***
Да, она переспала со своим шефом. С Джонатаном, мать... то есть, отец его, Моргенштерном. И ей понравилось. Очень. Падать ниже было просто некуда. А ведь беды, как говорится, ничего не предвещало. За шесть месяцев работы Майя, словно раковый больной, прошла все стадии принятии ситуации и встречала каждый новый рабочий день почти что с буддийским смирением, самонадеянно считая себя готовой к любому капризу, к любому ядовитому выпаду. Но сегодня случилось... страшное. Обсуждая обложку январского номера, Моргенштерн «разошёлся во мнениях» с Мариз Лайтвуд. Это было зрелище не для слабонервных, бедная Тэсса то и дело подливала Шардоне прямо в кофейную кружку. Разумеется, в конце концов фотографу пришлось засунуть своё гениальное мнение глубокооооо-глубоко - по-другому с Мариз не работало - и весь оставшийся день он срывался на всех, кто под руку попадётся. Догадайтесь, кто в силу очевидных причин попадался этому маньяку под руку чаще остальных. К вечеру Майя перепробовала все известные дыхательные упражнения, выклянчила у Тэссы остатки Шардоне, поорала на крыше, порыдала в туалете и пропустила через шредер аж четыре заявления об увольнении. Ошмётков её самообладания не хватило бы и на сломанный ноготь. И, разумеется: - Я так понимаю, что мой чай ещё растёт где-то в солнечной китайской долине? - ядовито поинтересовался Моргенштерн, высунувшись из своей студии. - Чай? - растерянно переспросила девушка. Ещё секунду назад в своих фантазиях она нежилась в тёплой пенной ванне. Смывая кровь расчленённого шефа с усталого тела. - Это такая потрясающая бодрящая жидкость, о которой я мечтаю вот уже полчаса. Если бы только можно было попросить кого-то его заварить. Например, ассистентку, которая все равно спит на рабочем месте... Хотя, подождите, я же именно так и сделал! Вдох и выдох, вдох и выдох. Оооочень глубокий вдох и оооочень медленный выдох. - Вы не просили чай. - Разумеется, не просил, - охотно согласился этот... этот... - я требовал. Признаться, не думал, что это настолько сложная задача. До сего момента Майя и не подозревала, что способна на такую дикую, животную ярость, застилавшую кровавым маревом глаза. К счастью, милосердное беспамятство укрыло своей пеленой большую часть из того, что она наговорила, ворвавшись следом за шефом в его кабинет. Правда, и меньшей с лихвой хватало на увольнение с волчьим билетом. Что ей запомнилось отчётливо, так это шок, медленно проступавший на бледном лице Моргенштерна, злость, разгоравшуюся во взгляде опасным пламенем. И то, как с каждым запальчивым словом он, словно хищник, подбирался все ближе и ближе. Даже сквозь пелену ярости все инстинкты разом вопили бежать, бежать без оглядки, но Майя упрямо стояла на месте, зачарованно наблюдая, как темнеют эти невозможно синие глаза. А потом он её поцеловал. Грубо. Больно. И так упоительно хорошо, так правильно, что вместо звонкой оплеухи всю бурю эмоций, клокотавшую в груди, она вложила в ответный поцелуй. А дальше… Дальше была горячка, и так ли важно, страсти или злости, когда в крови кипит пожар? Моргенштерн толкнул Майю к стене и, развернув лицом от себя, тут же вжался в неё всем телом. Наглые ладони без лишних прелюдий нырнули под юбку, стягивая белье до колен, а зубы совсем не игриво впились в тонкую кожу у основания шеи. Но эта грубость и была той самой искрой, не позволявшей угаснуть жаркому пламени в обступающей их трезвящей реальности. И когда он наконец-то заполнил её собой, слишком рано и одновременно непростительно поздно, распирая до немыслимых пределов, у девушки поплыло перед глазами от болезненного наслаждения. Они двигались в жадном рваном ритме, словно одержимые, кусаясь и царапаясь, ни капли не заботясь о чужом удовольствии. И казалось, что этот пожар оставит от их сплетённых тел лишь горстку пепла, так жарко он полыхал. А вот воспоминать о том, как едва отдышавшись после оргазма, она натянула обратно нижнее белье и позорно сбежала от последствий, было уже не так приятно. В холодных манхеттенских сумерках Майя быстро протрезвела и в полной мере осознала, что натворила: пополнила собой унизительную статистику дурёх, стремившихся удовлетворить все потребности шефа. И ведь ладно бы с кем-то другим! В «Пандемониуме» было полно вполне сносных кандидатур для морального падения. Но Моргенштерн, которому она сама через раз порывалась приправить кофе щепоткой стрихнина?! И самое ужасное, что в пылу момента они даже не озаботились хоть какой-то контрацепцией! От дивной перспективы стать матерью будущего Антихриста или - к чему ложная скромность? - Антихриста-младшего Майя тут же рванула на поиски круглосуточной аптеки, а уже потом - в ближайший бар оплакивать свою гордость и все упущенные возможности отравить шефа. В общем и целом она справлялась с ситуацией вполне сносно.***
