Сынмин жутко нервничает. Он рассматривает золотистые гирлянды, висящие на окнах того ресторана, откуда они только с Хёнджином вышли. К слову, вышли, едва зайдя. Вообще-то внутри было миленько, и они планировали поход сюда ещё неделю назад, но случилось одно небольшое «
но». Администратор сказал им «Не вижу вашей брони, может, вы что-то перепутали?», когда Хёнджин к нему обратился, а потом добил судьбу их свидания критичным «Нет, свободных столов нет и не предвидится ближайшие пару часов». И вот теперь они стоят на улице. Хёнджин что-то усиленно ищет в телефоне, смешно нахмурив брови, а Сынмин пялится в окна.
Вообще-то, ему жутко хочется уйти. Хёнджин, конечно, невероятно хорош собой, а ещё Джисон ручался за него, ведь «это мой бро, Сынминни, он не какой-то там мудак!», но от ситуации с рестораном немного…
не по себе. Он знает, что иногда таким образом сливают со свиданий: приводят в классный ресторан, делая вид, что бронировали, а потом с расстроенным видом уходят, предлагая перенести свидание. И, конечно же, в итоге пропадают с радаров. К сожалению, о таких историях Ким Сынмин знал не понаслышке — у него вообще был отвратительно богатый опыт неудачных свиданий.
Хёнджин почему-то не спешил с просьбой перенести их свидание. Всё тапал по экрану телефона, тихонько чертыхаясь себе под нос, и хлюпал замерзшим носом. Целых десять минут.
Он красивый и милый, ни разу не мудак (вроде), хороший друг Джисона, любитель фотографировать и танцевать, человек-искусство и человек-эстетика — Сынмину даже не пришлось напрягаться, чтобы это всё узнать, и он, право слово, даже был какое-то время удивлён, что
такие вот правда существуют. И, конечно, ещё больше был удивлён, когда
такой вот пригласил его на свидание. Теперь же пазл будто медленно складывался.
Нет, Сынмин не был слишком плохого о себе мнения. Он знал, что достаточно неплох, вполне умён и в состоянии поддержать огромное количество тем для разговора, но будто бы просто по жизни неудачник. Всё у него постоянно шло как-то не так, криво и косо. Свидания срывались, отношения заканчивались в рекордные сроки. Словом — целый провал.
А теперь рядом с ним стоит Хёнджин и всё никак не завершит это представление. Конечно, Сынмину нравится им любоваться — кому бы не понравилось? Наверное, любой, кто имеет глаза, не отказался бы постоять вот так рядом с Хван Хёнджином, наблюдая как он красиво выглядит в мягком свете гирлянд из окна. Однако, тратить чужое время совсем-совсем не хочется. Наверняка, Хёнджин и правда неплохой человек, раз не знает как отказать ему достаточно вежливо и тактично, а ещё вот так вот тянет время, но Сынмин — не трепетная барышня. Он взрослый человек с достаточно большим опытом за плечами, с головой на этих же самых плечах и со знанием, что не всегда люди подходят друг другу.
— Хёнджин, — Сынмин вздыхает, подходя ближе, и внезапно замечает, что Хван даже не застегнул куртку. Вот же балбес, на улице всё-таки холодно, — Можешь не продолжать. Давай просто разойдемся, хорошо? Я всё понял.
Хёнджин резко поднимает голову, выглядя искренне удивлённым. А потом заметно грустнеет прямо на глазах. И Сынмин открывает новый потрясающий талант Хван Хёнджина — невероятно живая мимика.
— Ты совсем не хочешь этого свидания, да? Я знаю, что облажался с рестораном, но сейчас я что-нибудь придумаю, правда. Тут рядом должно быть что-то хорошее — я ищу, — Хёнджин трясёт телефон с открытым приложением-навигатором, — Дай мне ещё немного времени,
прошу.
Сынмин почти ведётся на его расстроенный тон. Ладно, видимо Хёнджин очень хороший актёр и не хочет портить свою репутацию. Он ведь уже десять минут ищет, а кафешек в этом районе хоть жопой жуй — Сынмин осведомлён, потому что как-то подыскивал тут местечко для мало-мальски приличного празднования дня рождения.
