love fever

Бэкхен не знал, когда именно это все началось. Когда вместо обычных дружеских чувств к Минсоку, — они дружат всю сознательную жизнь, а знакомы и того больше, — появилась симпатия, а на теле начали появляться сердечки. Ужасно розовые и ужасно палевные сердечки, которые не содрать и не смыть так просто. Проказа двадцать первого века, вирус, проклятие, кара небесная или проще — связь родственных душ, зародившаяся после того, как люди начали забывать говорить о своих чувствах и перестали искать в себе смелость признаться возлюбленным. Связь проявлялась по-разному, но общим оставалось одно: на теле влюбленного человека при взгляде на объект симпатии появлялись яркие сердечки, чем давали понять остальным, что сердечко на ближайшее время занято. У кого-то метки появлялись на руках, кому-то повезло меньше и яркие крупные и мелкие сердца окрашивали плечи, кто-то носил сердца на спине и успешно прятал под одеждой. А Бэкхену вот не повезло от слова совсем — у него на лице при виде Минсока загорались крупные сердечки, осыпали лоб, трогали щеки и даже кончик носа был отмечен небольшим розовым пятнышком, выдавая парня с потрохами. И сколько бы Бэкхен не пытался стереть сердца, натирая кожу до красных пятен в душе, сколько бы ни пробовал замазывать их одолженной у сестры тоналкой, тщательно замазывая по утрам перед зеркалом, даже подумывал вырезать тонким лезвием, но каждый раз останавливался, боясь и боли и последствий одновременно. Ничего не получалось, через пару часов сердца вновь блестели на солнце ярко розовым, а Бэкхен проклинал свое существования, клянясь в сердцах купить маску, закрывающую эти ужасные поросячьи метки, или и вовсе разлюбить Минсока и больше никогда не видеть и не знать. Ну, или хотя бы просто уехать куда-нибудь далеко и больше никогда-никогда не видеть Кима и не мучиться из-за пятен на лице. Но каждый раз одергивал себя, не видеть друга сродни пытки, и возвращался к варианту с маской. Но то ли фортуна очень любит Бена, то ли на парня обрушилось небывалое везение, но сердца Минсок в упор не замечал или делал вид, что не замечает, продолжая общаться, как и прежде, словно его лучший друг не становился неоновым фонариком при одном лишь взгляде на Кима. Они, как и раньше, ходили вместе домой из школы, зависали в гостях друг у друга допоздна, играя в видеоигры или делая домашку, вместе гуляли на выходных и ходили на фильмы марвел в кино. Они были обычными друзьями, и все было настолько обычно и нормально, Бэкхен даже начал задумываться о том, что никакой любовной лихорадки нет и все это просто шутки разума, на которые можно даже не обращать внимание. Но сочувственные взгляды, а иногда и смешки, преследующие его буквально повсюду большую часть жизни, не давали наивно верить в фантазии и жить в реальности, продолжая освещать ночью дорогу не хуже любого фонарного столба. Что делать со всем этим Бэкхен совершенно не знал. Бен плыл по течению, позволяя унести себя в океан под названием «Ким Минсок» без сопротивления, только задерживал дыхание на несколько секунд и наполнялся трепетом каждый раз, прежде чем поднять взгляд на друга и ласково, нежнее, чем стоило бы, позвать, произнести его имя и прикоснуться случайно. В такие моменты Бэкхен внутренне умирал и переполнялся эмоциями до краев, еще чуть-чуть и весь океан чувств выйдет из берегов его сердца и смоет Минсока, утопит и заключит в клетку, состоящую из нежности и любви. А Бен будет оберегать Кима как самый дорогой бриллиант, защищать, словно василиск запертую в башне принцессу. Только бы Минсок заметил и ответил на чувства, только бы не прекращал улыбаться лишь ему, Бен Бэкхену. Конечно, Бэкхен пытался признаться в чувствах. Каждый раз набирался смелости, подолгу храбрился и даже репетировал речь перед зеркалом, покупал подарки, словно Минсок какая-нибудь впечатлительная девчонка и от дорогой безделушки растает и отдаст свое сердце в чужие руки. Но каждый раз, каждый чертов раз, случалась какая-то фигня и признание срывалось. Сначала Чанель с параллельного класса умудрился запутаться в собственных ногах и вылить на Бэкхена ведро