heal me

Нацепив привычное беспечное выражение лица, Малфой медленно приближается к девушке. Ступает мягко, тихо. Опасно. Хищники всегда так делают. Прямо перед тем, как наброситься. — Так, так, — начал он, намеренно растягивая слова, — Для меня так вырядилась, грязнокровка? Карие глаза округлились, реагируя на гадкое слово, и Гермиона поплотнее запахнула кофту. Хотелось аппартировать куда подальше. Кто придумал делать пижамные шорты такими короткими? — Если бы я знала, что ты заявишься сюда… Малфой снова сделал шаг к ней. Ещё ближе. Он прибавил в росте. И похудел. Но, судя по кубикам пресса, обтянутым изумрудной тканью, всё еще был в форме. — Что же? Сбежала бы? — ухмыляется, издевается, — И это ваша хвалёная гриффиндорская смелость? Пропустив едкое замечание, Гермиона вздёрнула подбородок. — Попросила бы Макгонагалл устроить тебя как можно дальше от меня. — Не говори что ты не в восторге от нашего соседства, — он выжидательно посмотрел на девушку, — Ты же так хотела меня вызволить. Гермиона делает шаг назад. Она не была готова к этому разговору. Не на следующий день после своего отчаянного поступка. Его присутствие нарушало её спокойствие. А этот его запах. Утро после дождя, пергамент, мята. Идеальное сочетание, которое сейчас казалось удушливым. Мерлин, твоя ненависть такая осязаемая. — Я ухожу. — начала обходить диван, намереваясь покинуть треклятую гостиную как можно скорее. — О своих обязанностях можешь узнать у директора. Я как раз должна… — Обязанности? Подождут. Малфой перегородил ей путь, сложив бледные руки на груди, и принимая максимально расслабленную позу. Взгляд зацепился за фамильное кольцо. Ты все еще носишь его. И, вероятно, все еще веришь в свои идеалы. Ничего не поменялось. Это же хорошо? Тогда почему тоска зашевелилась под ребрами. Глаза сами нашли его предплечье. Словно напоминая — он Пожиратель Смерти. Был им и остался. И плевать, что Люциус на данный момент не представлял для неё угрозы. От осинки всегда рождается осинка. Как бы ты не любила апельсины, Гермиона. — И старуха подождет. Кстати о ней. Она сказала, что я должен быть с тобой обходительным, — на последнем слове он скривился, — Но разве я должен? Разве моя вина в том, что мы здесь? Я ли создал все эти проблемы? — голос затихал, становился вкрадчивым. — Мне казалось, ты получила достаточно, чтобы держаться от меня подальше. Или тебе мало, Грейнджер? Хочешь еще? Желчь подкатила к горлу, а в глазах предательски защипало. Нет, она не будет плакать. Не при нём. Никогда. Ты же только этого и ждёшь, правда? Старательно выплёвывая свой яд, расчетливо метя прямо в открытые раны. Энергетический вампир. Но ты ничего не можешь мне сделать. Это всё пустое. И ярость разливается по венам. — Ты совсем больной, Малфой? — она почти шипела, — Бросаешь мне в лицо, что я виновата в том, что со мной случилось? — И что же с тобой случилось, Грейнджер? — наслаждался ситуацией, вытягивая из нее признание. Теперь ты наконец-то ответишь, Грейнджер. Зачем ты пожертвовала всем, чтобы спасти такого как я. Ну же, или Беллатриса и правда потеряла хватку? Кулаки сжались, и Гермиона сделала шаг к нему. Теперь их лица разделяли двадцать сантиметров. Девушка тяжело дышала, щеки горели. Если бы не разница в росте, она могла бы выглядеть угрожающей.Но гнев, исходящий от неё, компенсировала этот недостаток с лихвой. — То, что ты, гребаный Пожиратель Смерти, запустил в меня пятое Круцио! Ты почти убил меня.