***
Так у деревенского колдуна появился ученик. Само собой, это была версия для посторонних. На самом деле Эмиль учился у Витогостя. Вернее, не так: он требовал у него знания. И получал. По праву хозяина. С самого первого дня Эмиль определил порядок вещей: оборотень жил в доме, следил за ним, полностью убирал. А Эмиль приезжал как и раньше — иногда. Разумеется, шкуру на время отъезда он забирал с собой. Волкодлак рычал и ругался, но сделать ничего не мог: пока колдун владел его шкурой, он владел им самим. Нынешняя ночь была лунной, светлой. Костёр гудел и трещал смолистыми еловыми поленьями. Эмиль поднял взгляд от деревяшки, которую обрезал засапожным ножом и посмотрел на Детку. Тот сидел по ту сторону костра в совершенно собачьей позе: на корточках, опираясь на сжатые кулаки. И тень, метавшаяся позади него по траве, лесной подстилке и деревьям, была звериной. А во взгляде был голод. Эмиль усмехнулся и, отложив резьбу, снял с костра очищенную ветку. Проверил мясо и кинул кусок Витогостю. Тот поймал его в воздухе. Зубами. Эмиль улыбнулся в тридцать два зуба, глядя на волкодлака с куском сочного, жирного жареного мяса в зубах. Учитывая, что на Витогосте не было ни нитки одежды, выглядело особенно красиво в свете костра. Детка меж тем уже с поистине волчьим аппетитом расправлялся с мясом, пачкая лицо, грудь и руки соком и тщательно обгрызая каждую косточку. Эмиль вздохнул и вальяжно разлёгся на шкуре, томно поглядывая на пленника. Колдун тоже был обнажён. — Ну что, порезвимся? Витогость зыркнул на него и вытер жир с губ. — Всё же не пойму: зачем тебе это всё? Ты же травник! Эмиль пожал плечом: — Знания и умения лишними не бывают, Детка. Твои мне нравятся. Все. — Дай хоть поесть, изверг! Витогость с хмурым видом вновь вцепился зубами в мясо. Эмиль перевернулся на живот и поудобнее разлёгся на шкуре, слегка об неё потираясь. Витогость усердно делал вид, что ничего особенного не происходит. Он и сам был колдуном. Сильным, колдуны-оборотни, особенно урождённые, вообще гораздо сильнее травников. Но конкретно этот был слишком наивным и невнимательным. Потому так легко и попал в плен, зайдя на чужую территорию и бросив шкуру без внимания. Эмиль погладил жестковатый мех, прижался к нему щекой. Уже сам этот контакт давал немало энергии. Но были способы мощнее и приятнее. Витогость тихо, но отчётливо зарычал. Без особой угрозы, скорее, с раздражением. Он оказался очень чувствительным к ласке Эмиля. И его бесило то, как бурно его тело реагировало на «шалости» колдуна. Эмиль вновь улыбнулся, когда Детка отбросил кости и наконец-то перебрался на шкуру. Кстати, кличка его тоже бесила. Но другая при взгляде на это наивное нежное лицо даже в голову не приходила. Детка еле слышно всхлипнул, укладываясь на свой собственный мех. Превратиться он не мог — Эмиль бдительности не терял. Но этот контакт был ему необходим. Без него волкодлак мог заболеть и даже погибнуть. Во многом поэтому Витогость и позволял Эмилю «резвиться», хоть это его и унижало. Эмиль погладил Витогостя по мощным плечам и поцеловал, сминая и покусывая пухлые губы. Детка отвечал не слишком страстно, целоваться он особенно не любил. Но телом он уже прижимался к колдуну в яром желании прекратить унижение и вернуться к покою. Но Эмиль торопиться не любил. Шлёпнув Детку по ягодицам, он перевернул его под себя, укладывая спиной на шкуру, и вошёл, придерживая любовника под коленями. Тот оскалился, его глаза сверкнули бирюзой: — Однажды я расквитаюсь, — прорычал Витогость, выгибаясь навстречу. Эмиль поцеловал его в плечо, пощипывая соски. И очень скоро любовники забились в оргазме, сжимая друг друга в костоломных объятиях. Эмиль немного подремал и со вздохом выпустил Детку, который недовольно завозился: телячьи нежности он тоже не любил. Да и чувствовал себя разбитым, отдав колдуну в очередной раз часть своих сил. Эмиль порылся в рюкзаке и накинул ему на плечи тёплый плед. Витогость жадно покосился на свою шкуру, но промолчал. Эмиль не был таким тупым, чтобы накинуть её ему на плечи. Сам Эмиль с удовольствием в неё завернулся. Глаза волкодлака снова недобро вспыхнули. Он сможет, он наберётся сил. Нужно лишь время.***
