Поздней ночью, когда во дворе горит один тусклый фонарь, он, оглядываясь, крадется вдоль стены, сливаясь с тенями уставшего города. Нет. Он сам становится тенью. Темный балахон почти до колен; волосы, туго затянутые в хвост, спрятаны под капюшон, что надвинут почти до самого носа; свободные брюки, скрывающие все изящество форм — он словно играет в супергероя, сочетая грацию женщины кошки, гибкость человека-паука и скорость флеша. Он — воплощение спокойствия, хотя сердце грозится выпрыгнуть из груди, а нервные окончания — натянутые струны, силящиеся, чтобы вот-вот не порваться.
Плавное движение — и он оказывается у двери подъезда. В последний раз оглядывается, и одинокий старый фонарь подмигивает ему с одобрением. Он кивает в ответ, быстро на ощупь набирает код и скрывается в непроглядной глубине подъезда.
Там он взлетает по лестнице вверх и в одно мгновение оказывается перед дверью в квартиру. С точностью медвежатника он подбирает ключ из массивной связки и одним поворотом отпирает замок в абсолютной темноте. Невесомо протискивается в узкий просвет и исчезает, растворяясь в тишине квартиры, будто его здесь никогда и не было.
И только там, прислушиваясь к каждому шороху, он стягивает с кудрявой головы капюшон. Непослушная, с едва заметной проседью, прядь выбилась из так тщательно затянутого черной резинкой хвоста. На выбритые единичкой виски падает свет луны, пробивающийся из незашторенных окон гостиной. Он замирает и снова как бы примеряется к окружающей обстановке. Он знает ее как свой собственный дом: каждый закуток, сколько шагов необходимо пройти — он даже не считает, настолько прочно все сидит в его памяти. Он даже знает, в каком углу валяются небрежно скинутые этим вечером гриндера, что они, подпирая, не дают друг другу упасть как пьяницы, возвращающиеся из пивнушки через три квартала от своего захудалого жилища.
Отдышавшись, он, проходит в комнату, которая носит гордое название "Студия", сражаясь с соблазном заглянуть в спальню. Там он осматривается — луна особенно яро высвечивает все через огромное голое окно, как будто уговорилась помогать ему во всем.
Умелыми пальцами он оглаживает стоящий на дороге синтезатор, ведет по самой кромке, перемещая мозолистые подушечки на гриф гитары, небрежно брошенной рядом. Он знает: к ним давно не притрагивались, но они все еще хранят тепло рук хозяина. Идет к столу. Среди беспорядочно разложенных листов, обрывков и коробок из-под всевозможных гаджетов он находит написанные нетвердой рукой стихи. С легким трепетом берет листы за завернутые кверху края и читает. Улыбается. Там всего три строчки. Подхватывает следом огрызок карандаша, аккуратно правит и дописывает, имитируя знакомый с детства почерк. Снова улыбается. Вглядывается в ночную темноту…
Время уходить. Он ненавидит эти минуты. Но дело сделано. Он выполнил свой долг — то, что клялся делать с шести лет и до самой смерти — заботиться. Все лучшее — ему. А себе — что придётся.
Он тихо прикрывает дверь в студию и уже приближается ко входной. Пора. Надо прощаться. Но как же хочется посмотреть на него, услышать его дыхание, вдохнуть до боли знакомый запах. Нельзя.
Ну только на минуточку. На одно короткое мгновение. Соблазн слишком велик, и сил ему сопротивляться нет. Он старается вести себя еще тише, хотя это, кажется, уже невозможно. Будто по воздуху он прокрадывается в спальню. В вакууме, отделенном от мира наглухо закрытыми фрамугами слышится мерное посапывание.
Ближе. Еще ближе. Нет, это абсолютно невозможно контролировать. Склонившись, он гладит кудрявый отросший ежик и припадает к обросшей щетиной щеке, едва касаясь, ведет вниз и охватывает своими пухлыми его тонкие губы. Остановись!
Но уже поздно. Изящные пальцы сжимают его голову, а губы отвечают на поцелуй. Темные кудри рассыпаюся, щекоча обоих. Становится жарко. На миг все останавливается и тот, кто еще секунду назад спал, застывает в недоумении.
Гость приглаживает ладонью его непослушные волосы и, как в детстве, сладко шепчет: "Спи, Глебушка, все хорошо!" И как колыбельную напевает ему незатейливую мелодию.
Тот обмякает под мерными поглаживаниями и почти сразу засыпает.
Он ещё несколько минут стоит рядом, не в силах уйти. Потом собирает железную волю в кулак, натягивает капюшон так, чтобы не было видно глаз, и с резкостью пули покидает место преступления…
***
Снейка будит непривычно ранняя смс-ка. Глеб никогда не выходит на связь утром. В сообщении всего три слова: "Я написал песню". И это так кстати. Ведь он уже сто лет не писал ничего нового. Чем бы она ни была, можно и нужно сделать её хитом. Новый сингл. Можно даже снять клип. Открыть донаты…
***
Глеб проснулся от запоздалого ощущения присутствия. И почему-то жгло припухшие губы. Он не помнил, как попал домой, как снял обувь, как лег в постель. Теперь же он сидел в кресле возле стола и лыбился как ребёнок. Он давно уже ничего не писал. И тут… Новая, потрясающая песня! Надо же, как замысловато сложились в хмельной голове слова! И эта навязчивая мелодия… Она всю ночь звучит в голове, и выкинуть ее оттуда совершенно невозможно! Да, песня определённо будет хитом!
Он крутит в левой руке черную неприметную резинку для волос, а в правой — телефон, будто на что-то решаясь.
***
На дубовой тумбочке дребезжит черный айфон, оповещая об смс-ке. Адресат не спит. Сегодня ночью он получил самый лучший подарок. Он почти счастлив. И это счастье бьется в нем пойманной птицей, не давая уснуть и отгоняя усталость. Он берет в руки телефон, гадая, кто потревожил его покой в такую рань, и улыбается шире, чем это возможно.
"Вадик, с Днем рождения!" — И, обнимая телефон, он, наконец, проваливается в сон.
