Цена лжи

— Давайте руку, — прозвучал бесстрастный голос из-под маски. Коннор Дойл привычно положил локоть на валик, чуть поморщился от укуса боли, когда иголка проникла в вену. Кровь у него брали через день, следя за снижением уровня интоксикации организма. Линдси говорила, что сгибы локтей у него как у наркомана со стажем. Мужчина на секунду прикрыл глаза — после этих слов обычно следовал поцелуй, от которого у него кружилась голова. Выйдя из кабинета, мужчина улыбнулся. Через несколько дней придут результаты его анализов, и у них с Линдси, он надеялся, появится еще один повод для праздника. Сегодня же они отметят чудесную новость — Линдси Доннер полностью здорова! Вчера это им сообщил улыбающийся Антон. Последнее время он часто работал с Лин. С Коннором, конечно, тоже, но Линдси подвергалась серьезному ментальному вмешательству, и Хэндрикс исследовал самые потаенные уголки ее сознания и памяти, стремясь понять, не навредили ли ей воодушевленные экспериментаторы центра. После таких сеансов Линдси возвращалась уставшей и вымотанной, и хотела только одного — скорее заснуть рядом с любимым человеком. Она сама так говорила. Рядом с Коннором ей становилось легче и лучше, она была спокойна и счастлива. Сейчас он был доволен. Для сегодняшнего праздника все готово, осталось только дождаться Линдси, которая поехала к себе домой, проветрить квартиру и полить цветы. Она могла бы давно жить у себя, ведь ей не нужен был постоянный медицинский контроль, но об этом не было и речи. Во-первых, Коннору жить было негде и практически не на что: его счета были закрыты, а служебная квартира занята. Во-вторых, он должен был постоянно находиться под наблюдением докторов. Поэтому ему выделили для проживания палату в медицинском корпусе. Линдси осталась с ним. Дни были заняты у обоих: медицинские процедуры, сеансы с Антоном, и длительные беседы с Фрэнком Элсингером. Да, оперативный директор желал знать все подробности их другой жизни. И если Линдси было почти нечего рассказывать о ее пребывании в центре полковника Панова, то Коннору пришлось вспоминать чуть ли не каждый шаг. Конечно, Фрэнка интересовало, как Коннор остался жив. И ему показали последний подарок Влада — кассету с записанной «исповедью» капитана контрразведки, где тот давал ответы на некоторые вопросы Коннора и Линдси. И если до просмотра кассеты Элсингера интересовал центр на острове Никольский, то после он расспрашивал о базе Третьего Рейха и самом Владе. И Коннор и Линдси убеждали своего начальника, что не знают причины, по которой Влад решил предать Панова и помочь двум «подкидышам». Они решили, что это очень личная информация, и ею не нужно делиться, тем более что сам предатель был мертв и уничтожен вместе с подземным бункером и порталом. Фрэнк расспрашивал исследователей поневоле и вместе и по отдельности, заставляя вспоминать разные мелочи, по несколько раз задавая один и тот же вопрос, и выслушивая ответы с неослабевающим вниманием. Он умел быть дотошным и педантичным не хуже Дойла. Да, дни у обоих были заняты настолько, что иногда они не виделись с самого утра. Но ночи принадлежали только им двоим. Коннор был счастлив. Отношения между ними были лучше, чем можно было даже мечтать. И если он о чем-то и жалел, то только о том, что не сказал ей о своих чувствах раньше. В полной мере осознав их после того, как обнял испуганную, дрожащую девушку в комнате свиданий Флэтворкской тюрьмы, он понял, что восхищался ею с самого первого дня их знакомства. Но так и не решился признаться до самой своей «смерти». Хотя, если бы она знала, ей было бы несоизмеримо сложнее смириться с его гибелью. Линдси приехала лишь поздно вечером, но наотрез отказалась переносить праздник. Друзей они не приглашали: еще будет возможность через несколько дней. Сегодняшний вечер они хотели провести только вдвоем. Коннор открыл бутылку вина, налил понемногу им обоим, прикоснулся своим бокалом к краю ее и тихо сказал: — За тебя. Я счастлив, что с тобой все хорошо. — Спасибо, — улыбнулась Линдси. Она была счастлива. Казалось, что сбылись ее самые заветные мечты. Коннор жив. Он здесь, с ней. Он не отступил, когда вспомнил себя, не скрылся снова за маской непроницаемости и загадочности. Он сам делает шаги ей навстречу. Они вместе. Ей было все равно, что это одиночная палата в медицинском корпусе управления, что у Коннора остались только те вещи, которые ему выдали еще в России, что ее одежда, привезенная из квартиры, нашла себе место в чемодане, так как в помещении не было ни шкафа, ни комода. Она не обращала внимание на те процедуры, которым ее подвергали, а многие из них были болезненными или выматывающими психологически, как бесконечные сеансы с Антоном. Она знала, что рано или поздно все закончится, она вернется в палату и увидит там того, кто ее ждет. Коннор никогда не ложился спать без нее, даже если она возвращалась далеко заполночь. Он сидел с книгой возле настольной лампы или вообще ждал у дверей лаборатории, где проходили сеансы регрессивного гипноза. Он заботился о ней так, как никто и никогда раньше. Она была счастлива. Немного не хватало только одного. Коннор никогда не говорил прямо о том, что чувствует. Нет, Линдси, конечно, видела, что она дорога ему, что он страдает без нее, что скучает, даже если они не виделись всего пару часов. Но он ни разу не сказал, что любит ее, хотя показывал это всеми своими действиями. Девушка знала, что поступки важнее слов, но иногда так отчаянно хотелось услышать… Коннор снова налил вина и вопросительно приподнял бровь, увидев взгляд Линдси. — Коннор, что-то случилось? Тебя что-то тревожит? — Все в порядке, дорогая. Эти мелочи не стоят внимания в наш праздник. — Скажи мне. Пожалуйста. — Просто я сегодня хотел найти наши комбинезоны, в которых мы были на полюсе. Мне казалось, они чуть более совершенны, чем те, что выдают в управлении, и хотел понять, в чем разница и удастся ли усовершенствовать стандартные. И не нашел. — Они в твоем чемодане, в самом низу. В них не было нужды даже на корабле, и я положила туда. — Я там и искал, — пожал плечами мужчина. — Но их там нет. — Хочешь, я поищу? — Не сейчас, — улыбнулся Коннор. — Сейчас мы немного заняты. Он обнял девушку и ласково коснулся губами ее губ. Мужчина успел соскучиться, и знал, что она тоже. Линдси с восторгом ответила на поцелуй, но Коннор довольно скоро отстранился и в свою очередь пытливо посмотрел на девушку. — Что с тобой? Она постаралась безмятежно улыбнуться, но мужчина прочитал ответ в ее глазах. — Вспоминаешь? Так и не можешь смириться? — Да, — призналась Линдси, опустив голову. — Ну почему ради всеобщего блага кто-то обязательно должен погибнуть? — Влад и так умирал, — мягко напомнил Коннор. — Я знаю. И согласна с тем, что быстрая смерть лучше долгих мучений. Просто… это несправедливо… — Хочешь посмотреть? — вопрос больше был похож на утверждение, и она робко кивнула. Коннор потянулся к ноутбуку, куда Эксон уже давно загрузил оцифрованную копию видео с подаренной капитаном Третьяком кассеты, сделав ее даже лучше и четче оригинала. — Привет, ребята, — прозвучал в динамиках голос их друга, и Коннор покрепче прижал к себе Линдси — она часто плакала за просмотром прощального видео. — Я рад, что вы вспомнили, кто вы есть на самом деле. Действительно рад, ведь я тоже поспособствовал тому, что с вами произошло. Поэтому начну с извинений, хорошо? Сначала перед тобой, Лили. Мне привычнее называть вас двоих русскими именами, не возражаете? Кстати, на вас проверили еще одну разработку, не новую, но и не очень старую. Мнемокурс языка. Так что русским вы теперь владеете в совершенстве. Но я отвлекся. Лили, ты, должно быть, уже вспомнила, что с тобой случилось перед тем, как ты пришла в себя на острове Никольский. Да, я специально попался тебе на глаза, а потом стал уходить, делая вид, что не слышу, как ты зовешь и бежишь следом. В этой операции я был в роли приманки, за мной наблюдали, и я должен был сделать так и только так, как было приказано. Когда ты потеряла меня из виду, в тебя попали дротиком с сильным снотворным. И на этом препарате продержали до самого прибытия в лабораторию. Не думайте, что я такой уж хороший, но мне было тебя жаль. Ты разговаривала во сне. Точнее, не разговаривала, а звала Коннора и просила подождать. Если честно, у меня сердце разрывалось… Коннор лишь крепче прижал к себе Линдси — как всегда на этих словах заболела душа. А давно мертвый друг тем временем продолжал: — Ну, а потом ты попала в руки наших экспериментаторов. Насколько я знаю, самым сложным оказалось заставить тебя забыть того, кого ты любишь. В принципе, у Сергея было то же самое. Обычно мнемовоздействие разрушается при встрече с самой большой сердечной привязанностью. Но с тобой это было невозможно. Поэтому твои воспоминания запечатали болью и настоящим именем. Когда мы встретились и познакомились, я обратил внимание, что эффект не такой, как обычно. В разговорах у вас обоих мелькали воспоминания из настоящих жизней. Мне это было видно, ведь я знал вас настоящих. Я был доволен, когда понял, что вы сможете сами восстановить свои личности. В принципе, это было предсказуемо, каждый из вас общался с человеком, которого любил. И это снижало эффективность процедуры. Да и вас изначально готовили немного иначе. Мне приходилось работать с «подкидышами», изготовленными по указанию Панова. Это были уже не люди, а биологические роботы. Их «создавали» для выполнения одной несложной миссии, где они погибали. Или им помогали погибнуть. Я тоже этим занимался, не скрою. И говорю это для того, чтобы вы оба понимали, что я не герой. Я убийца на службе. Но я снова отвлекся. Мужчина на экране улыбнулся в камеру и отпил воды из стоящего рядом стакана. — Продолжу. И повторю, что обрадовался, когда понял, что вы сможете снять плотину, преграждающую ваши воспоминания. Потом у меня случился приступ, и стало понятно, что умру в любой момент. И решил, что вам понадобится помощь. Я связался с вашими друзьями. Антон Хэндрикс и Питер Эксон. Их я помнил еще по Архангельску. Я рассказал почти все, сообщил, где вы и чем занимаетесь, и почему с вами нельзя говорить как с Коннором и Линдси. Как раз сегодня они должны прибыть на станцию и заново с вами познакомиться. Впрочем, это вы уже наверняка узнали от них, верно? Влад снова взял стакан, повертел его в руках и поставил обратно. Посмотрел прямо на зрителей и снова улыбнулся. — Вот я и ответил на два вопроса. Остался самый основной, верно? Что случилось в Архангельске. Коннор нажал на паузу и посмотрел на Линдси. — Хочешь досмотреть? Или достаточно? — Хочу. Ведь сейчас он будет рассказывать о тебе. — Линдси, ты всю запись знаешь наизусть. Но каждый раз смотришь полностью… — И плачу, да? Коннор, мне это нужно. Я снова и снова начинаю верить, что это не сон. Что ты и правда жив. Каждое слово, сказанное Владом, меня в этом убеждает. Может, потому, что он так сильно похож на тебя, но тобой не является. — Я понимаю, — протянул Коннор, у которого видео вызывало странное чувство раздвоения, и снова включил воспроизведение. — Помните, я как-то говорил, что моим заданием был несчастный случай с черепно-мозговой травмой? Это касалось двоих. Тебя, Сергей, ведь ты должен был стать очередным «подкидышем», и того, кто будет заражен паразитом. Я должен был привезти двоих. Одного определенного человека и одного случайного, того, в ком развивалась бы жизненная форма. Как оказалось, было достаточно и одного. Я наблюдал за вами и своими соотечественниками. Паразиты меня не трогали, меня защищал прибор, искажающий жизненный сигнал, и они меня не чувствовали. Когда ты, Сергей, отправил всех на выход, а сам пошел вглубь, я понял, что ты хочешь сделать. Смелый поступок… Но твоя ошибка была в том, что ты не доверился своим друзьям сразу, как понял, что заражен. Если бы тебя сразу доставили в больницу, могли бы и спасти. А может, и нет, если бы не придумали сразу, как извлечь из тебя червя. А этого не знал никто, даже я. Так вот, я двинулся за тобой и позволил тебе организовать взрыв. Ну как позволил… Я немного ошибся и ты успел дернуть последний рубильник. Если бы ты этого не сделал, было бы проще. Я смог бы убедительно показать, что ты погиб в небольшом взрыве. Но ты решил уйти эффектно. Чем прибавил головной боли и мне. Я усыпил тебя, оттащил из комнаты управления и укрыл нас обоих отражающим полем. Как нас не убило обоих, когда рухнули перекрытия, я до сих пор удивляюсь. Повезло, не иначе. Нужно было спешить, и я не успел сделать так, чтобы в твою смерть поверили. Да и не смог бы. Уже подготовленный вариант подразумевал то, что завод будет цел. А на разработку и осуществление нового плана ты мне не дал ни времени, ни возможности. Если честно, я надеялся, что твои друзья подумают, что твое тело было полностью уничтожено при взрыве. Но недооценил твою любимую. Она не поверила. Я видел записи, сделанные уже другими оперативниками Панова. Но не буду описывать. Если захочет, расскажет сама. Я же увез тебя на некоторое расстояние и связался с полковником. Ты был контужен, обожжен и изранен, а изнутри тебя убивал паразит. Живым я бы тебя не довез. Даже несмотря на то, что было недалеко. Я описал Панову ситуацию и предоставил ему решать — человек или паразит. Он выбрал тебя. Подозреваю, что понял, если ты умрешь, умрет и червь, и он не получит вообще ничего. Таким образом, передо мной стала задача избавить тебя от питающейся тобой формы жизни, и при этом постараться не убить. Была у меня идея… И я ее осуществил. В ближайшей деревне я купил бутыль самогона. Это такой национальный напиток. Самодельное спиртное разной степени крепости. Водка, после которой у зараженного пузырилась слюна, имела 40% спирта. Я же купил 86% настойку. И влил в тебя почти пол-литра. Я знал, что могу убить, но ты и так был на грани. Расчет оказался верен. Паразит выполз из опьяненного организма. Но не достиг полного развития и существовать вне тела носителя не мог. Я залил его остатками самогона, чтобы у того, кто найдет непонятную субстанцию, не возникло желания употребить это в пищу. Я сейчас о животных. Нам только размножения таких паразитов не хватало… А завод ты уничтожил, и там они выжить не могли. В лесу я просидел с тобой почти сутки. Ты балансировал на самом краю, но все же выжил. Даже не знаю, благодаря мне или вопреки моим усилиям. Коннор снова нажал на паузу. Дальнейшее было малозначимым, а Линдси и так сжалась в комок под его рукой и вытирала глаза уже насквозь мокрым платком. Он обнял любимую, благодаря которой цеплялся за жизнь и сумел выжить уже несколько раз, и тихо спросил: — Так и не хочешь рассказать мне, что ты там делала? Линдси помотала головой. Не нужно Коннору знать, как она сама разбирала еще дымящиеся развалины, как плакала, не чувствуя ни холода, ни боли в обожженных руках, как кричала на Элсингера по видеосвязи. И сколько просыпалась ночами, сдерживая крик боли. Это останется ее тайной. Она уже просила Антона и других не распространяться на эту тему. И знала, что они выполнят ее просьбу. Коннор крепче прижал к себе девушку, очередной раз позволяя ей справиться с собой. Через время она вздохнула, отстранилась и немного виновато проговорила: — Все в порядке. Спасибо тебе. Мужчина пытливо посмотрел ей в глаза и снова протянул свободную руку к ноутбуку. В динамиках вместо голоса Влада зазвучала композиция Кенни Джи. Линдси удивленно тряхнула головой. Им обоим нравился этот композитор, но Коннор еще никогда не включал музыку просто так. Он предпочитал тишину. — Продолжим праздник? — мягко спросил мужчина, видя удивление в глазах девушки. Она кивнула, беря бокал. — Ты не жалеешь, что мы остались здесь, а не пошли в кафе? — вдруг спросил Коннор. — Или можно было бы пригласить кого-то из друзей? Конечно, здесь мало условий для приема гостей, но можно было бы что-нибудь придумать… — Что ты! Я хотела провести этот день только с тобой. Но в итоге провела его с кем угодно, кроме тебя, — немного грустно произнесла Линдси. — Зато сейчас нам уже никто не помешает. Кстати, что хотел Элсингер? — поинтересовался Коннор, вспомнив о том, что оперативный директор еще утром вызывал Линдси. — Спрашивал о моих дальнейших планах, — непроизвольно поморщилась девушка. — И что ты ответила? — внутренне напрягся Коннор. Он тоже хотел бы знать, что будет дальше… — Я ответила, что меня еще не выписывают из стационара. А через несколько дней, когда придут твои результаты, мы решим вместе, что будет дальше. Коннор облегченно выдохнул. Она все еще хочет быть с ним… Хотя Линдси и сказала, что будет с ним до тех пор, пока он сам этого хочет, он в глубине души боялся, что она вернется в свою квартиру, на свою работу, и забудет Лилию Белову и ее названного мужа как страшный сон. — Спасибо, — тихо поблагодарил мужчина, даже толком не зная, за что именно. Линдси улыбнулась. Он так трогательно переживает… — Да, кстати, — вдруг встрепенулась девушка, — Коннор, а где оригинал «исповеди» Влада? — Наверное, еще у Питера, — чуть поразмыслив, ответил мужчина. — Он обещал Элсингеру максимально улучшить изображения «подарка». Лин кивнула, вспоминая. На кассете имелась еще одна запись, где Влад говорил о том, что рискнул спуститься на базу однажды ночью в одиночку, и основательно изучил те коробки в архиве, где уже не было защитного слоя. Мотив был прост. Друг говорил, что управлению было бы интересно получить хоть что-нибудь из запасов немецких оккультистов. Но Сергей и Лилия ничего не смогут взять с собой, поэтому он решил заснять хотя бы один документ, вдруг он будет интересен тем, кто занимается паранормальными явлениями. В качестве такого своеобразного подарка Влад выбрал свиток пергамента, где текст располагался в виде треугольника, а по краям было нарисовано пламя костра. А так как камера периодически вздрагивала в руках испытывающего боль Влада, съемка оказалась не очень хорошей, и Элсингер хотел, чтобы Питер улучшил качество изображения, чтобы ознакомиться с текстом. Хотя для этого нужно было бы в совершенстве знать латынь, с которой в Линдси были давние проблемы. — А почему ты спрашиваешь? — Просто я сегодня видела максимально похожую кассету на столе Фрэнка. По крайней мере, коробочка была точно наша — там характерная трещина на крышке, я сломала, когда упала после обморока. Только еще ерунда какая-то нарисована. Вот я и подумала, зачем это Фрэнку. — Может, он решил сверить оригинал и копию? Я спрошу Пита, когда он вернется из командировки. Он уехал с Преггером в какую-то дыру расследовать что-то странное. — Да, я помню. Клэр тоже там. Она жалела, что не может лично проконтролировать проверку твоих анализов. — Да, мне было бы спокойнее, если бы этим занималась Клэр. Но мы с тобой опять увлеклись моими проблемами. А сегодня твой праздник. Налить еще вина? И праздник продлился почти до утра, хотя связных разговоров было немного…

