Я вижу твоё сердце

Позднее лето во Флоренции пахло нежной магнолией, терпким жасмином, розмарином и душицей. Их далекая от центра города улица была оживленной и шумной, несмотря на то, что последние лучи солнца уже давно погасли. Где-то играла гитара под восхищенные хлопки слушателей, кто-то подпевал знакомому мотиву. Среди веселых разговоров и смеха, доносившихся из местного ресторанчика, можно было разобрать звон бокалов, наполненных отменным сухим вином. Теплый ночной ветер наполнял небольшую комнату запахами цветов, трав, пряностей и уличной еды. Услышав скрип старых половиц на кухне, Брок очнулся от дрёмы. Голова ныла, шрамы ныли, Рамлоу и сам бы за компанию поныл, но это было не в его характере. Кардиомонитор нервно запиликал, когда мужчина попытался принять сидячее положение. — Эй, Джекки-бой, ты сегодня раньше обычного. Не верю, что этот придурок — Альберто отпустил тебя раньше, — с кряхтением ворчал Рамлоу, — Мария ушла только недавно, ты бы присмотрелся к ней, Джек. Она — добрая женщина и явно неровно дышит к тебе, а ты как истукан — ни бе, ни ме! Я тебе серьезно говорю, подумай о себе. Да, да, я знаю! Даже не начинай! Я благодарен тебе, но… Рамлоу тяжело вздохнул и продолжил свой монолог. — Но давай будем честны, Джекки… — его голос стал тише, — Мне немного осталось, я чувствую. Я и так украл целый год у смерти, а она не любит должников. Молчишь? Ну и правильно. Нечего тут говорить. Это я всё никак наболтаться не могу — всё, что у меня осталось — это молоть языком. Вот так трепался всю жизнь, а самого главного так и не сказал. Иронично, да? Последняя фраза должна была быть насмешливой, но прозвучала как-то жалко, и Брок замолк, уставившись в темноту невидящими глазами, перебирал беспокойными непослушными пальцами край простыни. Барнс стоял посреди маленькой небогато обставленной комнатушки и неотрывно смотрел на своего мучителя. Он пришел сюда за местью, за справедливостью. Найти Рамлоу было трудно, но упёртости Баки не занимать. Он долго готовился к этой встрече, он так сильно рисковал оказаться снова под кодами, но желание уничтожить человека, приносившего ему столько боли, было сильнее. И когда он увидел своего командира таким слабым и беспомощным, место ярости и ненависти, которые направляли его всё это время, заняли апатия и опустошенность. Он пришел, чтобы доказать, что Рамлоу больше не имеет над ним власти. Пришел доказать в первую очередь себе. Солдат внутри тянулся к Рамлоу, умолял встретиться с командиром, забрать его себе навсегда. Эта нездоровая тяга подтачивала уверенность в необходимости мстить в душе Барнса. Но он отказывался слушать голос Солдата, не верил ни единому воспоминанию. Как можно было поверить? Поверить, что Рамлоу после каждой разморозки бережно ловил его дрожащее тело из криокамеры, что мыл как маленького под теплыми тугими струями. Что приносил ему сладости, что читал ему, что нежно гладил по голове. Это всё ложь — так для себя решил Барнс. Ведь этот же человек отправлял его на обнуления и жестоко наказывал. И ни разу! Ни разу не попытался спасти! Смотрел на его мучения и бездействовал. А Солдату как будто было плевать на всю эту боль, которую нес в себе Баки, пока помнил о нежности и коротких ласках. Барнс целый год собирал себя по кусочкам, прятался от всего мира, вспоминал, вспоминал себя, Стива, их прошлую жизнь. Он не простит! Не простит. Не простит… — Я только об одном жалею, Джек, — вновь заговорил Брок, — Жалею, что не спас его. Как думаешь, мы смогли бы? Или Пирс похоронил бы нас за плинтусом быстрее, чем мы бы успели дернуться? Это не дает мне покоя. Надеюсь, с ним всё в порядке, Роджерс должен быть вне себя от радости, — он вздыхает, проходясь ладонями по обезображенному лицу, — Боже, я так счастлив, что ты никогда ничего не отвечаешь на мои бредни. Не в силах противиться мольбам Солдата, Барнс медленно приближается и садится на кровать в ногах у Рамлоу, оглушенный этим признанием. — Знаешь… — Брок медлил, как будто собирался сказать что-то очень важное, а Барнс ловил каждое слово, — Мне иногда казалось, что я люблю его… Боже… Что я несу? Джек, вколи морфия, что-то я сегодня совсем плох. Баки как пригвозжденный не может сдвинуться с места. Чтобы не выдать себя, ему нужно вколоть этот несчастный наркотик Рамлоу, ведь тот и не поймет, кто перед ним. — Джек? — он поворачивает голову к Баки. Радужку и зрачок застилает белая пелена, Рамлоу слеп, пожар не пощадил не только тело и лицо, но и глаза наемника. Солдат внутри головы кричит, что они должны спасти командира, что без него они тоже умрут. И Барнсу впервые кажется, что он готов поверить своей субличности. Баки подсаживается ближе и живой рукой гладит Брока по обожженной щеке, до конца не понимая, что он творит. — Ну что ты, Джекки? — Брок силится улыбнуться, но шрамы не позволяют, — Я, наверное, выгляжу как чертов кошмар. — Да, ты пиздец какой страшный, командир, — шепчет Баки, продолжая гладить лицо напротив. — Господи, — Брок вздрагивает, но не предпринимает никаких действий, да и что бы он смог в своем положении? — И почему я до сих пор жив, Барнс? — Я не знаю, — честно отвечает Джеймс. — Не стыдно? Бессовестно подслушивал любовные признания… — он попытался усмехнуться, но вышло плохо опять из-за шрамов. Брок накрыл руку Баки своей на лице и сильнее к ней прижался, тяжело вздыхая. Это простое касание перевернуло в душе Барнса всё с ног на голову. Не верить Солдату уже было невозможно. А Солдат молчал, подтверждая этим, что всё идет так как надо. Когда металлическая рука коснулась другой щеки, Брок прикрыл глаза, наслаждаясь прохладой, которую дарила ладонь. — Боже, что же ты со мной делаешь? — прошептал Баки, не переставая ласкать человека, которого хотел сегодня убить. Когда Барнс притянул Рамлоу за шею для поцелуя, последний был искренне удивлен, но быстро сориентировался и стал отвечать на нежные и медлительные касания, не пытаясь перехватить инициативу. — Я вернусь через неделю, — разорвав поцелуй сообщил Барнс, в голове которого уже выстроился четкий план по спасению умирающего тела напротив. — Я буду ждать тебя, — прошептал Брок, когда на кухне вновь скрипнули половицы, а он остался в пустой квартире в совершенно разрозненных чувствах.

***