Я рядом

Моросящий холодный осенний дождь заливает мир вокруг, разбрызгивает грязь на стены домов, на старые поношенное берцы Кристофера, на ещё теплый труп его дочери, стеклянными глазами глядящей в темное ночное небо; её руки раскинуты в стороны, будто крылья ангела, а на губах, кажется застыла нежная улыбка, которой могла улыбаться только она. Кристофер хмурится, поворачиваясь на пятках к дрожащей стае. Они такие же дети, какой была и его Эллисон. За что им это? Он видит страх в их глазах, видит скорбь, видит непонимание и вину, которая тяжёлым грузом утраты легла на их плечи. Невольно он замечает, что многие не решаются смотреть ему в глаза, отводя или опуская взгляд: Скотт, бестолковый, но такой преданный Скотт, отворачивается, едва стоит Крису на него посмотреть. Вот, кто действительно винит себя в собственном бессилии. Кристофер уверен что Эллисон посчитала бы, что это красиво: умирать на руках своей первой и единственной любви. — Что мы говорим копам? — Спокойно уточняет мужчина, опуская тёплую ладонь на плечо юноши, чье тело содрагается и сжимается от этого невинного прикосновения. — Всё… Всё случилось слишком быстро. — В потоках усиливающегося дождя не видно, как рыдает МакКолл, но Арджент чувствует, как трясутся его плечи и как он до побеления костяшек сжимает кулаки, выпуская когти себе в ладони. — Всё случилось слишком быстро. — Кивает Айзек, опуская глаза на руки, сжимая кулаки и обессилено опуская их. *** — Вы точно ничего не видели? — Уточняет Ноа, внимательно следя за Арджентом своими добрыми серыми глазами. Этот мужчина действительно хочет разобраться в случившемся и Кристофер благодарен ему за это. Искренне благодарен. — Нет… Нет. — Охотник устало трёт лицо, на секунду опускает руки, а затем непроизвольно обнимает себя, скрещивая руки на груди. — Всё случилось слишком быстро. — Дети сказали тоже самое и я не вижу смысла им не верить. Это трагично… — Шериф секунду медлит, смотря куда то сквозь Арджента. — Я не представляю, что бы я делал, если бы со Стайлзом… Ох, Крис. — Стилински-старший наконец даёт себе волю, и крепко обнимает Арджента, который лишь послушно принимает жест сочувствия и хлопает мужчину по плечу. — Детей могу отпустить? — Уточняет Кристофер, слегка склоняя голову набок, когда шериф, смущенный своей эмоциональностью делает шаг назад. — О, конечно. Если появятся вопросы, мы им позвоним.  — Уходите. — Скорее приказывает, нежели просит Крис, и Дерек уводит свою стаю, а Стайлз, понимающе кивая Хейлу-младшему, уводит дрожащих и едва держащихся на ногах Скотта и Лидию. *** Около получаса Кристофер просто сидит на крыльце, тупо глядя в чернеющий лес перед собой и ещё пятнадцать минут он не решается открыть дверь собственного дома, то и дело занося и опуская дрожащую руку. Мокрые разводы грязи остаются на полу от его тяжёлых ботинок, растекаются по плитке и пропитывают белоснежный ковер. Он закрыл входную дверь? Кажется, да. За такие вещи больше некому его ругать. Теперь у него нет клана, теперь у него нету семьи, теперь у него нет ни-ко-го. Сердце и душа раскрошились в стеклянную крошку, осыпавшись на все внутренние органы и царапая их в клочья как только сердце Эллисон сделало последний удар и замерло навечно. — Эллисон… — Тихо зовёт Кристофер дрожащим голосом, с гаснущей надеждой вглядываясь в темноту пустого дома. — Элли… Моя крошка Элли… Глупо верить, что сейчас всё изменится: зажжётся свет, его дочурка сбежит вниз по лестнице, обнимет его, наругает за что-то и позовет вместе ужинать. Глупо думать, что она всё ещё жива и подтверждением этому служит немая, могильная тишина, навеки теперь царящая в каждой из комнат. — Туп. Туп. Туп-туп. Туп. — Заходить в её комнату ещё сложнее, чем просто войти в дом. В нос резко бьёт аромат её духов, запах кожаной куртки, висящей на стуле и тонкие нотки аконита и рябины, которые она всегда хранила у себя в тайнике. На несгибающихся ногах Кристофер подходит к её кровати и берёт её любимый пледик, которым она укрывалась в детстве, до сих пор храня его в изголовье кровати. Пледик выцветший, затертый в некоторых местах, но всё ещё мягкий и пушистый. Как и когда-то давно, когда Эллисон только училась переворачиваться на животик и ровно сидеть, через воздушные белые облачка прыгают смешные оленята, беззаботно вскидывающие голову и радующиеся новому дню. Арджент тяжело вздыхает и прислоняет его к лицу, устало прикрывая глаза. Порыв ветра из открытого окна пробирает до костей, проходя сквозняком по всей комнате и раскидывая все записи со стола, выведенные ровным почерком на белой бумаге. Она больше никогда не войдёт в эту комнату, никогда не напишет милую записку отцу, никто и никогда больше не услышит её ласкового тихого голоса. От осознания этого всего мужчина оседает на пол и с очередным оглушающим раскатом грома даёт себе волю