***

Через несколько дней Коннора вызвал к себе оперативный директор управления Фрэнк Элсингер. Перед визитом Дойл немного нервничал, гадая, о чем пойдет разговор, но вскоре решил, что волноваться не целесообразно, и проблемы, если такие будут, они с Линдси решат совместными усилиями. — Здравствуй, Коннор. Проходи, присаживайся, — прозвучал как всегда бесстрастный голос Элсингера, и бывший (или все же настоящий?) сотрудник управления опустился в кресло у рабочего стола. Коннору было немного не по себе. Все разговоры с Фрэнком после его возвращения проходили в других помещениях, в кабинет Дойл вошел впервые и чувствовал себя так, как будто его сейчас будут отчитывать за очередную ошибку, совершенную членом его команды. — Здравствуйте, сэр. Мужчина сел и посмотрел на хозяина кабинета, стараясь выглядеть как всегда спокойно и невозмутимо. — Коннор, боюсь, у меня плохие новости. Пришли результаты твоих исследований, и они очень неутешительны, — в голосе оперативного директора почти не было эмоций. — В твоем организме обнаружены некие медленно текущие процессы, которые изменяют тебя. Пребывание в твоем теле паразитарного существа не прошло для тебя даром. К сожалению, ты заражен, и мы не знаем, как это остановить. В голове Коннора стало гулко и пусто. Он считал, что готов к плохим новостям, но, видимо, это было неправдой, раз эти слова так его шокировали. — Что со мной? — спросил он, не узнавая собственного голоса. — Когда в твоем теле стал развиваться паразит, он начал перестраивать организм носителя. Насколько я понимаю, этим червям нужно было что-то вроде идеального вместилища, инкубатора для выведения большого количества потомства. Ты оказался пригоден, уж не знаю почему. Под воздействием обитавшего в тебе паразита твои клетки ДНК начали мутировать. Когда из тебя извлекли чужеродный организм, процесс замедлился, но не прекратился. Так что ты получил не только «подарок» в виде невосприимчивости к ядам. — Что со мной будет? — тем же мертвым голосом проговорил Коннор. — Точно неизвестно, — развел руками Фрэнк, — мы можем лишь предположить. Физически ты, скорее всего, останешься прежним. А вот психологически… Злоба, кровожадность, приступы агрессии… В тебе будут говорить инстинкты, помогающие выдержать развитие и выход из тела еще одного паразита, а потом еще одного, и так далее. Скорее всего, где-то внутри тебя осталось что-то, из чего может развиться этот организм, но только при благоприятных условиях. И твое тело медленно предоставляет эти условия. — Но я не чувствую в себе изменений… — Сейчас не чувствуешь. Кто знает, когда будут заметны первые проявления… Коннор, я бы хотел, чтобы ты и дальше оставался в медицинском корпусе, под присмотром наших врачей. И не пойми меня неправильно, но еще я бы хотел, чтобы ты был там один. — Линдси… Имя любимой девушки болезненно стукнуло в пустоте. Что же делать?.. — Я опасен? Для нее? — Вероятно. Коннор, если твое состояние будет прогрессировать (а оно будет, мы пока не знаем, как остановить процесс), то в любой момент ты можешь превратиться в чудовище, перестать себя контролировать. Поначалу это будет что-то вроде кратковременных приступов. И я не знаю, что может случиться с человеком, который будет в этот момент находиться рядом с тобой. Возможно, любое живое существо ты будешь воспринимать как потенциальный источник пищи, крови. Я не хотел бы, чтобы ты совершил непоправимую ошибку. Коннор стоял у окна в пустом коридоре, прислонившись лбом к холодному стеклу. Он понимал, что его жизнь снова закончилась, не начавшись, но в этот раз более жестоким образом. После потери корабля и экипажа он чувствовал себя так, как будто в заливе Гуантанамо осталась часть его души. В Архангельске осталась часть его личности. Но оба раза он был жив, дееспособен, и мог хотя бы на что-то надеяться. А сейчас у него отобрали саму суть существования — веру в лучшее. Он превращается в чудовище, кровожадного монстра, которому не место среди людей, у которого нет права на счастье и любовь. Он опасен. В первую очередь для той, кого любит. И ради ее же блага нужно держаться от нее как можно дальше. Но как это сделать? Если он расскажет ей правду, она не уйдет. Не поверит в безнадежность, будет искать возможность ему помочь, хотя бы отсрочить неизбежное, и однажды, когда он не сможет себя контролировать, он причинит ей зло. Убьет. Или, что еще хуже, превратит в такого же монстра, каковым будет сам. Для этого достаточно, чтобы их кровь смешалась. Можно считать чудом, что этого не произошло раньше, когда они оба были ранены ледяными снарядами в Антарктиде. Он касался ее раны. Но совершенно не помнил, была ли на его пальцах его же собственная кровь. Но Линдси абсолютно здорова, и это главное. И он не может позволить себе быть счастливым ценой ее жизни. Значит, придется причинить ей еще одну боль, самую сильную, самую мучительную. Но он должен это сделать. На кону ее здоровье и ее жизнь. А он отступит. Возможно, будет издали наблюдать за ней, пока изменения не станут ощущаться. Просто ему нужно будет знать, что с ней все в порядке, что она жива, здорова и у нее есть надежда на счастье. А ту боль, которую она снова испытает из-за него, она переживет. Он не будет слишком часто напоминать о себе, и постепенно она успокоится и забудет. Возможно, он даже попросит Антона помочь ей в этом. Если, конечно, Антон согласится его выслушать. Ведь Линдси очень дорога доктору Хэндриксу. Но об этом можно подумать чуть позже. Сейчас ему нужно собраться с силами, чтобы спровоцировать расставание, выдержать ее реакцию и не позволить себе оставить хоть каплю надежды на лучшее. Так будет правильно. Главное — ее жизнь, и для того, чтобы ее сохранить, они должны расстаться. Коннор вышел из административного здания управления и медленно побрел к медицинскому корпусу. Не было ни сил, ни желаний. Одна пустота… — Коннор! Голос любимой девушки прозвучал внезапно, и мужчина с трудом подавил малодушное желание сделать вид, что не услышал. Зачем тянуть? Лучше все решить сразу… Он обернулся. Улыбка приближающейся девушки освещала этот хмурый день ярче солнечных лучей. Такая прекрасная… такая любимая… и она еще не знает, что через минуту ее так тщательно выстраиваемая новая жизнь разлетится на мелкие кусочки. — Коннор, я тут узнала кое-что интересное. Это касается наших комбинезонов… Подойдя, девушка потянулась поцеловать мужчину, но он отклонился. — Что случилось? Что-то не так? — Можно и так сказать, — спокойный тон тяжело давался мужчине. — Линдси, я решил, что допустил большую ошибку. Мы не можем быть вместе. На долю секунды девушка подумала, что у нее начались слуховые галлюцинации. Но эти слова действительно прозвучали. — Я не понимаю… — Мы не можем быть вместе, — повторил Коннор, отчаянно желая обнять ошеломленную девушку, рассказать все как есть и снова, очередной раз вымолить прощение. — Почему? У нас ведь… все было так хорошо… — Линдси, тут много факторов. Я не хотел бы их озвучивать. Мы не можем, не должны быть вместе. Давай не будем устраивать психологический сеанс, а просто разойдемся и будем жить спокойно. Поверь, так будет проще. Несколько секунд ему казалось, что она сейчас сорвется в классическую истерику. Слезы, вопросы, зашкаливающие эмоции… Но Линдси Доннер еще раз доказала Коннору Дойлу, что он не ошибся в выборе, хотя это уже и не имело значения. Она просто попыталась заглянуть в его глаза и тихо спросила: — Ты не хочешь объяснять? Он покачал головой, глядя в сторону. Посмотреть сейчас ей в глаза он не решался. — Хорошо, — так же спокойно продолжила девушка. — Тогда погуляй еще полчасика, хорошо? Я соберу вещи. И вызову такси. Не веря услышанным словам, Коннор все же посмотрел ей в глаза и задохнулся, увидев выгоревшую пустыню, которая была страшнее безучастной покорности, как в первый день знакомства Сергея с Лилией. Она даже не плакала. И не злилась. А принимала его выбор как должное. Не протестуя и не требуя объяснений. Девушка еще раз улыбнулась, наконец поймав его взгляд. — Все в порядке, Коннор. Я не буду давить на тебя. Ты сделал свой выбор. А я сделала свой. Она повернулась и пошла к медицинскому корпусу, оставив мужчину стоять столбом. Вот и всё?.. — А чего ты хотел? — ожил в голове Дойла его внутренний голос, который проявлялся редко, но исключительно метко. — Девочка старается сохранить хоть каплю достоинства. И можешь сказать ей за это спасибо. Она, между прочим, и о тебе заботится. А ты… Сказать, кто? — Заткнись. Сам знаю, — отозвался Коннор и пошел следом. Нет, он не будет заходить в их комнату. Он подождет ее на улице. Снова попросит прощения. И поможет донести чемодан. Ох и ругается сейчас его внутренний голос… Откуда только слова такие знает… Хоть записывай. А комбинирует так, что заслушаешься… Мистер Томас Грэй, охранник медицинского корпуса управления по научным исследованиям и разработкам, был удивлен. Двое живущих в корпусе людей, о которых говорили, что они пропадали без вести, а потом вернулись неизвестно откуда, сегодня вели себя странно. Обычно в то время, когда не было медицинских осмотров, они всегда были вместе. Но сейчас мисс Доннер зашла одна, а ее спутник остался снаружи. Сначала Томас подумал, что она поднялась буквально на секунду за забытой вещью, но она спустилась почти через тридцать минут, неся большой, и, судя по всему, тяжелый чемодан. Мистер Дойл, увидев ее через стеклянную стену холла, вошел, что-то тихо спросил, и понес поклажу сам. Почти сразу к корпусу подъехала машина такси, куда был загружен чемодан, а мужчина перехватил руку собирающейся сесть девушки, и что-то стал говорить. И хотя она спокойно отвечала, Томас подумал, что она напоминает перекаленное стекло, однажды виденное им в детстве. Вроде обычное стекло, а чуть прикоснешься — рассыплется даже не осколками, а мельчайшей стеклянной пылью, которую не собрать и не склеить… — Линдси… — Нет, Коннор, не надо. Не извиняйся, — девушка пожала плечами и смущенно улыбнулась. — Я понимала, что это не продлится долго. Я совсем не та, кто тебе нужен. И спасибо, что сказал прямо. Для меня важно, что ты честен со мной. — Лин… Мы сможем… еще увидеться? — Зачем? — удивленно спросила Линдси. — Ну, вдруг… что-то будет нужно… — неловко выговорил Коннор, не отпуская ее и стараясь запомнить ощущение ее ладони в своих руках. — Не знаю. Не думаю, что это хорошая идея. Хотя, возможно, чуть позже, не сразу, хорошо? Ты же помнишь, где мой кабинет, — улыбнулась Линдси. — А теперь мне пора. Прощай. Она все же легонько поцеловала его в щеку, отняла руку и села в машину, назвав адрес своего дома. Мужчина смотрел, как автомобиль ползет к воротам, и чувствовал себя полностью опустошенным. Внезапно рядом с ним прозвучал отдаленно знакомый голос: — Мистер Дойл, вы плохо выглядите. Я могу вам помочь? — Нет, спасибо, мистер Грэй, — Коннор с трудом вспомнил имя охранника. — А по-моему, вам нужно прилечь, иначе вы упадете, — проговорил Томас и крепко взял мужчину за локоть. — Как же мисс Доннер оставила вас одного в такой момент? Когда она вернется? — Она не вернется, — Коннор и сам удивился тому, насколько безжизненно и безнадежно это прозвучало. — Не вернется. Никогда.

