***
Тротуар у цветочной лавки усыпан бледно-розовыми лепестками вперемешку с сухими осенними листьями. Раннее утро в городе, который не спит, объято сизой дымкой. Держа в руках стаканчик восточного кофе с корицей, Магнус шагает по темным от прошедшего дождя плиткам плечом к плечу с Алеком, который пьет обжигающий сливочный капучино и прячет шею от ветра за поднятым воротником черного пальто. Взгляд Магнуса задерживается на яремной впадине и возвращается к глазам. Незаметное движение пальцев, и не помешают прохожие. Магнус смотрит на разбрызганную жженую умбру поверх двух озер желто-зеленого, и струна внутри грудной клетки издает жалобный звук.***
Октябрьский закат подсвечивает растрепанные бризом темные волосы, мелкий белый песок частного пляжа прилипает к нагим мыскам и пяткам. Закинув пиджак на плечо, Алек бредет вдоль мокрой кромки и ловит взгляд Магнуса. В Хэмптонсе дышится в тысячу раз свободнее. Воздушный змей взметается кровавой точкой в лакрично-розовое небо, и слышно одуряющий крик чаек. У сэндвичей с индейкой привкус песка, а черный чай из термоса отдает кислой красной смородиной и пряной монардой. Расстегнуты верхние пуговицы рубашки Алека и закатаны почти до колена штанины брюк. Магнусу хочется снять свой серый кардиган и накинуть на крепкие плечи, согреть своим дыханием наверняка озябшие пальцы и сцеловать с лица настороженное выражение. Магнус боялся: Алек оттолкнет его из-за магии, но тот напротив стал еще более трепетен и терпелив.***
"Да лобзает он меня лобзанием уст своих, ибо ласки его лучше вина. От благовония мастей его имя его — как разлитое миро. И ложе нам — зелень, кровли домов наших — кедры, потолки наши — кипарисы." Шепчет Магнус, нависая над Алеком, распростертым на узорчатом покрывале. За окнами лофта бушует стихия: блещут молнии, грохочет в небесах необузданный гром. Выгнувшись, Алек хватает за шею и тянет ближе, чтобы отдать жаркий поцелуй. Он толкается языком, ранит зубами нежные губы Магнуса, оглаживает руками обнаженный изящный торс и жмурится от удовольствия. И от желания — стонет. Магнус целует и лижет шею под челюстью, там, где отчетливы древесные ноты и есть слабое раздражение после бритья. Лестно — Алек побрился второй раз за день ради него. За три сотни лет у Магнуса Алек — единственный. За три сотни лет Алек у Магнуса полыхает в крови. Алек осторожный и ласковый. Переворачивает их обоих, устраивая Магнуса на спине. Благоговейно касается золотистой кожи пальцами, губами проходит по впадинкам. Кошачьи глаза вспыхивают неосознанно. Магнус даже не успевает зажмуриться, как Алек замирает, завороженно глядя на желтые зрачки с вертикальными черными черточками. "Как прекрасен ты, возлюбленный мой. Мирровый пучок — возлюбленный мой." Легко освободив их обоих от одежды, Алек подкладывает одну руку под его голову, второй гладит бок, нетерпеливо сжимая. Они сейчас так близко, что смешиваются на животах полупрозрачные молочные капли. Взяв за запястье, Магнус подносит руку Алека к своим губам и проводит языком по указательному пальцу, задевая выступающие углы платинового кольца. Алек давится вдохом. Магнус прикусывает кожу в центре раскрытой ладони. Нежная трепетность уступает место огню. На простыне возникают подпалины, дымятся полы занавесок. Стучит в висках взбунтовавшаяся кровь. Два тела едины. Дыхания смешаны, переплетены пальцы. В пронзительном крике касается души другая душа. Сыпятся на пол червонные бусины, искрит разряженный воздух. Выдох приходится на третий вдох, и пахнет костром. Оторвавшись на мгновение, Алек любуется иступленным Магнусом и вновь возвращает безумный темп, доводя их до края. Высоко-высоко вверх, и камнем до дна этой пропасти. Все ниже и ниже, пока вокруг не останется темнота.***
— Ты не мог бы…? — повернувшись на живот, Алек дотягивается до возникшего стакана воды на прикроватной тумбочке и осушает его за тройку глотков. — Спасибо. Свернувшийся калачиком под одеялом Магнус что-то бормочет и натягивает край на голову, жмурясь от ярко-светящего, безумно счастливого солнца. — Не подсматривай, — недовольно говорит Магнус чуть громче. — Что? — озадаченный Алек приподнимается на локте. — Я не тебе… вон, посмотри, довольное какое, — Магнус небрежно машет рукой в сторону солнца. — Это ты с ним разговариваешь? — Мне восемьсот лет… я могу разговаривать с кем захочу. Показавшись из-под одеяла, он придвигается к Алеку ближе и целует в помятую после сна щеку, проведя рукой по торчащим во все стороны вихрам. — Блинчики или вафли? Алек смеется и, бросив многозначительный взгляд на окно, накрывает их обоих с головой одеялом. — Доброе утро.