— Хёнджин, тут есть за поворотом закусочная.
— Закусочная? На первом свидании? Ты шутишь?
— Поесть точно можно, — Сынмин жмёт плечами, всем своим видом сообщая «А в чём, собственно, проблема?», но Хёнджин всё ещё выглядит как-то печально. Его спектакль и правда затягивается. А Сынмин начинает нервничать ещё больше, потому что нихуя не понимает. Не может же он взаправду искать, где им поесть, потому что действительно проебался с бронью ресторана? Это Сынмину по жизни не везёт, а не всяким потрясающим
Хван Хёнджинам; это Сынмин обычно грустный на свиданиях, потому что вынужден как-то выкручиваться, ведь вряд ли сможет сам чем-то впечатлить человека — вряд ли у Хван Хёнджина может такое быть.
Тогда почему он и правда выглядит таким грустным, словно ему не дают спасти тонущий пакет с котятами?
— Я настолько тебе не нравлюсь? — Хёнджин вздыхает, заталкивая телефон в куртку, и нервно поправляет волосы. Вопрос застаёт Сынмина врасплох. Что вообще происходит? Что с этим сценарием не так?
— Прости?
— Выглядит так, словно ты хочешь слиться с этого свидания.
— Я думал, что этим здесь занимаешься
ты.
Новая эмоция Хван Хёнджина разблокирована — отчаяние с глубоким потрясением (читать как «охуеванием»). Поверьте, Сынмину не раз доводилось видеть охуевающих людей, но Хёнджин — это что-то. И, на самом деле, то, насколько яркими и искренними являются его реакции, ставит в тупик. Неужели Сынмин ошибся?
— Как ты мог такое подумать? Я ведь сам тебя пригласил!
Сынмин вздыхает, отворачиваясь и пряча замёрзший нос в воротник куртки. Ему совсем не хочется говорить на эту тему, потому что все его разговоры про «меня снова отшили» всегда звучат как жалобы. Он ненавидит жаловаться и ныть. А если это свидание взаправду настоящее, и Хёнджин каким-то чудом правда в нём заинтересован, то это будет выглядеть совсем плохо и жалко. Они ведь пришли сюда проводить мило время, щебеча за бокалом какого-нибудь шампанского или вроде того, а не плакаться о всяких провалах своей жизни.
Наверное, он молчит слишком долго и, может, самую чуточку красноречиво (после такого-то вопроса), потому что Хёнджин громко вздыхает и продолжает говорить сам.
— Тебя уже так сливали, да? Звали на свидание, а потом оказывалось, что брони типа нет?
Вряд ли Хёнджин нуждается в ответе, но Сынмин на всякий случай кивает. Оказывается, Хван Хёнджин — не только милое личико и эстетика в каждом вдохе, но ещё и вполне работающий мозг. Сынмин просит, практически умоляет, себя не увязнуть, но уже заранее понимает, что это почти невозможно, если всё происходящее, а ещё то, что он знает о Хёнджине в целом — правда. Ему ведь, на самом деле, не так уж много тепла нужно, чтобы привязаться, а если с теплом в комплекте идёт целый набор хороших качеств, то эта игра проиграна ещё до её начала. И Сынмин явно начинает проигрывать.
Может, было бы лучше, если бы Хёнджин оказался мудаком, потому что потом Сынмин не ругался бы со своим мозгом, что вот так
нельзя. Нельзя променять свою работу, учёбу и всякую полезную деятельность на мысли о хорошеньком парне; нельзя, словно маленькая девочка, вестись на красивенький образ; нельзя безбожно западать на парня после одного свидания и коротких переписок. Так можно, например, Джисону, потому что он весь такой. Он весь про хаотичные решения, про эмоции, про сказки с хорошим концом. Может, Хану не всегда везёт, но всегда это, в итоге, становится чем-то хорошим: он встретил Минхо, опоздав на экзамен, познакомился с Чаном, когда его уволили с его первой работы, едва на неё взяв, стал популярнее как музыкант, когда завирусилось видео с его неуклюжим падением со сцены.
