* * *
Южная Корея. Сеул.
3 июня 2024 год.
Сейчас.
Тёплые утренние лучи летнего сеульского солнца аккуратно проникают сквозь приоткрытое окно, пронизывая прозрачный бежевый тюль, и падают на светлые волнистые локоны, собранные в небрежный пучок, пока омега, тихо напевая мелодию себе под нос, умиротворённо взбивает яйца для вкусного и сытного завтрака. Долгожданная неделя выходных, о которых он так грезил. Теперь можно будет встретиться с родителями, которых омега не видел уже около трёх месяцев из-за плотного рабочего графика и постоянных гастролей, а ещё прошвырнуться по магазинам, прихватив с собой лучшего друга, разумеется, чтобы не было скучно. — Уйди из театра. Ступор. Может, послышалось? Показалось? — Прости? — Тэхён от неожиданности замирает, переставая нарезать томат для омлета, и медленно кладёт кухонный нож на деревянную дощечку, глядя в одну точку перед собой. Хоть бы показалось. Ну, пожалуйста. Совершенно не хочется начинать это утро с очередного скандала. — Уйди из театра, — обыденно повторяет альфа, отпивая горячий кофе. Тэхён тихонечко выдыхает себе под нос, сжимая пальцы в кулаки больше от нервного напряжения, чем от злости, и плавно разворачивается, облокачиваясь поясницей о кухонную столешницу из белого мрамора. — Не протрезвел после вчерашнего? — складывает руки на груди, недовольно поджимая губы. — С чего бы? Что за разговоры вообще? И ведь действительно. Это что-то новенькое. Нет, Чонгук не стесняется в выражениях и порой говорит отвратительные вещи, но такое Тэхён слышит впервые. — Нечего тебе там делать, — всё с той же раздражающей расстановкой в низком голосе, сохраняя полное равнодушие. — Балет ещё никого не делал счастливым. Годы в никуда. О, как запел. Ну, надо же. — Годы в никуда? — не удержавшись от короткого смешка, шикает. — Это ты про себя сейчас? — иронично выгибает бровь Тэхён, не веря собственным ушам. — Чонгук, что на тебя нашло? Я сочувствую тебе, правда, очень сочувствую, как и все в этом чёртовом театре, но… — Так если он чёртов, как ты только что сам выразился, то уйди. Ради меня, Тэ, — куда мягче и нежнее, наконец-то поднимая глаза на омегу. — Не задавая этих лишних и глупых вопросов. Не возражая. Не вынося мне мозги. Просто потому что я прошу тебя. — Как у тебя всё просто, Чонгук. — Не вижу поводов усложнять. Тэхён прикусывает нижнюю губу, стискивая её зубами, и закатывает глаза. — Ты сам-то понимаешь, о чём сейчас говоришь, Чонгук? Ну, правда, — обречённо выдыхает, опускает руки вниз и подходит к альфе со спины, обхватывая его шею тёплыми ладонями. — Ну, что такое? Что случилось, м? — наклоняется к его уху и тычется в него кончиком носа, щекоча мочку. — Плохое настроение? Не выспался? Спина?.. — Душа, Тэхён, — холодно обрубает, но не уворачивается от нежных объятий. — За тебя, между прочим. — Перестань, — омега запускает длинные изящные пальцы в копну тёмных волос и осторожно тянет голову альфы на себя, чтобы заглянуть в его глаза. — Всё ведь хорошо, правда? Давай не будем омрачать выходные и ругаться. Пожалуйста, — чмокает его в лоб. — Я так устал от этих нелепых разборок, любовь моя, — и ещё раз целует, принимаясь улыбаться. — У тебя нет поводов переживать. И ты это отлично знаешь. — Не подлизывайся. — Даже не думал, — хихикает Тэхён, нависая над альфой, и, еле касаясь, целует в губы. — Лучше скажи, какой я молодец, а все последние спектакли были изумительными. Чонгук глухо хмыкает, но молчит, разглядывает своего омегу, ощущая, как длинные светлые локоны нежно касаются его лба, щёк и носа, приятно скользят по его коже и оставляют шлейф тягучего аромата. — Говори, — настаивает омега, заваливаясь на него. — Я не отпущу тебя, пока не скажешь. — Попроси, — отзывается Чонгук, хитро приподнимая уголок своих губ. — Ты ведь знаешь, что похвалу нужно заслужить. Действует молниеносно, как красная тряпка на разъярённого быка. Тэхён обожает, когда его хвалят. Хотя, если быть откровенным перед самим собой, то, скорее, нуждается в этой похвале, привыкший с детства к тому, что она и есть проявление любви. Истинной и настоящей. Хвалят — значит, любят. Не хвалят — значит, нужно заслужить, чтобы похвалили… чтобы любили. Если бы он только знал, что это абсолютно разные вещи… Омега озорно ухмыляется и тянется руками вниз, пробегая кончиками пальцев по груди Чонгука, спрятанной за шёлковой тканью пижамы. — Может, мне ещё на коленях умолять тебя? — шепчет ему на ухо, глухо выдыхая. — Попробуй, — альфа прикрывает глаза, как только чувствует, что юркие пальчики пробираются к нему под одежду и обхватывают соски, принимаясь их массировать. — На коленях ты всегда обворожителен, малыш. Вдруг и сейчас