недалеко от обрыва, срывались золотые и алые листья и, кружась в воздухе, словно в танце, всё же ложились на уже промёрзшую землю.       Солнце светило прямо над головой каким-то тусклым, блеклым светом, как иногда бывает зимой перед сильной бурей. Мэй задумчиво вглядывалась в хребты гор, будто видела на той стороне что-то необычное. Может, там и бродили ёкаи и духи, но мысли девушки в данный момент были далеки от этого всего настолько, насколько было возможно. Они беспорядочно крутились в её голове.       Ещё неделю назад она была майко, теперь она — гейша. Ещё одну неделю назад она училась спокойной и размеренной жизни в северной провинции, но в данный момент она стоит у обрыва в деревне синоби, скрываясь от всех, кто её знал. Всего лишь неделю назад она думала о том, что в будущем ей, может быть, посчастливится выступать при дворе самого даймё, а сейчас она думает о том, как дальше ей жить.       Девушка-лисица. И правда волшебство. Почему именно она?       Встреча с колдуном дала свои плоды: теперь ясно, что она была рождена кицунэ. Однако, понятнее не стало. Мэй с горечью осознала, что все её детство было окутано одной большой тайной. Её мать лиса, это уж точно. Знал ли отец об этом? Поэтому ли он отдал её в школу гейш? Или же и он не догадывался? Ещё и этот знак на руке. Одни загадки… — Чонган с тебя три шкуры спустит, если ты снова простудишься, — вой сменился мягким шелестом, прерывая её раздумья, девушка слегка вздрогнула.       На её плечи легла тёплая ткань. Кицунэ обернулась и как-то устало улыбнулась, глядя в тёмные, как ночь, глаза ниндзя, что встал с ней плечом к плечу. — Спасибо. — Снова думаешь о своём проклятии, пушистая? — один уголок его губ взмыл вверх. Юноша недолго пытался что-то уловить в её глазах, а затем перевёл свой взгляд в горы, куда недавно смотрела Мэй, убеждаясь в том, что прав.       Она не стала ничего отвечать. Что тут ещё сказать? Он и так всё знает. Между ними какая-то особая связь, им не нужно слов, чтобы понять друг друга. В молчании они ведут диалог лучше.       Бывшая майко не отрывала глаз от лица синоби. Его скулы были такими же острыми, как те самые хребты гор: кажется, что если коснуться, порежешься. У девушки немного кольнуло в пальцах, будто на них уже была рана, через которую сочилась кровь. Она наблюдала, как на ветру развиваются его чёрные волосы. Сегодня он, почему-то, не завязал их в пучок. — Давно тут одна стоишь? — он вновь перевёл взгляд на Мэй и она поспешно опустила глаза вниз. — Не очень. — Как с Такао позанимались? — Неплохо. — Не могу понять, кто сегодня холоднее, ты или ветер, — ухмыльнулся парень.       Кицунэ подняла свой взгляд на Кадзу и их глаза снова встретились. Какая-то искра пробежала в ней. — Что? — он приподнял бровь, — Я скорее льдом покроюсь от твоих слов, чем от морозов.       Девушка легонько стукнула его кулаком в плечо, из-за чего на лице юноши засветилась самодовольная улыбка. Она прикусила язык. Лишь бы не взболтнуть чего-нибудь, за что потом будет стыдно. В ушах загудело. Ветер ли это? Кровь немного пульсировала в висках и стало тепло, то ли от накидки, что он принёс, то ли от его присутствия рядом. Ещё мгновение они стояли в тишине. — Пойдём. — Куда? — Хочу тебе кое-что показать. Иди за мной, — синоби настойчиво глядел на неё, а затем двинулся по тропинке, не дожидаясь ответа. Она, тормозя, пошла следом. — Ты же не хочешь стоять тут до самого вечера? — он резко развернулся к ней лицом, отчего она почти уткнулась носом в его грудь. — Нет, — кицунэ растерянно посмотрела на него и еле слышно пролепетала, — Идём же.       Кадзу вновь повернулся к дорожке и пошёл вперёд, к домам. Добрая ухмылка на его губах ликовала. Мэй, волочась, шла теперь в двух шагах от него и надеялась, что он не заметил, как она вся покрылась румянцем от неловкости.       