Витогость снова отчаянно вскрикнул. Его крик был наполнен болью и был почти человечьим. Учитывая, что он был в облике зверя, звучало это особенно жутко. Эмиль вновь нанёс удар, заставив пленника закричать. — Думал сбежать сегодня?! Хотел меня убить?! Колдун был в бешенстве, и это ещё мягко сказано. Повод у него был, и весьма весомый. На обнажённом торсе алели чёткие следы зубов и когтей. Нынче ночью Детка всё-таки ухитрился достать свою шкуру. И нет бы просто тихо попытаться удрать — он захотел отомстить колдуну. За что и поплатился. Получив практически в морду ковш волчьего зелья, Витогость ослаб и сейчас вовсю огребал от хозяина пинки и удары гибким хлёстким ивовым прутом. Тоже в чём-то вымоченном. Наконец Эмиль выдохся и, злобно сплюнув, набросил на плечи поверженного зверя рубашку. Волкодлак застонал, когда его шкура подалась в стороны, открывая голое, израненное человеческое тело. Эмиль рванул шкуру к себе, на лету скатывая в рулон. — Животное проклятое! Ты хочешь, чтобы я тебя на серебряную цепь посадил? Я могу! — Не надо… — прошептал Витогость. Эмиль помотал головой и ушёл в дом. Вернулся уже без шкуры и окинул пленника взглядом. Следы от прута уже заживали, но медленно. Парень тихо всхлипывал и мелко дрожал, прижимая к груди свою рубашку из крапивы — вещь для оборотня не менее важную, чем шкура волка. Эмиль опустился на колени рядом, мягко забрал рубашку и, завернув Витогостя в неё, сгрёб его в объятия, стал укачивать. Постепенно истеричная дрожь утихла. Эмиль погладил пленника по волосам. — Детка, Детка… ну, не надо так делать. Съездим мы к твоей семье, обещаю. — Я хочу… — Витогость нервно облизнул губы. — Мне нужно… — В этом облике справишься? — Да. Это было красиво. Эмиль всегда любовался своим нечаянным и опасным трофеем. Но на полноценной охоте видел его впервые. Даже в облике человека Витогость был нечеловечески силён и быстр. Почуяв добычу, он какое-то время крался на четвереньках, играя мышцами и практически не тревожа высокой травы. И, бросившись, буквально за считанные минуты поймал косулю и свернул ей шею. Важенка даже не успела толком испугаться. Витогость застыл, выравнивая дыхание. И вцепился добыче в шею, поглощая ещё свежую горячую кровь. Эмиль дал ему нож и смотрел, как тот ловко потрошит косулю, добираясь до самого вкусного — сердца и печени. Эмиль поправил ставшие тесными штаны, но не стал мешать. Детка гораздо привлекательнее выглядел в чужой крови, чем в своей. Злая, хищная, дикая природная красота. Эмиль понял, что сдохнет, но не выпустит эту красоту из своих рук.***
Витогость беспокоился. Конечно же, он гордо ничего не говорил, но после попытки побега Эмиль стал гораздо внимательнее наблюдать за своим совсем не ручным волком. Витогость подвисал посреди работы, тёр коротко стриженый затылок, ерошил волосы, ругался сквозь сжатые зубы. Наконец Эмиль его поймал. — Гон у меня, — тяжело вздохнул волкодлак, не глядя Эмилю в глаза. — Отпусти в лес на ночь. Один хрен я никуда от своей шкуры не денусь. Эмиль пожал плечами. В принципе, логично. Молодой здоровый самец, да ещё и семейный, должен периодически впадать в гон. И его точно стоит отпустить на прогулку: в ярости он вполне способен разнести дом. Эмиль согласился, и Витогость свалил почти бегом, пока колдун не передумал. А тот не передумал. Только втихую наложил на пленника чары поиска, чтобы его найти чуть позже. Любопытство, конечно, сгубило кошку, но Эмиль считал, что готов к любым осложнениям. Как и стоило ожидать, Эмиль усомнился в своей готовности уже скоро. Потому что Детка, обнаруженный им в глухой чаще, трахал вовсе не древесное дупло. С Витогостем на поляне была женщина. Красивая, стройная. Ростом никак не ниже Детки. Хотя, конечно, трудно было судить о её росте в такой позе. Рыжие, как огонь, волнистые волосы разметались по спине и плечам, колыхались в такт движениям, как роскошная занавесь. Её рыжеватая шкура и воздушная белая рубашка валялись поодаль, но у Эмиля почему-то даже мысли не возникло украсть