сработает. Тэхён коротко целует Чонгука в щёку и обходит его сбоку, вставая прямо перед ним, чтобы привлечь всё внимание альфы к себе. Всё идёт по плану. По его плану, конечно же. В конце концов, минет, на который намекает тот, отличная альтернатива скандалу. А Тэхён чертовски любит сосать. Омега знает, что смысла в лишних прелюдиях и разговорах сейчас точно нет. Ни к чему. Не то настроение у его альфы. Чонгуку подавай чёткость и исполнительность. Даже в сексе. А ещё — Чонгук ненавидит, когда его заставляют ждать. — Неужели дашь мне управлять всем процессом? — облизывает кончиком языка верхнюю губу и решительно раздвигает бёдра альфы своим коленом, подходя вплотную. — Посмотрим, — Чонгук утыкается носом в живот омеги, приподнимая шёлковую пижамную рубашку, и горячо выдыхает в пупок. — Это будет зависеть от тебя, лебедёнок. — Тогда расслабься. Этой незначительной фразы вполне достаточно для того, чтобы Чонгук запрокинул голову назад и тихонечко выдохнул в тягучем предвкушении. Тэхён решает не медлить, а сразу же опускается на колени перед своим альфой, с упоением рассматривая то, как Чонгук жадно сглатывает несколько раз. Он ещё не успел толком ничего сделать, а от Чона так и исходит необузданное желание, вырываясь с насыщенным ароматом его природного запаха — кофейных зёрен. Инстинкты оживают. Всё внутри разгорается. Феромоны давят. — Раздвинь ноги чуть шире, — сладко просит Тэхён, наклоняясь к выпирающему члену, спрятанному под шёлковыми брюками. — Чтобы мне было удобнее заглатывать его, — обхватывает ртом твёрдый ствол через тонкую ткань и срывает первый глухой стон с губ альфы. Чонгук нехотя слушается. Подчиняться — это не про него. Но сейчас можно сделать исключение. Тэхён чувствует через шёлк, как возбуждённый член отдаёт лёгкой волнительной пульсацией, и довольно ухмыляется, шумно выдыхая. — Не терпится скорее его увидеть, — берётся кончиками тоненьких пальчиков за резинку пижамных штанов и тянет её вниз, моментально приковывая взгляд к вывалившемуся члену. — Такой красивый… — восхищённо бормочет себе под нос, будто видит впервые. — И мой. — Блять, Тэ… — альфа не может удержаться от того, чтобы не запустить ладонь в волнистые пряди. — Самый красивый… — шёпотом продолжает, обжигая головку горячим дыханием. — Самый красивый член в моей жизни. — А ты много других членов видел? — пальцы грубее сжимаются на светлой копне волос, и альфа опускает голову вниз, впиваясь ревнивым взглядом в омегу. — Только твой… — с хитрой ухмылкой на губах. Член Чонгука заметно дёргается от ещё большего возбуждения и желания после услышанного. Тэхён чуть отстраняется и принимается медленно водить нежными подушечками пальцев по всему стволу, будто изучая его со всех сторон и ракурсов. Под тонкой пунцовой кожей виднеются напряжённые голубые вены, которые он с интересом обводит, лаская. Член его альфы запредельно гладкий, такой большой, толстый и горячий, что сдерживаться больше невозможно. Омега наклоняется ниже и проводит языком по твёрдой головке, поднимая покорный взгляд на Чонгука. — Да… — хрипло простанывает Чон, чуть сползая со стула. — Изумительно… В нос ударяет горьковатый запах кофе с такой силой, что на мгновение омега зажмуривается, но уже спустя секунды аромат оседает в его лёгких, заставляя постепенно намокать внизу от собственного желания. — Чёрт… — Чонгук накручивает волнистые пряди на свой кулак, как только Тэхён выпускает на головку обильную слюну из своего рта, которая растекается вдоль всего ствола, и начинает медленно посасывать самую верхушку. — Глубже, малыш… Омега пока что не торопится насаживаться больше. Он облизывает твёрдую головку по кругу, тычется кончиком языка в уретру и широко растягивает губы, полностью обхватывая верхушку. Альфа невнятно шипит, вновь запрокидывая голову назад, а его пресс напрягается, вырисовывая объёмные кубики на животе. — Кажется, ты хотел, чтобы я тебя похвалил, — на тяжёлом выдохе. — Давай же, птичка моя. Будь послушным мальчиком. Тэхён усаживается удобнее между бёдер Чона, но всё ещё растягивает удовольствие. Для себя. Член его альфы такой тёплый и тяжёлый, что хочется как можно дольше ласкать его. Играть с ним. Любоваться им. — Но он такой сладкий, — отстранившись, шепчет омега, уставившись на Чонгука. — Он слаще будет в твоём горлышке, — ещё один несдержанный стон, когда Тэхён обхватывает член ладонью и принимается аккуратно натирать его сверху вниз. — Ты выглядишь сейчас таким… просящим… — не может удержаться от злорадного смешка. — Как быстро мы поменялись ролями… — Неужели?.. — Угу… — язык вновь скользит по пунцовой головке, истекающей смазкой. — Суровый альфа. Горячий. Обворожительный. Взрослый… Но