Безысходность

Такеши пристально наблюдает: Смоки улыбается, светло, изнутри будто, и спокоен так, как когда смотрит на небо, подставив лицо солнцу, — с него такого Такеши залипает и бежит, несется стремглав по верхотурам, лишь бы сбить жар внутри, умерить желание преклоняться. Смоки ласков и учтив, заботлив и чуток. С парнем, который одним взглядом равняет с землей. С пылью под колесами байка. На этом байке он приезжает в первый раз, чтобы наткнуться на заварушку и спасти Смоки жизнь. Такеши за это его почти ненавидит. Такеши за это готов его расцеловать и осыпать кристаллами, добытыми большим трудом и большой кровью. Но оно всё ничто по сравнению с кровью изо рта Смоки, из его рассеченной спины. Смоки сражается вопреки. Подает пример или показывает свою нужность, Такеши не разберет. Такеши готов стоять на коленях, вымаливая у неба лишний год, или три, или десять. Лишнюю жизнь — можно даже у него забрать половину. Но когда Смоки «латают», дурной парень сидит рядом, расспрашивает о чем-то неслышно и сообщает взамен, наверное, тоже важное. Поднимается потом лихо и выходит, словно выступает на подиуме. Такеши жгет ему спину взглядом. Кто ты, Амамия Хирото? Друг или враг? Смоки роняет: друг. В голосе его теплота и что-то, связывающее через время и пространство. Как если бы Такеши исчез — хоть на месяц! — вернулся, а Смоки встретил его облегченным вздохом, крепким объятием и травяным чаем. И между чашками чая признался бы: друг, я так скучал по тебе! У Такеши не хватает духу проверить. Да и разве можно бросить Смоки хоть на день?!.. Второй раз Амамия Хирото приезжает, чтобы привезти пухлую пачку денег. На лекарства, говорит, и отводит глаза. Такеши чуть с ума не сходит. Носится кругами, по двести раз перевязывает бинты на ногах и шнурки, пока Смоки и парень сидят в палатке — тени их очень близко — и обсуждают «один деликатный вопрос». Смоки так и говорит Такеши, когда он порывается поприсутствовать. В мягкой форме вышвыривает вон. Не доверяет. Пресекает на корню желание оградить. Влияние Амамии Хирото ползет темной тенью. Шушукаются все, обступая байк, но не трогают. Уверены: тронешь — окажешься проклят. Такеши кривит губы — и все-таки тоже опасается трогать. Не из-за проклятия, а из-за ценности собственных рук и ног. Он видел, с каким презрением был отправлен в полет невинный, в общем-то, жук. Страшный человек — Амамия Хирото. Когда Смоки выходит с кожанной курткой на плечах, внутри Такеши всё обрывается. Хочется рыдать и бежать не разбирая дороги. Через силу Такеши отвечает улыбкой на улыбку. И сдается — стоит Амамия Хирото выйти из палатки. Взгляд его растерян и задумчив, а через сетчатую майку виднеются соски. Такеши не хочет смотреть, но смотрит. И сглатывает вязкую слюну. Мысли копошатся гудящим роем. Представляется: Амамия Хирото Смоки целует. Прямо растерзанного на простыне — целует. Трогает осторожно свежий шов. И шально, горячо шепчет: заживет, обязательно заживет, ты сильный, ты справишься. Шепчет всё то, что должен говорить — изливать потоком живительных слов — Такеши. Такеши закусывает губу до крови. Уйти бы, но ноги словно вросли в землю, нет больше чувства полета. Небо — Смоки — кажется пасмурным, вот-вот готовым излиться дождем. «Я отдохну немного. Пригляди за всеми, пожалуйста». Наставление жжет изнутри. Крикнуть бы: «Лучше я пригляжу за тобой!» Такеши не хватает ни дерзости, ни решимости. Остается лишь досада, лишь жалящие фантазии. — Эй, — обращается к нему Амамия Хирото. — Береги Смоки. Он словно издевается, видит насквозь и бьет в уязвимые места. Такеши