***
— Так, я справился у отца насчет твоей явки с повинной. Джисон сидел напротив Юнги, которого суд приговорил к неделе содержания под стражей, а заботливые органы правопорядка облачили в чистую тюремную робу, дали набор всего необходимого (почти как в отеле), и выдали чистое белье для койки, которая совершенно не была похожа на романтизированные Чонгуком нары. — У меня хорошие новости. — Джисон улыбнулся. — Следователь написал рапорт о том, что ты в момент составления признания был в нетрезвом состоянии и что все, написанное тобой, было просто пьяным бредом раскаивающегося влюбленного, который пытался привлечь к себе внимание любыми возможными способами. Так как твое имя не упоминалось ни в одном официальном отчете или протоколе, дело очень быстро решилось. И, насколько я могу судить со слов отца, расследование проводиться не будет. Следователь Ким согласился на мировую, уже положив дела на край своего стола. — И это значит… — Юнги, который все еще пребывал в легком шоке от того, что ему предстоит провести целую неделю в местах не столь отдаленных, нуждался теперь в тщательном разъяснении. — Это значит, что ты отсидишь положенный тебе срок и выйдешь отсюда свободным человеком, без ближайшей перспективы снова оказаться на скамье подсудимых. — Джисон мягко похлопал Юнги по плечу, явно стремясь немного унять его переживания. Некоторое время повисла пауза, которая была просто необходима для осознания и принятия всего сказанного и свершившегося. — Спасибо, я твой должник. — Юнги поднял на своего зятя взгляд, полный серьезной и искренней благодарности. — Не знаю, что бы я без тебя делал. — Мы семья, Юн. — Джисон улыбнулся. — И это дела житейские. Семь дней пролетят незаметно. Я чуть позже привезу тебе что-то из еды и книги. Элли наверняка знает, что тебе может понадобиться. Юнги кивнул. — Будет время подумать над своим поведением. — Джисон улыбнулся. — Будет время подумать, как вернуть себе следователя Кима. Джисон с сомнением посмотрел на все еще сосредоточенного Юнги. — В смысле? — Да, у меня со следователем Кимом большая и чистая история любви. Так что, в своем рапорте он не соврал. И, разумеется, я нашел самое лучшее время для того, чтобы рассказать тебе о своей личной драме. — Юнги почти обреченно положил голову на положенные перед собой на стол руки. — А почему сразу мне не сказал? А я то думал, к чему тебе такие подробности уголовного делопроизводства, если можно просто уничтожить все улики и не ходить с повинной. — Джисон задумчиво потирал подбородок. — Извини, я просто еще не привык тебе настолько доверять. — Это обидно, Мин Юнги. — Джисон сначала покачал головой, затем надув свои и без того поражающие очарованием щеки, заставив Юнги впервые улыбнуться. — Я был не прав, признаю. — Он поднял вверх обе руки в явно капитулирующем жесте. — Я тебя прощаю. Но мне пора ехать. Скоро получишь передачку, а пока осваивайся. Только, пожалуйста, не начинай привыкать. — Джисон поднялся, и в комнату тут же вошел полицейский. Юнги не полагались наручники — только постоянное сопровождение. И теперь у него было целых семь дней на то, чтобы придумать, что он скажет Джину при их первой, после всего случившегося, встрече.***
— Юнги, откуда такая благотворительность? Ты за эти семь дней, проведенных в тюрьме, стал сентиментальным? — Элли, облокотившись о дверной косяк и скрестив на груди руки, с сомнением смотрела на брата, который сражался с пытающимся вылизать его с ног до головы рыжим псом. — И что у тебя за отвратительный парфюм? Я нахожусь на грани обморока. — Милая, когда выдается такая возможность, ею надо пользоваться. И перестань уже его кусать. — Джисон вышел из спальни, находу застегивая запонки на нежно-голубой хлопковой сорочке. — И почему ты еще не одета? Ты думаешь, оперная труппа будет тебя ждать? Кыш одеваться! — Ай, иду. Просто у него что-то случилось, а он не хочет говорить! — Девушка сердито надула губы, в следующее мгновение скрывшись в спальне. — Юн, я бы на твоем месте все-таки начал с цветов. Это