готов вот-вот взорваться от малейшего прикосновения к тебе… Уверен, тебе это нравится… — ехидно добавляет. Альфа кусает свою нижнюю губу и протяжно мычит, когда Тэхён наклоняется к его яичкам и смачно проводит по ним языком, оставляя густой след от стекающей слюны. Хочется проучить омегу. Хочется схватить его за волосы прямо сейчас и вставить член в рот на всю длину, но он сдерживает этот порыв, позволяя Тэхёну играться. Это его омега умеет отменно — ласкать так, что колени дрожат, а пальцы на ногах сжимаются от наслаждения. Тэхён утыкается кончиком носа в яички Чонгука, а после обхватывает их губами, принимаясь аккуратно посасывать с аппетитными и чавкающими звуками. — Блять… — Чонгук дёргается от нахлынувшего оргазма, хватая небрежный пучок на макушке омеги. — Маленький гадёныш… — хрипло выдыхает, закрывая глаза. — Ты ведь нарываешься. — Знаю… — томно шепчет и наконец-то поднимается к стволу, плавно облизывает его снизу вверх и начинает осторожно насаживаться на член. Не спеша. Без резких движений. Ритмично. Сначала едва доходя до середины. Тэхён специально старается задеть каждую выпуклую вену, срывая всё больше шумных и хриплых стонов, а уже через секунду внезапно для альфы насаживается на член полностью, замирает, впиваясь затуманенным взглядом в ошалевшего от резкой смены ритма Чонгука, и протяжно мычит, создавая приятную вибрацию в горле. — Тэ… — Чон сглатывает и давит на затылок омеги, хотя в этом нет никакой необходимости — Тэхён сосёт искусно. Так, как нужно Чонгуку. Так, как ему нравится. Грязно. Ненасытно. Жадно. Толкает головку себе за щеку, аккуратно проводит по тонкой коже зубами и снова опускается до самого основания. Кухня погружается в хриплые порыкивания альфы, а Тэхён специально громко давится его членом, беря его в рот полностью, отстраняется, сплёвывает на головку, не отрывая глаз от Чонгука, и вновь насаживается на всю длину раз за разом, сводя того с ума. — Это невозможно… — обе ладони альфы оказываются на голове Тэхёна, и он грубо притягивает его к себе так, что омега спустя несколько секунд начинает задыхаться с членом в глотке. — Потерпи, — реагирует на появившиеся сопротивления, когда Тэхён упирается руками о его бёдра, стараясь отстраниться, чтобы набрать в лёгкие воздух. — Терпи, я сказал. Тэхён терпит. В глазах начинают скапливаться слёзы, а слюны во рту становится всё больше. Но он терпит. Впрочем, как и всегда… Тэхён громко мычит, когда становится совсем невмоготу, моргает и дёргается назад, впиваясь в бёдра альфы ногтями. Чон позволяет отстраниться, но всего на несколько мгновений, чтобы Тэхён мог вздохнуть, а после вновь насаживает его на свой член, грубо притягивая к себе. — Постарайся, — командно сквозь стон. — Будь хорошим мальчиком. Тэхён снова задыхается и кое-как глушит настигающий его рвотный позыв от того, что головка толкается в его узкое горло, случайно задевая нёбный язычок, а ствол входит в рот по самые яйца. И Тэхён старается. Впрочем, как и всегда… Ему нравится грубость Чонгука. Нравится его властность. В них он нашёл для себя приют ещё несколько лет назад, но порой эта грубость бывает чрезмерной. Той, что оставляет синяки и ссадины. Такой, что причиняет больше боли, нежели наслаждения. Как сейчас. Возбуждение улетучивается. Хочется, чтобы это скорее закончилось. Альфа остервенело вцепляется в копну волос омеги, окончательно поддаваясь оргазму и потребности получить своё от и до и не обращая внимания на жалобный скулёж внизу, толкается напряжёнными бёдрами всё выше, так, чтобы твёрдый и толстый член скользил по горячему и мокрому языку, хаотично насаживает из раза в раз, опускает взгляд вниз, чтобы насладиться обворожительной картиной, и ослабевает хватку, когда замечает прекрасное и юное лицо в слезах. — Плохо, — хрипло обозначает он, вытаскивая член изо рта омеги. — Плохо, Тэхён. Тэ не согласен с таким вердиктом, поэтому обхватывает член Чонгука у самого основания, окольцовывая его пальцами, наклоняется к головке, страстно целует её, осторожно прикусывая, широко растягивает губы и вновь скользит вниз по толстому пульсирующему стволу, жадно, но ритмично беря его в рот. Пульсация учащается, Тэхён расслабляет горло и аккуратно насаживается до самого конца, замедляется у основания, чуть ждёт, давая себе привыкнуть, и пробует взять член вместе с яичками. Альфа замирает, глубоко вдыхает и простанывает на всю кухню. Во рту у его омеги слишком тесно, влажно и горячо. Твёрдая головка подёргивается в узком горлышке, истекая предэякулятом. — Умница, — раздаётся долгожданное для Тэхёна, на что омега, по-прежнему громко давясь членом, выпускает ещё больше слюны, а