– голос надломился. Воспоминания начинали прорываться под натиском эмоций. — Почти, Грейнджер. — растягивая гласные, приподнимая брови, — Видимо зря не добил, раз ты растеряла свои сраные мозги, и прилетела спасать меня, навешав лапши Визенгамоту! — теперь шипел он. — Или чувства возобладали над разумом? Явно насмехался, беспощадно жалил правдой, что так мучила его и одновременно давала силы не сгнить заживо в темницах, ожидая суда. Ну же, Грейнджер, облегчи душу. Или ты надеялась, что я забыл? Я помню это так же хорошо, как ты, вероятно, помнишь боль от Круциатуса. И теперь, будучи почти свободным, он хотел убедиться, что это правда. Жаждал услышать это от нее. Чтобы растоптать, унизить как никогда раньше. Так бы я и сделал, правда? Рука разрезала воздух и приземлилась на острую скулу. От неожиданности он отступил назад.Какого хрена. — Дрянь. Не смей трогать меня! Пачкать своими… Но, встретившись с ней глазами, он не смог закончить фразу. Малфой никогда не видел у нее такого взгляда, полного… всего и сразу. Слишком много эмоций. А голос, будто не ее, тихий. Слишком тихий. — В тот момент, когда проклятье сорвалось с твоей палочки, действительно что-то умерло. То светлое, что непозволительно поселилось в моем глупом сердце по отношению к тебе. Так что не беспокойся, Малфой. Я просто не хотела, чтобы твоя смерть была на моих руках.– уголок девичьего рта дёрнулся, будто копируя его. — Не хотела пачкаться. И пока он осмысливал услышанное, толкнула его плечом, поднялась по лестнице и захлопнула дверь спальни. О наложенном Муффлиато и запирающих ему сообщила звенящая тишина.

***

Гермиона скатилась спиной по двери и разрыдалась. Давясь собственными хрипами, она оплакивала свою свободу. Его появление разрушило всё, что она так тяжело собирала по кусочкам последние пару месяцев. Теперь её маленький хлипкий мирок рушился, и виной этому была она сама. В такие моменты нормальные люди бегут к друзьям или родителям, утешаются в их объятьях. Но не она. Была ли она нормальной? Хороший вопрос. Родители не помнили о ней, а никто из друзей не знал о небольшой проблемке, в которой волшебница не могла до конца признаться даже самой себе. Если бы чувства действительно были мертвы, она бы так не сокрушалась. С его присутствием отрицать их существование было просто бесполезно. То, как идиотские бабочки сделали кульбит, когда он появился в гостиной, невозможно игнорировать. Глупое сердце. Спустя время слёзы перестали литься неконтролируемым потоком, и она встала. Под ребрами болело, а затылок неприятно пульсировал. Конечно, дорогие колдомедики, я не буду нервничать, мне же нельзя. Такими темпами она через несколько недель снова загремит в Мунго. Это надо решать, и как можно скорее. Макгонагалл, точно. Быстро переоделась в удобный свитер и магловские джинсы, собрала сбившиеся после сна кудри в тугой хвост. Будучи уверенной, что причина её истерики сейчас чинно разбирает свой гардероб, выскользнула из комнаты, и, пролетев через гостиную, вылетела в коридор. Не сбавляя темпа, распугивая недавно прибывших студентов, Гермиона ворвалась в кабинет директора. Даже не постучав. — Мисс Грейнджер! — встрепенулась женщина, роняя на стол перо. — Я возвращаюсь в гриффиндорскую гостиную. Сегодня же. — осознав, что сейчас выглядит как фурия, на выдохе добавила, — Добрый день? — Присядьте, — Макгонагалл призвала домовика, и, рассмотрев лицо ученицы, обратилась к нему. — Нам нужен ромашковый чай. Гермиона и не думала садиться. Она очень уважала свою бывшую преподавательницу, но сейчас остатки истерики не давали ей соблюсти все правила приличия. — Он ворвался ко мне, — девушка задыхалась, — И начал бросать все эти словечки, — дышать, дышать, — И я… — Мисс Грейнджер, я прошу Вас, сядьте! — директор