универсальный знак внимания, который одинаково приятен и мужчинам, и женщинам. Даже если на тебя очень злятся, можешь мне поверить: букет с запиской всегда вызывает улыбку! — Джисон говорил тихо, чтобы сказанное мог услышать только Юнги. — Личный опыт? — Он улыбнулся. — Я знаю свою сестрицу, так что не удивлен. — В любом случае, если тебе понадобится хороший и нескромный адвокат, я к твоим услугам. — Джисон подмигнул, затем что-то вспомнив. — Кстати! Если он так нравится отцу, пригласи его на наш семейный ужин в эти выходные. Как гарант очень серьезных намерений. — Элли беременна, да? — Юнги не мог скрыть улыбку, наблюдая за тем, как живо муж сестры откликнулся на его личную драму. — И хочет сказать об этом будущему деду в торжественной обстановке? — Да, но… — Глаза Джисона округлились. — Откуда ты знаешь? Это, вообще-то, должно было стать сюрпризом. — У меня цитрусовый парфюм. Мама, если верить рассказам отца, когда была беременна, терпеть не могла апельсины. Это верный признак. И если бы мама была жива, она наверняка бы уже ее раскрыла. — Я готова. — Сначала раздался голос, а затем из спальни появилась Элли в черном, элегантно спускавшемся с узких плеч шелковом платье, с длинными рукавами, прямой юбкой в пол и открытой спиной. — Пойдет для похода в оперу? Джисон тут же подошел к ней, взяв за руку и заставив покрутиться. — Ну, за хлебом сходить точно сойдет. — Несмотря на сказанное, Юнги смотрел на младшую сестру с явным восхищением. — Я знала, что ты оценишь, братец. — Элли улыбнулась, затем став смертельно серьезной. — Я знаю, что ты все рассказал Джисону и не рассказал мне. А я могу помочь, между прочим. Да-да, я знаю толк в том, как нужно извиняться и доказывать свою любовь и преданность. Ведь у тебя проблемы на личном фронте, правильно? Немудрено, с твоим-то характером. — Кто бы говорил о характере, милая. — Джисон мягко обнял жену за талию, быстро поцеловав в висок. — Не прибедняйся, родной. И давай, собирайся. Или, думаешь, оперная труппа будет тебя ждать?***
Юнги волновался. Примерно так же, как в тот день, когда должен был попросить у Джина номер телефона. Только теперь он должен был попросить Джина простить его обман и дать второй шанс… их любви. Это было намного более ответственно, но Юнги подготовился. Он тщательно продумал свою речь. И даже аргументы, если Джин начнет противиться. Юнги, с Бобом на перевес, который за все это время стал намного послушнее (явно сказывались регулярные занятия с кинологом), отправился по обычному, однажды запомнившемуся ему маршруту, на котором он каждый раз встречал Джина, с замиранием сердца сначала наблюдая за ним со стороны, затем… Как же он по нему соскучился. — Дэйзи! — Как только Юнги услышал знакомый голос, сердце тут же беспорядочно затрепыхалось в груди, перемешав все до этого подготовленные слова. Юнги обернулся, и увидел белую, похожую на борзую, собаку, которая теперь терлась мордой о нос Боба, затем обратив внимание на Юнги, подставив свою изящную головку под его руку. — Юнги? — Возникший рядом Джин явно не ожидал его увидеть, но в его удивленном взгляде не было… ничего, кроме удивления. Неутешительное начало. — Привет. — Юнги улыбнулся, и Джин улыбнулся ему в ответ. Как будто они были просто хорошими знакомыми. Как будто никогда не видели и не брали в рот члены друг друга. — Как посидел? Твой отец уведомил меня, не знаю, правда, зачем, что ты сидишь за какую-то пустяковую аварию. — Джин усмехнулся, не злорадно, но… — Если ты так хотел посидеть за решеткой, мог бы сразу мне сказать. Я бы не спустил на тормоза твои дела. Возможно, это могло бы выглядеть как дружеские подначивания, но они с Джином не были друзьями, да и из потенциально дружеского было только то, что Джин не пытался злорадствовать и больнее Юнги уколоть. — Спасибо, что не стал продолжать расследование. — Разговор уже шел не по намеченному Юнги плану, который самонадеянно ожидал, что Джин позволит ему сразу кинуться в свои объятия. — Это был очень эффектный спектакль. Тебе нужно было