грязной воды. Потом на улице в парке, когда три заветных слова, способных здоровски облегчить Бену жизнь, уже были готовы сорваться с губ, Минсок увидел в толпе одноклассников из средней школы. Затем какая-то дворовая кошка решила спрыгнуть с дерева прямо Бэкхену в руки, оцарапав лицо и плечи. Бабушка попросила показать дорогу, а ребенок в торговом центре потерялся и выбрал в качестве спасителя именно Кима. Каждая попытка Бэкхена признаться оборачивалась локальной катастрофой, и Бен просто перестал пытаться, опустив руки. Если уж сама Судьба против признания, то может оно и не нужно вовсе? Может это и не любовь вовсе, а лишь симпатия, глубокая привязанность, которую он по глупости и неопытности путает с тем самым вечным и возвышенным, и скоро пройдет? Сойдет на нет, как и любые чувства со временем, превратившись в уважение и дружескую заботу. Ведь Бэкхен всю сознательную жизнь дружит с Минсоком, роднее и ближе, чем Ким, у него никого нет. Тогда и дурацкие сердца прекратят его донимать, больше не придется прятаться по утрам и безуспешно пытаться избегать друга. Бэкхен решил попробовать признаться в последний раз и закрыть для себя эту тему раз и навсегда. Каким бы ответ ни был. За чередой зимних экзаменов и суматохой праздника решительность немного поутихла, да и с Минсоком провести много времени не удалось. Друг уехал вместе с семьей на горнолыжный курорт на все праздники, впервые Бены и Кимы проводили Рождество и Новый год по отдельности, разрушая многолетнюю традицию. А сам Бэкхен наконец-то смог вздохнуть полной грудью, ведь в отсутствии Минсока поблизости его не донимали сердца, позволяя хоть немного пожить обычной жизнью самого обычного подростка и не страдать круглые сутки из-за чувств, от которых порой хотелось просто задохнуться. Да, было ужасно скучно, Бен почти все каникулы просидел дома за видеоиграми и просмотрами сериалов, лишь пару раз, за праздники, выбираясь с родителями и друзьями на каток или обычную прогулку по городу. Но, не смотря на такой расклад, Бен был счастлив взять небольшую моральную передышку в этом забеге на короткие дистанции с чувствами. Зима проходит незаметно. Бэкхен хандрит, Минсок пропадает на подработках, общение понемногу сходит на нет, ведь времени видеться так же часто, как и раньше, не находится, оба заняты своими делами, Бэкхен из-за холода понемногу теряет интерес к развлечениям и все больше погружается в учебу, предпочитая в свободное время сидеть дома в тепле, нежели шататься по промерзлым улицам посеревшего города. У Минсока этого свободного времени и вовсе нет, в семье появились некоторые проблемы с деньгами, а Ким, как хороший сын и надежда матери, пытается помочь всеми силами, пропадая подолгу на подработках в кафе и книжном магазине. И лишь весной их обоих отпускает. Бэкхен с первыми весенними ветрами и пришедшим теплом оживает, вновь болтает без умолку и весь буквально светится, даже не обращая внимания на яркие пятна в форме сердец, расползающихся уже и по шее. А у Кима восстанавливается материально положение, и в подработках больше нет смысла. Парни вновь привыкают друг к другу и проводят все свободное время вместе, наверстывая упущенное из-за зимней хандры, обсуждают выбор университета, в который непременно пойдут вместе, как и решили уже давно, и готовятся к переменам в ближайшем будущем. Тогда-то Бен и вспоминает об обещании, данном самому себе. Во что бы то ни стало признаться Минсоку в чувствах, а там будь что будет. Еще две недели уходят на самоедские мысли и поиск мужества и решительности. Бен понимает, что признаваться лучшему другу в чувствах страшно и, как минимум, странно, но не спешит отступать. Даже если этот друг уже какой год подряд не замечает персональный фонарик в лице Бен Бэкхена по правую руку от себя. Или предпочитает не замечать, делая вид, что все в порядке. Первые весенние цветы наполняют Бэкхена уверенностью, и он, наконец, решительно готовиться к признанию. Долго подбирает слова, закусывая губы, и неуверенно мнется, когда с утра просит Минсока прийти на большом перерыве на крышу школы. Обычно туда никто не ходит, лучше