***

Спустя месяц Коннор понял, что у времени есть очень странное свойство: оно бежало, оставаясь на месте. Иногда он не мог понять, сколько прошло дней, и прошли ли они, или он застрял в вечном сегодня. Мужчина почти не покидал палату, выходя только на обязательные медицинские процедуры. Врачи ничего не говорили, он не спрашивал, просто выполнял все, что от него требовалось, и возвращался в палату. И ждал. Чего? Он и сам не мог объяснить. Иногда он жалел, что окна его жилища выходят на стену и разбитый за ней парк, где они часто гуляли вдвоем, а не на парковку и административный корпус. Можно было бы хоть из окна увидеть ее. Все это время Коннор отказывал себе в желании увидеть Линдси, и даже не спрашивал о ней. А спросить было у кого. К нему иногда заходил Антон для проведения сеансов гипноза, заглядывала Клэр, в основном отругать за пренебрежение прогулками на свежем воздухе и приходил Питер, когда ему нужно было выговориться после очередного нагоняя от Прэггера. Единственное, что Коннор знал — что Лин вернулась в команду Мэтта и уже успела съездить в пару командировок. Вчера она как раз вернулась, и сегодня должна была появиться в управлении. Мужчина понял, что больше не может терпеть, он ужасно хотел ее увидеть. Нет, он вовсе не собирался подниматься в ее кабинет, разговаривать с ней, касаться ее. Он хотел просто увидеть ее, но так, чтобы она его не заметила — не стоит бередить едва зажившие раны. И, кажется, он придумал, как это можно сделать. Как человек, довольно долго проработавший в управлении, он знал несколько хитростей, и собирался воспользоваться одной из них. Быстро приведя себя в порядок, Коннор поспешил к административному корпусу, войдя в который, сразу скрылся за одной из боковых колонн, расположенных в холле. Он знал, что сам увидит все, а его не заметит никто. И это правильно. Буквально через несколько минут действительно появилась Линдси. Коннор вздрогнул, увидев девушку. Она была бледной и отрешенной, но все равно очаровательной. Мужчина почувствовал, как сжалось сердце — он любил ее. Пусть даже он уже не человек, пусть никогда не сможет приблизиться к ней, но он любил эту девушку больше чем кого-либо за всю свою жизнь. И именно поэтому должен был держаться от нее подальше. Линдси, не подозревая, что за ней наблюдают, спокойно шла к лифту и уже почти миновала колонну, за которой скрывался Коннор, как ее окликнули. Со стороны лестницы к ней подходил Прэггер. — Привет, Мэтт, — поздоровалась Линдси, когда мужчина приблизился. — Надо поговорить, — он не посчитал нужным ответить на приветствие и, взяв ее за локоть, повел именно к той колонне, которую избрал своим наблюдательным пунктом Дойл. Коннор попытался слиться со стеной, понимая, что еще несколько шагов — и его заметят. И не будет возможности ни рассмотреть Линдси вблизи, ни послушать, о чем будет говорить Мэтт. Эх, был бы здесь Влад, он сумел бы что-то придумать… Но проявлять чудеса мимикрии не понадобилось. Прэггер остановился буквально в двух шагах, и, жуя жвачку, недовольно посмотрел на Линдси. — Что случилось? — поинтересовалась она, поправляя рукав плаща. — Линдси, я специально задержал тебя здесь, чтобы не говорить об этом при всех. Хотя и хочется. — Да что произошло? — Лин, я вовсе не против твоей дружбы с Питером, наоборот, считаю, что дружеские отношения способствуют более эффективной работе команды. Но это уже переходит все границы. Когда ты помогала Питу с отчетами, я молчал, надеялся, что он поймет принцип и будет хоть иногда сдавать их правильно оформленными и в срок. Но этот! Я отлично знаю твой стиль, и понимаю, что отчет писала ты от первого до последнего слова. Не хочешь объяснить, почему? — Мэтт, понимаешь… — Не понимаю, — отрезал тот, даже не потрудившись выслушать. — Сегодня ты пишешь за него отчет, завтра будешь сдавать его аппаратуру на склад, а послезавтра что? Вообще будешь за него работать? Если так поступать, он никогда не повзрослеет. И не научится принимать на себя ответственность за свои же поступки. — Мэтт, мы… — И слышать не желаю! Линдси, я не твой обожаемый Дойл, в команде которого вы могли делать все, что хотите. Запомни, еще раз — и я буду ставить вопрос о служебном несоответствии. Обоих. Ясно? А теперь иди, поработай за себя. И с этими словами Прэггер резко развернулся и зашагал обратно к лестнице, оставив Линдси стоять со слезами обиды на глазах. Девушка тихо всхлипнула и полезла в сумочку за платком, но увидела край ботинка и расстроилась еще больше. Она сделала шаг вперед, собираясь спросить прятавшегося человека, что он здесь забыл и почему счел возможным подслушивать, но тут же забыла все гневные слова — за колонной стоял ни кто иной, как Коннор Дойл. — Коннор? — Прости, Линдси, я не хотел подслушивать. Но когда вы подошли, уже не решился выйти. И, похоже, правильно сделал. — Но что ты тут делаешь? — Хотел увидеть тебя, — со вздохом признался Дойл. — А почему таким таинственным способом? Коннор покраснел. Ну не признаваться же, что элементарно боялся посмотреть ей в глаза, после того, что сказал месяц назад? Линдси поняла, что ответа не будет, и расстроилась, осознав, свидетелем какой некрасивой сцены выступил Коннор. Мэтт ведь и о нем упомянул… — Извини, что тебе пришлось такое услышать, — вздохнула она. — Ничего, я понимаю, — заверил немного успокоившийся Коннор, увидев, что она не собирается обижаться. — Питер рассказывал, что у него с Мэттом вялотекущий конфликт. — Это слабо сказано, — отозвалась Линдси. — Так значит, Питер ходит к тебе жаловаться? — Скорее выговориться. Утверждает, что я никогда его так не бесил, как Прэггер, — позволил себе пошутить мужчина. — Вы совершенно разные с Мэттом, я бы сказала, две полные противоположности, — задумчиво сказала Линдси и вдруг улыбнулась. — Мы так и будем стоять здесь, как два заговорщика? Или, может, ты хочешь кофе? У меня в кабинете появилась кофеварка. — И ты согласна пить со мной кофе? — вырвалось у мужчины. — Конечно. Все в порядке. Мы же не ссорились, Коннор. Просто каждый из нас сделал свой выбор. А то, что они не совпали — так бывает, это жизнь. Ну так что насчет кофе? — С удовольствием. Мужчина понимал, что ей нужно отвлечься и успокоиться после разговора с Мэттом. А то, что она согласна уделить ему время — настолько приятный бонус, на который он не смел даже надеяться. — Проходи, располагайся, — улыбнулась Линдси, открывая дверь своего крошечного кабинета. — Я сейчас. Она повесила плащ в шкаф, положила сумку на кресло и прошла к окну, где на тумбочке поселилась новенькая кофеварка. — Так что у Питера с Прэггером? — спросил Коннор, останавливаясь возле ее стола и с интересом рассматривая находящиеся там мелочи. Только она могла разместить что-то совершенно не сочетающееся друг с другом таким образом, что это становилось правильно и гармонично. — Понимаешь, они немного похожи по характеру. Одинаково энергичные, талантливые, и, что скрывать, безалаберные. Вот и получаются два одноименных заряда, которые, как известно, отталкиваются. А так как Мэтт руководитель, за ошибки Питера краснеть приходится ему. Что? Линдси обернулась, услышав сдавленный судорожный вдох, и в ту же секунду залилась краской. Коннор держал в руках фотографию, которая стояла на ее столе. За которую она уже выслушала ото всех, кто только ни заходил в ее кабинет. Поэтому взяла привычку, когда к ней кто-либо заглядывал, класть фото изображением вниз. И надо же было так отвлечься на ссору с Мэттом и на присутствие Коннора, что совсем об этом забыть… Вот черт… Коннор, потеряв дар речи, смотрел на фотографию. Солнечный пятачок за палубной настройкой на борту «Адмирала Смирнова». Они с Линдси, счастливо улыбаясь, обнимают друг друга. Он, как и положено военному моряку, пусть и бывшему, стоит ровно, широко расставив ноги, а девушка, чуть подняв лицо, с улыбкой смотрит в его глаза, прижимаясь к груди. Он даже помнил, о чем они говорили в этот момент. Вспоминали, как высаживались в Антарктиде и мечтали вернуться в свою каюту, что значило бы, что они справились и выжили. Это потом уже Линдси выговаривала Эксону, что неприлично так резко высказывать из-за угла и фотографировать ничего не подозревающих людей. Питер смеялся, обещая в следующий раз выскочить с другой стороны. Коннор поднял голову и увидел взгляд Линдси, сказавший ему гораздо больше слов. Так вот о каком выборе она говорила… Забыв о том, что все еще держит в руке фотографию, Коннор шагнул к ней. Он понимал, что не должен этого делать. Что у него нет никаких прав. Что станет только хуже. Но уже ничего не мог с собой поделать. Его пальцы ласково погладили ее по щеке, радостно узнавая мягкость ее кожи. Теплые губы, как всегда, приоткрылись под его мягким напором. Ладонь узнавала изгибы ее тела, которые снятся ему каждую ночь. Коннор был безоблачно счастлив, чувствуя, как девушка приникла к нему, и не хотел даже думать о том, что будет потом. Но всему приходит конец. Он отступил на полшага, рассматривая ее. Мужчина был готов ко всему, даже к пощечине, на которую она имела полное право. Но девушка стояла с закрытыми глазами, уронив руки. — Линдси… — Коннор, зачем ты так со мной? — прошептала она. — Ты никогда так не поступал. Никогда не был так жесток… — Линдси, я не хотел… — Чего? Целовать меня? В ее распахнувшихся глазах стояли слезы. — Нет, причинить тебе боль. Она внезапно улыбнулась. — Коннор, ты как-нибудь попробуй захотеть этого, ладно? Просто для разнообразия. Потому что когда ты не хочешь, ты это делаешь. Может, если захочешь, то не сделаешь? — Ты невероятная, — проговорил мужчина. — Я это уже слышала, — хихикнула девушка и обняла его, пряча лицо на груди. — Так это было извинение? Мне даже понравилось… — Лин, я ужасно виноват перед тобой. Но так нужно. Мы не можем быть вместе. — Что? — она разомкнула руки и неверяще уставилась на него, отступив на несколько шагов. — Почему? — Линдси… — Коннор, объясни мне. Ты поцеловал меня для того, чтобы снова оттолкнуть? — Я… Нет… Я не могу тебе сказать… — Тогда скажу я, — лицо и голос стали спокойными, она отошла к окну и стала что-то разглядывать за стеклом. — Когда я только пришла в управление и мы познакомились, ты мне сразу понравился. Я влюбилась в тебя, и ты знал это, но никогда не давал понять, что я могу хоть на что-то рассчитывать. И смирилась. Потом ты погиб. Я думала, что умру от боли и горя. Но справилась. Сама не знаю как… Потом я попала в центр полковника Панова. Я не помнила ни себя, ни тебя. Но влюбилась снова. Когда там, во льдах, ты назвал меня по имени, я была счастлива. Думала, что ты наконец ответил мне взаимностью… Напрасно. Теперь только больнее. Линдси чуть повернула голову, взглянула на Коннора сухими глазами и снова отвернулась. — Я могу попросить тебя о последнем одолжении? Уйди, пожалуйста. Я уже достаточно унизилась. Если нужно еще, то да — мое отношение не изменилось и не изменится. Я люблю тебя. Но тебя это ни к чему не обязывает. Я ценю, что ты сказал правду и не стал поддерживать отношения из жалости. Просто… Если нет, то нет. Я не хочу снова поверить, а потом потерять надежду. Не хочу снова испытывать боль. Если у тебя осталась хоть капелька уважения ко мне — уйди. Прошу тебя. За ее спиной раздались шаги и негромко скрипнула дверь, выпуская мужчину. Вот и все. Конец. Коннор шел в медицинский корпус, не видя ничего вокруг. До сегодняшнего дня где-то в глубине души он надеялся. Нет, ни на то, что они еще смогут быть вместе. Это невозможно, он уже не человек, и не может обречь Линдси на жизнь с чудовищем. Но хотя бы на то, что они смогут общаться. Пока что. Пока он еще может себя контролировать. Что он будет видеть ее, разговаривать с ней… Но сегодня он собственными руками разрушил все. Повел себя, как последняя скотина и эгоист. Она права. Не нужно уподобляться хозяину той кошки, который рубил ей хвост по кусочку. Лучше расстаться сразу. Но как же это больно… Он хотел сжать кулаки, но что-то в левой руке мешало это сделать. Фотография. Та самая фотография в рамке, что стояла на столе Линдси. Теперь он еще и вор… Вернуть? Нет, она не хочет его видеть, ей снова будет больно. Да и не хочется возвращать. Пусть у него останется хоть что-то из самого счастливого времени. Фото, где она улыбается. Где обнимает его. Он сделал в своей жизни много ошибок. Но ни одна из них не была столь фатальной. Он потерял все. Потерял ту, которую любит. Потерял самоуважение, предав ее. Потерял свою человечность. Осталось только ждать окончательного превращения в чудовище. Но и потом его не оставят в покое, а будут исследовать. Пусть. Он заслужил. За то, что он сделал с Линдси, он заслуживает гораздо более жестокого наказания.