предупредить своих друзей, которые на самом деле готовы были за тебя впрячься. Вот это я оценил. А твое признание… — Джин задумался. — Ты изначально не собирался садиться в тюрьму. Нет. По началу я подумал, что это был самоотверженный акт самопожертвования, но изучив твое признание… Смешно. Ни имен, ни адресов, ни дат. На каком основании я должен был тебя арестовать? Юнги нервно сглотнул. Кажется, умным был не только он, и это пугало и раздражало одновременно. — Я же сказал, что готов предоставить свой компьютер. Джин засмеялся. — В таком случае, тебе нужно было принести его с собой. Как и записку с адресами. — Джин вновь стал серьезным. — В любом другом случае, я бы по итогу оказался дураком, когда в изъятой у тебя компьютерной технике не обнаружилось бы ровным счетом ничего из того, что ты обещал. У Юнги начали потеть ладони. Он смотрел на то, как Боб и Дэйзи увлеченно скакали друг за другом, не отходя далеко от хозяйских ног, и вдруг захотел стать собакой. Или провалиться сквозь землю. Или еще что-то, но только не то, что теперь разворачивалось на его изумленных глазах. Раскатал губу. — Ты думаешь, я все удалил бы? — Разумеется. — Джин улыбнулся. — По крайней мере, я бы сделал именно так. Перестраховаться на случай, если мою жертву не оценят по достоинству. — И ты не оценил? — Юнги чувствовал, что внутри него медленно и нервно начинало агрессивно нарастать разочарование, подстегиваемое задетым самолюбием. Джин отрицательно покачал головой. — Я оценил подвиг твоих друзей. А ты… Цирк, Юнги. Это был цирк. И я не стал в нем участвовать только потому, что мне не нравится роль клоуна. По крайней мере, не в твоей постановке. Юнги не знал, что ответить. Он мог только спросить. — Значит, между нами все по-прежнему? Ты полицейский, а я вор? — По-прежнему, и между нами только уголовный кодекс, который я, кстати, нарушил, так просто поступившись со своими профессиональными принципами. Но это уже другая история. — Джин задумчиво посмотрел куда-то за спину Юнги, затем обратив свое внимание на собаку. — Дэйзи, домой. Юнги смотрел в спину удаляющемуся Джину и думал о том… Он не думал. Он только чувствовал. Подступившее к горлу слишком отчаянное раздражение от того, что все было сложнее... Намного сложнее, чем он самонадеянно себе представлял.***
Джин, благоухающий после душа ванилью и кедром, облаченный в розово-голубую полосатую пижаму, сидел в своей гостиной на диване и листал книгу, на которой не мог сосредоточиться. Для того, чтобы отправляться спать, было еще довольно рано, но Джин теперь собирался принять снотворное и сладко проспать часов десять. Вся эта эпопея с Юнги высосала у него все моральные и интеллектуальные силы. Сначала он его ожесточенно оправдывал, страдая и жалея себя, что доверился человеку, который его доверие не оправдал. Потом он также ожесточенно пытался найти пути, чтобы усадить Юнги за решетку, тем самым желая отомстить за свое подбитое сердце. Он перестал нормально спать, постоянно испытывая какое-то неясное напряжение, которое в какой-то момент перестал замечать, но не перестал ощущать его последствия. Сегодняшняя встреча с Юнги, безусловно, его взволновала. Но он слишком устал от него. Точнее от того, чем он был окружен, с его темным прошлым. Джин не думал о своих чувствах, он просто хотел прийти в норму. Единственное, что его теперь радовало и умиротворяло — вид мерно спящей, подхрапывающей и сопящей во сне Дэйзи, которая растянулась на своей лежанке, положив голову на любимую плюшевую лису. Вдруг она подняла голову, пытаясь разлепить сонные глаза, а потом подскочила к входной двери, со стороны которой тут же раздался стук. Гости? — Я пришел забрать свою бутылку виски. Это подарок моего любимого зятя, который я хочу прикончить в его компании. Это был Юнги, и теперь он был необычайно спокоен. — Подожди минуту. Джин скрылся на своей кухне, вспоминая, куда поставил элитное спиртное после их с Тэхеном разговора, который был слишком давно. Найдя нужную бутылку, он направился к входной двери, которая