места для признания просто не найти. Бен несколько уроков к ряду нервно ерзает на стуле и лишь отмахивается на беспокойства одноклассников и предложения учителя уйти в медпункт для отдыха. Ну конечно, уйдет он, ага, такое важное для себя событие Бэкхен не собирается пропустить из-за внезапно накатившего сна или дремы из-за успокоительного чая, которым его обязательно напоит школьная медсестра. Перед заветным большим перерывом Бен не может найти себе место и усесться на стуле, то и дело, кидая на Минсока нечитаемые и нетерпеливые взгляды. Учитель все же отправляет его в медпункт, но Бэкхен игнорирует лазарет и поднимается на крышу, где и успокаивается немного, просто наблюдая за спокойными, немного ленивыми облаками, что неспешно плывут по небу, лишь иногда закрывая яркое весеннее солнце. Скрип двери отвлекает его от мыслей, и когда Бэкхен смотрит на дверь, встречается взглядом с заинтересованным взглядом Минсока. Бэкхен ненадолго подвисает на диковинном разрезе глаз друга, ощущая, как дурацкие палевные сердечки расползаются по всему лицу, чуть опаляя щеки и кончики ушей приятным теплом. — Зачем на крышу звал, Бэкхен-а? Что-то случилось? — Случилось, хен, давно случилось, — Бэкхен подорвался с лавки, на которой до этого сидел, и, нервно заламывая пальцы, приблизился к Минсоку, — я не могу спать хен, не могу нормально есть и заниматься делами, потому что в мыслях постоянно крутишься ты, Минсокки-хен. Я постоянно думаю о тебе, засыпаю с мыслями о тебе, хен, просыпаюсь и думаю о тебе. Всегда, везде, лишь только ты, хен, в моих мыслях, — сорвавшись на откровения, Бен не мог остановиться, крепко сжав руки Кима в своих, — я так измучен, хен, эти дурацкие сердца на моем лице не дают мне нормально жить. Почему ты никогда не замечаешь их, хен, почему не видишь мои чувства, я ведь так люблю тебя! Я горю ярче любого светильника в ночи, а ты не замечаешь. Почему, хен, почему, Минсокки-хен, ты не замечаешь, как сильно я люблю тебя? Бэкхен замолчал, и Минсок, порывавшийся вставить хоть слово в истерично-искренний монолог Бена, тоже замолчал ненадолго. — Я вижу их и видел всегда, — спокойно начал Минсок и поднял на Бэкхена умиротворенный взгляд, заставляя и Бена успокоиться и выслушать, — просто ждал, когда ты наберешься смелости и признаешься мне, потому что мне самому никогда не хватит духу признаться тебе, — Ким сглотнул и смущенно потер кончик носа, отводя взгляд. Посмотреть в глаза Бэкхена сейчас было очень страшно, Минсок боялся увидеть в них боль и разочарование из-за своего поступка. — Не подумай, что я издеваюсь! — спешно продолжил Ким, нервно сжимая пальцы Бэкхена, — мне было страшно торопить тебя, но ты все время молчал и молчал. Я подумал, что тебе неприятно любить меня, что ты не хочешь принимать свои чувства. Давить на тебя и заставлять любить того, кого ты не хочешь, последнее, что я бы сделал, потому что дружба между нами важнее. — Поэтому ты молчал? — Бен поджал губы, пытаясь справиться с обидой и облегчением, что постепенно подступали к горлу. Подумать только, а он ведь решил, что Ким просто не замечает или не хочет замечать его чувств, предпочитая остаться друзьями. А он просто не хотел Бена торопить, позволяя младшему самому разобраться в своих чувствах и принять единственно верное для себя решение. Просто камень с души упал, Бэкхену в раз захотелось рассмеяться из-за собственной глупости и трусости. Он поднял на Минсока взгляд, кивком головы прося продолжать. Ким прочистил горло и заговорил вновь. — Да, нет. Не только, — он замялся на мгновение, ощущая, как по щекам расползаются неровные пятная смущения, — и вот еще почему. Минсок повернулся к Бэкхену спиной и немного дрожащими от волнения и стыда руками задрал полы рубашки, обнажая поясницу. — Они появляются, когда я смотрю на тебя. Уже лет пять как. На светлой коже Минсока мелкой россыпью горели яркие пятна сердечек, выглядывающих из-под пояса штанов. Бэкхен звонко рассмеялся, преисполненный счастьем и облегчением. Кажется, он все-таки любимчик Судьбы, и фортуна в свое время повернулась к Бен Бэкхену правильным местом, звонко поцеловав в нос?