Джек спал, тихо похрапывая. Спал он беспокойно, отметила про себя Венди. Он шумно дышал, грудь часто опускалась и подымалась, уголки губ подрагивали, светлые волоски на руках, щеках и шее стали дыбом. Венди смотрела на него и видела монстра. Монстра, которого она любила.
Это не её Джек, не её муж, не отец её сына, это — монстр.
Венди почувствовала боль, она пронзила её тело, будто Венди проглотила запретный отравленный плод.
Нужно было развестись тогда, два года назад, подумала она.
Но тогда этот монстр был Джеком, её Джеком.
А сейчас это был не он. Венди выходила замуж за другого человека, от другого родила ребёнка и с другим когда-то хотела развестись.
Но кто думал, что «Оверлук» сделает с ними такое? С ними всеми. Джек медленно, но верно превращался в чудовище, Дэнни боялся каждого шороха и всё чаще впадал в трансы, а она сама становилась истеричкой, всё чаще задумываясь о своей жизни.
Почему под машину попала Эйлин, а не она?
Почему она ответила на ухаживания Джека?
Почему она сказала «да»?
Почему не подала на развод, когда Джек сломал их сыну руку?
Почему всё ещё не сбежала, если замечает, что отель творит с её семьёй?
Венди смотрела на спящего мужа и неожиданно почувствовала накат любви. Кажется, во сне он снова стал собой. Точнее, своим физическим «я». Стать собой — звучало очень громко, если речь шла про Джека Торранса. Венди знала его целых десять лет, если даже не больше, а всё ещё ничего про него не знала, как бы глупо ни звучало. Его глаза редко что-нибудь выражали, казались стеклянными и бездонными. Джеку нужны были друзья, которых у него не было, Джеку нужно было общаться с кем-то, рассказывать про свои проблемы, больше смеяться, но с ним никто не общался. Вернее, не общался он — с ним неоднократно пытались завязать тесные отношения, но он горделиво молчал. Венди порой недоумевала, как это они смогли начать встречаться, когда Джек был так холоден и тих.
Венди тогда было почти восемнадцать. Она носила короткую стрижку до подбородка и вообще не красилась; ходила, прижимая к груди учебники и книги. Тогда она впервые увидела его: растрёпанные волосы, свободная рубашка, серые брюки с бежевым ремнём и туфли, повидавшие виды. Он сидел на подоконнике, зажимая меж двух пальцев сигарету. Он читал книгу. Волосы цвета тёмного каштана падали на глаза.
Но тогда Венди не придала ему значения — ну парень и парень, полный колледж таких!
Джек перевернулся на другой бок, что-то пробормотав во сне, и притянул Венди к себе. Венди опешила. Ей не хотелось, чтобы её обнимало чудовище. Но чудовище отправилось на покой, рядом был только её любимый. Венди вдохнула его запах и прикрыла глаза. «Джекки, мой милый Джекки…» — подумала она.
Они сидят с подругой в столовой, неспеша поглощая лэнч. Эми, — подруга Венди, — без конца трещала про какого-то парня, которого короновали главным красавчиком. Венди слушала подругу вполуха, обсуждать какого-то красавчика ей не хотелось.
– Вон он, смотри, смотри! – возбуждённо прошептала Эми и ткнула пальцем в парня, сидевшего за два столика от них. Джек Торранс.
Венди широко распахнула глаза. Это ведь тот самый небрежный парниша, который курил и читал книгу два дня назад!
– Скажи — красавчик! – снова прошептала Эми. – Вот бы он был моим…
Венди не слушала. И вправду красавчик, бесспорно, но таких красавчиков было очень много, таких же с растрёпанными волосами, острыми чертами лица, в белых рубашках и сигаретой в зубах. Но только нормальных отношений с такими не построишь. За этой милой маской кроются аморальные идиоты, как правило, одержимые постелью, пока не надоест. Венди дважды велась на эту удочку и третий раз вестись не хотела.
Венди уткнулась носом в его грудь. Она слышала его медленное сердцебиение, неровное дыхание и шевеление каждого мускула. Дэнни спал рядом с ними, в своей кроватке. Перетащить кровать в их спальню было решением обоих супругов. Дэнни был так похож на Джека, просто удивительно. И любил его так же удивительно сильно. Уколы ревности время от времени сменялись уколами анестезии, когда она наблюдала, как эти двое проводят время вместе. Они могли просто сидеть рядом, а могли тихо разговаривать о чём-то. О чём — Венди не знала. Джек всегда выносил оценку их разговорам с сыном обобщая, а самое важное выносил. «Он сказал, у него утром болела голова», или «Он сказал, что на ужин хотел бы макароны и курицу».
У Джека из кармана брюк выпала ручка.
– Мать твою так! – выругался он и уже собрался поднять её, но Венди его опередила. Она всунула ручку в ладонь Джеку и выпрямилась. С соломенных волос свалилась заколка. Попросту взяла — и открепилась. Джек рассмеялся и поднял упавшую под ноги заколку.
Протянул её Венди.
– Кажется, это цепная реакция, – огласил он. Каштановые волосы снова завесили худое лицо. Венди кивнула. Джек ей тогда совсем не симпатизировал, она ограничивалась лишь мыслью о том, что он красивый молодой человек.
Джек облизал губы круговым движением.
– Как тебя зовут? – спрашивает.
Он добавил:
– Не подумай ничего такого. Ты показалась мне интересным человеком, знаешь, так иногда бывает. Идёшь, идёшь — и видишь кого-то. И с этим кем-то неожиданно хочется познакомиться.
– Виннифред я, – не дала говорить она.
