Сёстры

— Вам вызвать такси, мисс Уокер? — Спасибо, я лучше прогуляюсь. Можно воспользоваться запасным выходом? У центрального слишком много репортёров. Выйдя на улицу, Триш прячет глаза за тёмными очками. Даже вновь став свободной, она вынуждена прятаться. Такова цена известности. Хоть на рекламных щитах и автобусах её фотографии больше и не напечатают. Триш поскорее отбрасывает мысли об этом, вдыхая запах весеннего Нью-Йорка. Про себя она рассуждает о том, что никто никогда не обращает столько внимания на простые мелочи до того, как лишается их. Никто не задумывается, как хорошо просто идти по улице; слышать весёлую мелодию на звонке чьего-то телефона, радостный детский крик, птичью трель; видеть проносящиеся мимо машины, бегущего навстречу взъерошенного, словно воробей после купания в луже, худощавого паренька, одетого в костюм не по размеру. Может, этот молодой человек опаздывает на своё первое собеседование в жизни? И с треском его провалит или, наоборот, попадёт именно в то место, в котором останется до старости и сделает головокружительную карьеру, разбогатеет, в конце концов? А может, он спешит на свидание, где его ждёт милая добрая девушка, работающая, скажем, официанткой в дешёвом кафе, с которой они проживут пусть небогатую, но долгую и счастливую жизнь? Триш проводит паренька взглядом, мысленно желая ему удачи. — Мисс Уокер, вы поняли предъявленные вам обвинения? Триш смотрела на полицейского, но не видела его. Она даже не осознавала, где находится, и не слышала, о чём её только что спросили. Перед глазами у неё была только выставившая руку Джессика, ладонь которой пронзил нож. Тёмные глаза Джесс смотрели без удивления, словно она ожидала от Триш чего-то подобного. Покушения на жизнь. Она только чуть склонила голову, и Уокер на секунду замерла, не успев даже понять, каким приёмом Джесс отправила её на землю. Но разве это было важно? Она дошла до того, что подняла руку на собственную сестру. Неужели Джессика действительно права, и Триш стала одной из тех, против кого хотела бороться? — С вами всё в порядке? Помощь нужна? Воспоминания накрывают её внезапно. Триш останавливается прямо посередине улицы. Мешая прохожим, которые задевают её плечами и сумками. Нет, в этот день она должна справиться сама. Однако слова застревают в горле, и Триш просто качает головой, не в силах сказать доброй женщине даже «спасибо» за участие. Она внезапно чувствует себя опьянённой свободой, от которой так давно отвыкла. Больше не нужно принимать лекарства в назначенное время, ходить, куда скажут, проводить долгие часы наедине с психиатром. Она наконец-то здорова, и для неё открыт весь мир, равно как и она для него. Триш не заслуживает этого шанса, но сделает всё, чтобы оправдать доверие. — Детектив, я Джери Хогарт — адвокат мисс Уокер. Что бы она вам ни рассказала до моего прихода, мисс Уокер больше и слова не скажет, не посоветовавшись со мной. Хогарт? После всего, что между ними произошло, Триш меньше всего ожидала увидеть её здесь. Что Джери опять от неё понадобилось? Захотелось потешить эгоизм перед смертью, выиграв заведомо безнадёжное дело, или загладить вину за свою роль в смерти матери Триш? В любом случае, помогать ей Уокер не собиралась. Тюрьма должна была стать для Триш справедливым наказанием, и она могла это принять. Таким, как она, не место среди нормальных людей, раз уж даже Джессика в ней разочаровалась. — Она обладает сверхчеловеческими способностями, и решать, что с ней будет — не в юрисдикции полиции Нью-Йорка, — лысеющий полицейский (кажется, его звали Коста), вытер платком со лба проступивший пот. — Мисс Уокер ожидает камера в Рафте. — Тогда зачем вы здесь нужны, детектив? — вроде бы спокойно произнесла Хогарт, но в её голосе прозвучали настолько неприкрытые нотки презрения к собеседнику и раздражающая уверенность в своей правоте, что Триш невольно восхитилась этой женщиной, которая, даже умирая, умела внушить страх. — Может, лучше пригласите сюда того, у кого достаточно власти, чтобы принимать свои собственные решения, а не озвучивать чужие? — Я арестовал её... — Надеюсь, хотя бы её права вы зачитали? Это стало безусловно хорошей попыткой, только Триш всё равно уже было не спасти. Она жалела только об одном — что разочаровала Джессику, а всё остальное больше не имело значения. Если сестра считает её монстром, то какой смысл Хогарт её защищать? Ради чего жить дальше? Она отомстила за смерть матери, Сэллиджер больше никого не убьёт, а значит, она сделала всё, что была должна. Жаль, что слишком поздно и непомерно высокой ценой. Говорят, из Рафта на свободу не выходят, и для Джесс она будет всё равно что мертва. Люди. Слишком много людей. Триш