после, чувствуя, что член окончательно каменеет и становится невыносимо тяжёлым, быстро вытаскивает его из своего рта, размыкает покрасневшие губы, вытаскивает наружу свой язык и зажмуривается, когда тёплая и обильная струя спермы брызгает ему на лицо, попадая прямо в цель. Полупрозрачные белёсые капли семенной жидкости стекают по щеке, сползая к губам, и Тэхён с аппетитом слизывает их, глядя на довольное лицо Чонгука, который тянется к нему, тяжело дыша, и проводит горячими пальцами по нежной бархатистой коже. — Ты умница, птичка, — ещё раз повторяет, смахивая остатки слёз с длинных кукольных ресниц. На щеках Тэхёна появляется розоватый румянец от смущения, а тёмные глаза вспыхивают искорками. Похвалил. Похвалил — значит, любит. — М-м-м-мрррр… — омега игриво мурчит и трётся об его ладонь. — Хочу сегодня встретиться с Хосоком. После обеда, — начинает подниматься на ноги. — Ты ведь не против? — С Хосоком? — хмыкает альфа, толкает язык за щеку и рассматривает довольного Тэхёна перед собой. — Зачем? — Мы хотели прошвырнуться по магазинам. К тому же у него там что-то с Юнги стряслось. А ещё… — Но разве мы закончили? — Чонгуку всё это неинтересно: все эти Хосоки, магазины, Юнги — все эти юношеские глупости, он обхватывает омегу за талию, а после резко разворачивает к себе спиной и заваливает животом на обеденный стол, тут же звонко шлёпая по ягодице. — Вот так-то лучше. Тэхён вздрагивает от неожиданности и зажмуривается от лёгкой боли. Это было грубо. — Я ещё даже в душе не был, — пытается избежать неизбежное, притворно хихикая. — Давай чуть позже, любовь моя. Я… Вынужденно замолкает, когда чужие руки с рывком стягивают с него пижамные шорты, обнажая аппетитную задницу. — Чонгук… — у омеги перехватывает дыхание. Альфа игнорирует. Он молча обхватывает ягодицы обеими руками, сжимая их, и раздвигает половинки, с нескрываемым аппетитом рассматривая влажное сжатое мышечное колечко перед собой, пока во рту скапливается слюна. — Чонгук, давай позже… — омега рыпается в его руках и шумно выдыхает, как только тот опаляет дырочку горячим и рваным дыханием. Чону сейчас плевать на любые доводы, аргументы, слова и мольбы. Если он хочет вылизать своего омегу — он это сделает. Альфа нетерпеливо размыкает губы и звонко присасывается к узкой промежности. Тэхён вновь дёргается и прикрывает глаза, чувствуя, как напряжение в его теле лишь возрастает, протестуя, на что Чонгук принимается медленно скользить ладонями по его попке и бёдрам, поглаживая их, по пояснице, вдоль позвоночника, куда дотягивается, оставаясь сидеть на стуле, и снова по ягодицам. Тэхён соблазнительно изгибается, протяжно мыча себе под нос, вздрагивает от каждого горячего прикосновения, а его член, поддаваясь природе и флюидам альфы, начинает позорно пульсировать, твердея с каждой секундой. — Умница… — очередное приторное одобрение, после которого альфа ещё шире раздвигает ягодицы, наслаждаясь тем, как из узкой щёлки начинает вытекать поблёскивающая смазка. — Ты можешь больше. Давай. Альфе хочется взять омегу. В который раз уже сделать его полностью своим. Подчинить. Но вместе с тем безумно хочется подарить наслаждение и заставить скулить под собой, рассыпаясь на мелкие атомы. Тэхён обворожителен. Юный. Неземной красоты. С великолепным телом. Пахнущий тягучей солёной карамелью. За сорок лет жизни ни с одним омегой Чонгуку не было так хорошо, как с Тэхёном. Он горяч. Он жаден до чувств. Он всегда хочет большего. И Тэхён сказочно терпелив, принимая все его кинки и фетиши. Или почти все. — Жаль, я не увижу сейчас твоё искривлённое милое личико от удовольствия, — ещё один звонкий шлепок, после которого Чонгук ведёт языком вдоль всей промежности, собирая его кончиком густую смазку. — Какой же ты вкусный… — упирается им в дырочку и толкается вперёд, проникая внутрь. Омега принимается елозить на столе, привстаёт на носочки и громко простанывает, ощущая, как задний проход обжигает чужое дыхание, как его заполняет язык альфы на всю длину, раздвигая тесные стеночки. — Чонгук… — М-м-м? — чуть отстраняется и прикусывает кожу на ягодице, оставляя на персиковой коже след от увеличившихся клыков. — Нравится? — обхватывает свободной рукой возбуждённый подрагивающий член Тэхёна, собирая с головки смазку, и размазывает её вдоль всего ствола. — Уже просишь большего? — присасывается к упругой ягодице горячими и влажными губами так, что непременно останется засос. — Не прошу… — сдавленно мычит Тэхён, приподнимая задницу выше, закатывает глаза и сладко стонет в такт ритмичным движениям на его органе. — Не хочешь, чтобы я трахнул тебя языком? — с наигранным удивлением в голосе, после чего звучно