была закрыта, при том, что Юнги уже закончил освобождаться от обуви, спокойно пройдя в гостиную. — Я не приглашал тебя. — Джин, все еще держа бутылку в руках, наблюдал за тем, как Юнги вальяжно устроился на его диване, лаская уже устроившуюся у его ног Дэйзи. — Я бывший зек, вор, негодяй и предатель. Неужели ты надеялся, что для меня существуют рамки приличия? — Юнги выглядел и звучал слишком спокойно, даже невозмутимо. — Самокритично. А теперь встань и уйди. — Джин поставил бутылку на находящийся рядом комод, угрожающе скрестив руки на груди. — А если я откажусь? Что тогда? Вызовешь полицию? — Юнги усмехнулся, продолжая чесать собаку за ухом. — Клоун. Ты клоун, Мин Юнги. — Джин продолжал стоять, испепеляя не смотрящего в его сторону Юнги взглядом. — А ты супер крутой полицейский, который, зная, что я виновен, так и не смог меня посадить. — Юнги самодовольно усмехнулся, пока Джин уже начинал брать себя в руки, чувствуя, как от раздражения агрессивно учащается его пульс. — Мне было жаль твоих подельников. В отличие от тебя, они знают, что такое честь. По крайней мере в отношении близких им людей. — А я не знаю, что такое честь? — Юнги поднял на Джина глаза, до этого взглядом проводив до лежанки Дэйзи. — Нет, ты не знаешь. — А ты не думал, что я тогда не признался тебе просто потому, что был напуган? Да, сука, я был напуган, потому что парень, который мне нравился до скрежета зубов, сказал, что работает в полиции и, более того, работает он там над тем, над чем работал я. Ты не думал, что мне тоже было тяжело? Ты не думал о том, что я тоже страдал, вынужденный тебе врать и скрывать то, кем являюсь на самом деле, просто потому, что боялся, что ты больше не захочешь иметь со мной никаких дел? — тон Юнги нисколько не повысился, но из интонации теперь сквозили все это время испытываемые им переживания и напряжение. — Вынужденный мне врать? Тебе не нужно было врать, потому что я ни о чем тебя не спрашивал. Наверняка, ты собирался отсидеться где-то в сторонке, изредка напоминая о своем присутствии, пока я бы окончательно не отчаялся найти преступников. Такой был план? Ну же, скажи. Держать меня на расстоянии, оправдываясь работой, делами и всем остальным. Избегать встреч со мной, чтобы я в один момент просто начал сомневаться в том, что мои чувства взаимны, подсознательно ожидая момент, когда наступит окончательное охлаждение… Такой был план, Юнги? Ну что же ты молчишь? Тебе было тяжело, правда? Я верю. Я верю, что тебе было тяжело. И что твой страх был намного сильнее… — Джин запнулся. — Ты боялся не того, что я перестану тебя уважать, а того, что я, находясь к тебе так близко, смогу узнать твою тайну и посадить. — Да. — Юнги поднялся. — Да, черт тебя подери! Я боялся, что ты меня посадишь! Это инстинкт самосохранения, который присущ всем живым существам. Ты будешь меня осуждать за это? Это не отменяет тот факт, что я продолжал думать о тебе, скучать и… — Перестань. — Джин крепче сцепил на груди руки. — Не нужно спекулировать своими чувствами. — Не нужно думать, что ты в этой ситуации единственный потерпевший. Я не говорю о том, что поступил правильно по отношению к тебе. Я не говорю о том, что тебе жилось легко и беззаботно все это время, но я прошу понять меня. Джин молчал, затем прямо посмотрев на Юнги. — Ты все знал. Ты знал, что я полицейский, что расследую твои дела, в то время как я не знал ничего, кроме того, что ты очень занят на работе. Тебе не нужно было постоянно сомневаться, тебе не нужно было никого оправдывать, цепляясь внутри себя за каждую малейшую возможность хоть немного отвлечься от мысли, что дорогой тебе человек тебя обманул. — Джин, я знаю, что я поступил неправильно, но… — Что бы ты почувствовал, если бы кто-то тебе сказал, что твой парень спит с другим? В тот момент, когда ты узнал, что у него есть большой секрет и другая жизнь. Когда тебе, который всеми правдами и неправдами пытается оправдаться перед самим собой за испытываемую надежду, говорят, что он свалил в неизвестном