А ещё Джисон весь про позитив. Иногда это напускное — кому как ни Сынмину об этом знать? Но именно Джисон всегда светил ему, словно яркое солнышко, когда в его жизни становилось совсем непроглядно темно. В этом была ещё одна проблема — Сынмин не умел в этот самый позитив. Может, оттого и был «тем мрачным душным мальчиком» для доброй половины однокурсников, может оттого и оставался неудачником.
— Я нашёл одно кафе, но я не знаю как туда дойти. Я вообще не ориентируюсь в картах. Может, ты знаешь? — Хёнджин пихает ему почти под нос телефон с открытым приложением-навигатором, где проложен маршрут до, видимо, того самого кафе. Забавно, что Сынмин и правда знает как туда идти — совсем рядом музыкальная школа, в которую он ходил в детстве.
— Знаю, пойдём.
И это вообще не похоже на свидание. Сынмин идёт молча, на полшага опережая Хёнджина, и всё никак не вынимает носа из воротника куртки. Это глупо, ведь даже если у Хвана был к нему интерес, то он окончательно отбивает его прямо сейчас, ведя себя как чёртова обиженная малолетка. И ведь даже обижаться не на что. Он просто дал тараканам в своей голове сожрать свои мозги пять минут назад, накрутив себя похлеще юлы — молодец, нехуй сказать. Хёнджин рядом что-то щебечет, стараясь не отставать, но никак — вообще никак — не комментирует чужое молчание. Словно ему и не нужны ответы на его вопросы и реплики; словно ему и так нормально; словно так и должно быть на первом свидании: угрюмо молчать, опережая партнёра на полшага в попытке сбежать.
Он всегда, когда нервничает, творит хуйню. Джисон умеет орать, впадать в панические атаки (
это пиздец, лучше бы этого вот он не умел, потому что это страшно и Сынмин тоже теряется), а ещё умеет разговоривать. Сынмин этого всего не умеет — он просто затыкается, пытаясь пережить свой кризис собственными силами, не распыляясь на тех, кто рядом. Потом может срываться, а может сидеть угрюмой тучей, зарывшись в себя, очень и очень долго. Он знает, что это многих отталкивает, что это было и остаётся причиной для клейма «сложного» человека, но если Хёнджин его после этого не испугается, то… так далеко Сынмин не думал — он не очень-то верит в сказки.
Он выныривает из своих мыслей как раз тогда, когда они оказываются практически на пороге кафе. Хёнджин открывает перед ним дверь, пропуская вперёд, и заходит следом. Внутри атмосфера совсем отличается от той, которую Сынмин ожидал, особенно учитывая как выглядел прошлый ресторан. Тут приглушенный свет, маленькие столики, расставленные совсем недалеко друг от друга, играет Лана Дель Рэй, и в целом всё выглядит очень… оригинально, что ли. Сынмин в такие места обычно не ходит, потому что выбирает всегда что-то более классическое, но ему всё равно тут очень нравится.
— Если что, мы можем уйти, — Хёнджин осторожно трогает его за плечо, замечая его замешательство. Сынмин в отрицании мотает головой, — Хорошо. Тогда пойдём.
Они садятся за столик в уголке. Сынмин оглядывается по сторонам ещё раз: с одной стороны каменные стены, окрашенные краской, с другой стороны отштукатуренные стены с рисунками на них, лампы-гирлянды под потолком, подвешенная там же бумажная надпись «всё сбудется», книги, витрина со сладким — и это только то, что он успевает заметить. Странно и непривычно быть в таком месте, но Сынмин соврёт, если скажет, что не хотел бы побывать здесь ещё раз. Да, обстановка совсем отлична от тех кафешек, где он обычно бывает, но здесь хорошо. Люди за соседними столиками радостно шутят, громко смеясь, и это чертовски подкупает. Классно, когда вот так — открыто и с наслаждением, когда люди действительно рады находиться там, где есть.