- Прости, ты что? - удивлённо переспросила Тэсса и снова взглянула на экран телефона, почти ожидая увидеть на дисплее чужое имя. Но Майя упрямо стояла на своём: - Я заболела, - ну, или нагло врала. Семантика, - такое иногда случается. - С теми, кому не нужна работа... - Мне нужна моя работа, но сейчас я просто физически не в состоянии её выполнять! И, заметьте, это даже не было ложью. Она, действительно, думать ни о чем не могла кроме того, уволит ли её Моргенштерн сразу или подождёт пару дней для приличия, опасаясь обвинений в сексуальных домогательствах. - Что-то случилось? - выдержав нагнетающую паузу, спросила не в меру проницательная подруга. - Да, о том и речь! Я заболела. - Ты поняла, что я имела в виду. - Нет, - спешно открестилась Майя, - у меня жар, просто передай это Моргенштерну. И беги. Это, как говорится, было последним по списку, но не по значению.***
Внезапно освободившееся время Майя потратила с пользой. На мысли о шефе. Ну... не столько на мысли, сколько на воспоминания. Каждый укус, каждый стон, каждый вздох - перед глазами плясал целый калейдоскоп жарких эротических кошмаров. Но вот уложить в голове тот факт, что вся эта яростная буря страстей случилась именно с самовлюблённым козлом Моргенштерном, оказалось не так-то просто. Словно шеф был каким-то двухмерным мультяшным злодеем, неожиданно выскочившим в реальность. А между тем на город уже лениво опускались сумерки, и желудок, из последних сил державшийся на вчерашней текиле и орешках, протестующе заурчал. Майя кинула полный справедливого сомнения взгляд в сторону холодильника, припоминая, когда в последний раз закупалась домой чем-то съедобным. Но вспомнить ожидаемо не получилось, молодые и амбициозные питались также, как и жили: украдкой, пока не видит вездесущее начальство. Зато приветливая улыбка официанта из небольшой семейной траттории за углом ясно вставала перед глазами. Что ж, пицца - так пицца. Вся вылазка на улицу занята минут двадцать, максимум - полчаса. И, разумеется, с её удачей когда девушка вернулась домой... - Ты... вы... ты что здесь делаешь?! ...под дверью, сублимируя в «Энгри бёрдс» на телефоне, уже сидел незваный гость. - Пришёл поить тебя куриным бульоном, разумеется, -***
- Итак, ты хотел поговорить? Конечно, её крохотная прихожая едва ли могла считаться подходящим местом для беседы, да и шеф выразительно поглядывал в сторону гостиной. Но проиграв первую битву, Майя отказывалась сдавать позиции и дальше. В конце концов она просила всего один жалкий денёк, чтобы пережить своё моральное падение и действие таблетки экстренной контрацепции! Разве это так много? - Ты меня избегаешь. - Тебя все избегают. Ты просто не обращал на это внимания. Как, оказывается, пугающе легко хамить начальству, почти смирившись с грядущим увольнением! Так и привыкнуть недолго. - Да плевать мне на всех! - как на духу, выложил Моргенштерн. Не то, чтобы он прежде особо скрывался. - У большинства людей мозг - это рудимент, атрофировавшийся от бездействия. Как говорится: «свет горит, а квартира пуста». Ты... кхм, несмотря на некоторые шероховатости, ты - все же одно из приятных исключений. Редкий островок благоразумия в этом бескрайнем океане идиотизма. Вау! А на руководящие должности в их журнале, кажется, брали исключительно по умению делать комплименты. - В общем, я... кхм, я... - с непривычки эта часть давалась шефу с видимым трудом, - я приношу свои извинения за вчерашнее. Мне бы не хотелось из-за этого терять компетентного сотрудника. Стоп. Он что, решил, будто Майя собирается увольняться? Потому что они разок трахнулись? Ничего себе самомнение! - Я всего лишь взяла выходной. Секс с тобой не настолько травмирующее событие, чтобы писать заявление об увольнении. Ну вот. Кажется, привыкла. Но к удивлению вместо привычной холодной злости на её неприкрытое хамство Моргенштерн ответил... наглой ленивой ухмылкой. - Правда? И во взгляде его горел неприкрытый вызов. Ох уж это нежное мужское эго! Ох уж её собственный сумасбродный характер! Остатки благоразумия в ужасе молили о пощаде, твердя, что это безумство уже не удастся оправдать злостью. Что это - очень и очень плохая идея. Но желание туманило голову, разливаясь по телу жаркой волной, покалывая кожу, и у остатков благоразумия попросту не было шансов. На сей раз Майя сама потянулась за поцелуем, сама рванула молнию чужих джинсов, до боли прикусив ключицу. Сама толкнула на пол. Надо было все же перебраться хотя бы в гостиную. Тогда... когда в крови ещё не полыхал прожорливый пожар. А сейчас ладони Джонатана жадно оглаживали её бока, мяли чувствительные груди, сдвинув хлопок домашнего бюстгальтера... Сейчас было уже поздно. Майя сполна наслаждалась своей властью, лениво раскачиваясь на бёдрах любовника, мучительно медленно дюйм за дюймом впуская его в себя. Наблюдая, как даже не темнеют - чернеют от страсти эти невозможно синие глаза. Как Джонатан сдерживается из последних сил, послушно принимая её правила игры. И эта покорность лишь сильнее раздувала и без того жаркое пламя страсти...***
- Чёрт, - поморщилась Майя, когда в голове немного прояснилось, - мы снова забыли про резинки. В следующий раз сначала показывай презервативы! - Следующий раз будет минут через двадцать, - сыто прохрипел в ответ Джонатан. И галантно подхватив её на руки, понёс, наконец, в кровать.