направлении с другим, когда тебе он сказал, что едет в командировку. А потом ты бы узнал, что они на двоих сняли квартиру как-будто для романтических встреч. Чтобы ты почувствовал, а? — Это изначально было чушью. — Я не знал об этом! И у меня не было никакой возможности спросить у тебя напрямую, потому что ты просто исчез! Исчез, Юнги. — Я не виноват, что ты так легко поверил сплетням. — Лучшая защита — нападение, но Юнги все сложнее было нападать, видя насколько напряжен был Джин. — Я устал, Юнги. Правда, я устал. Я устал от всех мыслей, которые слишком долго выедали меня изнутри. Я устал переживать и анализировать. Я очень устал. И я прошу тебя уйти. Если ты меня хоть сколько-нибудь уважаешь, уйди. — Джин опустил руки. — Но я… — Юнги запнулся, изучая свои ладони и сверяясь со своими чувствами. — Люблю тебя. И то, что я теперь уйду, ничего не решит. — А что решит? Твоя явка с повинной, когда ты несколько раз перестраховался? Ты думал, я тут же кинусь тебе на шею? — В голосе Джина появилась агрессия. — Я сказал, что люблю тебя, а ты продолжаешь что-то выяснять? Что я должен сделать, чтобы ты поверил мне? Разбить голову о стену? Сесть на пятнадцать лет? Тогда ты уверишься в моих чувствах? А ждать меня будешь, чтобы, наконец, позволить себе продемонстрировать то, что на самом деле чувствуешь? — Да плевать мне! Мне плевать! — Джин произносил слова слишком отчетливо, почти яростно. — Тебе плевать? — Юнги сделал шаг Джину навстречу. — Тебе действительно плевать на меня? Тогда какого черта разыграл эту драму? — Если ты не уйдешь добровольно, я выволоку тебя отсюда силой. — Джин смотрел прямо на подошедшего к нему Юнги. — Попробуй. У тебя это получится, только если тебе действительно… — Юнги сделал паузу. — Плевать. Джин протянул руку, чтобы, очевидно, взять Юнги за рукав и попытаться силой выставить за дверь, но Юнги ловко перехватил ее и притянул не успевшего ничего сообразить Джина к себе, свободной рукой взявшись за его шею и наклонив голову, чтобы иметь возможность. заткнуться. Им обоим. Было сказано слишком много, и теперь рот нужно было использовать более оригинальным образом. Правда, это было не слишком похоже на поцелуй. Потому что Джин ожесточенно пытался отстраниться, и в определенный момент Юнги показалось, что он легко и непринужденно откусит ему язык, решись он на что-то более отважное. Это был неоправданный риск, потому Юнги, воспользовавшись моментом, схватился и второй рукой за шею Джина, максимально к нему прижавшись, чтобы уменьшить ему простор для самообороны. Губы соприкасались слишком яростно, начиная как будто стираться о зубы. И Джин, некоторое время продолжая упорно сопротивляться, в один момент предпринял неожиданный, но приятный маневр. Он ловко развернул Юнги, крепко схватившись за его талию, и припечатал к одвирку, чуть сдвинув в простенок, чтобы пожалеть его спину, уже успевшую ощутить на себе острый деревянный угол. Но он не мог жаловаться, потому что Джин быстро провел языком по его губам, и Юнги, немного ослабив хватку на шее, сразу сделал поцелуй менее агрессивным, теперь, наконец, придав ему чувственности, пусть и немного голодной, все еще сохраняющей остывающий жар словесного противостояния. Несмотря на все споры и препирания, чувства и эмоции нельзя было скрыть. А они оба успели истосковаться друг по другу, прервавшись в самом начале отношений, когда чувства только набирают силу и постоянно требуют физического подтверждения. И Юнги запустил свои длинные пальцы в волосы Джина, завладев инициативой своим стремящимся продемонстрировать всё желание языком , в то время как горячие руки Джина оказались под его свитером. Одна буря, кажется, была теперь позади, в то время как другая только разогревалась, когда руки Юнги из волос скользнули к шее, затем, чуть задержавшись на воротнике пижамы, принялись за ее пуговицы. — Я так скучал. — Джин медленно отстранился, переводя дыхание и наслаждаясь открывшимися и смотревшими на него с обожанием глазами. — Прости меня. — На этот раз Юнги звучал