***

Снова потянулись тусклые дни, сливаясь в один, бесконечный и беспросветный. Коннор наконец стал замечать изменения — он стал раздражительным и несдержанным, не понимая, что это следствие отсутствия нормального человеческого общения и постоянных безрадостных мыслей, а не заражения организма. Он не знал, сколько еще сможет выдержать такое существование. Иногда мелькала малодушная мысль решить все проблемы сразу и кардинально, но что-то удерживало от этого шага. Наверное, уверенность в том, что это будет означать покорность и слабость, а это неприемлемо. Работающим с ним врачам он не задавал никаких вопросов, Клэр не появлялась довольно давно, и поэтому вызов к Элсингеру немного порадовал — Коннор решил, что есть новости о способе задержать развитие заражения организма. Точно в назначенное время он подошел к двери и уже протянул руку ее открыть, как та распахнулась изнутри, чуть не ударив Дойла. На пороге стояла высокая девушка. В первую секунду Коннор замер, но уже в следующую с трудом произнес: — Линдси… — Здравствуй, Коннор, — ровным голосом ответила она, и, опустив глаза, проскользнула мимо. — Я идиот, — мрачно подумал мужчина, входя и закрывая дверь под каким-то странным взглядом хозяина кабинета. — О, снова попытки дать себе правильное наименование, — как всегда некстати ожил внутренний голос. — Только ты повторяешься. Реестр надо создать. — Заткнись, — безнадежно предложил Дойл. — Ага, разбежался, — продолжил издеваться голос. — Создашь список, и будешь туда вносить новые пункты, кто ты есть на самом деле. Может, к пятому десятку поймешь. — Пятому десятку чего? Лет? — Эпитетов! — рявкнул голос. — Ты лучше подумай, зачем ты Фрэнку понадобился. Да уж, оперативный директор повел себя нетипично. Поинтересовался, как здоровье Коннора, выслушал в ответ нейтральное: «Интоксикация приходит в норму», чему-то довольно улыбнулся и отослал мужчину к себе. Ни смысла, ни потребности… — Такое впечатление, — задумчиво подытожил голос, — что он хотел увидеть, как вы с Лин ведете себя друг с другом. Понять бы, зачем?.. Но истинные мотивы поступков Фрэнка Элсингера не понимал никто. Подчас даже он сам. Но не в этот раз. Для Линдси это время тоже было тяжелым и сложным. По прошествии нескольких дней она уже жалела, что наговорила Коннору столько обидных слов. Ее часто посещали мысли, что если бы она содержалась, то они могли хотя бы иногда видеться, разговаривать. Девушка не обижалась за сделанный выбор, и не сердилась за поцелуй, хотя и не понимала, зачем ему нужно было ее целовать. И именно так. Как будто он все еще что-то испытывал к ней, не только желание, но и нежность, восторг, трепет, даже любовь, о которой он не говорил. А этого быть не могло. Впрочем, личные проблемы не ограничивались постоянными мыслями о Конноре. С работой тоже было не все гладко. Питер старался общаться с ней как можно меньше, то ли чувствуя вину, то ли обижаясь, что она не смогла прикрыть его перед Мэттом. Прэггер и так не доверял ей после памятного предательства, а сейчас вообще подвергал сомнению чуть ли не каждый шаг и ехидничал втрое больше обычного. Антон был страшно занят в управлении, даже почти не ездил в командировки в составе команды. И в их редкие встречи она видела в его глазах тщательно скрываемую жалость. Фу, действительно жалкое зрелище она собой представляет… Но сейчас ей просто нужно было поговорить. Высказать все, что накопилось на душе. Все, что она узнала. Получить поддержку и совет. Но с кем она может поговорить? После долгих размышлений и споров с самой собой Линдси решила обратиться к своему бывшему куратору. Антон выслушает ее и сможет предложить что-нибудь дельное. А жалость она выдержит. Тем более она ее заслуживает. В телефонном разговоре Антон предложил Линдси приехать и поговорить прямо сейчас. Она согласилась, и только повесив трубку поняла, что уже неприлично поздно не только для визитов, но и для звонков. Но все же поехала. Уснуть ей все равно не удастся, да и Антон последнее время жаловался на бессонницу. Хэндрикс открыл дверь, как только девушка поднялась на крыльцо. — Здравствуй. — Привет, Антон. Прости, что так поздно… — Не извиняйся, я все равно не спал. Чай? Кофе? — Кофе, спасибо. Хэндрикс сварил кофе и поставил перед Линдси тарелку с сэндвичами. — Бери. У тебя такой вид, как будто ты скоро будешь падать в голодные обмороки. Ты вообще ешь? — Ем, — отозвалась Линдси, доедая первый бутерброд. — Периодически… Антон только сердито нахмурился, но периодичность уточнять не стал — не без оснований полагал, что ответ ему не понравится. Когда же Линдси наелась и выпила две чашки кофе, они перешли в гостиную, куда выглянула Кэтрин Хэндрикс. Тепло поприветствовав девушку и улыбнувшись мужу, женщина поднялась в спальню, справедливо рассудив, что друзья и сотрудники предпочли бы разговаривать наедине. — О чем ты хотела поговорить? — спросил Антон, садясь в кресло напротив девушки. — Антон, я в тупике, и не знаю, как из него выйти. И что хуже всего, я никому не могу довериться. То есть, кроме тебя, я доверяю… еще одному человеку, но с ним я тем более не могу поговорить. — Все настолько серьезно? — И даже хуже, — девушка ответила взгляд. — Но сейчас не об этом. Ты знаешь, что я намеренно допускала утечку информации, но эти сведения никогда не касались напрямую меня. А сейчас складывается впечатление, что вокруг нас что-то происходит, но видны только последствия этих действий, а причины ни увидеть, ни понять не получается. — Линдси, скажи честно, твои поиски как-то связаны с вашей размолвкой с Коннором? — мягко произнес Хэндрикс. — Антон, пойми меня правильно, — Линдси подняла руку ладонью вперед, как будто защищаясь. — Он принял решение, и этого не изменить. Я не собираюсь ни навязываться ему, ни, тем более, чего-то требовать. Просто я хочу быть уверена, что он сделал… объективный выбор, а не запутался в интригах и не ошибся. Коннор сильно изменился. Я узнавала. Он почти не выходит не то что из корпуса, но даже и из палаты. Ничего не делает, ни к чему не стремится. Ты можешь представить себе Коннора Дойла без цели в жизни и внутреннего стержня? — Лин, — осторожно начал психиатр, — он пережил слишком сильные потрясения… Люди меняются, испытав даже меньше того, что перенес Коннор… — Я понимаю. Но как-то сильно резко это произошло, совершенно внезапно. Утром мы строили планы на будущее, а днем он уже принял решение, после которого похоронил себя заживо. Как будто он узнал, что смертельно болен и ждет неминуемого скорого конца. Да, врачи свято соблюдают врачебную тайну, и никогда не скажут ничего личного постороннему человеку, но я говорила с Клэр. Его кровь очищается от токсинов, пусть медленно, но это происходит. Никаких других проблем вроде не обнаружено, его неплохо вылечили в российском центре. Но он ведет себя… так, как ведет. Да и некоторые другие неясности. — И что ты хочешь сделать? — Я хочу собрать всю информацию, передать ее Коннору, и пусть он сам делает выводы и решает, что делать дальше. Конечно, мы уже не будем вместе, но я хотя бы буду знать, что он живет настоящей жизнью, а не существует в ожидании непонятно чего. Линдси опустила голову. Признавать отсутствие малейшей надежды на счастье было мучительно больно, но она уже действительно ни на что не надеялась. — Чего ты хочешь от меня? — Я столкнулась с тем, чего не понимаю. И нигде не могу найти информацию. Ты знаешь гораздо больше. Возможно, ты сможешь хотя бы подсказать, в каком направлении двигаться дальше. — Расскажи, что ты узнала, — попросил Хэндрикс, достав из кармана домашних брюк блистер с таблетками и отправив одну в рот. — Помнишь тот день, когда ты завершил все тесты и сказал, что со мной все в полном порядке? Именно тогда я видела на столе Фрэнка оригинал «исповеди» нашего русского друга. Но на коробке я заметила некий знак, которого там раньше не было. Он не вызвал у меня никаких ассоциаций, и я просто забыла за него. Потом Коннор сказал, что не мог найти наши комбинезоны, в которых мы спускались под землю. Я заметила, что пропали еще некоторые вещи, в основном, Коннора. Я узнала, что их вроде бы отдали в чистку, но там их не было, только на пакете рядом с нашими именами стоял тот же знак. Потом Коннор принял решение, и я ушла. Мы говорили только однажды, и разрыв стал окончательным… Со мной перестал общаться Питер, перестал доверять Мэтт, ты отдалился от всех нас. Такое впечатление, что кто-то планомерно уничтожает мои контакты с теми людьми, которым я могу довериться и на кого положиться. А недавно, буквально вчера, я узнала, что исчезли все записи наших разговоров с Фрэнком, где мы рассказывали об исследовании фашистской базы, все записи сеансов гипноза, всё, что так или иначе этого касалось. И на папке снова оказался этот знак. — Тебе он не знаком? — Нет. Ты же знаешь, я неплохо разбираюсь в разных религиозных и не очень религиозных культах, да и на память не жалуюсь, но этот символ мне ничего не напоминает. И я нигде его не встретила, хотя была и в городской библиотеке, и в нашей. И в интернете его нет. — Сможешь описать? — поинтересовался Хэндрикс, откидываясь на спинку кресла и соединяя перед собой пальцы. — Да, конечно, он не сложный. Радужный круг, в который вписан человеческий глаз с пламенем костра… — На месте зрачка, — ошеломленно договорил подавшийся вперед Антон. — Но зачем им эти сведения? Это же не верующие фанатики, а вполне адекватные люди, занимающиеся серьезными вопросами. — Ты о чем? Тебе известен этот знак? — Да. Это так называемый Орден первых. — Орден первых? — как и знак, название ничего не говорило Линдси. — Это сообщество людей, влияющих на мировую политику. В некотором смысле они и есть политика. Что-то вроде собрания «серых кардиналов», которые держат в руках все нити управления во всех без исключения странах. Все решения, так или иначе влияющие на судьбу мирового устройства, принимаются именно ими, а уж документы подписываются теми, кто занимает официальные посты — от президентов до директоров компаний. Эти люди не стремятся стать главными, они просто руководят, тихо и незаметно. А в Чикаго расположена штаб-квартира ордена и проживает Магистр — официальный глава, с шестью Мастерами составляющий Совет ордена. Говоря это, Антон с удовольствием видел, как изменяется Линдси. Она слушала с неослабевающим вниманием, глаза загорелись, на скулах появился румянец. Она вновь стала той Линдси, которую Антон знал и любил, а не бледной грустной тенью себя самой, какой стала после расставания с Коннором. Хэндрикс обычно никогда не позволял себе вмешиваться в личную жизнь другого человека, но в этот раз не выдержал, и попытался расспросить Коннора. В ответ не услышал ничего. В прямом смысле ничего, даже просьбы не лезть не в свое дело. Дойл молчал и смотрел в пол, отчего становилось по-настоящему страшно. — Откуда ты все это знаешь? — восхищенно спросила Линдси, впитывая новую информацию. — Мне предлагали вступить в орден, — потряс ее своим ответом Антон. — Там довольно разветвленная структура, и низшее звено, так называемые кандидаты, являются сотрудниками организаций, представляющих интерес для ордена, и могут воздействовать изнутри на руководство. — И ты… — Я не согласился, но и не отказался, — ответил Антон. — Мы на тот момент расследовали дело с аркой, и я не мог думать ни о чем другом, кроме как о жене и дочери… Я попросил дать мне время на размышления. Мне его предоставили, даже слишком щедро. И срок еще не вышел. — И ты вступишь? — Я думал согласиться, — дипломатично ответил Хэндрикс. — Но теперь я тоже хотел бы знать, почему орден проявляет такой интерес к моим друзьям. Давай сделаем так. Завтра я улетаю в командировку с новой командой, Элсингер попросил негласно присмотреть и оценить работу нового кейс-менеджера. А когда вернусь, попытаюсь что-то узнать. Только прошу, без меня не рискуй и не геройствуй, хорошо? Подумай, если нигде нет информации об этом ордене, а он существует и процветает, может, там предусмотрено наказание за сбор и распространение сведений? Линдси, я не хочу тебя потерять. И уверен, Коннор тоже не хочет этого. Ему не нужна будет информация, добытая ценой твоей жизни. Линдси кивнула, соглашаясь со старым другом.

