Почувствовать снова

      Я просыпаюсь, весь в собственном поту, в голове пульсирует снившийся сон. Мне не привыкать к кошмарам. Они у меня были со времен моей жизни в Отречении. Моё подсознание всегда было разбито ужасающими образами моего отца и нашей беспомощной покорностью к его жестокости. Но этот ещё хуже. Это необычный кошмар. Это ежедневный ритуал, от которого я не могу сбежать.       В каждом сне всегда одно и то же: разворачивается в почти прекрасном темпе, только для того, чтобы вернуть меня в пустоту истины, с которой я вынужден жить.       Я смотрю, как она приближается ко мне, маленькая и хрупкая, сидя на мне верхом. Я убираю светлые волосы с тех серо-голубых глаз, которые мерцают улыбкой, которую она, кажется, оставила только мне. Она обнимает меня и оттягивает мои губы в долгий, глубокий поцелуй. Я притягиваю её как можно ближе к себе, обводя руками контуры её спины.       Её тело такое холодное в моих горячих объятиях, но я так потерялся в ощущении присутствия с ней, что отбрасываю странную мысль. Не в силах сдержаться, мои руки скользят под её рубашку, опускаются к её талии и затем двигаются вверх, мои пальцы обжигают её ледяную кожу. Именно тогда я чувствую странную влажность на кончиках пальцев, скатывающуюся по ладоням.       Я отрываю свои губы от её и смотрю вниз. Спереди на её серой рубашке растёт большое красное пятно, кровь просачивается через ткань и капает на мою одежду. Мои руки залиты кровью, которая хлынула из её груди именно в тех местах, где пули прошли сквозь её тело. Теперь я смотрю ей в глаза, тусклые, серые и безжизненные, пристально смотрящие в произвольную точку на расстоянии.       Боль пронизывает меня от ужасного зрелища, которое развернулось, угрожая сломать мою душу. Я думаю, что именно в этот момент я могу различать сон и реальность. И снова я остаюсь наедине с мучительным осознанием того, что Трис больше нет.       Теперь я полностью проснулся и бодр, чувствую дискомфорт от тяжести моего дыхания, которое отражается от стен спальни. За последний год мне снился этот ужасный сон больше раз, чем я могу сосчитать, но он всегда один и тот же. Я всегда просыпаюсь вот так, дрожу, тяжело дышу, как будто я действительно там, наблюдая, как она умирает у меня на руках.       Я иду в ванную и брызгаю водой на лицо, чтобы расслабиться. Я яростно вытираю руки, пытаясь избавиться от ощущения её крови на руках. Среди шума воды я слышу отчётливо женский голос, который пробуждает меня от мыслей.       — У тебя ничего нет на руках, Четыре.       Я смотрю в зеркало, и мой взгляд падает на отражение помимо моего собственного. Меня встречает холодный мрачный взгляд, который напоминает мне, что я должен выйти из задумчивости. Она приближается ко мне.       — Кристина, я…        — Давай высушим тебя. — Именно это спокойное, серьёзное поведение всегда меня поражает.       Меня это бесит, но я ничего не говорю.       Она берет полотенце из ванной и вытирает мне лицо. Она знает, что если она оставит меня наедине с моими собственными размышлениями, я, вероятно, никогда не покину это место.       — Мне снова приснился тот же сон, — говорю я ей, когда она ведет меня к кровати.       — Я знаю. — Да, это всегда один и тот же сон. Я ей об этом рассказывал, и она, конечно, знает.       Но я всё равно продолжаю дрожащим голосом:       — Мне приснилось, что она целовала меня. А потом…       — Я знаю, — повторяет она снова спокойным тоном.       — Она мертва, — выдыхаю я.       — Я знаю, — говорит она в третий раз, и я подозреваю, что в её голосе слышится дрожь. Но она смотрит на меня своими тёмными глазами, которые выглядят так невозмутимо, что это действует мне на нервы. В моем тоне теперь слышен гнев: — Ты не понимаешь, Кристина.       — Что я не понимаю, Четыре? Что тебе снятся кошмары о том, как она истекает кровью на руках? Что ты не смог её спасти? — Она поворачивается и смотрит на меня, её глаза теперь потемнели и немного ожесточились.       Тусклый жёлтый свет из её спальни отражается от её коричневой кожи и отбрасывает тень на её лицо. На секунду она выглядит почти красивой.       Но это всего лишь секунда, потому что её резкие слова уже выводят меня из равновесия.:       — Я живу с тобой. Я переживаю твои кошмары с тобой почти каждую ночь. И ты всё ещё говоришь, что я не понимаю?       Я знаю, что она права. Кристина остаётся со мной каждую ночь, без моей просьбы, не вторгаясь в моё личное пространство. Просто побыть рядом со мной. Но по некоторым причинам, которые я не могу понять, во мне всё равно нарастает гнев. Но я стараюсь сдерживаться.       — Ты понимаешь, Четыре? Ты понимаешь, что она действительно умерла? — тихо спрашивает она.       Моя сдержанность исчезает, и я бросаюсь на неё. Кристина быстра, но не быстрее меня. В своей ослепляющей ярости я прижимаю её к стене.       — Это то, чему они учили тебя в Искренности, Кристина? — я почти рычу на неё. — Честно говорить, даже ценой причинения вреда другим?       Потому что это настоящая проблема, которая у нас всегда была. Дело не в том, что мы не понимаем друг друга. Мы прекрасно понимаем друг друга. Но наши механизмы выживания очень разные.       — Но она мертва, — шепчет она, и я могу сказать, что она пытается быть мягкой.       Непрошенная слеза катится по моей щеке. Ненавижу плакать. Это напоминает мне об отце и о том бессилии, которое я чувствовал в его руках. Кристина берет меня за щёку и смахивает слезу.       Удивительно, насколько нежными могут быть её руки на контрасте с её резкими словами.       Она приближается ко мне, и, когда она касается моих губ, я не могу не чувствовать себя бессильным снова и снова.       Её губы пахнут ягодный ароматом помады, которой она пользовалась много раз. Когда я вдыхаю сладкий аромат, я слабо осознаю, что её поцелуй мягкий и успокаивающий.       Совершенно незнакомо по сравнению с грубыми губами Трис на моих.       Когда я думаю о ней, я теряю мгновенный покой и снова разочаровываюсь. Я вцепляюсь руками Кристине в волосы, приподнимая её рот, требуя большего.       Глаза девушки распахиваются при моих действиях. Она удивлена, и я её не виню. Ведь я тоже. Но она не прекращает поцелуй, и я благодарен за это.       Не знаю, чего именно я сейчас жажду, но мне кажется, что больше, чем просто комфорта. Я не хочу её нежных поцелуев и не хочу, чтобы она меня успокаивала. Глубоко внутри меня есть резервуар разочарования и неуместного голода, который грозит вырваться на свободу.       — Четыре, — выдыхает она, тяжело дыша, когда я позволяю ей подышать воздухом. Я знаю, что ей, наверное, интересно, о чём был этот поцелуй, и, честно говоря, я тоже, но позже будет время для разговора. Единственное, что я сейчас могу понять, это необъяснимую безумную потребность в Кристине.       Когда я снова захватываю её рот, мы падаем назад на её кровать, а я на Кристину. Я смотрю прямо ей в глаза, наполненные неуверенностью, теперь, когда мы снова оторвались друг от друга. Я останавливаюсь на секунду, взгляд её глаз полностью меня охватил. Я не знаю, что делаю. Это. Это неправильно.       Отступая от неё, я говорю ей единственное, что знаю:       — Ты мне нужна, Кристина. Но тебе не нужно этого делать, — но, несмотря на моё смущение и стыд за то, что я без предупреждения бросился на мою лучшую подругу, я не могу оторваться от неё.       Она обнимает меня, сокращая расстояние, которое возникло между нами из-за моей вины. И снова ей удалось меня удивить.       — Ты можешь оттолкнуть меня, понимаешь? — Она качает головой, уголки её рта приподнимаются в намёке на улыбку: — Зачем мне? Я поцеловала тебя первой, не так ли?       Она проводит руками по моим волосам и прижимает моё лицо к своему так, что наши губы почти соприкасаются:       — Может быть, — шепчет она, её дыхание согревает мои губы, — может, ты мне тоже нужен, Тобиас.       Использование моего настоящего имени сопровождается болью печали, которую я не могу игнорировать. Трис была единственной, кто меня так называл. Странно слышать его от кого-то другого.       Странно, но не обязательно неприятно.       Но я ухожу, не в силах смотреть ей в глаза. Я установил безопасное расстояние между нами обоими. Это не то, что я должен делать. Конечно, я должен разобраться в своих чувствах, прежде чем встречаться с другой девушкой.       Она вздыхает:       — Посмотри на меня, — говорит Кристина. И я подчиняюсь.       Теперь, когда я отошёл от её объятий, я могу смотреть на неё. Я могу извиниться. Я могу объяснить Кристине, что я просто напортачил и делаю что-то, не задумываясь.       Не то чтобы она этого, конечно, не знала.       Она встаёт с кровати и начинает медленно расстёгивать ночную рубашку, ни разу не сводя с меня глаз. Я хочу спросить её, что она делает, но у меня, кажется, пересохло в горле. Она снимает штаны, и я вижу, что мешковатая одежда слишком хорошо скрывала форму её ног. Тёмная кожа Кристины выглядит бронзовой на фоне тускло-жёлтого света в её комнате, что делает её похожей на воина.       Я тяжело дышу, просто смотрю на неё через комнату, в её нижнем белье. Мне нужно остановить это, пока я не сошёл с ума.       