чувствует, что теряется в живой людской реке. Она отвыкла от человеческих толп, от суеты мегаполиса, где каждый, сколь известен бы ни был, всего лишь один человек среди миллионов других. Всё, что она в последнее время видела, — это одиночная камера. Нет, её можно назвать и комнатой, только запирающейся снаружи, с решёткой на окне и жёсткой кроватью. Уокер окружали лишь санитары, врачи, да другие пациенты, и никто не жаждал с ней поговорить, а она отвечала им взаимностью. После такого снова привыкнуть к людям сложно. Переход. Зелёный сигнал светофора не зажигается, кажется, целую вечность, и вокруг Триш сбираются люди, у которых предостаточно времени, чтобы её рассмотреть. За очками не скрыть лица, и её, конечно же, узнают. Кто-то шепчет: «Линчеватель!», кто-то: «Да это же Пэтси!» Первых — гораздо больше. Это та репутация, которую она заработала. От неё не отмыться, эти грехи навсегда останутся с ней, как въевшаяся в кожу грязь. Её жертвы — не безвинные люди, но кого это волнует? Её ненавидят и боятся, потому что она убивала, но не оказалась за решёткой, а всего лишь прошла лечение. А теперь и вовсе ходит по тем же улицам, что и те, кто никогда не соприкасался ни с чем подобным. Триш подходит к зеркальной витрине какого-то магазина, чтобы увидеть то же, что видели они. На неё смотрит измождённое, бледное лицо. Будь её мать жива, она бы сказала, что Триш напоминает живой труп. Мама не выпускала бы её из дома, пока её дочь не выглядела бы точно так же, как на фотосессиях для модных журналов. Вот только, будь мать жива, скорее всего, не были бы убиты ни Монтеро, ни Сэллиджер. Какой смысл думать о том, чему никогда уже не дано случиться? Ей пора уже свыкнуться с тем, что близких людей, кроме Джессики, у неё нет. И это не так уж и мало. Впервые после ареста Триш увидела Джессику уже в здании суда, но они так и не обмолвились ни словом, только встретились взглядами. Триш отвернулась первой. Зачем Джесс сюда пришла, насладиться её унижением? Но это же не в характере сестры. Просто из любопытства? Тоже нет. Ради того, чтобы поддержать Уокер на заседании, на котором должна была решиться её судьба? Не после того, что сделала Триш. Если убийство матери Джесс не перечеркнуло навсегда любую возможность взаимопонимания между ними, это окончательно сделал чёртов удар ножом. Даже если каким-то чудом Джессика сможет её простить, сама себя Триш не простит уже никогда. Хогарт не зря считалась одной из лучших адвокатов в Нью-Йорке. Её речь завораживала, и подготовилась она великолепно, безжалостно препарируя всю жизнь Триш с самого детства. Узнала даже то, что знали лишь самые близкие: Джессика и мама. Вытрясала из неё всю ту мерзость, что Триш копила в себе долгие годы и о которой так хотела забыть. Отец, избивающий мать, и его арест по её донесению. Мама, лишившая её нормального детства, чтобы сделать из Триш звезду и жить за её счёт. Появление приёмной сестры со сверхчеловеческой силой. Первая известность. Наверное, Джесс не так уж и не права, называя её мать сутенёром собственной дочери. Зависть, чувство неполноценности. Наркотическая зависимость. Какое теперь-то это имеет значение? Действительно, её путь ко дну начался ещё в детстве. Слишком много травм, чересчур часто она оказывалась беспомощной и не имела возможности управлять своей жизнью. Триш хотела стать лучше, но ничего не получалось. Завидовала Джессике — такой независимой и сильной, — несмотря на то, та лишалась родителей. Хотела быть той, кто защищает слабых, а не той, кому самой нужна защита. И к чему это привело? Сюда, к месту на скамье подсудимых? А Хогарт не собиралась останавливаться. Максимиллиан Татум. Киллгрэйв. Уилл Симпсон. Карл Малус. Хорошо хоть не Алиса Джонс. И без матери Джессики каждое имя и связанная с ним история болью отзывались в душе Триш, пока Хогарт не перешла к недавним событиям. Сэллиджер. Жестокая смерть матери и череда убийств, из-за которых Триш оказалась здесь. Остался ли вообще хоть кто-то, кто её не презирал? Заслужила ли она чьё-то сочувствие? — Можно автограф? — писклявый голосок вырывает её из раздумий. Полноватая рыжая девушка, лицо которой усыпано веснушками. Длинные кудрявые волосы. Добрые голубые глаза, которые не хотят видеть в Триш зло. Эта девушка наверняка выросла на её шоу, почему-то так и не захотев считать Уокер той, кем она стала. В отличие от многих других. Может быть, потому, что в жизни этой девушки не случалось ничего такого, что заставило бы её поверить? Счастливая наивность... — Вы, в самом деле, этого хотите? — Конечно! Я Пэнни. Это почти как Пэтси, только две буквы поменять... Девушка так смешно тараторит, что Триш невольно улыбается, глядя на