Хёнджин улыбается ему, когда забирает из рук куртку, а после уходит повесить её на вешалку. Сынмин прослеживает за ним взглядом, рассматривая чужую спину в тёмном свитере. Последний раз, когда он видел Хёнджина (мельком, тот забегал отдать что-то Джисону), его волосы были длиннее и явно не были бордовыми. И, Боже, как же Сынмину хочется расспросить его про новую причёску, разузнать причины такой перемены, но будто сейчас совсем не время. Официантка подходит к столику, внезапно загораживая обзор на бордовые волосы и тёмный свитер. Она ставит бутылку с водой и пару стаканов, оставляет меню, а ещё ловко чиркает зажигалкой, поджигая свечу, стоящую в винной бутылке, что исполняет роль подсвечника — она вся в подтёках воска, и Сынмину даже хочется сковырнуть его.
— Ещё не смотрел меню? Я там в витрине такие сладости увидел клёвые — надо обязательно под них место оставить, — Хёнджин садится, едва не задев локтем стоящую с его стороны стола вазочку с цветами. И как на этом маленьком столике столько всего умещается? И как будет умещаться, когда принесут тарелки? Сынмину заранее боязно, что он что-нибудь обязательно снесёт рукой, задев за самый краешек. Интересно, это будет тем ещё провалом?
— Не смотрел, — Сынмин утягивает в свои руки меню, тут же бросая быстрый взгляд на ценники, и тяжко вздыхает. Плакал его кошелек, если он решит заказать что-то серьёзное и сытное. С другой стороны, на свидании ведь не принято наедаться? Ну, Сынмин читал что-то такое в тупых статьях в интернете, но может это и правда работает? Он ведь не проверял ни разу, а свидания всегда были провальными, когда он вёл себя естественно. Может, если он сейчас притворится милой птичкой, то Хёнджин заинтересуется им больше? Господи, как же он взаправду нервничает — такие глупости просто не могут влезть в голову, когда она свежа и не оплетена чёртовой тревогой.
— О, кажется, мне надо прибегнуть к одной хитрости, — Хёнджин осторожно вытягивает меню из его рук и довольно щурится, — Я спрашиваю тебя о твоих предпочтениях в еде и предлагаю на их основании блюда, а ты говоришь «да» или «нет».
— Но я же не знаю цены?
— В этом и смысл, — Хван весело хмыкает, пожимая плечами, а потом принимается играть в эту свою игру. Он уточняет про рыбу и мясо, про специи, про любовь к молочке, про аллергии, про странные сочетания продуктов и про многое-многое другое. В какой-то момент он даже подзывает официантку, чтобы уточнить состав какого-то блюда. Однако, стоит признать, что он и правда легко подбирает подходящие позиции из меню, когда Сынмин отвечает про свои предпочтения. Возможно, ему хотелось бы заказать какую-нибудь лёгкую глупость, остановиться на салате, например, или вообще ограничиться десертом, чтобы произвести впечатление получше, но Хёнджин, словно зная о такой задумке, рушит все его планы. Ким Сынмин никогда не сможет действовать, следуя глупым статьям из интернета, и навсегда останется один.
Как же неловко. Он снова жутко нервничает, хотя скорее просто не прекращает это делать.
— Ты просто ужасный монстр, ты в курсе? — он громко фыркает, смотря на Хёнджина, почти тут же тушуясь от своей грубости. Чёрт, это, наверное, неправильно — кидаться в него такими словами, когда Хёнджин и так терпит его выкрутасы с самой первой секунды их свидания. Он почти хочет извиниться за это, но Хван внезапно начинает смеяться.
— Я всё ждал, когда ты скажешь что-нибудь такое. По правде говоря, мне сказали, что ты грубый и не знаешь как общаться без сарказма… Я уже успел подумать, что меня обманули.
— Тебе нравится, что я грубый?
— Мне нравится, что ты такой, какой есть, — он легко жмёт плечами, смешно подмигивая, — Расслабься, Сынмин, мы же на свидании — здесь не надо строить кого-то из себя.