Кристина подползает ко мне к кровати и кладёт руки мне на голую грудь. Моё тело напрягается от её прикосновений, и я знаю, что очень скоро потеряю всякий разум.       — Кристина, — хриплю я. — Чт…       — Тшш, — шепчет она, прикладывая палец к моим губам и обвивая меня ногами, усаживаясь на мои колени. Она тянет мои руки, чтобы положить их себе на бёдра, закрепляя своё положение.       Я чувствую, как моя кровь устремляется на юг.       — Знаешь, нам не нужно об этом говорить, — она снова делает то же самое, когда её губы касаются моих, пока она говорит. Я чувствую запах клубники, и это настоящая пытка — не прижиматься к её губам.       — Нам даже не нужно думать об этом, — бормочет она, выгибаясь и касаясь моей груди. Я стону, когда тонкая ткань её бюстгальтера позволяет мне чувствовать, как её возбужденные соски впиваются мне в грудь. — Мы могли просто почувствовать… — говорит, замолкая Кристина. — Просто ненадолго.       Как будто она сейчас умоляет. И судя по вопиющей реакции моего тела, когда она прижимает свои бедра к моим, я очень хочу подчиниться.       Я втыкаю руки в её стриженные волосы, устремляя её вверх в своем ожидающем поцелуе. Она права. Хочу ненадолго забыть. Война. Боль и потеря. Кошмары с Трис. Я хочу всё забыть. И просто почувствовать.       Я толкаю Кристину на спину и на секунду смотрю на неё. Я пьянею при виде её длинного гибкого тела, одетого только в полупрозрачный бюстгальтер и трусики, тяжело дышащего.       Она выжидающе смотрит на меня. Я хочу сказать ей, что, возможно, мы делаем это по неправильным причинам, но она действительно красива.       Но вместо этого я снова захватываю её губы, прижимая к кровати. Кристина страстно меня целует, наши языки играют. Её руки обнимают меня, и Кристина притягивает меня ближе, и я чувствую, как настойчивое давление в моем паху становится невыносимым, когда она прижимается ко мне своими стройными изгибами.       Теперь я знаю, что я далеко за пределами точки невозврата.       Я слышу слабый звук расстегивающейся молнии, когда я целую её безоговорочно, мои руки играют с её грудями. Руки Кристины холодные от моего тепла, когда она гладит меня.       — Кристина, — стону я. — Ты права, — мои слова превращаются в короткие вдохи, когда она наклоняется и водит языком по кончику моего члена. — Мы определенно должны просто… Блять, Кристина. — Я не могу не ругаться, потому что она полностью берёт меня в рот. Сами по себе мои руки движутся к её затылку, удерживая Кристину, пока она продолжает свою сладкую пытку, облизывая и посасывая меня.       — Мы обязательно должны просто почувствовать.       Через несколько часов она падает ко меня на руки, мы оба совершенно измотаны и всё ещё переводим дыхание. Мои природные инстинкты тянут меня в глубины глубокого сна без сновидений, который ускользал от меня в течение нескольких дней. Но я не могу так оставить. Нам нужно поговорить. Независимо от того, насколько потрясающим мог быть секс, я только что переспал со своей лучшей подругой, и этот факт не исчезнет, ​​если мы оставим его без внимания.       Но я не могу подобрать слов. Я ничего не могу сказать ей, чего она еще не знала. Так что я все равно начну с очевидного.       — Кристина, — мягко говорю я. Её голова у меня на груди, её тёмные волосы развеваются веером, и, не в силах удержаться, я провожу по ним пальцами.       — Никогда не говори, что я не понимаю, Тобиас, — мягко говорит Кристина. Её голос дрожит. Я пытаюсь повернуться к ней лицом, но она не позволяет мне, зарывшись лицом мне в грудь. — Я тоже скучаю по нему, ты знаешь.       Её слезы свободно текут на моё тело, и я чувствую напряжение в груди. Конечно, знает.       Война так много отняла у нас. Наши личности. Наши дома. Наших возлюбленных. Я не единственный, кто скорбит. Она тоже потеряла любовь. И она справляется. Ей удалось выжить, не превращаясь в эмоциональную катастрофу при каждой мысли о нем.       Но это не значит, что она не сломлена. Она ранена и повреждена, но каким-то образом нашла волю, чтобы попытаться исцелить себя. И меня.       Думаю, сколько бы она ни пыталась подавить это, Искренность в ней всегда будет всплывать. За храбрым фасадом, который она рисует каждый день, скрывается боль, и в этот момент я ничего не желаю, кроме как убрать всё это. Хотел бы я вытереть ей слезы и сказать ей, что всё будет хорошо.       Но прошёл год, и раны, которые мы получили, подобны глубоким ранам, которые открываются каждый божий день.       Так что я прижимаю Кристину к себе и рассказываю ей единственное, что знаю:       — Мы пройдём через это, — шепчу я ей в волосы, — вместе.