неё. Похоже, Пэнни действительно не может поверить, что кумир её детства на самом деле плохой человек, даже не смотря на всё то, что о ней стало известно. Остаётся только позавидовать этой счастливой Пэнни и просто порадовать человека. Впервые за долгое время Триш расписывается не в документах, а на странице чужого блокнота, по-детски блестящего, розового и яркого. Блокноте, на котором изображена Триш в том самом идиотском рыжем парике. Парик ненавистный, но это неотъемлемая часть образа, сделавшего её знаменитой. Короткая надпись «Пэнни от Пэтси» с непривычки выходит кривоватой. Триш чувствует, что пожелание написать уже не выйдет. Вместо подписи нетвёрдая рука выводит нечто, лишь отдалённо похожее на сердечко, но обрадованная фанатка всё равно её благодарит и ещё долго смотрит вслед, когда Триш желает ей всего доброго и отходит. Для того чтобы делать людей счастливее, не обязательно кого-то убивать. Пусть даже тех, кто этого заслуживает. Простая истина, которую ей оказалось так непросто понять. — Хогарт умерла. Это первое, что сказала ей Джессика с тех пор, как Триш проткнула ей руку ножом. С того дня прошёл почти год, за который Триш много думала обо всём этом. С одной стороны, она была благодарна Хогарт, ведь только её исключительный профессионализм спас Триш от заключения в Рафте и вообще от тюрьмы. С другой — она стала вполне типичной клиенткой Хогарт, одной из тех, кого та ненавидела. Джери никогда не волновала виновность её клиентов, и практически любого из них Триш не отказалась бы отправить на тот свет вслед за Нассбомером, Монтеро и Сэллиджером. Но теперь она сама стала той, кому вместо пожизненного срока в особой тюрьме полагалось то, что некоторые назвали бы курортом. — Хотела бы сказать, что расстроена, но всё равно не могу. Если это всё... — Неужели ты не хочешь поговорить? — Мы обе знаем, что нельзя просто сказать: «Мне жаль» и забыть всё то, что между нами было. Но мне действительно жаль... Джессика так крепко прижала её к себе, что Триш всерьёз опасалась за сохранность своих костей. — Значит, Хогарт ушла, всё-таки совершив напоследок доброе дело. — На неё не очень похоже, — сквозь слёзы улыбнулась Триш. — Да, её помощь была не совсем добровольной, — усмехнулась Джессика.— Но ради того, чтобы спасти тебя, я готова и на большее. — Почему, Джесс? После всего, что я натворила? — Потому что я до сих пор хочу верить, что ты просто запуталась, и тебе опять нужна моя помощь, — вздохнула Джессика и внимательно на неё посмотрела. — Триш, пожалуйста, докажи мне, что моё чутьё меня не подвело, постарайся больше никого не убивать, договорились? Близких людей у меня не осталось, я не могу потерять ещё и тебя. Кое-что в этом мире всегда остаётся неизменным. Квартира-офис Джессики, на двери которой всё так же красуется надпись «Alias Investigations». Тусклое освещение. Незнакомые даже с таким понятием, как ремонт, стены. Обшарпанная мебель, среди которой особенно выделялся уродливый промятый диван безвкусной расцветки. Алкоголь вместо книг на полке. Триш не думала, что будет рада сюда вернуться. Не надеялась, что она вообще сможет сюда вернуться, и её не прогонят. И уж тем более она не думала, что, зайдя сюда, почувствует себя дома. — С возвращением! — Джессика салютует ей ополовиненной бутылкой. — Кажется, ты у нас снова знаменитость. Джесс тянет Триш смятую газету, датированную вчерашним числом. — Что это? Так... «Патриция Уокер, известная как Нью-йоркский Линчеватель, уже завтра снова окажется на свободе. Когда нам ждать новых нападений?» Ну, к славе мне не привыкать, — улыбается Триш. — Хотя не о такой я в детстве мечтала... Спасибо, Джесс. Я никогда не смогу тебя отблагодарить за то, что ты для меня сделала, но всё равно — спасибо. — Пожалуйста, — пожимает плечами Джессика. — Лучше скажи, чем планируешь заняться? — Пока не знаю, на радио и телевидение мне дорога закрыта. Моя карьера в шоу-бизнесе закончилась окончательно, больше никаких "Разговоров с Триш" или "Стиль от Триш". Что-нибудь придумаю, но пока мне даже жить негде. Пустишь на неопределённое время? — Располагайся, — машет рукой Джессика. — Не "люкс" в пятизвёздочном отеле и даже не твоя прежняя квартира, но местечко найдётся. А чтобы не просто так занимать мой диван, что скажешь насчёт работы в "Alias"? — Джесс… — Если уж ты так хотела причинять добро — будем это делать хотя бы по закону. У двух супергероинь это получится в два раза лучше, чем у одной. Конечно, я привыкла работать одна, но как мне кажется, сейчас подходящее время, чтобы завести новые привычки. — Спасибо! — Триш чувствует, как по щекам текут слёзы. — Не за что, — вновь ведёт плечами Джессика. — Ты же моя сестра.