Сынмин почти готов поспорить, что надо, если он хочет (а он хочет) понравиться Хёнджину. Как он может ему понравиться такой, какой есть: грубый, любящий сарказм, временами слишком замкнутый и язвительный. Как он может завладеть вниманием парня, который просто существуя привлекает к себе столько восхищенных взглядов, сколько Сынмину не получить за всю жизнь? Но может, если они сейчас сидят здесь, то это уже что-нибудь значит? Ведь Хёнджин выглядит довольным, улыбается ему, ещё никуда не сбежал и не попытался слиться, даже наоборот — он нашёл им новую кафешку, когда затея с бронью провалилась, а ещё не дал Сынмину ужаснуться от цен, заказав всё вместо него. Да, это явно что-то должно значить. Не может же это всё быть просто так. А значит, стоит и правда попытаться расслабиться и просто хорошо провести вечер.
Даже если ничего не выгорит, даже если Сынмин оставит этот вечер в своей душе только тёплым воспоминанием, и Хёнджин никогда больше не позовёт его на свидание, то он хотя бы будет счастлив. И сегодня, и вспоминая этот вечер намного позже.
— Готовы сделать заказ? — девушка подходит к ним спустя минут пятнадцать, уже держа наготове блокнотик. Сынмин, на самом деле, ещё бы повременил, пересмотрел меню, и всё такое, но Хёнджин уже всё выбрал, да и вряд ли в действительности позволит ему посмотреть на цены. Хван Хёнджин — тот ещё хитрец, но на него даже не хочется за это ругаться. В конце концов, его ход с меню был действительно элегантным. А потому Сынмин просто смотрит на то, как Хёнджин перечисляет их заказ.
Может, и правда стоит вести себя как обычно? Хёнджин видел его в обычной жизни, видел его в комнате у Джисона и, может, даже на тусовках. Более того, он наверняка был наслышан про него от всех их общих знакомых, как настроенных дружелюбно, так и не очень. Он бы не стал просто так просить вести себя обычно, он бы явно не позвал его на свидание, если знал, кто же он такой. Сынмин смотрит на официантку, повторяющую заказ, и после её «верно?» добавляет всё же кое-что от себя.
— И ягодный просекко.
Хёнджин насмешливо вскидывает бровь, смотря на него с явным весельем в глазах. Вот же чёрт. Но Сынмин соврёт, если скажет, что ему не понравилось увидеть этот озорной проблеск в чужих глазах.
—
Неужели?
— Да.
— Тогда два ягодных просекко.
Официантка смотрит на них немного растерянно, ожидая, возможно, ещё каких-то поправок, но, не дождавшись ничего, просто кивает и уходит, снова оставляя их наедине. Сынмин открывает бутылку с водой, стоящую на столе, и наливает себе, не спеша как-то комментировать своё дополнение к заказу. Хван Хёнджин начал эту их игру, это он попросил быть собой и не притворяться, так пусть он снова и начинает. Пусть первый задаёт вопросы, а Сынмин обязательно них ответит. Наверное.
— Значит, просекко?
— Ягодный просекко, — Сынмин легко жмёт плечами, отпивая воду, — Ты попросил не строить из себя непонятного кого. Мне нравится алкоголь. И ягоды.
— Хорошо, Ким Сынмин, — Хёнджин весело смеётся, подпирая подбородок ладонью. Его взгляд лучится весельем и нежностью, и Сынмин почти задыхается от осознания, что обращён он именно к нему. — Прекрасно.
Разговор исчерпывает себя, толком не начавшись, но продолжать кажется лишним. Сынмин отворачивается и рассматривает ленивым взглядом соседние столики, забитые людьми, и совсем не может оторваться. Счастливые и живые, открытые и до безумия красивые — он любит таких людей, он безумно счастлив, что и в его жизни есть такие (он реально убьёт за Джисона), но самому ему быть таким, наверное, страшно. Вряд ли это подходящее слово к тому, что именно он ощущает, но, даже при всём своём словарном запасе, иное подобрать не получается. Может, он просто из другого теста, а может это просто не для него, но ничего не поделаешь. Ким Сынмин таков, какой он есть.