мягче, как будто стремясь даже голосом передать всю переполняющую его теперь нежность и тоску, которую он испытывал все то время, что добровольно изолировался. Ничего не ответив и дождавшись, когда рубашка от пижамы окончательно спадет с его плеч, Джин, схватившись за край свитера Юнги, тут же стянул его, отбросив в неизвестном и не имеющем никакого теперь значения направлении. Он все простил. Разумеется, он уже успел забыть обо всем, вновь получив доступ к желанному и любимому телу, крепко обняв его за плечи и потянув от стены, затем уткнувшись ему в шею, губами то и дело оставляя на коже мягкие, чувствительно сопровождающиеся языком поцелуи. — Ты простил меня? — Юнги уткнулся носом в широкие плечи, запустив свои пальцы за резинку пижамных штанов, неожиданно быстро остановившись ладонями на гладких ягодицах. — Мне нужно подумать. — Джин поднял голову, в то время как руки Юнги угрожающе сжались, смяв нежную кожу и упругие мышцы. — Ты хочешь, чтобы я убедил тебя? — язык Юнги заскользил по шее, заставив Джина дернуться, когда зубы мягко закусили тонкую кожу под нижней челюстью. — Теперь моя очередь. — Джин наклонил голову, и губы Юнги оказались в миллиметре от его губ. — Не сегодня. — Он отстранился, чтобы иметь возможность посмотреть в блестящие от предвкушения глаза Джина. — Я тебя арестую. — Он улыбался, и эта улыбка обещала Юнги как раз то, что он так хотел получить. — Если завтра сможешь встать. Он взял Джина за руку и под пристальным взглядом Дэйзи, которая спросонья подняла голову, почуяв шаги, потащил в спальню, успев позаботиться о включении пары ночников, теплый электрический свет которых теперь очень поэтично разбавлял полумрак спальни. Все это время он не отпускал руку Джина, и теперь притянул его к себе, принявшись за находящуюся на уровне его губ шею. — У тебя настолько чувствительная кожа, или это я настолько хорош? — Юнги, быстро оторвавшийся от сладостью ощущающихся на губах и языке поцелуев, наблюдал, как на шее появлялись темно-розовые следы, как будто скоцентрировавшийся в одном месте густой румянец. — Чувствительная кожа. Но ты хорош. — Джин ловко справлялся с застежкой на джинсах Юнги, затем с жадностью приложившись к его губам, воспользовавшись тем, что тот поднял голову. — Мне кажется, мы можем пропустить предварительные ласки. — Теперь Джин устраивался на кровати, пока Юнги торопливо стягивал джинсы, попутно избавляясь от всего остального. — Что это? Нетерпение? А где же волнение? Предвкушение? — Встав коленями на кровать Юнги, не заботясь об аккуратности и руководствуясь лишь желанием добраться поскорее до главного, стягивал пижамные штаны с на ощупь копошащегося в ящике своей прикроватной тумбочки Джина. — Я ведь могу передумать. — Он, достав, наконец, все необходимое, подвинулся чуть ближе к изголовью, явно намереваясь принять какую-либо затрудняющую доступ к его телу позу, но Юнги оперативно схватился за его изящные лодыжки, длинными пальцами чувствительно сжав тонкую кожу. — Не можешь. — Он мягко развел ноги, и пальцы тут же заскользили вверх, оставляя на коже после себя мурашки и нетерпение в предвкушении новых прикосновений. — Поздно. Джин только на словах был смелым, стремясь подзадорить и без того серьезно настроенного Юнги, потому теперь, когда он оказался сверху между его разведенных бедер, Джин не мог и не хотел сопротивляться, тут же рукой взявшись за крепкий член, по которому, ну разумеется, как иначе, успел соскучиться. В этот момент Юнги торопливо втянул через зубы воздух, почувствовав слишком долгожданное прикосновение, одновременно с этим взяв в руки все приготовленное Джином. — Позволь я. — Он взял презерватив и, быстро освободив его от упаковки, стал натягивать его на член Юнги, пока тот, убедившись, что Джин на правильном пути, припал к его пухлым губам, не желая теперь растрачивать время впустую, затем взявшись за смазку. — Давай два. — Джин, прижав колени к груди, расположив их по бокам от нависшего над ним Юнги, который всерьез намеревался сопровождать подготовку