***

Дни снова потянулись серыми тоскливыми цепочками. Коннора она видела только раз, когда ее непонятно зачем вызвал к себе Элсингер. Задав малозначащие вопросы по последнему делу (ответы на которые, кстати, были включены в ее отчет), он спросил о здоровье и самочувствии, упомянув ее пребывание в медицинском корпусе. Девушка разозлилась, и Фрэнк, насмешливо скривив губы, отпустил ее. Очень хотелось хлопнуть дверью, и она уже почти решила это сделать, распахнув ее, как увидела на пороге своего бывшего руководителя и любимого человека. Он помрачнел и осунулся, был бледен и выглядел уставшим. Видимо, Коннор тоже не ожидал ее увидеть, поэтому его голос, когда он произносил ее имя, был хриплым и надтреснутым. Она поздоровалась и поспешила уйти, чтобы снова ничего не испортить. Она не была уверена, что сможет удержать себя в руках и не начать задавать ненужные вопросы. Лишь позже она поняла, что их встреча была спланирована, но зачем это Фрэнку, понять не смогла. Вскоре команда снова уехала в командировку, но она оказалась на удивление короткой. Как выяснилось, нескольким подросткам из провинциального городка захотелось славы, и они придумали историю о встрече с НЛО. Это выяснилось уже на третий день после приезда группы управления, ведь мальчики не рассчитывали на появление профессионалов. Мэтт своей властью задержал расследование еще на день, чтобы окончательно убедиться, что феномена не было, и только после этого команда вернулась в Чикаго. Новой командировки не предвиделось, и Линдси работала с бумагами в аналитическом кабинете, иногда бросая взгляды за окно на серый куб медицинского корпуса. Антон задерживался в какой-то Богом забытой дыре с командой новичков, а Линдси выполняла его просьбу — не проявляла излишнего любопытства. Да и проявить его не было возможности. Знак ей больше не попадался, вещи не пропадали (по крайней мере, у нее), новых «ниточек» не было, и приходилось ждать Хэндрикса, тихо стервенея от невозможности что-либо сделать. Примерно через неделю после возвращения, когда Линдси готова была сорваться куда угодно, лишь бы убежать от своих мыслей и необходимости ждать, она услышала кое-что интересное. Когда она шла по коридору к своему кабинету, за поворотом раздался знакомый голос: — Наконец-то. Да, Магистр, я обязательно буду. Магистр? Ордена первых? А Фрэнк откуда его знает? Линдси замерла, превратившись в слух. — Да, я приведу человека, о котором мы говорили. Будут все адепты и много новых кандидатов, можно будет познакомиться, не ища более подходящего случая, — Элсингер помолчал несколько секунд и продолжил. — Согласен, жаль, что на их комбинезонах не сохранилось осколков портала. Но вы же слушали записи, она ушла первой, а он — еще до полного разрушения диска. Да, придется, я согласен. Но после сегодняшнего праздника. Этот разговор обещает быть интересным, и если человек не будет к нему готов, то не увидит все ловушки, которые ему можно расставить. Нет, Магистр, я не буду говорить, зачем, просто доставлю их к вам. Послезавтра? Да, хорошо. А сегодня мы будем счастливы появиться на празднике. Как скажете, в 9 часов на Клиборн Авеню. Раздался тихий щелчок отключения телефона, и шаги стали отдаляться по коридору. Линдси перевела дыхание. Элсингер как-то связан с Орденом, это несомненно. И послезавтра он собирается привезти к Магистру ее, и, скорее всего, Коннора. Она предупреждена, что разговор будет сложным и коварным, а Коннор? Нет, с ним сейчас говорить рано, завтра. А сегодня она поедет и попробует хоть что-нибудь узнать. Например, зачем людям, вершащим мировую политику, осколки портала в другой мир. Если там будет много людей и не все из них знакомы между собой, то лучшего времени задавать вопросы можно не ждать. Решено. Сейчас почти половина восьмого. Она как раз успеет добраться раньше Фрэнка и проследит, чтобы он ее там не увидел. Линдси вернулась в кабинет, быстро собрала бумаги со стола, мельком глянув на то место, где стояла фотография. Зачем Коннор ее забрал? По ошибке? Но почему не вернул? Не захотел ее видеть? И просто выбросил фото, чтобы не напоминало о ней и о том времени? Это для нее последняя неделя пребывания на возвращающемся в Кейптаун «Адмирале Смирнове» была самой счастливой. А для него? Тогда ему нравилось. А сейчас, когда он решил, что их отношения были ошибкой, наверняка не хочет даже вспоминать. Да, фото жаль. Ведь сейчас она не может даже попросить Питера, чтобы он напечатал еще один экземпляр. Но ничего, завтра будет возможность спросить и об этом. Сегодня она поедет в штаб-квартиру ордена и постарается узнать там как можно больше. А завтра, если Антон не вернется, хотя обещал этой ночью, она сама пойдет к Коннору. И расскажет обо всем. Пусть он знает и строит разговор на своих условиях. А за фотографию она спросит. Если все пойдет хорошо и Коннор вообще согласится ее выслушать. Только надо спросить так, чтобы не обидеть его. Впрочем, об этом можно подумать позже, сейчас главное — то, что произойдет на Клиборн Авеню. Приехав в Линкольн-Парк, Линдси все же оставила машину на параллельной улице — не хватало еще, чтобы Элсингер узнал автомобиль. В особняке было шумно и людно, парадный вход открыт настежь, люди поодиночке и группками ходят и стоят на крыльце и в холле. Некоторые непринужденно знакомятся друг с другом, с легкостью переходя на язык собеседника или найдя общий, на котором сносно говорят оба. У многих в руках стаканы и чашки с напитками. В общем, почти вечеринка. Линдси со своей обычной ослепительной улыбкой подошла к только что познакомившейся группе из трех мужчин и двух женщин, поздоровалась, и через несколько минут все они болтали, как старые друзья. Смысла некоторых вопросов, которые задавали друг другу ее новые знакомые, она не понимала, но к ответам жадно прислушивалась, надеясь, что это может помочь. Наконец, очередь дошла и до нее. — А твой кто куратор? — спросил высокий блондин, явно уверенный в своей неотразимости. — Он… еще не приехал, — улыбнулась девушка, некстати подумав об Антоне Хэндриксе. — Я его немного опередила. — И ты еще не поприветствовала Мастеров? — почти с ужасом произнесла маленькая пухленькая брюнетка. — Эээ, нет. Куратор сказал, чтобы я его дождалась, и он меня представит, — нашлась Линдси, и немного расслабилась — судя по реакции, ответ был близок к правильному. Ей только не понравился понимающий взгляд, которым обменялись все трое мужчин. Но беседа потекла дальше, и девушка не придала значения переглядываниям. Довольно скоро она осталась вдвоем с тем самым блондином. Остальные четверо вошли в особняк и скрылись за какой-то дверью. Линдси же не хотела сама соваться в западню и предпочитала свободу маневра, благо и на крыльце можно было стать так, чтобы ее не заметил Фрэнк, когда наконец соизволит приехать. — Пойдем выпьем чего-нибудь, я угощаю, — предложил мужчина. — Не хочу заходить внутрь. Погода… хорошая, — протянула девушка, рассматривая низкие тяжелые тучи. Если они не рассеются, и она пробудет здесь еще хотя бы час, то к машине ей придется бежать под ливнем. Не хотелось бы… — Тогда, может, я принесу? Кофе, чай, сок? Спиртное, сама знаешь, до ритуала не положено. Зато потом можно будет расслабиться. Линдси не поняла, о каком ритуале идет речь, но кивнула. Кажется, он ничего не заподозрил, но и знал немного. Нужно бы поговорить с кем-то, занимающим более высокую ступень, но там ее живо выведут на чистую воду. И последствия будут… непредсказуемые. Антон, скорее всего, прав в предположении, что тех, кто пытается собрать информацию и поделиться ею, ждет наказание. Но какое? Судя по тотальному отсутствию сведений, весьма кардинальное. Ну уж нет, не дождетесь! — Так что тебе принести? — вновь напомнил о себе блондин. — Кофе, — отозвалась девушка. — Раз уж пока нельзя чего-то покрепче. — После ритуала я тебя приглашаю, — самодовольно ухмыльнулся мужчина, оценивающе оглядев ее с головы до ног. — Согласна? — Давай сначала поприсутствуем на ритуале, — отозвалась Линдси, испытав почти иррациональный приступ паники от улыбки собеседника. Он принес две чашки кофе и протянул одну ей. Девушка взяла, но пить не спешила. — Расскажи мне о сегодняшнем ритуале, — вдруг попросила она. — Меня не успели просветить. — Сегодня вечное число превратиться в бесконечность, — непонятно ответил мужчина. — Это, конечно, нравится не всем, но Магистр и Мастера согласны. А я считаю, что так даже лучше, будет, к чему стремиться. Как думаешь? — Да, наверное, — неловко сказала девушка, понимая, что запуталась еще больше. — А вот скажи… — Почему ты не пьешь? — перебил ее собеседник. — Что-то не так? — Все нормально, — улыбнулась Линдси и сделала глоток из почти забытой чашки. Внезапно перед глазами все закружилось. И она уже не почувствовала, как из руки вынули чашку, как подхватили на руки и понесли в дом, и что с ней делали там. План по поимке жертвы для ритуала увенчался сокрушительным успехом.

***

Первой пришла в себя интуиция. Пресловутое шестое чувство, с пониманием которого у нее всегда были проблемы. Но сейчас не требовалось расшифровывать сигналы. Это бесплотное альтер-эго билось внутри, прямо-таки крича во все горло. Если перевести непечатные высказывания в более-менее цензурные выражения, то выходило, что они с хозяйкой попали. Врезались. Вмазались. Короче говоря, ВЛИ-ПЛИ. По самые крылышки. И кончик рудиментарного хвоста. И ничем хорошим это не закончится. А имеются все шансы довольно скоро закончить свое пребывание на этом свете. Не то, чтобы у Линдси было другое мнение. Но, будучи человеком с аналитическим складом ума, она хотела оценить ситуацию и при помощи других пяти органов чувств. Обоняние. Приятный запах плавящегося воска. Чуть горьковатый запах горячего дерева. Сандал и хвоя. И ни с чем не сравнимый аромат тяжелого, душного помещения, которое давно не проветривали. Слух. Тихое потрескивание открытых источников огня. Шелест длинных одежд. Легкие шаги и негромкий гул голосов, сливающийся в неразборчивый рокот, что не позволяло услышать слова. Вкус. Ничего необычного, кроме, разве что, слабого металлического привкуса. И кофе, которым ее угощали перед тем, как она потеряла сознание. Осязание. Вот тут начиналось кое-что непривычное. Привыкнув ощущать на себе деловую одежду, сейчас она явно чувствовала что-то легкое, невесомое. Нежный шелк платья прикасался к телу, даря ощущение легкой прохлады. Чуточку ныли плечи, не согласные с неестественным положением рук. Тело лежало на узком холодном ложе, а руки были опущены вниз по обе стороны и ладони были сильно развернуты наружу, что причиняло дискомфорт. Запястья и щиколотки стянуты тонкими, но прочными ремнями, капельку перекрывающими кровоток, отчего пальцы на руках слегка онемели. Основание больших пальцев рук тоже надежно зафиксировано, так что почти нет возможности восстановить чувствительность. Но самое неприятное ощущение было на лице. Губы и кожа вокруг них были стянуты и немилосердно чесались. Тааак… Линдси распахнула глаза, задействуя последнее из органов чувств — зрение. Собственного лица она, разумеется, не видела, но все остальное оценила очень верно. Довольно большое помещение с задрапированными фиолетовой тканью стенами. Окон не видно. На стенах через равные промежутки горят факелы, почти не давая дыма и чада. Люди. Около сотни человек. В тяжелых длинных плащах всех оттенков серого. У нескольких жемчужно-серые одеяния переливаются при движении радужным спектром. Вокруг постамента, на котором она лежала, ровным полукругом горели свечи (это удалось увидеть, до боли вывернув шею, и тут же стало понятно, что не только запястья и щиколотки, но и тело было плотно зафиксировано прочными ремешками над коленями, на животе и над грудью). Девушка посмотрела прямо вверх, на зеркало, занимающее весь потолок, и похолодела. Она лежала на невысоком постаменте, с неестественно вывернутыми, чуть опущенными вниз руками, одетая в белое длинное шелковое платье без рукавов. И на лице красовалась темно-серая полоска, надежно заклеивающая рот. Да уж, интуиция была кругом права… От группки стоящих неподалеку людей отделились два человека, и направились к ней. Осторожно, чтобы не потревожить пламя свечей, они приблизились. Первый был высоким и широкоплечим, его серебристо- серый плащ спадал элегантными складками, как умеет только очень дорогая ткань, на шее висел то ли амулет, то ли символ власти — каменный круг примерно 10 сантиметров в диаметре, на котором искусно изображен человеческий глаз с пламенем костра на месте зрачка. Второй тоже был одет в наглухо застегнутый плащ, но не такой дорогой и нейтрально-серого цвета, без каких-либо знаков различия. Капюшоны у обоих надвинуты так низко, что не позволяют увидеть лиц. Можно только предполагать, что загадочно мерцающие точки в глубине непроглядной темноты — глаза, изучающие лежащую девушку с чувством глубокого удовлетворения и даже удовольствия. Наконец первый мужчина, стоящий ближе к изголовью, заговорил: — Я хотел бы сказать, что все будет хорошо и с тобой не произойдет ничего страшного, — произнес он, как будто продолжая давно начатый разговор, — но я не могу этого сделать. Произойдет. И довольно скоро. Ты очень облегчила нам задачу, когда сама пришла сюда и стала расспрашивать. Оставалось только немного ускорить события. И теперь у нас есть все, чтобы выполнить ритуал. Я думаю, Дарителю придется по вкусу наша жертва. Ты красива, а во время ритуала станешь еще лучше. Так что доля эстетического удовольствия нам обеспечена. Мне это нравится. Стоящий рядом второй мужчина не издал ни звука, но первый вдруг повернулся к нему. — Да, ты прав. Ритуал состоится немного позже. До этого нам предстоит еще одно крайне важное действие, — он снова посмотрел на девушку. — Принятие в орден нового члена — это так волнительно. Второй мужчина склонил голову и сделал какой-то жест. Линдси насторожилась. Он чем-то напоминал одного очень знакомого ей человека. Она совершенно забыла про заклеенный рот, поэтому ее недоверчивое и гневное «Фрэнк?!» прозвучало как сдавленное мычание. Но ее поняли. — Да, Линдси, это я, — прозвучал голос оперативного директора, но отнюдь не такой холодный и бесстрастный, каким она привыкла его слышать. — Сегодня из адептов я стану полноправным членом ордена. И за это я должен благодарить вас с Коннором. Забавная коллизия… Вы не смогли бы сделать лучший подарок, даже если бы привезли все документы, найденные на базе в Антарктиде. Ну зачем мне все эти разработки, когда скоро я получу почти неограниченные возможности и еще большую, чем сейчас, власть… И сегодня я стану не только настоящим членом ордена, но и… — Но и моей правой рукой, — договорил глава ордена. — Да, Фрэнк, ты заслужил это. Благодаря тебе мы сегодня начнем новую страницу не только в летописи нашего ордена, но и в истории человечества. Ты позволишь немного просветить твою сотрудницу? В конце концов, если бы не она, ничего бы не было. Элсингер наклонил голову. — Понимаешь, — глава ордена снова обратился к Линдси мягким, отеческим тоном, — когда ты достигаешь цели, тебе хочется постоянно говорить об этом, насладиться каждым мгновением своего триумфа. Вот и у нашего ордена была Цель, которую мы достигнем сегодня, с твоей помощью. Мы — Орден Первых, Правители. Те, кто держит в руках судьбу всего мира. Нас немного, но у нас разветвленная система подчинения, охватывающая все сферы деятельности всех без исключения стран. До сегодняшнего дня наше правление было сопряжено со многими трудностями. То там какой-то очередной президент, выиграв выборы, начинает думать, что он теперь может что-то решать. То там чисто декоративный орган управления пытается на что-то повлиять. В общем, множество забот. Но сегодня все изменится. Наш орден был создан давно, более шестисот лет назад. И родоначальник был неплохим предсказателем. От него остались манускрипты, в которых описаны самые важные изменения. Не буду утомлять тебя цитированием наизусть, просто скажу, что однажды в наши руки должен был попасть свиток, благодаря которому мы смогли бы вызвать некую потустороннюю сущность, которая взамен наделила бы нас Даром убеждения. И возможностью делить этот дар, отдавать кусочек непосвященному. Вроде так просто… Но сразу снимается столько проблем! Сейчас нужно доказать всем и каждому свою правоту, растолковать все мелочи, указать на возможные последствия. Кошмар! И то нет полной гарантии, что на местах все сделают правильно. И все летит к черту. А если мы сможем убеждать легким усилием мысли… Только представь, я наделю частью своего дара несколько нужных человек. Они, в свою очередь, еще несколько. И все будут действовать как единый организм. Не будет своеволия, инакомыслия, споров. Все будут жить правильно. Наступит полная благодать. — И фотографии именно этого свитка вы с Коннором и привезли, — снова вступил в разговор Элсингер. — Уж не знаю, как он попал к фашистам, да это и не интересно. Мы смогли его прочитать. И знаем, как провести ритуал. Нужна жертва. Ее кровь, при правильном воздействии, откроет Врата. Сущность Дарителя будет свободна, а мы получим награду. Вообще-то, подошел бы любой человек, но ты стала мешать. Зачем было следить за мной и пытаться что-то узнать? Впрочем, ты всегда была любопытной. И мне не составило труда подстроить так, чтобы ты услышала крайне любопытный разговор… Но так даже лучше. Останется только окончательно избавиться от Коннора. Надоел, право слово. Я его и так отдал Панову. Чудесный человек. Правильный адепт. Мы сотрудничали. Он говорил, что больше меня этот человек не побеспокоит. Не получилось. Но я на Федора не обижаюсь, он сделал что мог. Просто так сложились обстоятельства. Мы уже знали о паразите. А мне была нужна серьезная оплошность кейс-менеджера. Я бы сумел нейтрализовать Дойла, если бы кто-то из команды получил увечье или погиб. Но Панову был нужен человек для эксперимента, и я отдал Коннора ему. Если честно, я думал, что Дойл откроется тебе и попросит помощи, ведь он смог многое узнать обо мне и об ордене. Но он тебя так оберегал! Такая чистая, искренняя любовь… Он не хотел брать тебя в Архангельск, видимо, чувствовал опасность. Но я настоял на полном составе группы. Чем больше там было людей, тем больше возможностей заражения, а Федор мечтал получить и живой экземпляр, и носителя. Но снова вмешался Дойл. Зачем нужно было уничтожать завод… Человек Панова сообщил, что двоих не довезет, и Федор приказал оставить человека. Была надежда, что останутся яйца паразита во внутренних органах носителя. Жаль, не оправдалась. Повезло. Коннору. А мне добавило нешуточных проблем. Но теперь все складывается как нельзя лучше. Если он не сойдет с ума от горя из-за твоей смерти, придется ему немного помочь, сократив пребывание на этом свете. Линдси слушала размеренный, довольный голос своего руководителя как во сне. Даже слова о том, что Коннор любил ее, не заставили ее пошевелиться. Но сейчас она отреагировала. По тону Фрэнка было ясно, что он предпочел бы, если бы Коннор не перенес ее смерти. Но тут он просчитался. — Ты думаешь, что я ошибся? — вдруг спросил Элсингер, увидев ее вспыхнувшие глаза, и в его голосе была отчетливо слышна улыбка. — Ты думаешь, что он не испытывает к тебе никаких чувств, раз бросил тебя? Наоборот. Он любит тебя еще сильнее, чем когда-либо. Просто я сказал ему, что заражение изменило его, сделало опасным для тебя. И он решил дать тебе свободу. Чтобы ты меньше страдала, когда он превратится в чудовище или умрет. Он тебя так сильно любит… А любящими людьми легче манипулировать, их можно легко держать на страхе за любимого. Вот и Коннор поступил предсказуемо. А мне всего лишь было не нужно, чтобы он рассказал тебе все, что знал о нас. Теперь уже не расскажет. Поздно. — Да, пора начинать, — отозвался глава ордена, внимательно и с явным одобрением выслушавший рассказ Фрэнка. — Понимаю, как тебе не терпится. Идем. Нам как раз хватит времени принять в наши ряды нового настоящего члена, и будет можно проводить ритуал Открытия Врат. А ужас, который испытает знающая о своей участи жертва, облегчит нам старания. Мужчины только собрались отойти, как в складках балахона главы прозвучал сигнал телефона. Он достал аппарат и бросил взгляд на экран. — Наши бразильские друзья задерживаются. Обещают добраться в течение часа. Сожалею, Фрэнк, придется немного подождать. — Я дольше ждал, Магистр, — снова склонил голову Элсингер. — Подожду еще немного. Магистр кивнул и повернулся к лежащей девушке. Он погладил ее по щеке, и она, вздрогнув от отвращения, отдернула голову, насколько могла. — Ну-ну, не будь такой строптивой, тебе не идет. Как видишь, и твое участие придется немного отложить. Может, тебе что-нибудь нужно? Принести воды? Линдси постаралась вложить в ответный взгляд всю ярость, которую испытывала. И загнать поглубже страх. Но никого этим не обманула. Мужчины рассмеялись. — Ладно, можешь потешить свою гордость, пока это не во вред делу. Когда начнется ритуал, у нас не будет времени обращать внимание на твое сопротивление. Советую тебе над этим подумать и слушаться. Хотя от тебя ничего особенного и не потребуется. В мягком голосе главы отчетливо звякнул металл. Она понимала, что сопротивляться бессмысленно, а просить чего-то — еще и унизительно. Ей было больно и очень страшно. Когда-то она слышала выражение, что «ожидание смерти хуже самой смерти», но никогда не думала, что будет проверять его на практике, да еще и так безнадежно. Никто не знал, что она здесь. Она никому не сказала, куда направилась. И поплатится за это. Но как же не хочется умирать! Если суждено, пусть будет быстро, но во время ритуала это ей явно не грозит. Им нужна кровь. И много. Кажется, она начинала догадываться, каким образом ее будут получать — недаром у нее прикованы руки. Вот сейчас стало еще страшнее. Просто до обморока. И Линдси, собрав все силы, беззвучно, но отчаянно надеясь на чудо, закричала: — Помоги мне! Пожалуйста, прошу, помоги!