выпускает густую слюну на всё ещё сжимающуюся дырочку. — Ты так уверен в этом? Омега в замешательстве. Мысли путаются. Ощущения захлёстывают его. Хочется сдаться. Хочется отдаться своему альфе. Хочется расслабиться и получить удовольствие от того, как чужой язык жадно вылижет его текущую дырку, но вместе с тем не хочется. Не хочется ничего этого. Совершенно. Хочется просто рвануть в ванную и помыться. — Нет… — второе побеждает. — Тогда мы поступим иначе, лебедёнок. Кухня погружается в подозрительную тишину на некоторое время, а после Тэхён чувствует, как в его мышечное колечко упирается твёрдая головка, как она давит на него, медленно скользит между ягодиц, и снова оказывается возле влажного сокращающегося от волнения входа. — Не растянул ведь… — с замиранием в груди пищит омега и хрипло простанывает, когда Чонгук входит в него резко и почти на всю длину, давя на поясницу и прижимая огромной ладонью к столу. — Больно… — жмурится и звонко проскуливает. — Чонгук, больно!.. — Терпи. Внутри хоть и скользко, но очень тесно. Стеночки обхватывают член со всех сторон, болезненно-приятно сдавливая его. Чонгук выжидает несколько секунд и мучительно медленно толкается глубже, срывая с губ омеги ещё один тяжёлый стон. Тэхён старательно спешит расслабиться, но член его альфы слишком большой и толстый. Он прикусывает свою нижнюю губу и зажмуривается, вновь поднимаясь на носочки, но на этот раз не от наслаждения. — Чонгук, мне… Альфа молча толкается на всю длину так, что шлёпается яйцами об упругие дрожащие ягодицы, обхватывает пальцами предплечье омеги и заводит его руку за спину, сгибая в локте и прижимая к пояснице. — Ты узкий, как в первый раз, боже… — Чонгук запрокидывает голову назад и прикрывает глаза, глухо рыча. — Как же мне это нравится, — продолжает насаживать, но на этот раз чуть более плавно. — Прекрати хныкать. Тэхён снова зажмуривается, а после распахивает свои глаза, тянется свободной рукой к своему лицу и прикусывает кулак. — Больно, а сам течёшь, — не забывает заметить альфа, видя, как из дырочки вытекает густая смазка с каждым новым движением внутри, сжимает ягодицу и толкается на этот раз грубее, провоцируя ещё один несдержанный и громкий всхлип. — Тебе ведь это нравится, сладость, — наклоняется к нему, нависая, и кусает зубами за загривок. — Нравится, когда я беру тебя жёстко, правда? Ты ведь так и просишь. Крупная головка трётся об узкие скользкие стенки, болезненно раздвигая их, и омега начинает стонать в такт тому, как член двигается в нём. Смазки становится всё больше, и это облегчает боль. Тэхён перестаёт ощущать себя, словно всё его тело, весь он принадлежит сейчас Чонгуку. Единственное, на что хватает сил и мудрости — это всё же расслабиться и не сопротивляться, давая альфе то, чего он хочет — власть. Полную. Доведённую до абсолюта. — Держу пари… — тяжело дыша, вцепляется в копну спутанных волос, оттягивая голову Тэхёна на себя. — Эти зеваки в зале каждый раз, видя тебя на сцене в обтягивающем трико, представляют, как дерут тебя вот так, — грубо и жадно вторгается в задний проход с влажными шлепками. — Тебя это заводит, м? Тебе нравится ловить на себе восхищённые взгляды, зная при этом, что кроме меня тебя никогда никто не трахал и не будет? — Кроме тебя никто… — вторит ему омега через рваные стоны. Альфой завладевает безумие. Он раздвигает ноги омеги своим коленом ещё шире, вынуждая прогнуться в пояснице, и с напором входит на всю длину настолько быстро и грубо, что у того вырываются слёзы из глаз. — Думаешь, твой Хосок не дрочит на тебя, да? — давит всем весом, вновь хватается за изнывающий член омеги и начинает ласкать его, массируя большим пальцем мокрую головку, из которой сочится смазка. — Полагаешь, он в своих фантазиях не разложил тебя, м?! — рычит ему на ухо, трахая с такой скоростью, что стол под ними начинает скользить по мраморной плитке пола. — Конечно, да… — кусает за ухо. — Только ты мой. Ты принадлежишь мне, — отпускает предплечье и шлёпает по ягодице ещё раз, сжимая её. — Так было, — отстраняется, вытаскивая пульсирующий член, с которого стекает смазка, опять упирается головкой в мышечное колечко и резко входит. — Есть, — проделывает тоже самое, удерживая Тэхёна. — И будет, — на громком похабном стоне наконец-то кончает, заливая его обильной спермой, и выходит до образования узла, не отпуская член омеги из своей горячей ладони. — Ну же. Будь умницей, — в кухне раздаётся ещё один шлепок. — Кончи для меня, иначе я буду драть тебя до самой ночи, пока ты… Кажется, это срабатывает. То ли психологическое давление, то ли преступное возбуждение. Чонгук даже не успевает договорить, как Тэхён, стыдливо пряча лицо и отворачиваясь, начинает дрожать всем телом, смыкая непослушные колени, а после брызгает своим семенем на пальцы альфы, скуля и мыча всё в тот же свой кулак. — Умница, — с такой гордостью и трепетом отзывается Чонгук и целует покрасневшую от шлепков ягодицу. — Я люблю тебя… — поднимается к пояснице и покрывает её мелкими и короткими поцелуями. — Мой маленький умница… — осторожно прикусывает кожу и поднимает Тэхёна, прижимая спиной к своей груди. — Я не против. Теперь можешь встретиться.* * *