Колокольчики, висевшие почти на каждом крыльце дома в деревне, переливались тихой, но красивой мелодией. Ветер играл на них целый день, с самого раннего утра, когда гостья этих мест шла к обрыву на встречу с дзёнином. Из некоторых дворов доносился звонкий перестук палок: синоби проводили тренировочные бои. Несколько дней назад Мэй впервые увидела, как двое из клана дрались на боккэнах. Они ловко уворачивались от ударов, тихо подпрыгивали и перекатывались с места на место, и казалось, что даже их тени за ними не поспевали. Это зрелище поразило её до самых костей.       «От навыков зависит жизнь» — так сказал ей Такао. Сейчас, когда эта жизнь перевернулась с ног на голову, поспорить об этом было сложно.       Парящие в воздухе, волшебные фонарики, которые светились ночью во всей деревне, давно исчезли, но гейша предчувствовала: они вернутся, как только стемнеет. Такао позаботится об этом. На улице же не было ни души.       Проложенная камнем тропинка вела их, изворачиваясь у каждого домика. Они миновали старую сливу и вскоре бывшая майко увидела дом дедушки Чонгана, где она временно остановилась. Синоби шёл мимо, двигаясь к противоположному от входа краю деревни, к склонам гор.       Через несколько минут они вышли к лесу и пересекли его границы. Мэй уже бывала в этом лесу, когда ходила учиться магии с колдуном к ручью. Только тогда они находились с другой его стороны: сейчас ниндзя свернул на какую-то незнакомую ей тропинку. По-прежнему она не могла свыкнуться со странным ощущением того, что за ней наблюдали несколько глаз, но тревожно ей уже не было, она знала, что её не тронут. Тормозя, Кадзу повернулся и протянул кицунэ свою руку и она, немного недоверчиво, вложила в неё свою, тут же ощущая холодную, почти ледяную, грубую его ладонь. — Не боишься? — вдруг спросил он. Она отрицательно покачала головой. — Точно, ты не из робких, — юноша ухмыльнулся, крепче держа её за руку.       Гейша не считала, как долго они шли, и не пыталась запомнить дорогу. Она рассматривала огромные деревья, которые имели самые причудливые формы. Порой Мэй думала, что они двигаются и пытаются ей что-то сказать. Они казались ей живыми. Может быть, они и вправду были живыми? Густой туман клочьями покрывал землю, на которую через крону деревьев пробивался совсем тёмный свет солнца. Оказавшись в том лесу без счёта времени, можно было подумать, что до ночи осталась лишь пара часов.       Ветер тут был совсем лёгкий. Не было слышно ни птиц, ни других обитателей леса, ни далёкий звон колокольчиков, который оставался позади. Только под ногами от каждого шага шуршала сухая листва. Девушка отчётливо слышала биение своего сердца и, кажется, сердца синоби, настолько там было тихо. Она совсем не думала об опасности. Напротив, кицунэ чувствовала умиротворение и покой, возможно первый раз за долгое время.       Наконец она вновь услышала мелодию колокольчиков, но уже другую, не такую как в деревне. Эти звуки были одинокими, даже тоскливыми. Они вышли к полянке. Посреди неё стоял крохотный домик, похожий больше на сарай. От удивления Мэй глубоко вздохнула: свет тут был такой яркий, что резало глаза; вокруг дома росли невероятной красоты цветы, которые никогда в своей жизни она не видела. — Что скажешь, пушистая? — Кадзу отпустил её руку и смотрел на неё с особым вниманием, чуть заметно улыбаясь.       Девушка огляделась. Вдруг она подумала о том, что они оказались совсем на другой земле. Будто из холодной осени они переместились в самое тёплое лето. Может разве быть такое? Невозможно. Немного медля, она коснулась рукой одного цветка, будто боясь, что потревожит его своим интересом или что он растает у неё на глазах. — Невероятно… — эти слова сорвались с её языка так тихо, что ниндзя еле расслышал их. Она в изумлении посмотрела на него, — Что это за место? — Сам не знаю, — он пожал плечами, — Я вышел на эту поляну, когда гулял по лесу, — юноша пошёл по слегка притоптанной тропинке дальше, ближе к дому, кицунэ последовала за ним. — Здесь почти всегда так. Даже зимой. — Это ведь не Такао наколдовал? — Догадливая. — Тут разве никто не живёт? — Кроме меня тут никто не бывает, я уверен. Может духи или ёкаи, но я никого из них не встречал.       Мэй шла молча. Была в изумлении.       