Компания за соседним столиком взрывается смехом, таким, который заражает любого, кто его услышит, и Сынмин не становится исключением — он улыбается, смотря на счастливые лица. А потом тушуется, тут же вскидывая руку вверх, чтобы прикрыть рот.
— Эй, — Хёнджин мягко касается его руки, пальцами гладит оголившееся запястье. Нежно и легко, словно котёнка пытается приласкать. Он не говорит ничего: никаких «перестань», «не прячь улыбку», «убери руку» — ни одной из этих фраз или им подобным, которые Сынмин привык слышать от людей, которые пытаются отучить его закрывать рот рукой. Но он гладит его запястье, осторожно цепляя пальцами руку, и мягко отводит вниз. Хёнджин молчит, но его молчание такое громкое, что почти оглушает. Он улыбается ему, продолжая держать пальцы где-то в районе сынминова запястья, и наверняка чувствует подскочивший пульс. Он молчит, но Сынмину чудится, что он сказал ему очень и очень много. Так много, что его маленькое бедное сердце вот-вот выскочит.
— Почему отстриг волосы? — отчего-то кажется, что этому вопросу самое место здесь. Откровение в ответ на откровение — Сынмин не закрывает рукой улыбку, Хёнджин раскрывает тайну (тайну ли?) про волосы.
— Я, на самом деле, не слишком люблю, когда они отрастают, — он смотрит на запястье Сынмина, продолжая мягко его поглаживать. Цепляет пальцами цепочку браслета и обводит выступающую косточку, — Другие говорят, что красиво, но я никак не могу ужиться с длинными волосами и постоянно отстригаю их, а потом снова отращиваю… И так по кругу. А покрасил потому что на краску в магазине наткнулся.
— Ты прямо как Джисон — тоже не умеешь не следовать за порывом, — Сынмин смеётся, едва поборов в себе порыв закрыть рот ладонью. Что ж, к этому придётся привыкать.
— Ну, Джисон тоже в этих переменах повинен — он стриг и красил. Там кое-где даже косо получилось.
А потом им приносят их заказ. Сынмину кажется, что всё, что он делает — несуразно. Словно вилку он держит абсолютно по-уебански, когда пытается разобраться с пастой в тарелке, не задев ничего на столе локтем, а ещё он ведь наверняка выглядит нелепо, пока пытается разобраться со страчателлой в салате(он объявляет этот чёртов сыр своим кровным врагом прямо в эту же секунду). Он нервничает в десять раз сильнее, чем до этого, наверняка потея под своей вязаной жилеткой — зачем он вообще надел её поверх рубашки? — пуще прежнего.
— Ненавижу страчателлу, — Хёнджин вздыхает, вилкой возякаясь в своей тарелке с пастой. Он выглядит поверженным, глядя на сыр, который Сынмин уже записал в список того, что никогда больше не закажет. Видимо, не он один теперь считает его кровным врагом, — Его либо весь сразу есть, либо не есть вообще… Сопли, блин.
И Сынмин правда не знает, специально ли Хёнджин это делает: специально ли он говорит про проблемы с этим жутким сыром, видя как неуклюже Сынмину удаётся война с ним же, специально ли разряжает обстановку шуткой, но… Но ему становится легче. Он отпускает себя, когда гоняет помидор по тарелке в попытке поймать его без всяких там зазрений совести, и смеётся на чужими шутками от всей души. Хван Хёнджин — комфорт и просто чудо (Сынмин, к слову, шутит, что чудо — от слова «чудовище», но на него за это ни капельки не обижаются). Ему и правда нравится этот вечер, это свидание и это кафе. Ему очень нравится проводит время с Хёнджином и — он уверен — ещё немного и очень понравится и он сам. Безвозвратно. Но это, на самом деле, не пугает. Он, потягивая просекко, уверен в том, что Хёнджин правда этого свидания хотел. Именно с ним, с Ким Сынмином, а не с какой-то милой девочкой.