— Ты какой-то сам не свой, — замечает Хосок, немного щурясь, пока Тэхён с брезгливым выражением на лице разглядывает комплект нижнего белья в бутике. — Всё в порядке у тебя? У Хосока есть «отвратительная» черта для лучшего друга — он видит больше, чем нужно. — Ужасный оттенок, да? — Тэхён дотрагивается пальцами до кружевной ткани ярко-горчичного цвета и поворачивается к альфе, игнорируя вопрос. — Ужасный для трусов. — Ну, у меня бы не встал, — кисло поддакивает тот. — Даже будь в этом Юнги? — Тем более, — с отвращением кривится Хосок. — Тэ, если бы у меня вставал на всю эту кружевную ебаторию, то я бы трахал омег, а не альф. Смекаешь? Он-то смекает. А вот Чонгук, судя по всему, нет. — Просто омеги тебе не дают. А ещё ты чертовски груб для человека, танцующего балет. — Хочешь сказать, что меня это должно ебать? — скучающе закатывает глаза альфа. — Слушай, почему ты не отвечаешь на мои вопросы? Когда ты так делаешь, ты ещё больше выдаёшь, что всё хуёво. Может, хватит уже тянуть кота за яйца, м? Рассказывай давай. Ой, дай угадаю, в этом дерьме точно замешан Чонгук. — Тебе бы не в театре выступать, а на «Битве экстрасенсов», — хмуро отзывается Тэхён, отходя к другому прилавку. — Что на этот раз? — следует за ним. — Снова поругались? Теперь-то что? — Почти, — омега ведёт кончиками пальцев по струящейся шёлковой ткани пижамных маечек, рассматривая их из-под огромных солнечных очков. — Если быть откровенным, то я в замешательстве, Хосок, — капризно тянет, поджимая губы. — Полагаю, в замешательстве ты должен быть лет так с шестнадцати, нет? — язвит альфа, намекая на начало их отношений с Чонгуком, снимает с вешалки кружевной халат нежного пудрового оттенка и прикладывает его к другу, оценивая. — Этот ничего так. Бери. — Скучно, — отказывается Тэхён, вешая халат на место. — Сегодня он мне впервые сказал, чтобы я ушёл из театра. — Ага. Что ещё, блять? — возмущённо шипит, складывая руки на груди. — Тэхён, а ведь я тебя предупреждал. Я ведь говорил, что рано или поздно дойдёт до таких заявлений. Ты понимаешь, что это не нормально? — Ему тоже тяжело, — отстаивает своего альфу Тэхён, как и всегда. — И он крайне ревнив, ты ведь знаешь. Думаю, это ещё одна попытка продемонстрировать именно… — Будь это так, ты бы не заострял своё внимание, — справедливо перебивает его Хосок. — Это уже даже не звоночек, Тэ, а колокольный набат, как ты не понимаешь! Почему ты продолжаешь его защищать с пеной у рта? — Потому что он мой истинный… А ещё потому что Чонгук страдает. Чонгуку больно. Плохо. Тяжко. Смертельно обидно. Он уязвлён. Топит своё горе на дне бутылки. И мучается. День изо дня. Мучается и мучается. Вот уже двенадцать лет. Это не маленький срок. Это слишком долго. Двенадцать лет невыносимой тоски по себе прежнему. — Истинность — не приговор. Тэхён, тебе пора выбираться из-под его влияния. Ты — личность. Ты — звезда балета, чёрт тебя дери! Люди готовы друг друга поубивать за билет на твоё выступление. Люди очереди занимают в кассах и перед мониторами, как только появляется анонс нового спектакля, лишь бы успеть купить билет. Он тебе не нужен. С таким отношением — тем более. Он калечит тебе жизнь, — фыркает. — Искалечил себе, а теперь калечит тебе. Тэхён с тяжестью выдыхает и отворачивается, чтобы не сталкиваться с Хосоком глазами, иначе он прослезится прямо в эту же секунду. Слишком… обидно всё это слышать. — Ты не понимаешь… — бархатный и мелодичный голос срывается на дрожь. — Я ему нужен… — Не льсти себе, Тэ. Чонгуку нужны бабки, бухло и тот, кто будет смотреть ему в рот. Слушай, я не хочу тебя ранить, правда, но… — альфа растерянно прикрывает глаза, набирает воздух в рот, надувая щёки, и размеренно выпускает его, разминая шею круговыми движениями от напряжения в теле. — Ты достоин куда большего, чем старого абьюзивного алкаша. Я никогда не хотел лезть в твои отношения. Никогда не стремился раздавать советы, нахуй тебе не нужные. Ровно до тех пор, пока не стал замечать синяки на твоём теле. И ровно до того случая, пока ты в слезах не прибежал к моему дому с просьбой переночевать. Припоминаешь, м?Южная Корея. Сеул.
13 ноября 2023 год.