чувственными поцелуями, сохраняя равновесие тела на одной руке. — Ты теперь намного решительнее… — Прежде чем приступить к чему-то конкретному, Юнги улыбнулся, видя как взволнованно и вместе с тем голодно блестят глаза Джина. — Как же я скучал по тебе… Потому что любил, и в этом случае разлука пошла только на пользу, позволив убедиться в чувствах, которые по началу выглядели слишком легкомысленными, так стремительно зародившись. — Хватит. — В голосе Джина слышалось напряжение. — Не думаю… — Юнги с сомнением сверялся с ощущениями на своих пальцах. — Ты хочешь спорить со мной? — Джин взял лицо Юнги в свои ладони и слишком серьезно посмотрел на него, сдвинув брови к переносице. — Я хочу тебя. — Юнги, произнеся это вслух и смотря теперь на сосредоточившегося на чувствах Джина, не мог скрыть улыбку, а через несколько томительных и немного омраченных неприятными ощущениями моментов Джин смог облегченно выдохнуть, крепко сжав Юнги бедрами, приглашая не стесняться и продемонстрировать все, на что было способно его истосковавшееся по Джину тело.***
Юнги открыл глаза, потому что ярко светившее солнце можно было заметить даже сквозь закрытые веки. Он поморщился, затем только начав осознавать, где находится и что вчера произошло. И ему тут же пришлось улыбнуться, когда он ощутил на своей талии горячую тяжелую руку и услышал мерно раздающееся над ухом сопение. Он повернул голову, и улыбка стала еще шире. Джин сладко спал, и его пухлые приоткрытые ото сна губы теперь казались настолько мягкими, что в них нестерпимо захотелось потыкать пальцем. Или не пальцем… — Который час? — Джин не открывал глаза, и создавалось ощущение, что он говорил во сне. — Мне вообще-то надо на работу. — Нет, не надо. — Юнги как завороженный, до краев наполненный безотчетным обожанием, смотрел на все еще обнимающего его Джина. — Ты мне разрешаешь не ходить на работу? — Джин прижал его ближе к себе, сразу погрузив свой нос в растрепанные сном волосы. — Да. Скажешь, что заболел. — Юнги, аккуратно высвободившись из-под руки, теперь развернулся к Джину лицом, и тот открыл один глаз. — Конечно, заболел. Так просто тебя простил. — Он вновь закрыл глаз, улыбнувшись. — Потому что ты любишь меня. — Юнги прижался к Джину, обняв его за шею, уткнувшись в нее носом. — Да. После этого Джин издал какой-то неясный звук, попытавшись перевернуться на спину, очевидно, для того, чтобы, наконец, сменить положение успевших затечь мышц. И Юнги тоже сменил свое положение, легко оказавшись сверху Джина, расположив свои ноги по бокам от его бедер. — Ты что-то задумал? — Джин, все еще оставаясь с закрытыми глазами, положил свои руки Юнги на талию, затем спустив их чуть ниже к пояснице. — Папа пригласил нас на семейный ужин. — Отлично. — Джин улыбнулся, не открывая глаз. — Ты пойдешь со мной? — Юнги, удобно устроившись, теперь оставлял на попадающейся ему на глаза и доступной его губам коже короткие и нежные поцелуи. — Не знаю, мне нужно подумать. — Джин как будто сосредоточенно сдвинул брови. — Ты хочешь, чтобы я тебя уговорил? Джин открыл глаза, и в его взгляде была сонная, отдающая хитростью игривость. — Ты можешь попробовать. — Джиииин… — Юнги закатил глаза, затем с энтузиазмом впившись в пухлые губы, заставив Джина сильнее его прижать к себе. — Рот в рот весомый аргумент, но недостаточный для того, чтобы я перестал сомневаться. — Только не думай, что ты заставил меня сделать это — я сам об этом думал! — Юнги пригрозил Джину пальцем, и тот, рассмеявшись, быстро поцеловал его в нос. — Давай, на исходную. Мне еще нужно умолять Тэхена прикрыть меня. — Джин, пальцами чувствительно скользнув вдоль позвоночника, остановил только в волосах готовящегося к убеждению ртом Юнги. Это было только второе их совместно проведенное утро, и теперь создавалось ощущение, что скорее всего не последнее. «Точно не последнее» — только и успел подумать Джин, прежде чем его член исчез между еще сохраняющих сонную припухлость губ Юнги. Слишком убедительный аргумент. Слишком сильные чувства.