немного повысила голос, и это подействовало. Гермиона упала в кресло, зарываясь лицом в ладони. Хлопок аппартации дал понять, что домовик появился и, звякая посудой, расставил чайный сервиз. — Вот, выпейте. Это поможет успокоиться. Оторвавшись от собственных ладоней Гермиона протянула дрожащую руку к чашке, и через силу заставила себя сделать глоток. Горячая жидкость скользнула по горлу, оставляя за собой странный привкус. Вряд ли это ромашка. И расползающееся в животе тепло подтвердило эту догадку. Что бы это ни было, оно работало. Она перестала задыхаться. И, Годрик, помилуй, она снова хотела спать. — И так, – начала директор, — Я понимаю Ваше недовольство, но, позвольте заметить, я думала, раз Вы выступили в защиту мистера Малфоя, то его общество не станет отягощать Вас. Гермиона тяжело выдохнула. Если бы она только знала, что её глупый благородный порыв вернется ей таким… Верно говорят, благими намерениями выстлана дорога в ад. — Дело не в этом. Оно не отягощает меня. Просто он невыносим, а мы провели друг с другом едва ли больше десяти минут. — Макгонагалл молча наблюдала за собеседницей, — Я думала, что за время заключения Малфой что-то понял, осмыслил свои поступки и… — Гермиона развела руками, — Изменился. Глупо было надеяться, но я… — она не смогла закончить предложение. Что-то внутри нее неприятно заныло. Глупое сердце. Ты такое наивное. И очень, очень глупое. — Надеялись. И это нормально, мисс Грейнджер. Я больше чем уверена, что Вы не ошиблись. — Макгонагалл смягчилась, — Ему нужно время. Вам понадобилось два месяца, чтобы оправиться. У него был лишь один день. Да что же это? Все жалеют бедного Малфоя! — И я всё еще не оправилась. А с ним это всё становится гораздо труднее. — Может быть, Вы поможете друг другу. — директор спокойно посмотрела на ученицу, — Он тоже многое пережил. Не берусь сравнивать, безусловно, но я разговаривала с министром. Мистер Кингсли упоминал, что спустя пару недель заточения, Драко был в настоящем отчаянии. Он бросался на приходящих авроров, пытался вывести их из себя. Словно, — Женщина перевела взгляд на чашку, к которой так и не притронулась, — Словно хотел, чтобы они применили силу. Чтобы ему сделали больно. Гермиона встретилась взглядом с директором. Страшная догадка родилась в её кипящем разуме. Ты бы не стал… — Хотите сказать… — начала она, но была прервана ровным тоном Макгонагалл. — Я ничего не берусь утверждать, просто передаю Вам то, что мне сказали. Но, возможно, его душевные раны глубже, чем кажутся. Потрясающе. И что мне делать со всем этим? Гермионе не хотелось думать о нём так. Одно дело страдать от непризнанной самой себе неразделенной… Ну, что бы это ни было. А совсем другое дело сопереживать ему. Они ненавидели друг друга. Когда-то чуть больше, иногда немного меньше. Но это было нерушимым. Как противостояние слизерина и гриффиндора. Это было правильно. Тогда откуда появилось это внезапное сочувствие? — Просто попробуйте быть более спокойной, не реагировать на его выпады, он только и ждет этого. Не мне учить Вас как общаться, мисс Грейнджер, но позвольте дать совет. Не все зло является таковым, но каждое — лечится добротой. А кто вылечит меня? Мерлин… — Если ситуация не улучшится за месяц, мы что-нибудь придумаем. А пока, — Макгонагалл ободряюще улыбнулась, — Постарайтесь погрузиться в учебу и свои обязанности. С понедельника занятия возобновятся. Гермиона кивнула. Едва ли что-то станет лучше. Либо она двинется окончательно, и утащит Малфоя за собой. Либо это сделает он. Исход всё равно неблагоприятный. Это будет адски сложный год.