– А я Джон. Ну, можно Джек.
– Приятно познакомиться, – если бы. Приятно всё ещё не было.
И в кого она такая противная? Неужто в дуру-мамашу?
– Ты Винни или Фредди? – не унимался Торранс.
– Вообще-то Венди.
– Прошу прощения, – Джек улыбнулся, но больше это походило на оскал. Венди стало не по себе.
– Ну, мне пора.
И убежала.
Это был их первый разговор. Венди тогда ещё надеялась, что и последний. Джеку она никогда об этом не говорила, не хотела.
Он неоднократно звал её прогуляться, подходил после занятий, предлагал свою помощь, но Венди отказывалась.
Однажды, лёжа в кровати, она впервые почувствовала укол ревности. Укол в самую серёдку груди, в задницу, бёдра и лоб. Она подумала, если будет продолжать отказывать настойчивому Торрансу, то потом, когда у него будет жена и дети, будет жалеть.
Венди сама подошла к нему на следующий день. Джек больше не смеялся и оставался холодным как лёд.
– Джек! – она схватила его за рукав пиджака. Честно, он был просто отвратительным, этот пиджак. – Прости меня. Твоё предложение прогуляться всё ещё в силе?
Он обернулся. Впервые она полностью видела его лицо. Бледное, вытянутое, с ярко выраженными скулами. Глаза у него были серые, почти синие. Густые тёмные брови, а на правой щеке — родинка.
Венди заулыбалась. Странно, но Джек был первым человеком с родинкой на лице из её знакомых. У Джека их всего две, одна — на щеке, вторая — на левом плече.
– Да, – ответил Джек без особого энтузиазма.
– Как насчёт парка?
– О'кей. После занятий?
– Да.
С лица Виннифред всё ещё не сошла грустная улыбка.
Джек умирал.
А его место занимает чужак.
День свадьбы она предпочла не вспоминать, потому что это был последний день, когда она видела своего отца.
Кто вручает эту женщину?
Я вручаю.
Самый счастливый день
«После дня рождения Дэнни»
был день, когда она узнала о беременности. Поняла, что носит под сердцем их с Джеком ребёнка.
– Джек, отвлекись, пожалуйста, – она стояла в дверном проёме в его кабинет. Джек снова сидел за печатной машинкой. Его глаза покраснели в уголках, сосудики полопались от напряжения.
– Что случилось, Венди? – безразличие. У Венди закололо в груди. Он что, будет не рад появлению ребёнка в их семье?
– Что-то срочное? – он отложил печатную машинку в сторону.
– Да. Джек…
– Ну?
Венди сглотнула.
«Джек, Джек, Джек, Джек, Джек! Молю, молю, молю, обрадуйся, улыбнись, я не хочу делать аборт или быть матерью-одиночкой! Не хочу, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет!»
– Венди, мать твою так, не молчи! Я отвлекаюсь от работы для того, чтобы слушать, как ты молчишь?
– Прости, я…я волнуюсь.
Венди прошла вперёд.
«Не хочу!»
– Джек, у нас…будет ребёнок.
Торранс подавился воздухом.
– Что? Что ты только сказала?
Венди втянула плечи и зажмурила глаза, будто Джек только что шлёпнул её по щеке.
– Виннифред, что ты сейчас сказала? – медленно повторил свой вопрос Джек.
– Я беременна, милый. Твоим ребёнком.
Его лицо всплыло в темноте. Губы сначала дрогнули, а потом растянулись в широкой улыбке. Такую улыбку называют улыбкой до ушей. Она ещё никогда не видела Джека таким счастливым, каким он был тогда.
Венди почувствовала, как Дэнни заворочался в своей кроватке. Запутался в одеяле или что-то такое. Или ему снова снился кошмар. Венди не знала, как, чёрт возьми, от них избавиться и почему они ему вообще снятся.
Сияние.
Женщина в 217-ом.
Их Дэнни не мог это выдумать. Он бы не стал.
Дэнни знает, как они с Джеком переживают за его состояние, знает, что их отношения трещат по швам. И с каждым днём Венди всё меньше надеялась на поддержку и помощь мужа. «Оверлук» потихоньку отнимал у неё всё: мужа, сына и её собственный рассудок. А эти блядские воспоминания делали ещё больнее, ведь когда-то они были семьёй, любили друг друга.
Джек умирал. С каждым днём рассыпался в прах всё сильнее и сильнее. И Дэнни становилось всё хуже, он слабел, худел и становился всё тише. Дэнни никогда не был шумным и требовательным малышом, но никогда и не был таким панически тихим.
Венди уже неделю впускала в свой организм алпразолам перед сном, чтобы не думать лишнего. Где она его нашла — неизвестно. Муж и сын об этом не знали и знать не должны.
Джек ей больше не помощник. Она должна спасать сына и себя собственными руками и умом.
Самое страшное, о чём она думала — так это то, что кто-то из них может лишиться жизни, хотя Джека уже почти не было.
Джек что-то знает. Он знает, что Дэнни ничего не придумывает, но по какой-то причине говорит об обратном. Что он знает? В какую дыру заглянул и он тоже?
Укол комплекса неполноценности. В сердце.
Он заворочался. Венди подумала, что вот-вот он проснётся. Никогда в жизни она не желала, чтобы Джек не просыпался. Как стыдно, но порой она хотела, чтобы муж был мёртв.
Это зависело оттого, кто рядом с ней: Джек Торранс — её любимый муж и парень из тех блядских слезливых воспоминаний, Джек, сломавший Дэнни руку в состоянии алкогольного опьянения или чудовище «Оверлука».
Начало светать.