вспыхивает, вскидывается, на языке толпятся ехидные фразы — и застревают в горле. Но, наверное, вид у Такеши воинственный — к чему иначе дурацкое пояснение?.. — Он мне нужен. Возможно, где-то затерялась частичка «еще» или «пока». Такеши не уверен. — Для чего? — Такеши спрашивает, когда Амамия Хирото уже усаживается на байк и притирается так, что это почти пошло. — Слишком мелкий, — бросает снисходительно Амамия Хирото и уезжает. А Такеши остается один на один с растерянностью и ревностью. У них точно-точно-точно что-то было со Смоки! Что-то, переходящее порог дружбы... Пусть бы напали, сейчас и немедленно, и Такеши бы выплеснул злость, показал и доказал, насколько предан, обезопасил бы Безымянную Улицу, лишь бы лишний раз не беспокоить и не тревожить Смоки, лишь бы получить его теплую улыбку и благодарный восторженный взгляд. Ребята, кажется, не поймут правильно. И Пи, и Шиону, и Лале — Смоки как брат. А Такеши мается сумасбродными постыдными желаниями. Опуститься перед Смоки на колени, снять давно протертые штаны и покрыть живот и член поцелуями. Хотя бы это... Лишь бы Смоки было хорошо. Ночью настигает другое: как Такеши вколачивает в футон Амамия Хирото, насмешливый, дикий, не щадящий. Наваливается со спины и вгоняет член по яйца, трахая жестко, на слюну. И насмехается: слишком мелкий, слишком тугой, слишком неопытный. Когда Такеши подскакивает утром, задница не болит, зато весь футон изгваздан спермой. Такеши торопливо стирает следы и относит туда, где рядом со здоровенными баками девчонки полощут белье. Одна — что постарше — смотрит излишне понимающе, и Такеши заливается краской, попеременно кланяясь и благодаря за труд. На следующую ночь всё повторяется. Только теперь Амамия Хирото вертит его как хочет, натягивает на член и вколачивается-вколачивается-вколачивается до разноцветных пятен. И добивает совсем уж непристойными признаниями: ты такой податливый, гибкий, горячий. Такеши всхлипывает, закусывает ладонь — и бурно кончает. Под темным внимательным взглядом. Эту простыню Такеши просто комкает и прячет среди старого тряпья. На время его отпускает. А потом становится вовсе не до того. Амамия Хирото приезжает снова, когда Смоки напоминает старца, с побелевшими волосами, ослепшего, ослабевшего телом, но не духом. И этот дерзкий парень прячет глаза, чуть не клянясь: мы восстановим справедливость. Такеши не хочется слышать за пафосной фразой другое, больное, острое: твоя жертва окупится, Смоки. Такеши знает: Смоки никто не сможет заменить. Даже он сам. Он вообще, признаться, хреновый лидер, хотя и Пи, и Лала поддерживают как могут. Такеши знает теперь: у Амамии Хирото свои война, цель и мотивация. Смоки лишь ступенька к достижению мечты. От осознания этого горько, от ненужного «мне жаль» тошнит — Амамия Хирото стоит напротив Такеши и тоже ничегошеньки не может сделать для Смоки. Даже если перевернет весь мир, опрокинет небо на землю. — Что будешь делать теперь? — Амамия Хирото перекатывается с пятки на носок и впервые видится не посланником дьявола, а человеком. И смешным кажется горячечный бред о нем. А мурашки — они от пронизывающего ветра, не более. — Улыбаться, — Такеши не сомневается в ответе ни секунду. — Смоки расстраивается, когда кто-то грустит. — А ты сильный парень. И очень сильно любишь Смоки. Я бы так не смог, — Амамия Хирото, байкер, сорви голова, неуправляемая стихия, усмехается и, отворачиваясь, стирает набежавшие слезы. Такеши не льстят его слова и не греют. Что бы он понимал... Но почему-то, глядя на небо, Такеши чуточку больше уверен, что — справится.