***

Заучка покинула своё убежище пару минут назад. Наверняка побежала плакаться к старухе. Давай, пожалуйся на злобного Пожирателя. Тебе же мало своих проблем. Стычка с Грейнджер принесла ему не много удовольствия. Конечно, он соскучился по этим спорам. Разминаться в остротах было их классическим совместным развлечением. Но не сегодня. Её взгляд был острым, слова ядовитыми. А эти ноги… Мерзкие. Мерзкая Грейнджер. Мерлин, ему срочно требовалась разрядка. Минутная слабость в ванной Менора не считалась. Он просто стёр это липкое воспоминание, затолкнув его подальше в свое сознание. Теперь оно располагалось в тёмном уголке, рядом с воспоминаниями об отце. Но, как и всегда, едва он терял концентрацию, мысли вырывались и травили его. Ты бы умер на месте, отец. Твой дорогой сын делит одну жилплощадь с недоволшебницей. С грязной Грейнджер. Я никогда не отмоюсь. Ах, да, общая ванна. Это заставило его отвлечься от разбора багажа. Едва пройдя в светлое помещение, отделанное мраморными плитами на пару оттенков теплее, чем в его фамильном поместье, он ощутил его. Грёбаный грязнокровкин запах. Лаванда. Так ты пахнешь, Грейнджер. Прикрыл глаза, втягивая носом свежий аромат. Мята, лаванда, и что-то еще, исключительно её, пряное и женственное. Мерзость. Он выскочил из комнаты, саданув дверью. Надо убраться отсюда. Гостиная слизерина приняла его восторженными взглядами. Гойл разулыбался, приветственно разводя руками. — Ну и ну, явление Христа народу! Драко ухмыльнулся. — Называй меня просто — бог. Знакомая прохлада подземелий. Он скучал. — Драко! С возвращением! — пискнула малышка Астория. — Гринграсс, — кивнул. Между ними не было ничего, кроме скучного секса пару раз, первый из которых был по-настоящему первым для нее. Даже вспоминать об этом было странно, девственницы не входили в ограниченный круг его фетишей. Гораздо приятнее, когда партнёрша что-то умеет. Поэтому они так долго «дружили» с Пэнси. Кстати о ней. Паркинсон не смотрела в его сторону, устроившись у Нотта на коленях. Она все еще дулась на него, а ему сейчас не хотелось с этим разбираться. Теодор махнул ему рукой. Из общей спальни появился Блейз и тут же расплылся в елейной улыбке. — Малфой! Покинул группу? — Драко закатил глаза, вспоминая вчерашнюю рок-н-ролльную метафору. — Как видишь. — Ну, тебе идет. Только отощал малость, — Блейз цыкнул, — Тренировки по квиддичу начнутся в следующую среду. — Жду не дождусь. И он правда ждал. В его жизни было не много хобби, и все они концентрировались на том, что нужно было держать что-то между ногами. Древко метлы или стонущую волшебницу. Почти одинаково хорошо. — Слышал, ты у нас Старостой заделался? — нарушил ленивые размышления Гойл. — Да, типа того. — И теперь делишь комнату с золотой грязнокровкой? Напряжение прокатилось вдоль позвоночника, перемешиваясь с остаточным раздражением после разговора в гостиной Старост. — Заткнись, Гойл, пока не схлопотал, — вмешался Блейз. Драко прикрыл глаза. Он и не надеялся, что условия его пребывания в Хогвартсе останутся конфиденциальными. Но слушать тупые шутки от тупого Гойла сейчас было невыносимо. — Да что такого. Она горячая штучка. Правда, немного бледная, но колдомедики действительно хорошо над ней поработали. Я бы ей… Блейз запустил в лицо тупоголового сокурсника яблоко, которое не успел надкусить. Малфой, расслабляясь, проследил за этим движением и ухмыльнулся. Гойл тут же заныл, и все расхохотались. А затем сменили тему. Все приходило в норму.