***
Воодушевленные речи преподавателей наполняют большую часть уроков. В понедельник все занимаются с факультетами-союзниками. Гриффиндор с Пуффендуем, Слизерин с Когтевраном. Гермиона старательно записывает каждое слово, с головой погружаясь в новый материал. Учёба всегда была отличным отвлечением. И сегодня это очень кстати. Когда занятия подходили к концу, в голове сформировался план. Ей нужно было знать, как помочь себе, и лучшим из возможных вариантов стала библиотека. Вряд ли она найдет нужные книги в зале общего пользования, но вот если обратиться к секретной секции… Там наверняка будет что-то полезное. Вдохновленная своей идеей, Гермиона направилась в кабинет директора. Макгонагалл точно позволит ей, иначе и быть не может. И она позволила. После того как сто раз спросила всё ли у Гермионы в порядке. Да, лучше не бывает, директор. Ложь, ложь, ложь. Мисс Пинс не была в восторге от намерений лучшей ученицы гриффиндора, но после внимательного изучения пергамента Макгонагалл всё же пустила девушку в запретную секцию. Вид тёмных полок с тысячей старинных фолиантов завораживал. Хотелось рассмотреть каждую книгу, но времени до закрытия библиотеки было не много. — Люмус! Гермиона прошла несколько рядов, прежде чем найти хоть что-то. Труды на тему непростительных ограничивались 7 томами и находились в самом тёмном и дальнем углу. Схватив всё, что было, Гермиона села на пол и погрузилась в чтение. »…маглорожденые волшебники более восприимчивы к тёмным заклятьям…» «<i>Круциатус не имеет долгосрочных последствий, если применяется единожды…» Ничего. Никаких упоминаний о том, что происходит с ней. Девушка рассеянно рассматривала стопку книг перед собой. Неужели это всё? — Мисс, библиотека закрывается! Вскакивает, быстро возвращая всё на место. Не хватало еще, чтобы Пинс видела, что за тематика интересовала юную волшебницу. — Иду! Гермиона покидает обитель знаний в расстроенных чувствах. Что, если это будет повторяться? А вдруг они станут больше? Внезапная мысль заставляет её остановиться. Зелье сна без сновидений. Почему она не подумала об этом раньше? Лазарет все еще открыт. Запах здесь почти тот же что и в Мунго. Её передергивает. — Мисс Грейнджер, — щебечет Помфри, — Добрый вечер! Как вы себя чувствуете? — Мадам Помфри, — слегка улыбаясь, мол, смотрите, я в норме, — Всё отлично. Только со сном проблемы. — Ох, моя милая девочка, Вы еще легко отделались! Не говорите о том, чего не знаете, мадам Помфри. — И правда, — ложь, ложь, ложь, — У вас найдется немного Зелья сна? — К сожалению, эти запасы еще не были пополнены. — Жаль, — что мне делать? — Могу посоветовать прогулки на свежем воздухе и успокаивающие чаи. — Да, конечно, спасибо, мадам Помфри! — Берегите себя, дорогая. И Гермиона уходит. Интересно, сколько литров чая ей сможет помочь? Усмехнулась. Если только внутривенно. Коридоры Хогвартса по вечерам всегда пустовали. Темно и прохладно, прямо как в подземельях. Впервые девушка порадовалась, что Башня Старост находилась достаточно далеко, особенно от лазарета. Ей было необходимо все обдумать. Если в «непростительном» отделе не было ничего, что касалось её симптомов, то, возможно завтра стоит изучить имеющуюся литературу по колдомедицине. Но только если Пинс одобрит, потому что Макгонагалл не указала, сколько раз ученице было позволено посетить запретную секцию. Что там говорила Помфри? Успокаивающий чай? А что если… Гермиону осенило. Ну конечно, старые добрые успокоительные. То, что не только позволит уснуть, но и подарит такое необходимое душевное равновесие. Помнится, мама одно время пила такие. Достаточно сильные, чтобы проспать всю ночь, и не расплакаться днем, когда отец семейства внезапно загремел в больницу от переутомления на работе. Осталось наколдовать рецепт и выскользнуть из школы. И если с первым проблем возникнуть не должно, то второе представлялось трудно. Сразу вспомнилась Карта Мародеров. И Малфой, который в разгар войны исчезал из Хогвартса. Годрик, неужели придется просить его об одолжении?***
