Вечность и легкомыслие

Наша потеряшка возвращается в половине четвертого утра, и мы все, доверив Бину ответственное поручение наставить ей подзатыльников, расходимся по комнатам. На сон остаётся немногим более четырех часов — я отмечаю это краем полуживых мыслей и чудом добираюсь до постели, кажется, лишь только для того, чтобы увидеть беспокойный сон, который измотает меня ещё больше. Он напоминает некое подобие игры на выживание в дикой природе (самый скучный сорт игр). Пейзаж точь-в-точь тот, что я видел пару лет назад у Минхёка: по правую сторону лес, по левую — обмелелый, покрытый густой зелёной тиной, пруд, а впереди одно лишь болото. Мы все находимся в этой игре: ребята идут впереди, а я плетусь следом, потому что этот скучный мир никогда мне не нравился. — Санха, не отставай, — оглядываясь, кричит Донмин. У него хмурое недовольное лицо, как в один из тех дней, когда кто-то из нас не хочет вылезать из постели. — Иначе мы тут тебя и оставим. — Да ищу я, иду… — ною я и хватаюсь за лямки походного рюкзака. — Давайте переключим на что-нибудь ещё! — До следующего уровня немного осталось, — говорит Минхёк, — потерпи. Я же играю с тобой в этих разноцветных куриц. — Это не курицы! Внезапно я осознаю, что нас здесь всего пятеро: не хватает одного игрока. — А где Бин? — Он позже догонит, — откликается Ыну Местность вокруг спокойная и жуткая: кроны деревьев горят в холодном пожаре ранней осени — зрелище потрясающее, но таинственная тишина (представьте, будто все звуки природы разом выключили) нагоняет необъяснимое беспокойство. — Иди быстрее! — не оборачиваясь, кричит Минхёк. Через его плечо перекинута болотного цвета сумка, из которой торчит лакированный приклад карабина. Минуточку. Разве в «Forest survival» есть оружие? Земля уходит из-под ног, и, вскрикнув от неожиданности, я по колено увязаю в рыхлой влаге. Это топь. Как можно быть таким невнимательным? Только по колено — значит, ловушка первого уровня — её легко преодолеть: когда-то мы с Рокки за одну ночь прошли пять или шесть таких. — Ты почему отстаешь? — сердится Мёнджун, — мы так до утра не пройдём, и кто опять не выспится? Кто будет больше всех ныть? — Да иду я, иду! — обиженно отвечаю я, и переношу центр тяжести на вторую ногу. Зыбь отпускает меня неохотно, словно густая тягучая смола, но с этим можно легко справиться. — Он всегда такой медленный! — жалуется Донмин. — Точно, а кто звал нас поиграть? — спрашивает Минхёк. — Да ладно вам, ребят! — тяну я и собираю всё свои силы для последнего рывка. — Хватит делать меня козлом отпу… Когда нога почти оказывается почти освобождённой, я проваливаюсь в топь по пояс. «Это не игра, — осознание приходит моментально. — Это реальность». Паника захлёстывает с головой, и я начинаю цепляться руками за землю. Мягкая, податливая, она проходит сквозь пальцы и сводит все мои усилия к нулю. — Ничего, я в порядке, сейчас выберусь и догоню вас! Я надеюсь, что ребята помогут мне, но они стоят и ждут, будто ничего не происходит. — Хватит дурачиться, поторопись, — произносит Мёнджун, — иначе я возьму ремень и тебя отшлёпаю! Он выглядит угрожающе серьёзным, и я осознаю — точно отшлёпает. — Санха, ну в самом деле, — вздыхает Минхёк, — если через пять секунд ты нас не догонишь, мы ждать не будем. У нас завтра чудовищно трудный день. Болото засасывает меня по грудь, ноги уже не могут двигаться. Это всего лишь игра, ничего страшного не произойдёт — просто персонаж погибнет, а меня выбьет в реальность. Game over. Но думать об этом становится труднее, когда топь подходит к лицу. — Ребята, — холод сжимает горло и перекрывает дыхание. — Ребята…! Слишком поздно. Я вдыхаю столько воздуха, сколько могу, и закрываю глаза, позволяя грязной торфяной жиже окончательно поглотить моё тело. Сейчас всё закончится. Сейчас. Секунды кажутся вечностью, и, когда истекает восьмая, воздух вырывается из моей груди. Персонаж не погибнет. Погибну я. Жижа забивается в нос и рот, лёгкие сжимаются от холода, и я осознаю, что никакой надписи «Игра окончена» или «Вы проиграли» не появится. Руки все ещё находятся на поверхности, и, охваченный волнением, я пытаюсь хватиться за что-нибудь. Но поблизости нет ничего, что бы сулило спасение, одно лишь болото. Нужно было позвать ребят, сказать, что я не справлюсь. Всё бы обошлось. Я тяну руку вверх и начинаю проваливаться в забытье. От недостатка кислорода кажется, будто что-то касается моей ладони, хотя она уже ушла в болото. Нет, не в болото. Я в огромном стеклянном кубе, похожем на океанариум, а вокруг снуют по своим подводным делам морские черепахи, дельфины и стаи юрких разноцветных рыбок. У меня нет никакого снаряжения, но дышится все равно лёгко, будто я сам своеобразный морской житель — как русал или что-то в этом роде. Кто-то хватает меня за руку и тянет на поверхность, ласковая вода сменяется ледяной влагой. Вынырнув наружу, я стираю грязь с лица и жадно вдыхаю целительный воздух. «Это Мунбин нагнал нас», — единственная мысль приходит на ум, и я шепчу его имя снова и снова, пытаясь убедить себя в реальности происходящего. — Уйдём отсюда, — говорю я, — иначе ты тоже провалишься, это не игра, это не игра… Бин прижимает мою голову к плечу, а я беспомощно хватаюсь за его шею, опасаясь каждой следующей секунды, как притаившегося за углом убийцы. Но ничего не происходит; он просто гладит меня по голове и тяжело дышит. Я замираю в теплых объятиях, пытаясь осознать несколько важных вещей: Это не его дыхание. И не его запах. — Джину? — шепчу я, и вспоминаю лица ребят в тот момент, когда впервые провалился в трясину. Они все были расстроены моей медлительностью, но я не припоминаю, чтобы наш лидер вообще что-то говорил. Где же он стоял? Кажется, рядом с Мёнджуном. «Хватит дурачиться» — сказал тогда ЭмДжей. Как тогда выглядел Джину? — Господи, Санха, — шепчет он и сжимает меня с такой силой, будто пытается спрятать внутри себя. — Как же я перепугался. Стук сердца, как звон большого медного колокола, сотрясает его изнутри. Прислушиваясь к этому глухому звуку, я вспоминаю: Неловкая улыбка в сторону Мёнджуна, рука на лямке охотничьей сумки, тело вполоборота и встревоженный взгляд. Я видел этот взгляд сквозь темноту на крыше, и ночью, когда, прервав разговор, вошёл в кухню. Взгляд раненного человека. Сон тает медленно, как брошенный в чашку чая кубик сахара. Я смотрю в потолок, наслаждаясь его последними прикосновениями, и покорно принимаю наступающую реальность. — Что это? — голос со сна охрипший, и больше похож на шёпот. Поднимаясь в постели, я чувствую, как скопившиеся за ночь слёзы стекают по щекам.