***

Коннор сидел в своей комнате в медицинском корпусе и пытался читать. За прошедшее время он прочитал столько художественной литературы, сколько не осилил за всю жизнь. Взгляд мужчины скользил по строчкам, выхватывая отдельные фразы, или просто слова. Его это не беспокоило. Все равно он к утру забудет, о чем шла речь. С таким подходом можно было читать одну книгу весь месяц, закрывая и заново открывая первую страницу, но книги были разные. Молодой охранник, с которым у Коннора завязались приятельские отношения, регулярно приносил что-нибудь новенькое, у его родителей была обширная библиотека, доставшаяся от бабушки. Там были книги разной тематики, но ни на что более сложное, чем прямой сюжет и несколько типовых персонажей, сейчас не хватало ни сил, ни терпения. Сначала еще заходили друзья, точнее, бывшие коллеги. Питер вот забегает до сих пор, и Коннор ему за это благодарен. Эксон не мог не замечать постоянно подавленного состояния бывшего руководителя, но не лез в душу, а просто «забивал эфир» разговорами ни о чем. С ним было проще, но Коннор так и не решился спросить о Линдси, хотя хотелось безумно. Он вообще ничего о ней не знал. Возможно, он смог бы спросить кого-нибудь другого, но Клэр сразу начинала узнавать за его здоровье и ругать, что он совсем забросил себя и почти не выходит гулять, а Антон не появлялся уже третью неделю — уехал в длительную командировку с командой кого-то из новых кейс-менеджеров, да и наверняка сердился из-за Линдси. Мужчина отбросил книгу и вытащил из-под подушки заветную фотографию. Он мог часами сидеть, рассматривая счастливое лицо своей любимой. Казалось, он помнил каждое прикосновение, каждый жест, каждую улыбку, каждый поцелуй. Вспоминать было равносильно пытке, но он не мог иначе. Он отчаянно хотел ее увидеть, но не позволял себе этого. Его прошлая попытка обернулась окончательным разрывом и воровством, и он не хотел, чтобы она страдала снова. Обычно он мог держать свои чувства под контролем — сказывалась многолетняя практика. Но сейчас мужчина не находил себе места, сходя с ума от какой-то иррациональной тревоги. Страх, временами перерастающий в панический ужас… Ему было нечего бояться. Значит, это чужие ощущения. А чувствовать он может только одного человека. Ее. Но что же случилось? Паника усиливалась. И на ее пике в голове Коннора прозвучал умоляющий голос Линдси: «Помоги мне! Пожалуйста, прошу, помоги!». Мужчина вскочил. Она в опасности! И просит помощи! Второй раз в жизни. Тогда, в тот день, он просто приехал и прошелся с датчиками по всей ее маленькой квартире. Она успокоилась от самого факта его присутствия. Угостила кофе. И он уехал, побоявшись, что не справится с собой. Он уже тогда любил ее. Но был уверен, что ей нужен другой. Человек, с которым она сможет радоваться жизни. И слишком поздно осознал, что чтобы радоваться жизни, нужно разделить и радость и жизнь с тем, кого любишь. А она любила его. И никто другой ей был не нужен. Но это дело прошлое. Сейчас она в опасности. Что же делать? Коннор схватил телефон и нажал клавишу быстрого набора. Механический голос уведомил его, что данный номер отключен, и предложил перезвонить позже. Выругавшись, мужчина набрал еще один. Гудки мерно капали в ухо, доводя до остервенения своим равнодушием. Почти физически чувствуя, как безвозвратно утекают драгоценные секунды, Коннор набрал номер третьего абонента. — Да, Коннор, рад тебя слышать, — прозвучал в трубке как всегда спокойный и проникновенный голос Хэндрикса. — Антон, Линдси в беде, — моментально выпалил Дойл, даже не подумав о последствиях. — Что случилось? Где она? — Не знаю. Я ничего не знаю, Антон! Ее телефон отключен. Пит не отвечает. — Я не понимаю… — Антон, я уверен, — Коннор усилием воли взял себя в руки, возвращая способность вести конструктивный диалог. — Помнишь, еще на корабле мы говорили о чувстве взаимного притяжения? Сейчас оно осталось, но немного изменилось. Я чувствую ее. Ей страшно и больно. Ее могут убить! Я не знаю, что делать… — Значит, она все-таки поехала туда и попалась… Взбалмошная, глупая девчонка… — пробормотал Хэндрикс и повысил голос, — Коннор, я догадываюсь, где она. Ничего не предпринимай. Я сейчас позвоню Рэю, нам может понадобиться его помощь, и приеду за тобой. Жди. Гудки отбоя ударили в ухо, и Коннор сжал кулаки. У него не было выбора. Оставалось только ждать. И молиться, чтобы они успели.