ещё и это. Колдун просто устроился за деревьями, наблюдая и, чего греха таить, лаская себя. Женщина извивалась, как змея, и рычала, огрызаясь на Витогостя и скаля огромные волчьи клыки. Витогость тоже рычал, но значительно тише и скромнее, что ли. Да, он был сверху, но он и тут был не главный. Он мощно работал бёдрами, прихватывая даму за шею зубами и вцепляясь пальцами в рыжие пряди. Наконец они взвыли, и Детка застыл, вжимая бёдра в её тело и прижимаясь лбом к её плечу. Рыжая тяжело дышала. Эмиль видел, как слегка вздулся её живот. Ничего себе! Альфа-самка с правом на потомство. И Детка имеет право её покрыть! И не в первый раз, судя по тому, что дама пришла к нему, несмотря на позор пленения. И тому, что Витогость, хотя и без особой охоты, но ответил в своё время, что дети у него есть. Волкодлаки меж тем уже расцепились и просто лежали на шкуре рыжухи, обнимаясь. Витогость тёрся о женщину носом, тихо ворчал по-звериному. Рыжая гладила его по голове и что-то ему отвечала. Эмиль завистливо прищёлкнул языком: это было из тех умений, которые пленник ему передать не мог. Для понимания языка зверей нужно было быть зверем. И никак иначе. Женщина мягко прикусила Детку за шею и ушла, надев рубашку и забросив шкуру на плечо. Витогость сгрёб свою одежду. Замер. Медленно встал и выпрямился, сжимая тряпки в кулаке и с вызовом глядя в сторону колдуна. — Понравилось? — в его тоне отчётливо слышался угрожающий рык. — Да, — Эмиль не собирался лгать или делать вид, что его тут нет. — Как её зовут? — Её не зовут, — ожидаемо увильнул Витогость. — Она сама приходит и зовёт других. Эмиль улыбнулся, но давить не стал. Даже знай он имя, он бы едва ли рискнул пленить ждущую приплода альфу. Если Детка за свой позор мог покусать и покалечить, то рыжая просто свернула бы колдуну шею одним движением изящных рук. Эмиль хмыкнул и взял Витогостя за руку. — Пошли. Думаю, тебе не помешает подкрепиться.***
С самого утра в тот день шёл дождь. И если ночью в лесу бушевала гроза, то сейчас дождь был нудным и монотонным, вызывающим своим равномерным грохотом желание подремать в тепле, а никак не заниматься делами. Эмиль загнал мотоцикл в сарай и устало потянулся, разминая тело. В окне дома виднелись сполохи огня, из трубы шёл дым. Витогость в чём мать родила шуршал на полу у печки, раскладывая на просушку траву. На вошедшего колдуна он только бросил взгляд, нахмурившись при виде грязных сапог. Как будто Эмиль тут не был хозяином, а просто ввалился с улицы соли попросить. Эмилю это нравилось. Детка не ломался, его не так и сильно уже тяготил плен. Сняв сапоги и поскрипывая кожей одежды, Эмиль прошёл к койке. Койка в доме была только одна. Причём Детка сам так решил, отмахнувшись даже от раскладушки и свив себе гнездо из одеял рядом с печкой. Эмиль разделся и улёгся на койку, положив голову на шкуру. Из печки пахло будущим обедом. — Эмиль? — Хм? Волкодлак редко называл его по имени, предпочитая насмешливо и едко величать хозяином. — Ты вроде поучиться хотел? — В такую погоду? — Не, — Детка тряхнул головой. — Как распогодится. Ножи приготовь. Эмиль предвкушающе поёрзал. Он очень давно требовал у Волка это умение. Наконец-то пленник решил уступить. Распогодилось только далеко после обеда. Прохладный ветер настойчиво пытался гонять ещё влажную, набрякшую после дождя листву. Но больше этот роскошный осенний ковёр тревожили нелепые и тяжёлые кувырки колдуна. — Нет, ну, опять не так! — комментировал волкодлак, сидящий на стволе поваленного дерева. — Ножи правильно торчат? — Правильно! — огрызнулся Эмиль, вытряхивая из кудрявых волос прелые листья. — Но я их всё время сбиваю! — Может, перестанем? — Детка потянулся. — Ну, зачем оно тебе? Ты травник, ты отличный травник. Не нужно тебе в зверя обращаться. Я же тебе служу. Что нужно зверем сделать — всё сделаю. Витогость смотрел на Эмиля с непонятным сочувствием. Казалось бы, как можно сочувствовать тому, кто в буквальном смысле украл твою свободу? Эмиля это слегка бесило. Но срываться повода не было — сам затеял всё это дурацкое обучение, зная, что шансов даже с кувырком через ножи мало: просто не его профиль, тут Детка был прав. Чужая колдовская сила подчинялась далеко не всегда. А то и покалечить самонадеянного колдуна могла. Эмиль с сожалением глянул на ножи. Выхватил один из них и метнул. Нож воткнулся в дерево рядом с Деткой. Тот и ухом не повёл. — Домой. Собери ножи. Пойдём через малинник. Волкодлак слабо улыбнулся. Эмиль знал маленькую страсть питомца к ягодам. И иногда баловал.***