Они, может, самую малость отвратительны, потому что передразнивают людей за соседними столиками, когда слышат их разговоры. Сынмин манерно взмахивает рукой, шёпотом повторяя фразу мужчины про «уютный кофе», который обязательно надо сделать «в такой же уютной кружечке», а Хёнджин шутливо бьёт его по руке, но всё равно гогочет, словно подстреленная чайка. Он громкий и открытый, абсолютно очаровательный — такой, какие Сынмину до одурения нравятся. И он наверняка ему тоже очень, прямо очень-очень понравится. Если не уже.
Хёнджин зовёт его выбрать десерт в витрине, и они долго стоят напротив неё, обсуждая буквально каждый десерт на полочке. Они рассматривают чизкейки, тортики, пирожные, тарталетки, крем-брюле («Как ты думаешь, они поджаривают ему корочку перед подачей? Ой, она уже поджарена») и многое другое, громко хихикая и хватая друг друга за руки, а потом, когда милая девушка у стойки спрашивает у них выбрали ли они что-то, то они переглядываются и просят винную карту. И заказывают ещё один коктейль, — на этот раз апероль — потому что «пирожное я тебе и в магазине куплю». И Сынмину ничуть не стыдно и не нервно, когда Хёнджин робко спрашивает его, можно ли ему взять его за руку. Конечно, Сынмин соглашается — он же не идиот.
А ещё рука его рука выглядит в руке Хёнджина так правильно, что он не может оторвать глаз.
Хёнджин переплетает их пальцы, не отпуская руку всё то время, пока они потягивают апероль. Сынмин чувствует, что на них то и дело бросают взгляды, а официантки между собой шепчутся, аккуратно тыча пальчиком в их сторону, но ему так всё равно. Может, дело в алкоголе, а может в обаянии и уверенности Хёнджина, но ему не хочется спрятаться. Это глупо — то, как легко он сбросил свой панцирь подозрений и перестал нервничать, но ещё большей глупостью было бы вышвырнуть этот вечер в мусорку, оставив в памяти только что-то нервное и скомканное. Хёнджин позвал его на свидание, зная о том, кто он такой, а Джисон то и дело твердил, что Хёнджин — самое нежное и чуткое создание в мире. Значит, всё было правильно и никакого подвоха не было. Значит стоило и правда себя отпустить.
Они уходят только под закрытие. Хёнджин расплачивается, даже не дав взглянуть Сынмину на счёт, но он всё равно мельком замечает чек, и нервно краснеет пятнами. Он уже говорил о том, что Хван Хёнджин — сокровище? Нет? Огромное упущение. И он явно должен однажды отвести его в не менее шикарное место. Если он, конечно, согласится. Но Сынмин, глядя в чужие искрящиеся глаза, почему-то не сомневается в том, что он обязательно пойдёт с ним на второе свидание.
Нежный взгляд Хёнджина преследует его повсюду: и когда тот подаёт ему куртку, и когда выводит под руку из кафе, и когда они идут по ночным улицам до квартиры Сынмина, и когда стоят у его подъезда. Его взгляд, словно приклеенный, не отрывается ни на секунду, лаская и краснеющие щёки, и губы, растянутые в неловкой улыбке, и их переплетённые пальцы. Может, он не неудачник, а просто ждал свою удачу всё это время? Его явно чмокнула в самую макушку сама фортуна, когда даровала Хван Хёнджина, ведь иначе быть не может.
— Ходят слухи, что ты очень приличный человек, Ким Сынмин, — Хёнджин наклоняется к нему ближе, весело хихикая, опаляя своим дыханием щёку.
— Слухи есть слухи, Хёнджин, тебе ли не знать? — он хихикает в ответ, мягко прижимаясь губами к уголку чужих губ. Отдаёт цитрусово-горьким привкусом грейпфрута, который болтался в бокале апероля. — Я очень не очень приличный человек.
— И даже целуешься на первых свиданиях?
— И
даже целуюсь на первых свиданиях.