Тэхён стоит у зеркала в прихожей, стаскивает с себя пиджак и принимается расстёгивать шёлковую рубашку от Balmain глубокого и насыщенного тёмно-вишнёвого оттенка, лучезарно улыбаясь. Тянется к серьгам из белого золота, аккуратно вытаскивая их из ушей, и кладёт в небольшую шкатулочку, стоящую на комоде, снимает с шеи тоненькую элегантную цепочку, подаренную Чонгуком, и тянется к браслетам на его запястье. — Как вечер? — доносится из-за спины. — Всё хорошо… — мурлыкает Тэхён, глядя на отражение своего альфы, игриво прикусывает нижнюю губу и оборачивается к нему. — Я дико устал… И замёрз… — подходит ближе и тут же обнимает за шею, тычась холодным после улицы носом в крепкую шею. — Согрей меня, сладкий? — осторожно целует в запаховую железу, поглаживая ладонью по тёмным длинным волосам. — От кого? — Чонгук бросает косой холодный взгляд на роскошный букет алых роз, притаившийся возле входной двери. — М-м-м?.. — мычит омега и незаинтересованно кивает головой. — От господина Чхвэ. Подарил во время встречи. И, кстати, утвердил меня на главную роль в его новой постановке, — заглядывает в глаза напротив. — Ты гордишься мной, любовь моя? — Считаешь приемлемым приносить в мой дом цветы от другого альфы? — В наш, — мягко поправляет его омега, снова мурлыча, как котёнок, на ухо. — Это просто цветы, Чонгук, и ничего больше. Пойдём лучше в спальн… Крепкая рука Чона обхватывает тонкое запястье. — Выброси, — твёрдо перебивает его, сверкая чёрными, как угли, глазами. — Что? — Тэхён на мгновение теряется, растерянно оглядываясь на букет. — Почему? — искренне не понимая. — Ну что случилось, любимый? — Ты можешь принимать цветы только от меня. Омега морщит лоб, сдвигая тёмные брови, и снова обращает свой взор на Чонгука, рассматривая его серьёзное и суровое лицо. Это далеко не первый раз, когда он приносит в дом цветы, подаренные не его альфой, а кем-то другим. Он артист, в конце концов. Это обыденно. Что на Чонгука нашло?.. — Я не понимаю… Что… — Тэхён, я не намерен повторять, уже ночь. Не тяни время. Выкидывай. — Да что на тебя нашло? — омега отходит назад, вырывая своё запястье из хватки альфы, и складывает руки на груди, подсознательно закрываясь и защищаясь этой позой. — С чего бы? Тебе тоже поклонники дарят цветы, но я же не устраиваю сцен ревности. — Поклонники, значит? — Чонгук медленно отходит от стены, обходит своего омегу сбоку и приближается к огромным и пушистым розам. — Выходит, господин Чхвэ — твой поклонник? — Я этого не говорил… — устало вздыхает и прикрывает веки. — Послушай, сегодня такой замечательный вечер, давай не будем ругаться и… Тэхён вздрагивает от неожиданности и замирает на месте, как вкопанный, зажмуриваясь, когда прямо из-за его спины над его головой, задевая её, проносится охапка роз, ломаясь и рассыпаясь вокруг на алые лепестки, застилая ими весь пол в прихожей. — Замечательный вечер с господином Чхвэ, да? — продолжает Чон, а его ледяной голос становится всё ближе и ближе. — Чонгук… — омега перепуганно выдыхает, боясь сказать хоть что-то лишнее. — Ты ведь понял, что я имел… — А он тебя имел? — прямо возле уха. — М? Тэхён никогда не был замечен в изменах. Даже в намёках на них. Тэхён обладает безобразным и безграничным чувством верности. И его альфе это хорошо известно. Поэтому столь оскорбительный вопрос становится последней каплей. Тэхён разворачивается к нему, злобно кривясь, замахивается и со всей силы отвешивает звонкую и смачную пощёчину. Такую, что взрослый альфа, который больше омеги в несколько раз, чуть пошатывается назад, явно не ожидая такого яростного и несвойственного для него выпада со стороны Тэ. — Ещё раз… — с яростью шипит на него Тэхён, оставаясь на месте. — Слышишь меня?! Ещё раз ты позволишь себе так сказать, и это будет последнее, что ты вякнешь в мою сторону, понял?! — закипает, сжимая пальцы в кулаки, готовый в любой момент начать обороняться. — Я слишком многое тебе позволил, Чонгук! Но больше я терпеть не стану! Прихожая их квартиры в одном из самых элитных ЖК Сеула погружается в тишину. Становится так тихо, что можно услышать биение собственного сердца. У Чонгука это размеренный ритм. Спокойный. Уравновешенный. У Тэ — вот-вот выпрыгнет из груди и разобьётся к чёртовой матери. От альфы разит алкоголем, хотя он не пьян. Скорее, просто выпил пару бокалов бурбона перед сном, чтобы расслабиться, но этого вполне хватает омеге, чтобы в очередной раз списать выходку Чона на алкоголизм. — Ты уже не соображаешь, что творишь! — вырывается из Тэхёна, хотя в глубине души он чувствует вину за поднятую руку, но в такой ситуации остаётся лишь держать самооборону особняком. — Боже, когда ты уже наконец-то ляжешь в реабилитационный центр?! — опускает растерянный взгляд на пол, наступая на поломанные розы. — Я так больше не могу! Не могу, понимаешь? — слышится такой тоскливый и измученный всхлип. — Я хочу расстаться, Чонгук. Я так больше не могу и не хочу!.. — Можешь, — Чонгук ухмыляется, но без злости, а с самоотверженной самоуверенностью. Со свойственной ему. С притягательной. Со… сногсшибательной. — Сможешь, лебедёнок. Чёрт побери… Тэхён готов взорваться атомной бомбой и сжечь весь мир от бушующей в нём страсти. В ней всё: любовь, ненависть, боль, счастье, радость, слёзы, ярость, негодование, обида, презрение, зависимость, восторг, потребность, жажда, отвращение, тошнота. В ней весь спектр чувств, переживаемый человеком. В ней целая жизнь. В ней Чонгук. Его Чонгук. Истинный. Любимый. Нужный. Неотвратимый. Неизбежный. Чонгук — его