Зимние неспокойные ночи Эмиль не любил особенно. Или любил, это уж как посмотреть. С одной стороны, такая ночь была шумной для деревенского колдуна. Она говорила, пела, выла множеством голосов. Этот хор Пятницкого не давал ни спокойно уснуть, ни ведовскими делами заняться. С другой, так уютно было смотреть на огонь через окошко из жаропрочного стекла, которое Эмиль нарочно обустроил, когда перекладывал печку. И знать, что холодное дыхание Морены, принесённое ветром, его не коснётся. Эмиль перевернулся, скрипнув койкой, и посмотрел на Витогостя. Волкодлак тоже не спал. Он лежал на животе в одеялах и, опираясь на локти, приподнялся, щурясь на огонь. Иногда он вроде задрёмывал, и его зелёные глаза будто сами собой закрывались. Но как только голова начинала клониться, оборотень вздрагивал и просыпался. Он будто чего-то ждал. Эмиля это заинтриговало. — Кто-то придёт? На самом деле колдун и сам чувствовал, что будут гости в самую длинную ночь. Но не мог понять, кто. Витогость явно что-то об этом знал. И даже не особо скрывал, что знает. Волкодлак передёрнул плечами, заставив Эмиля в очередной раз залюбоваться игрой безупречных мышц: — Они будут скоро. Там и увидишь. В его голосе была странная смесь сожаления и предвкушения. Эмиль хмыкнул и помотал головой, отгоняя дремоту. Сегодня следовало бодрствовать. Время тянулось. Вьюга подвывала за окном, привычно рассыпаясь тревожным многоголосьем. Но постепенно в него стало вплетаться всё больше голосов волчьих. Колдун отнёсся к этому с редким спокойствием. Как и к тому, что Витогость встал со своей постели, поднялся во весь рост. И к тому, что глаза его звериным жёлтым огнём вспыхнули. Спросил только: — Убьёшь? Волкодлак помотал головой и слегка улыбнулся: — Нет, Эмиль. Ты мне хороший урок преподал, хоть и болезненный. Я бы, может, и дольше с тобой пожил, ничего не меняя. Но жена мне напомнила о долге. Семья большая у нас, скоро и приплод будет. И ночь подходящая. Наша ночь. В дверь уже скреблись. Лапами, когтями, с сопением. Как нетерпеливые псы. — Открой, — тихо сказал Витогость. — Дом твой всё же. Эмиль вздохнул, но поднялся с койки, оставив на ней шкуру. Детка тут же на неё уселся. Колдун открыл дверь и если и удивился, то как-то лениво, устало. — Здравствуй, госпожа Волчица. Жена, значит. Значит, Детка не просто допущен до ложа Хозяйки Стаи был. Вожак, над всеми самцами главный. Значит, и правда на пользу пленение. Не стоит вожаку столь беспечным быть. Рыжеволосая красавица вошла в дом, оставив свиту снаружи. Подошла к койке, повернулась к колдуну, жестом его поманила к себе. Вдохнула его запах. — Я — Маланья, колдун. Ты не мог поступить иначе, понимаю. Но и мы не можем. Стая не станет тебя убивать. Мы просто тебя заберём. Как ты забрал моего мужа. Дальше всё было быстро. Витогость стремительно встал с койки, держа в руках шкуру. И они с волчицей в четыре руки набросили её колдуну на голые плечи. — Ты хотел быть Зверем. Так будь Зверем, Эмиль-травник. Отныне и навеки ты — Волк. Страшно вскрикнул Эмиль. Мучительно умирать. Больно снова рождаться. Но крик его перешёл в волчий вой, и его подхватила вся Стая. Эмиль не был один. Витогость и Маланья сидели рядом с волком, трепали его по шерсти, что стала аспидно-чёрной. Человек взял Волка в плен, но так и не сделал его собакой. А потом Волки забрали Человека себе, когда игра в плен им наскучила. В Ночь Карачуна, самую длинную ночь в году, Эмиль стал волкодлаком и шаманом их Стаи. Лишь одно наказание он получил: до первых летних костров он в Стае был Хвостовым, самым младшим по статусу из всех волков. Но это, как и вся его новая жизнь, уже совсем другая история.