***

Антон приехал через 50 минут. За рулем автомобиля сидел хмурый Донахью, который приветственно кивнул Коннору и втопил в пол педаль газа, не задавая лишних вопросов. Хэндрикс повернулся к севшему рядом Дойлу. — Ты что-нибудь чувствуешь? — Ничего нового. Ей страшно. Очень страшно. Антон кивнул, но Коннор не дал ему погрузиться в свои мысли. — Антон, куда мы едем? Ты знаешь, где она? — Я догадываюсь. И, видит Бог, я очень хотел бы ошибиться. С самого момента вашего возвращения вы попали в сферу интересов так называемого Ордена Первых. Я почти ничего о них не знаю, только то, что это люди, обладающие поистине неограниченной властью, и во всех странах мира. Линдси узнала, что они получили прощальную видеозапись вашего друга. И им досталась одежда, в которой вы были на подземной базе. Зачем — не имею понятия. Она заинтересовалась, стала наводить справки. Ты и сам знаешь, насколько она бывает любопытна. Она хотела рассказать тебе, но случилось то, что случилось. И пришла ко мне. Я просил ее ничего не предпринимать, пока я не вернусь. Но Лин или узнала что-то важное, или решила рискнуть. — Ты знаешь, где ее могут держать? — Возможно. Мы едем в один особняк, где я однажды был… — И как мы узнаем, там ли она? — Будем действовать по ситуации, — вступил в разговор Рэй, которого Антон просветил немного раньше. — У вас есть оружие? Мужчины синхронно покачали головами. — Ладно, разберемся. Нам бы пяток моих ребят из службы безопасности… А лучше десяток. Но нельзя. Нас там тоже нет. Если попадемся, никто и не узнает, где нас закопали. И закопали ли вообще… На этой пессимистической ноте Рэй снова сосредоточился на дороге. Коннор же закрыл лицо руками. Линдси хотела поделиться с ним важной информацией. А он так с ней поступил… Если она не переживет сегодняшнюю ночь, то он будет виноват и в ее смерти. Правда, недолго. Коннор понимал, что не справится, если с ней что-то случится. И был готов пойти следом. Бездумно всматриваясь в быстро мелькающие за окном машины картинки, Коннор в один момент вдруг осознал — на улице идет сильный дождь, и похоже, довольно давно, по асфальту уже текли целые реки, с которыми не справлялись уличные канализационные сливы. Через несколько минут Рэй, чертыхнувшись, сбросил скорость — ехать так быстро по залитой дороге становилось опасно. Наконец они свернули на нужную улицу на окраине города и припарковались у здания напротив богатого особняка, думая об одном и том же — здесь ли Линдси и что делать дальше, как попасть внутрь и найти ее. — А мы, похоже, по адресу, — сказал Рэй, показывая немного в сторону от стоящего немного вглубине особняка. Там, на расчищенной импровизированной парковке, стояло примерно десятка два автомобилей. Не самых последних моделей, но, как моментально определил Донахью, все они были мощными и надежными, а значит, использовались для дела, а не для того, чтобы произвести впечатление. — Видимо, там действительно что-то должно произойти, — отозвался Антон. — Насколько я знаю, живущие там люди отнюдь не стремятся к публичности, скорее наоборот. — Что будем делать? Антон, ты знаешь что-нибудь, что может помочь? Условный стук? Определенный жест? Может, что-то еще? — Я не входил в круг посвященных. Мне только лишь предлагали стать «нужным человеком», так называемым кандидатом в адепты, но в тонкости не посвящали. Но, насколько я помню, ничего такого не было. Меня просто провели внутрь, и мы беседовали с одним человеком. Помню, что на первом этаже холл, несколько небольших кабинетов и столовая. — Не густо… Хотя смотрите, начинается кое-что интересное… К особняку свернули две машины, неуловимо напоминающие те, что уже стояли на парковке. Их них вышли еще 8 человек и направились к дому. Насколько можно было заметить, их пропустили беспрепятственно. Появлялась надежда на то, что внутрь можно будет попасть спокойно. А как оттуда выбраться, они подумают потом. Может, это делать и не придется, если они не смогут спасти находящуюся там девушку. — Рискнем? — усмехнулся Рэй. — Может, нас примут за своих? — Думаю, мне нужно сделать это самому, — вдруг проговорил Коннор. — Я не хочу втягивать в это опасное мероприятие еще и вас двоих. — Коннор, — поморщился Хэндрикс, успокаивающе положив руку на плечо Рэя, — давай договоримся. Ты этого не говорил, мы этого не слышали. Согласен? Я более обидных слов за всю жизнь не слышал… Дойл покраснел и опустил глаза. Что-то он после обретения своей памяти и личности ухитряется обижать тех, кого не следует. Похоже, его умение разбираться в людях не вернулось после снятия мнемовоздействия. А умел ли он это вообще? Пока Коннор над этим размышлял, Рэй успел проехать немного вперед, развернуться в разрешенном месте и медленно подъехать к особняку, припарковавшись прямо на выезде с аллеи. — Идем? А то как бы снова не хлынуло, — озабоченно сказал он, глядя на хмурое низкое небо, которое, казалось, опустилось к самым макушкам деревьев. Мужчины быстрым шагом преодолели расстояние от дороги до здания и поднялись на крыльцо. Как оказалось, их заметили, и дверь открылась еще до того, как Антон успел прикоснуться к молотку. На пороге стоял парень примерно 20 лет. Он вежливо проговорил: — Приветствую Вас и прошу поторопиться. Я не думал, что будут еще гости и позволил себе сообщить Магистру, что все собрались. Следуйте за мной, я провожу вас в Зеркальный Зал. С этими словами он пошел в направлении одной из дверей, выходящих в обширный холл. Трое последовали за ним, еще не веря, что обстоятельства сложились так удачно. — Прошу Вас, — провожатый посторонился, пропуская мужчин в небольшую комнату с круглой дверью в противоположной стене. — Одеяния, соответствующие рангу, возьмете в шкафу. Прошу прощения, что не предлагаю отдохнуть с дороги, но вы сами знаете, что сейчас на счету каждая минута. Ручаюсь, после ритуала вы будете довольны уровнем комфорта, который вас ждет. Молодой человек слегка склонил голову и ушел. Антон только хмыкнул, видя такую вышколенность. Да и Коннор был не удивлен. Он не знал, что это за орден, но подозревал, что здесь совершаются серьезные дела… Донахью уже осторожно, по миллиметру, тянул на себя круглую дверь, чтобы видеть, что происходит в Зеркальном Зале. Мужчины приникли к щелке. Да, там было, на что посмотреть… Комната, где они находились, располагалась немного выше следующего помещения, поэтому оно было видно как на ладони. Зеркальный Зал назывался так не только из-за того, что у него был зеркальный потолок. Вся противоположная стена тоже представляла собой огромное зеркало, соединяющееся с потолочным. Этот эффект придавал помещению некую мистическую загадочность и делал его почти безразмерным, отражая и умножая все, находящееся внутри. Электрического освещения в зале не было, на задрапированных тканью стенах висели небольшие факелы, не дающие дыма и чада, а на полу образовывали незамкнутый круг горящие свечи. Вдоль левой стены располагался узкий каменный стол, на котором лежало большое количество узких маленьких коробок. Рэй насчитал примерно сотню человек, но назвать точное количество было сложно, так как люди поодиночке и группками двигались, также отражаясь в зеркалах, что только прибавляло путаницы. Коннор все вышеперечисленное увидел мельком. Его внимание привлекло другое, стоящий по центру помещения… алтарь? Да, больше всего это напоминало именно жертвенник. Невысокий тяжелый постамент, похожий на вытянутый вдоль гриб со срезанной макушкой. Получился своеобразный узкий овальный стол с каменной скатертью, спускающейся чуть больше чем на полметра. Гладкий и ровный, сработанный из камня, он должен был быть холодным, но за счет желтоватого цвета казался теплым. Тело лежащей девушки, облаченной в белое шелковое платье, было надежно зафиксировано. Щиколотки, колени, живот, над грудью… Но сразу привлекало внимание то, как привязаны руки. Ладони почти вывернуты, основания больших пальцев закреплены едва ли не на одной линии с плечами. Тонкие, но надежные ремни стягивали плечи, предплечья чуть ниже локтей и выше запястий, даже поперек ладоней были заметны фиксаторы. Видящий это Антон мельком подумал, что у нее должны нещадно болеть руки, а особенно неестественно зажатые плечи и ладони. Но додумать эту мысль психиатр уже не успел. Не отдавая отчета в своих действиях, Коннор дернулся вперед, и вынужден был остановиться только потому, что на нем с двух сторон практически повисли две человеческие фигуры. — Коннор, нет! — Рэй! — то ли прорычал, то ли простонал Дойл, вынужденный остановиться под тяжестью двойной атаки. — Коннор, он прав! Послушай! Нас всего трое. Их не меньше ста. Мы сейчас ничего не сможем сделать. — Если мы сейчас выдадим свое присутствие, — продолжил Донахью убеждения Антона, — то вместо одной жертвы будет четыре. Ты этого хочешь? Замри. И слушайся. — Они ее убьют. — Если бы им была нужна ее смерть, она была бы уже мертва. И уж точно руки расположили бы по-другому… Не понимаю, зачем так выворачивать, — Хэндрикс снова посмотрел в щелку на двери, благоразумно не убирая ладонь с локтя младшего друга. — Чего мы будем ждать? — сквозь зубы поинтересовался Дойл, смиряясь с тем, что друзья абсолютно правы. — Удобного момента, — так же тихо проговорил Донахью. — Когда они отвлекутся, сосредоточатся на чем-то другом. Не обещаю, что это будет легко. Или что у нас получится. Но мы попытаемся. — Возможно, нам придется подождать того, что с ней будут делать, — сказал Антон. — Если я правильно понимаю, они должны связать ее жизненную нить с зеркалом. Для этого ей придется нанести рану. Но, думаю, не убить. По крайней мере, не сразу. Коннор, ты должен это выдержать. Дойл не ответил, на секунду прикрыв глаза. Нет ничего хуже, чем ждать. Видя, как мучается от страха и боли та, которую любишь. Мужчина попытался дотянуться до нее ментально, но не смог. Страх, ледяной ужас, который испытывала девушка, глушил все попытки. И он не мог ее в этом винить… Люди в зале стали двигаться более осмысленно. Несколько человек, в плащах, переливающихся всеми цветами радуги, подошли к узкому каменному же столику, стоящему недалеко от входа. Все другие выстроились перед ними. В стороне остался только один человек, в черном плаще, стоящий отдельно и от одних и от других. Установилась полная тишина, нарушаемая только мягким потрескиванием пламени факелов. — Друзья мои, — прозвучал негромкий, но очень четкий голос одного из обладателей радужных плащей, — вы присутствуете при эпохальном событии. Нас, Мастеров Ордена, всегда было семь. Сегодня нас станет восемь. Ведь восьмерка — перевернутый символ бесконечности. Так и случится, мы будем бесконечно делать то, что нам предназначено. Честь стать Восьмым мастером будет предоставлена тому, благодаря которому мы сегодня обретем безграничные возможности. Прошу. Стоящий в стороне мужчина подошел ближе, сделал шаг вперед его плащ упал на землю. За спинами мастеров почти невозможно было ничего разглядеть, но Антон внезапно напрягся. Ох, как он хотел ошибиться… Магистр взял со стола лежащую там ткань и развернул ее. Это был жемчужно-серый плащ, такого же цвета, как у других мастеров. Но радужные вставки были только на подоле, кромке рукавов и глубокого капюшона. Высокий мужчина даже пошевелился от жгучего нетерпения, когда Глава ордена поднял плащ на вытянутых руках, показывая всем присутствующим. Видимо, выражать эмоции звуками или движениями здесь было не принято, но тишина стала еще более осязаемой и наполнилась уважением. Не каждый день изменяются незыблемые устои… Магистр помог новому Мастеру облачиться в новый плащ и, дождавшись, пока тот застегнет пуговицы и повернется к нему, сам набросил на голову капюшон. Хэндрикс едва удержался, чтобы не высказать вслух то, что звучало в голове. Фрэнк Элсингер! Так вот кто стал адептом ордена. Вот кто предлагал кандидатуру самого Антона. Ну спасибо, дорогой друг… Коннор уже ничему не удивлялся. Чего-то подобного он и ожидал. В принципе, других кандидатур и не существовало. Только настолько талантливый мастер интриги мог переиграть Линдси по всем параметрам и сделать так, чтобы она утратила бдительность и попалась. Еще один счет в личном реестре Коннора. И если за другие промахи Фрэнк еще не ответил, то за то, что он сделал с Линдси, он поплатится. Коннор мрачно поклялся себе не допустить того, чтобы Фрэнк очередной раз выиграл. — Мы начинаем, — торжественно провозгласил Магистр и толпа снова пришла в движение. Эти слова как будто вырвали Линдси из мрака оцепенения. Она поняла, что начинается обратный отсчет минутам ее жизни. Страх уже перешел ту черту, за которой перестал ощущаться, и девушка просто следила глазами за разворачивающимся действием. Шестеро Мастеров ордена по трое стали по обеим сторонам алтаря, а адепты молча подходили к столу, брали из лежащих там коробок по свече, зажигали каждый у своего мастера и продолжали уже обозначенный полукруг, вытягивая стороны по направлению к стенному зеркалу. Это заняло довольно много времени — расстояние было большим, свечи маленькими, и каждому пришлось поставить как минимум по десятку огней. В этом не принимали участие только двое — Магистр и стоящий возле него Фрэнк. Они отошли ближе к зеркалу и наблюдали за образующимся огненным коридором с радостью и удовольствием. Наконец одна линия сомкнулась с зеркалом, а возле недоделанной второй в несколько шеренг выстроились адепты с горящими свечами в руках. Двое мужчин, наслаждаясь каждой секундой своего звездного часа, вошли в импровизированный коридор. Магистр достал откуда-то из складок плаща длинный обоюдоострый стилет с таким тонким острием, что казалось, он заканчивается иглой. В тонком лезвии отразилось пламя свечей, и рубин в навершии стал похож на огромную, яркую каплю крови. Пока глава ордена на вытянутых вперед руках демонстрировал ритуальный клинок, его новоявленный помощник принял из рук двоих из мастеров две белые чаши, широкие и низкие, с красивым рисунком, явно очень тяжелые. Сделав несколько шагов, он наклонился и расположил их на одной линии с прикованными ладонями жертвы. Линдси почти не видела, что делает Магистр, но на Фрэнка смотрела с нескрываемым ужасом. Минуты бежали одна за одной, и их оставалось все меньше… Элсингер вернулся к Магистру, коротко поклонился, и уже собрался было покинуть огненный коридор, как глава звучно выговорил: — Мой друг, сегодня мы совершаем давно желанные действия благодаря тебе. Я думаю, будет символично, если ритуал начнешь ты. Клинок должен стать путеводной звездой и ключом. Сделай это. Фрэнк принял стилет и поднял его над головой. А потом вернулся к лежащей девушке. Она попыталась освободиться, но испытываемый ужас забрал все ее силы, и движения были слабыми и неубедительными. Это был единственный раз, когда она НИЧЕГО не могла сделать. Ни развязать руки, ни попытаться сбежать, ни даже проснуться. Ей оставалось только расширившимися глазами наблюдать, как ее руководитель кладет стилет на ее грудь, так, чтобы острие касалось кожи в ямочке между ключицами. Девушка закрыла глаза. Пусть это будет быстро. — Нет, Линдси, ты не права, — прозвучал торжественный голос Фрэнка, в тишине слышный в каждом уголке зала. — Если бы нам нужен был момент смерти, ритуал был бы уже совершен. Нам же нужно, чтобы ты открыла Врата. А для этого нужен твой страх и твоя кровь. И они должны жить одновременно. Я надеюсь, ты сильная девочка, и поможешь нам, пусть и против своей воли. Умирать от потери крови почти не больно и почти не страшно, ты просто уснешь и будешь видеть счастливые сны. Но я буду осторожен, обещаю. Ты не должна уйти слишком быстро. Мужчина занес клинок и острием прочертил поперек запястий сломленной жертвы по две тонкие черты, которые моментально набухли темными каплями, скатывающимися вниз и с глухим звуком ударяющимися о дно специально поставленных чаш. Мужчина приложил лезвие к порезам, так, чтобы на нем остались капли крови, и повернул клинок рукоятью вниз, наблюдая, как крошечные капли скатываются к основанию клинка. Держа орудие двумя пальцами, он передал стилет Магистру и покинул коридор, сомкнувшийся за ним огненной линией, оставив внутри жертву и человека, проводящего ритуал. Глава ордена окровавленным острием начертил большой круг прямо посреди зеркала, стараясь расположить его так, чтобы не выйти за пределы защищающей огненной стены, и захватить отражение алтаря. Изображение дрогнуло, но зеркало не осыпалось осколками, а как будто стало вязким, а отражение более объемным и рельефным. Мужчина сделал на запястьях по третьему, самому глубокому надрезу, и положил клинок на пол, навершием к зеркалу, а острием как будто указывая на жертву. После этого он покинул коридор, и все находящиеся в зале затаили дыхание, следя за изменениями в очерченном кругу. Как только клинок лег на пол, став еще одним указателем, Рэй едва слышно зашептал: — Входим! Будьте внимательны, скорее всего тут ступени. Коннор, возьми, — в руку мужчины ткнулся какой-то предмет, — это перочинный нож. Режь ремни и забирай Линдси. Антон, ты сможешь внести небольшую неразбериху? Кинуть чем-нибудь в нарисованный круг или что-нибудь еще? — Да, — уверенно отозвался Хэндрикс, — я знаю, что делать. — Отлично. Я вас прикрою, — Донахью как можно тише взвел курок на своем пистолете. — Действуем как можно быстрее, пока они не поняли, что происходит. Вперед! Трое мужчин почти беззвучно ворвались в зал. Моментально преодолев расстояние до жертвенника, Коннор упал на колени возле потерявшей сознание Линдси и первым делом сорвал с ее губ стягивающую их полосу. Попытавшись вспороть затянутые на ее теле ремни, мужчина понял, что таким перочинным ножом это будет непросто. На каждый нужно будет потратить минимум несколько минут, а такой временной роскоши у них не было. Как всегда, в минуту опасности мозг сработал эффективно, и Дойл резким движением подхватил лежащий стилет. От прикосновения идеально наточенного лезвия ремни лопались один за другим, но их было много, поэтому пришлось потратить почти минуту, чтобы уничтожить все. Антон тоже не терял времени даром. Подхватив белые чаши, на дне которых уже скопилось какое-то количество густой бордовой жидкости, он точными движениями швырнул их так, чтобы сшибить как можно больше свечей с обеих сторон. Пораженные члены ордена начали поворачиваться на звук, но тут произошло еще более ошеломительное событие. Схватив забытый Коннором перочинный нож, Антон швырнул его в зеркало. И попал прямо в пульсирующее отражение очерченного круга. Такого издевательства стекло не выдержало, и стало разбегаться трещинами, увеличивающимися на глазах. Тем временем Коннор перерезал все ремни, фиксирующие тело его любимой, и, подхватив ее на руки, тяжело устремился обратно в комнату, откуда они наблюдали за происходящим. Антон, не теряя времени, бросился следом. Рэй, стоящий чуть в стороне от распахнутой двери, готов был пустить в ход оружие, но это не потребовалось. От такого дерзкого налета и причиненных разрушений всех присутствующих охватил ступор. Даже Элсингер замер, широко открытыми глазами смотря на Антона и Коннора, нарушающих течение ритуала. Он не мог даже предположить, чем это может закончиться… Трое мужчин оказались в той комнате, откуда наблюдали за происходящим, в тот момент, когда за их спинами раздался высокий свист, быстро набирающий интенсивность. — Рэй! — позвал Антон и двое мужчин захлопнули дверь. Странно, но погони не было. — Антон, что это было? — спросил Рэй, пока они торопливо шли по анфиладе комнат к выходу. — Мне показалось, ты знаешь, что нужно сделать… — Я догадывался, — хмуро отозвался Хэндрикс. — С того момента, как увидел Линдси. Когда-то я интересовался проблематикой зеркал. Они пытались создать Пробой. Что-то вроде искусственного кратковременного пространственного-временного тоннеля между двумя мирами, чтобы выпустить в наш мир некую энергетическую или физическую сущность. Кстати, если бы не мы, могли бы и выпустить. И если для того, чтобы сущность нашла дорогу, требовалась человеческая жертва, то она явно не добрая… А мы ее еще и здорово разозлили. Так что, не имея возможности выпить кровь жертвы, она сейчас закусывает теми, кто ее призвал. Я разрушил огненный порог, тем самым дал возможность для маневра. — И она вырвется, когда съест всех, кого сможет? — Не все так просто. Кровь жертвы, отданная недобровольно, и стабильный огненный заслон дали бы возможность довести ритуал до конца. И освободить сущность. А так ее затянет обратно в портал. Хотя в ближайшее время я бы туда не совался. Из элементарного чувства самосохранения. Мы пришли, — резко сменил тему Антон. — За той дверью — холл. Что будем делать? Донахью коротко взглянул на молчащего Коннора, прижимающего к себе спасенную девушку, и сказал: — Ждите здесь. В конце концов, он там один. Начальник службы безопасности вышел в холл, заложив за спину правую руку, в которой все еще сжимал пистолет, и придал лицу обеспокоенное выражение. Сидящий на небольшом диванчике под лестницей охранник поднялся: — Я могу вам чем-то помочь? — Да, там… кое-что случилось… Молодой мужчина поверил. Он торопливо направился к двери, но не дошел. Как только он поравнялся с Донахью, тот нанес короткий удар рукоятью по затылку у основания шеи. Подхватив оседающее тело, он осторожно опустил пострадавшего на пол и ответил на невысказанный вопрос Хэндрикса: — Примерно на час. Пусть отдохнет. И не попадется твоей сущности. Антон нервно передернул плечами. И трое мужчин оказались на крыльце. На улице творился форменный кошмар. Стена льющейся с небес воды превратила окружающий мир в сплошную серую стену. На расстоянии вытянутой руки ничего не было видно. Из звуков остался только шелест падающей воды. Примерно так Коннор представлял себе последний день жизни на земле. И было похоже, что он все же наступил, пусть и для него одного. Лежащая на его руках девушка не подавала признаков жизни, редкие темные капли срывались с ее запястий, а лицо было очень бледным и каким-то одухотворенно-спокойным, как будто она действительно видела хороший сон, от которого уже не проснется. — Коннор, она справится, — Антон, как всегда, правильно истолковал взгляд старого друга. — Если бы ей нанесли не поперечные, а продольные разрезы, она была бы уже мертва. Но им нужно было, чтобы она прожила как можно дольше. Больница недалеко. Идем. Дойл кивнул на стену воды перед ними и психиатр договорил: — Вода поможет ей. Может, даже приведет в чувство. Наклони ей голову, чтобы дождь не заливал лицо, и скорее. Мужчина поудобнее перехватил лежащую девушку немеющими от тяжести руками и склонил голову, защищая ее от льющихся струй. Мужчины выбежали под ливень. Коннор остановился у машины, понимая, что не сможет сесть, держа на руках девушку. О том, чтобы выпустить ее хоть на секунду, речь не шла. Он просто не сможет этого сделать. Рэй распахнул дверцу и одним движением перехватил Линдси. — Садись, — рявкнул начальник службы безопасности и мотнул головой, стряхивая капли воды со лба. Коннор мгновенно оказался внутри и удобно уложил девушку на своих руках. Свободной ладонью убрал с лица намокшие волосы и с тревогой прислушался к почти неслышному дыханию. Хэндрикс и Донахью уже сидели впереди и Рэй заводил мотор. — Возьми, перевяжи ей запястья, — Антон, порывшись в бардачке, протягивал извлеченный из аптечки бинт. Дойл наскоро перемотал раны одной рукой, стараясь не сделать больно. Она не приходила в себя, и это пугало. — Линдси… Мужчина осторожно сжал свободной рукой ее безвольно лежащую руку, развернул, стараясь не потревожить раны, и прижал к своей щеке, целуя в ладонь. — Я не позволю тебе умереть… Холодные пальцы едва заметно шевельнулись, и открывший глаза мужчина увидел, что девушка пришла в себя. Взгляд серых глаз слегка прояснился, бескровные губы дрогнули, и Коннор услышал тихий голос: — А умирать, оказывается, действительно не больно и не страшно. — Милая, ты не умрешь. С тобой все будет хорошо. — Я так и знала, что последним, кого я увижу, будешь ты, — не слушая, продолжила Линдси. — Так хорошо. Значит, уже скоро. — Линдси, любимая… Глаза потеряли осмысленное выражение, пальцы, сжимающие его руку, разжались, и Коннор скорее почувствовал, чем услышал: — Пусть ты мне только кажешься… Мне не больно и не страшно… с тобой… — Линдси, нет! — Коннор, отдай ее мне, — с трудом услышал он через стучащее прямо в ушах сердце и поднял голову. Оказалось, машина уже стояла у ворот ближайшей больницы, и к ним бежали санитары с грохочущей каталкой. Рэй снова перехватил Линдси, позволяя Дойлу выбраться из машины, и уложил ее на влажный от непрекращающегося дождя пластик. Коннор рванулся было следом, но Антон удержал его за локоть. — Ты ничем не сможешь помочь. Она в надежных руках. С ней все будет хорошо. — Ты уверен? — дрогнувшим голосом спросил Коннор, не отрывая глаз от удаляющейся в окружении врачей безвольной фигурки. — Конечно. Если она захочет бороться, то выживет. Идем. Внутри нам будет удобнее. Трое мужчин вошли в здание, где им показали реанимационное крыло. Оставалось только ждать. Рэй широко расставил ноги и заложил руки за спину. Антон устало прислонился к стене. Коннор же сел на низкую кушетку, упер локти в колени и закрыл лицо руками. «Если она захочет бороться». А если нет? Она думала, что все еще там, в Зеркальном Зале, привязанная к алтарю, а он, Коннор, держащий ее на руках — лишь галлюцинация, вызванная потерей крови. Захочет ли она выжить? Пусть только живет. Он расскажет ей правду. И примет любое ее решение. Но больше никогда не навяжет свое. Он сделал ошибку, когда оставил ее, не объяснив причину. Она должна знать. Он согласится с любым ее выбором. Пусть только она сможет его сделать. Коннор Дойл зажмурился, сжал кулаки и беззвучно крикнул: «Линдси, я люблю тебя! Пожалуйста, борись. Ты должна жить!» И уже совсем тихо добавил: «Потому что я уйду за тобой. Мне незачем жить, если не будет тебя».