Драко начинал раздражаться. Скоро полночь, а Староста девочек, наргл её дери, все еще где-то шлялась. Будто специально заставляла его сидеть и ждать в их общей гостиной. Откинулся на спинку дивана, в который раз перекладывая ноги на журнальном столике. Сколько можно от меня бегать? Не то чтобы он жаждал с ней пообщаться. Его вполне устраивало их взаимное игнорирование. Но ровно до сегодняшнего завтрака. Кто там вопил об обязанностях? И плевать, что Драко никак не волновала внеучебная жизнь школы. Плевать на старостат. Но он Малфой. Лучший из лучших. Лучший ученик, лучший игрок в квиддич. Лучший сын худшего отца. Вчера он долго рассматривал своё отражение. Мы так похожи, папа. Те же белые волосы, аристократичные черты лица, тот же дурной характер. Но не взгляд. У отца всегда был хитрый, расчетливый и жестокий. Хитрый, когда общался с Пожирателями, расчетливый, когда составлял планы по захвату мира с Лордом. А жестокий… Жестокий всегда для Драко, когда тот в очередной раз не оправдывал возложенные на него надежды. Неподъёмные, удушающие, неправильные. Показная ценность семьи — на публике, Круцио за проступки — в стенах дома. Забавно, но похвалу отца всегда хотелось заслужить, выстрадать, такой редкой она была. Люциус любил только жену. Только с ней его взгляд становился хоть на толику человечнее, мягче. Даже когда он ругал её, замечая, что она жалела сына после очередного «урока». А она никогда не слушала мужа. Всегда прибегала со своими объятиями, которые были единственным проявлением нежности в семье Малфоев. И за это он был готов даже убить Дамблдора. На всё, ради неё. …у Драко в глазах всегда холод, за которым он раньше тщательно прятал страх. А теперь под толстой наледью обосновались сомнения. О себе, об отце, о Грейнджер. Вдруг почувствовал что-то тёплое у своего бока и вынырнул из горьких воспоминаний. Мерлин… Её кот, пушистый и лохматый, впору своей хозяйке. Жёлтые глаза внимательно изучали. — Чего тебе, чудовище? Живоглот мяукнул и начал ластиться. Мерлин, отвали от меня… Но рука, игнорируя приказы своего хозяина, начинает гладить золотую шёрстку. Удовлетворенное мурлыканье заполняет тёмную освещенную гостиную. Успокаивающе. Вот почему люди заводят кошек. За этим занятием его и застаёт Гермиона. Встаёт, как вкопанная, наблюдая за дикой и почему-то милой одновременно картиной. Малфой и мило? Сдурела? Не заметил, как она зашла. Такой… спокойный? Точно сдурела. — Смотрю, вы подружились? — вскидывает брови, складывая руки на груди. Драко открывает глаза. Резко убирает руку от кота. Приподнимается. — Ни в жизни, Грейнджер, — приподнимает брови, — Где тебя носило? Гермиона проходит ближе, разжигает камин. Ну вот, снова эти колкости. Может и чёрт с ним, с этим одолжением… — Не твоё дело, Малфой, — оборачивается к нему, — Что ты хотел обсудить? — Ну, например то, что ты не соизволила рассказать мне о собрании. — А, точно. Совсем забыла, но с учетом того что тебя это не интересует… — Давай я сам буду решать, что меня интересует, Грейнджер. Видит, что он раздражается. Но Гермиона целый день на взводе, и её несёт. — Если бы ты занимался чем-то кроме этих, — запинается, подбирая слова, — Вечерних концертов, я бы может и сообщила тебе. Вот оно. Концерты, значит. — Ты о моих гостьях? — ухмылка, такая привычная. Гермиона хочет содрать её с надменного лица. Она вообще не собиралась говорить об этом. — Мне плевать, как ты это называешь, Малфой. Но, я думала, к выпускному курсу ты выучил базовые заглушающие заклинания. — Взаимно, Грейнджер. Или твои мозги способны только на планирование очередного побега? О, так ты знаешь, что я не остаюсь в своей комнате. Тем лучше. — Я плохо сплю, Малфой. Отчасти в этом есть и твоя вина, — Гермиона отводит взгляд, не желая углубляться в воспоминания, которые и так приносят слишком много проблем, — Поэтому, будь добр, пользуйся Муффлиато. Ты ведь здесь не один живешь. Драко молчит. Сверлит её взглядом. Эта просьба такая странная. Даже не сами слова, а то, каким тоном они были произнесены. Он видит, что Грейнджер не в порядке. В тусклом свете камина она кажется еще более усталой, какой-то слишком маленькой. На языке вертится тысяча и один язвительный ответ. «Мне плевать, Грейнджер» «Грязнокровка не будет мне указывать!» «Нахер тебя, Грейнджер» Но ни один из них не покидает его рта. Потому что она садится в кресло и опускает руку на голову. Позволяя себе маленькую слабость перед ним. Это был слишком долгий день. Слишком долгие два месяца. Странное зрелище. Развалившийся на диване Малфой и сгорбленная Грейнджер напротив. Молчат. — Могу я попросить тебя об одолжении? — тихо, сквозь ладони. — Об одолжении? — пряча за издёвкой удивление, — Меня? — Да, — поднимает голову, смотрит в глаза. Где-то только что умер клювокрыл. Что такого должно было случиться, Грейнджер, чтобы ты перешагнула через гребануюгриффиндорскую гордость и произнесла эти слова? — Мне нужно незаметно выбраться из Хогвартса. — Ты забыла, где находится выход? — дежурно, по-привычке. — Не так. Я должна попасть в Лондон, — пауза, — магловский Лондон.