Синоби, пройдя через поляну, поднялся на крыльцо дома и как-то бережно, можно сказать мягко, отворил дверь. Он жестом пригласил девушку войти. Недолго думая, Мэй поднялась по старым деревянным ступенькам на крыльцо и переступила через порог. Внутри было мало мебели: в центре был очаг, вокруг него были разложены соломенные коврики, в левом углу висело что-то похожее на гамак, с другой стороны, у окна, было несколько полок, с посудой и какими-то бутылочками. На стене напротив вилось какое-то растение, проросшее из-под пола. Несмотря на то, что дом держался на добром слове, девушка почувствовала уют. — Хочешь чая? — парень вошёл вслед за ней и прикрыл дверь, а затем заговорщицки ухмыльнулся, — Или откажешься, мстя за мой уход в прошлый раз? — Не откажусь, — Мэй лукаво посмотрела на него, — Мне любопытно поглядеть, как ты подаёшь чай.       Он посмеялся, но ничего не сказал. Она, расправив кимоно, села рядом с очагом. Синоби мастерски разжег огонь и повесил чайник. Когда вода закипела, он быстро заварил чай, невозмутимо разлил его по чашкам, хотя получилось у него не особо искусно, и, сев рядом с кицунэ, протянул ей одну. — Ну как? — спросил он, когда она пригубила напиток. — Отличный вкус. — Местные травы, — на лице его не было ни эмоции. — Меня учили мастерству заваривания чая всё время, пока я была в окия, но, должна признаться, у тебя и вправду получилось прекрасно, — она скрыла свою добрую насмешливую улыбку, снова отпивая чай. — У тебя, конечно, вышло бы лучше.       Некоторое время они, переглядываясь, молчали. Мэй поражалась тому, как сильно бывает обманчива внешность человека: рядом с собой она видела обычного юношу, который мог быть сыном какого-нибудь ремесленника, однако перед ней сидел, может быть, самый безжалостный на всю северную (да и южную) провинцию, убийца. Наемный убийца. Скорее всего, именно это и спасло ей жизнь. А она спасла его жизнь. Это крепче всякого доверия. — Согрелась?       Девушка кивнула. Она думала о том, что сподвигло его быть тем, кем он является. Но спросить об этом было бы наглостью. — Хочешь ещё?       Снова кивок. Ниндзя уверенно долил ей в чашку напитка. Она чувствовала себя непривычно, ведь первый раз за ней ухаживал мужчина. Сейчас, будучи гейшей, она смотрела на него тем взглядом, каким на неё смотрели господа во время танца, когда она была ещё майко. Или каким на неё всегда смотрела госпожа Сумико. Тёплым, с каким-то особенным чувством. Кицунэ не знала, оттого ли это, что он помог ей, несмотря на то, что она лисица, или оттого, что сейчас он всё ещё остаётся так добр к ней. — Кадзу, — она задумчиво поджала губы, выждала когда он посмотрит на неё и, с сомнением, всё же задала ему вопрос, — Скажи мне… Зачем ты привёл меня сюда?       В его тёмных глазах что-то сверкнуло. Мэй вспомнила этот цепкий взгляд, когда увидела его впервые. Тогда он был пленником. Она поднесла ему воды и после того, как он отпил, она видела именно этот взгляд. В тот раз, эта пара карих, почти чёрных, глаз сверкнула так же, как и сейчас. Тогда она подумала, что в них отразился блик от огня, как на воде отражаются блики от солнца. Но сейчас… Уж не показалось ли ей это? — Я же говорил, не бойся, — на лице его появилась мягкая ухмылка, — Не съем.       Нет, не показалось. — Ты уж думаешь, я боюсь тебя? — Не поэтому ли ты рассматриваешь меня постоянно и задаёшь такие вопросы? Или я вызываю у тебя интерес? — эти глаза будто заглядывали в душу.       Мэй озадаченно смотрела на него пару секунд. Затем выпрямилась. — Любой другой на твоём месте вызвал бы у меня интерес, — ответила она, стараясь не выдать трепета внутри себя и как можно холоднее поднесла чашку к губам, немного отпила, — Вот я и интересуюсь.       Кадзу лишь вновь ухмыльнулся, но уже не мягко, а как-то победно. — Тогда я скажу, что любого другого на твоём месте я привёл бы в это место. В молчании они допили чай, снова поглядывая друг на друга. Без слов было понятно, что оба знали: будь на этих местах кто-то другой, все было бы иначе.