Хёнджин гладит его щёку, словно завороженный смотря в глаза, и Сынмин от этого смущается. Вот так, как на сокровище, как на самое ценное и красивое, что вообще есть во всей Вселенной, на него никогда не смотрели. Но Хван Хёнджин смотрит. Он смотрит преданным щенком, смотрит влюблённым мальчишкой и самым трепетным любовником, смотрит так, словно если отвернётся, то больше никогда не увидит. Это пускает по позвоночнику мурашки и заставляет слезиться глаза от чувств. И Сынмин совершенно точно уже знает, что Хван Хёнджин ему нравится — что за поспешная нелепость? Его рациональный мозг ворчит и просит перестать, но его душа, крохотная и трепетная, тянется навстречу.
Сынмин не выдерживает первым — прижимается к губам Хёнджина, рукой накрывая его шею. Под пальцами бьётся неспокойный пульс, наверняка ничуть не менее взбешённый, чем собственный. Это — настоящее безрассудство. Он целует со всем своим отчаянием, словно впервые дорвавшийся до чего-то желанного, кусается и тихо стонет, тянет свободной рукой Хёнджина за распахнутые полы куртки к себе. Вплавить в себя, прижаться до невозможного близко — так, чтобы они постарались, чтобы расцепиться. Хёнджин гладит его по волосам, вплетая пальцы меж прядями, и дразнится, лаская своим языком чужой.
И этого всего всё равно чертовски мало, хотя Сынмин вот-вот захлебнётся от ощущений. Он слепо пятится назад, упираясь спиной в стену подъезда, и тянет Хёнджина к себе, покорно раскрывая рот. Горячо и мокро, абсолютно бесстыдно и безрассудно — его язык исследует чужой рот. Их могут увидеть, а Сынмину ещё жить в этом подъезде, но он никак не может остановиться. Он слепо шариться руками по чужим плечам, оглаживает шею, а после спускается ниже, поглаживая талию через свитер — благослови Господь привычку Хёнджина не запахивать полы куртки. Сынмин хнычет, прикусывая чужую губу, когда Хёнджин разрывает их поцелуй. Найти себя в пространстве выходит с трудом. Оказывается, он успел вклинить своё колено меж чужих бёдер — теперь становится ясно, откуда взялся тот стон.
— Не торопись. — Хёнджин тихо смеётся, едва сумев выровнять дыхание. Гладит его по волосам, а Сынмин, разнеженный лаской, притирается к его ладони, — Я от тебя никуда не денусь.
— Точно? — Сынмину стоит больших усилий не пялится на чужие губы. И он, не выдержав, оставляет ещё один мягкий чмок на них. Хёнджин тяжело вздыхает.
— Точно.
Они стоят ещё немножко, просто смотря в глаза друг другу, и Сынмин думает, что он — самый глупенький в мире мальчик, вопреки всем похвалам его преподавателей. Хёнджин шутливо бодает его лбом в плечо, медленно отстраняясь из объятий, а затем оставляет ещё один поцелуй на его губах.
— Напиши как доберёшься.
— Обязательно.
Это тяжело — заставить себя разлепиться окончательно, не поцеловавшись снова, и они, конечно же, снова проигрывают в этой войне. Хёнджин снова целует его, мягко сминая губы, осыпает его лицо несколькими нежными чмоками, а затем, оставив последний нежный чмок на носу, всё же отходит на несколько шагов. Взгляд у него шальной и пьяный, и Сынмин никак не может поверить, что вина этому — он. Они не прощаются словами: Хёнджин лишь машет ему на прощание, прежде чем Сынмин сбегает за подъездную дверь. Словно школьники. Улыбка кажется настолько широкой, что Сынмин опасается за свои щёки.
pompomseungmin
я думаю, что мне нравится один мальчик
jiniret
уверен??
потому что думаю что мне тоже
pompomseungmin
надо для начала узнать, позовёт ли он меня на второе свидание
а там уже решу
jiniret
тогда решай скорее
потому что он точно пригласит тебя на второе свидание