***

Мужчина беззвучно вошел в палату, где спала девушка. Он опустился на стул возле кровати и осторожно взял ее руку в свои. Она не проснулась, и у него появилась возможность рассмотреть ее. Бледная, с темными кругами под глазами, она не выглядела столь больной и уставшей даже в первую неделю возвращения на «Адмирале Смирнове». Запястья были стянуты тугими повязками, но он знал, что тонкие шрамы на местах разрезов останутся на всю жизнь. Мужчина задумался, ласково согревая холодные пальцы. Сейчас он не чувствовал в себе ничего нечеловеческого и полностью себя контролировал. Ужас, который он испытал, когда мог потерять ее навсегда, очистил душу и заставил многое переосмыслить. Коннор не был уверен, что идея с разлукой была верной. Он понял, что никогда не сможет причинить ей вред. И решил все рассказать, когда она будет готова его выслушать, и пусть решает сама. Если не захочет — он уйдет. Если же согласится остаться с ним — они вместе подумают, что делать дальше. Возможно, у него получится держать себя в руках, а она ему поможет. Очередной раз… Рука девушки в его ладонях дрогнула, и Коннор перевел взгляд на ее лицо. Серые глаза изучали его с каким-то странным выражением, но он не увидел в них явной злости, как, впрочем, и привычной нежности. — Как ты себя чувствуешь? — заботливо спросил он. — Как во сне, — медленно и едва слышно проговорила девушка. — Ты не спишь. И ты жива. Все хорошо, — Коннор, не справившись с нервами, поцеловал ей руку, хотя Линдси и пыталась отнять ее. — Что ты здесь делаешь? — Я услышал твой зов. Видимо, сейчас сила притяжения действует в экстренных ситуациях. Я чувствовал тебя. А Антон догадался, где ты можешь быть. Зачем тебя туда понесло? — Я узнала, что этой ночью должно случиться что-то важное. Оно и должно было произойти, с моей недобровольной помощью. Элсингер хотел убить двух зайцев: получить необходимую для проведения ритуала жертву и избавиться от меня. И у него почти получилось. — Да уж, — задумчиво произнес мужчина, похолодев при мысли о том, что этого не произошло по чистой случайности и благодаря нешуточному везению. — Я была уверена, что ты не услышишь меня, — Линдси пытливо посмотрела в глаза Коннора. — Почему? — Насколько я понимаю механизм ментальной связи, для ее действия нужна взаимность… — А она и есть, — просто сказал Коннор, понимая, что настал момент истины. — Линдси, я должен тебе кое-что сказать. Скорее всего, это покажется тебе чем-то ужасным… — Ты о том, что ты заражен и медленно превращаешься в чудовище? — едва слышно спросила Линдси. Коннор неверяще кивнул — она так спокойно об этом говорит… — Все очень просто, Коннор. Фрэнк лгал. Ты абсолютно здоров. Ему нужно было рассорить нас, чтобы мы не объединили усилия. И мучились сомнениями. — Но как? — отмер ошарашенный Дойл, пытаясь осознать простую истину — он здоров и никогда не был болен. Получалось плохо… — Ты же ни у кого не требовал подтверждения, верно? Поверил старшему. Как всегда. Элсингер хорошо тебя изучил. Возможно, лучше, чем ты сам. Знаешь, даже в самых фантастических мечтах я не представляла, что первый раз о твоей любви ко мне я услышу от Фрэнка. — И ты уверена, что я здоров? — еще раз переспросил Коннор. — Конечно. Он сам мне об этом сказал. И упомянул, что полковник Панов очень сокрушался по поводу того, что в твоем теле не осталось заражения. Я потом тебе расскажу, они были знакомы. Влад хорошо тебя почистил. — И хорошо, что я этого не помню, — протянул Коннор, думая о другом. — Родная моя, я представляю, как ты должна на меня злиться… Похоже, у меня вошло в привычку причинять тебе боль, а потом просить прощения… Можно? — Коннор… Мужчина покачал головой, поднялся со стула и опустился на колени возле кровати, не выпуская ее руки из своих. — Линдси, я знаю, что вел себя как последняя скотина, и даже не буду оправдываться тем, что думал, что так будет лучше для тебя. Я не буду просить тебя о прощении. Я прошу тебя разрешить мне постараться загладить свою вину. Линдси, я люблю тебя. Люблю давно. И именно этим причинил тебе столько боли, что не каждый способен вынести. Я люблю тебя. И сделаю все, чтобы ты как можно скорее забыла этот кошмар. Я очень хочу этого. — Коннор, — девушка неуверенно коснулась рукой его щеки, — встань. Пожалуйста. Мне больно видеть тебя таким. Ты не должен стоять на коленях передо мной. — Должен, Линдси. Я обидел и унизил тебя, — глухо проговорил мужчина, не поднимая головы. — Встань, пожалуйста. Прошу тебя. Он поднялся и присел на край ее кровати, чтобы лучше слышать тихий голос девушки. — Коннор, я не виню тебя. Да, как всегда. Я уже говорила, что ты честный человек, и забываешь, что другие могут попытаться манипулировать тобой. Да и Элсингер всегда был непревзойденным интриганом. Тебе не за что просить прощения. А случившееся я забуду. Когда-нибудь. — Я помогу тебе забыть, — тихо пообещал Коннор, наклоняясь поцеловать девушку, но она отвернулась и опустила глаза. — Линдси, — выдохнул он. — Нет, Коннор. Я верю, что ты любишь меня, и тоже тебя люблю. Но ты сказал, что мы не можем быть вместе, и пусть будет так. Знаю, ты хотел уберечь меня от того, чем мог стать. Но сейчас моя очередь повторить, что мы не можем быть вместе. Я не хочу жить в постоянном ожидании, что ты снова захочешь защитить меня, и лучшим способом это сделать будет очередное расставание. Я просто не выдержу этого. Если хочешь, мы будем общаться, даже дружить, но не проси меня о чем-то большем. Прости. — Линдси, я не смогу просто дружить с тобой. Я люблю тебя, и хочу, чтобы ты была со мной. Я… я докажу тебе, что больше не предам тебя и не сделаю тебе больно. Я буду бороться за тебя. Даже с тобой. Ты дашь мне шанс? — А у меня есть выбор? — глаза девушки были полны слез. — Только не жди, что я быстро отвечу тебе. Я даю тебе шанс, но не верю в него, прости. Сейчас не верю. — Я верну твое доверие, — пообещал Коннор, снова целуя ей руку. — Я люблю тебя. — Я тоже люблю тебя, — прошептала Линдси закрывшейся за Коннором двери.