и заходится громкими рыданиями, иногда переходя на немой, душащий крик, заставляющий вены на шее набухать и лопаться капилляры в глазах. Это не помогает. Совсем. Эмоции лишь накатывают с большей силой, накрывая волной всепоглощающего чувства одиночества. Боль потери не сравнима ни с одной болью на свете: Кристофер предпочел бы, чтобы в его теле порвали каждую мышцу, перерезали каждый сосуд и сломали каждую кость, чем осознание того, что его единственный ребенок теперь будет гнить в земле, рядом со своей матерью. — Хэй… — Откуда-то из угла комнаты делает шаг тень и Арджент затуманенным взглядом улавливает тусклое свечение двух ярко-голубых глаз в ночной темноте. — Зачем ты здесь? Давно ты тут? — Видимо дверь он всё же не закрыл. Охотник тут же подбирается, плач отступает и на его место приходит готовность драться. Он слегка покачивается, приподнимаясь над полом на дрожащих ногах и оседая обратно, не в силах подняться. — Достаточно давно, чтобы понять, что я пришел не зря. Я хотел… Помочь. Дерек вернулся и рассказал мне всё, что случилось. — Питер Хейл, собственной персоной делает шаг вперёд и вид его не выражает враждебности или напускного безразличия, присущего ему. После долгого молчания, повисшего в воздухе и рассекаемого лишь гулкими раскатами грома да шумом проливного дождя, оборотень делает неуверенный шаг вперёд, выставляя перед собой руку, будто пытаясь укротить дикое животное, но Крис отшатывается от этого прикосновения, продолжая так же гордо смотреть Хейлу в глаза. — Мне не нужна помощь. — Спокойно говорит мужчина, вновь намереваясь подняться, но его одергивает раздраженный голос Питера. — Нет, нужна. — Мужчина слишком серьёзен и внимателен: его поза слишком напряжённая, как для человека сочувствующего со стороны. Видно, что ему этот разговор даётся непросто, как и непросто далось решение придти сюда, а от того и уходить он отсюда просто так не намерен. — Я тоже терял, Арджент. Только я потерял не одного человека. Я за раз потерял всех: каждого члена семьи, каждого из родных и близких. И они умерли не мгновенно. Я смотрел, как они медленно погибают в огне, слышал их крики боли и мольбы о помощи. Я пытался их оттуда вытащить и знаешь каково это — быть бессильным, когда самое светлое в твоей жизни, единственное, что делало тебя хорошим человеком превращает в прах чья-то злоба и ненависть, основанная лишь на столетней вражде? Кристоферу кажется, или голос Питера действительно дрожит? На дне его голубых глаз плещется грусть и смирение: всё лицо выражает лишь глубокое сочувствие и понимание. Неужели он действительно простил клан Арджентов за то, что сделала Кэтрин? Если так, то в Хейле намного больше благородства, чем думал охотник. — Ты знаешь, что нужна и я знаю, что нужна. По крайней мере, когда это случилось со мной, я нуждался в этом больше всего на свете. — Вервольф медленно садится напротив, не предпринимая попыток приблизиться, обнять или коснутся. — Я здесь. Я слушаю. Раскат грома прокатывается над Бейкон-Хиллс и молния рассекает чёрное полотно небосвода. Человек напротив сидит неподвижно, внимательно наблюдая за охотником, кажется, искренне желая помочь. Пожалуй, только этого Кристоферу действительно не хватало: слова начинают литься бессвязным потоком, а Питер всё так же молча сидит напротив, внимательно глядя в выцветшие голубые глаза. — Она была солнышком в моей жизни, моей гордостью и единственным действительно важным в моей жизни человеком. — Рыдая признается Крис, опуская голову в пледик и кутаясь в нем, будто пытаясь почувствовать давно ушедшее тепло Эллисон. — Знаешь, она любила этот плед с детства… Вечно куталась им и засыпала… На нем олени — она обожала оленей. Эллисон с детства их обожала и отказывалась их убивать на охоте, ведь они слабы и нуждаются в защите. — Голос Арджента сорвался и затих, и хоть мужчина упрямо пытался шепотом договорить, но воздуха критически не хватало, а каждый вдох давался всё сложнее. — Она была… Она была… — Особенной. — Кивнул Питер, протягивая руку и осторожно сжимая плечо Криса. — Да, особенной. — Кивнул мужчина, опуская голову и закрывая глаза. Слезы всё так же катились по его щекам, стекали в бороду и мочили грязную футболку, но силы кричать кончились и Арджент тихо осел в объятия голубоглазого оборотня. — Когда я потерял семью мне тоже было больно. Очень больно. — Оголённая надломленная душа крошилась в руках Хейла, который нежно гладил широкие плечи Кристофера, осторожно похлопывал по спине и пробегался пальцами по затылку, заставляя мужчину невольно следовать за прикосновениями, всё больше наваливаясь на оборотня и, кажется, засыпая. — Я здесь. Я слушаю. — Шептал Питер в седую макушку охотника, баюкая того в своих крепких объятиях, пока по его венам бежали темные струйки боли, которую он хотел разделить с Кристофером. — Я рядом.