неизбежность. Его страдания и его отрада. Его путы и его крылья. Чонгук — его всё. Как и балет. — С чего ты взял, что я тебя так просто отпущу? — лёгким и плавным движением разминает шею, качнув головой вбок. — Мы это уже проходили, Тэ. Считаешь мой выпад несправедливым? — бросает взгляд с недовольным прищуром на цветы под их ногами. — Господин Чхвэ спит и видит, как бы трахнуть тебя и… — Да что ты заладил?! — хватается за голову омега, безнадёжно и очень громко выдыхая. — Тебя так послушать, то все вокруг хотят меня трахнуть! Ты уже рехнулся со своей ревностью! Спятил, понимаешь?! Тэхён вздрагивает от того, что чужие пальцы оказывается на его подбородке, и альфа притягивает его к себе так близко, что кончики их носов соприкасаются друг с другом. — Потому что ты сокровище, — тихо рычит ему в губы, как зверь, готовящийся напасть. — Ты сокровище, понимаешь? Бриллиант. Алмаз. Талант, — свободную ладонь кладёт на затылок, не давая увернуться. — Думаешь, я не вижу их голодных похабных взглядов на твою задницу? На твои бёдра… — убирает пальцы с подбородка и перемещает руку на поясницу, с рывком прижимая к себе. — То, что тебя до сих пор не трахнул какой-нибудь жирный и потный альфа, занимающийся спонсорством, исключительно моя заслуга. Боже, как же ты наивен, любовь моя! Балет — это худшее, что может случиться с таким… — спускает ладонь ниже, сжимая ягодицу. — Очаровательным созданием, как ты. Ты далёк от того, что происходит за кулисами, потому что у тебя есть я. Не будет меня, и каждый твой новый спектакль будет зависеть от того, насколько глубоко ты сможешь взять чужой грязный вонючий член. Ты это понимаешь? — шипит, тут же целуя в дрожащие карамельные губы. — Понимаешь, Тэ?! Я боюсь за тебя… — чистосердечное, редкое и такое не к месту. — Боюсь тебя потерять… — губы, еле касаясь, дотрагиваются до чужих, невесомо, но всё равно обжигающе. — Боюсь, что ты потеряешь себя. Боюсь, что ты станешь мной... — обе ладони оказываются на бледных холодных щеках. — Я боюсь тебя лишиться, птичка. Боюсь остаться без тебя. Кроме тебя, мне ничего не нужно. Никого… Только ты. Только ты, мой Тэ… — тычется ему в шею, вдыхая сладкий аромат.Южная Корея. Сеул.
3 июня 2024 год.
Сейчас.
— Ну что ты молчишь-то? — настойчиво призывает Хосок к ответу. Тэхён снова отворачивается от него, отходя к ровному ряду развешенных шёлковых маечек. А что он скажет? Ну, что? Хосок прав. Хосок всегда был и остаётся голосом разума. Не напирает. Анализирует. И говорит только правду. Исключительно то, что думает. И в этом для Тэхёна как спасение, так и проклятие. Потому что порой слышать правду губительно больно. — Я тоже был не прав тогда. — Серьёзно? — скептически выгибает бровь альфа. — С каких пор букет цветов, пусть и подаренный другим мужчиной, стал поводом проявлять агрессию, бить и принуждать к сексу, чтобы лишний раз самоутвердиться? — Я первый ударил, — оправдывает Чонгука. — Ага. Первый, — с такой же бархатной интонацией, как у друга, повторяет Хосок. — После того, как он запустил в тебя розами, если быть точнее. Бля-я-я-я-ть, Тэ, — возмущённо шипит. — Когда же до тебя дойдёт, что к чёрту такую истинность и… — А если бы твой ненаглядный Юнги принёс цветы от другого альфы, — не выдерживает Тэхён и шипит в ответ. — Ты бы тоже смолчал и… — Да! — молниеносно выплёвывает Хосок. — Пусть хоть самосвал цветов привезёт, мне плевать! Плевать, потому что я в нём уверен! Плевать, потому что я знаю, что он меня любит! Понимаешь? Понимает. Конечно, понимает. Но и Тэхён любит Чонгука. И Чонгук любит Тэхёна. Просто последние пару лет всё стало сложно. Все, наверно, проходят через кризис в отношениях. Нужно потерпеть. Подождать. Нужно быть рядом. И всё наладится. Обязательно наладится. Всё снова станет хорошо. Нужно лишь пережить чёрную полосу и сложные времена. Поддерживать друг друга. Быть опорой друг для друга. Даже, если невмоготу. Даже, если больно. Даже, если не осталось никаких сил. Просто пережить это. Терпеть. Ради друг друга. Ради любви. Ради светлого будущего. Ради ребёнка, о котором они оба мечтают. Ради счастливой старости вместе. Ради внуков, которые обязательно когда-нибудь у них появятся. Ради свадьбы, в конце концов. Ради искусства. Ради балета. Ради театра. Ради того, чтобы умереть в один день. Это ведь стоит того? Стоит того, чтобы потерпеть?.. — Я уже и тогда понимал, что будет сложно. Четыре года назад. Знал, какой у него суровый нрав и скверный характер, но… — еле заметная, но такая нежная улыбка непроизвольно вылезает наружу, и Тэхён начинает светиться той самой слепой любовью. — Я решил для себя, что лучше несколько лет с ним, чем долгие годы без него. Можно ли закрыть глаза на истинность? Можно, конечно. У меня была возможность переехать. Меня звали в Италию. Мне было всего шестнадцать. Весь мир, вся жизнь впереди… Было бы больно? О, ещё как, но я бы перетерпел. Я всю жизнь терплю. С самого детства. Но знаешь, чего я не смог бы выдержать? Не смог бы пережить?.. Его боль. В тридцать шесть лет встретить истинного, а потом в один момент лишиться его — это удар. Ещё один Чонгук бы не пережил… Его боль для меня важнее собственной. Я не хочу, чтобы ему было больно. Я хочу постараться его спасти. Это звучит глупо, да. Быть может, нет более идиотского поступка, чем этот, но разве это имеет значение, когда любишь? Я его люблю. Настолько сильно, что готов потерпеть. Я в него верю, понимаешь? Верить в близкого человека — это важно. Я когда говорю ему об этом, у него крылья за спиной вырастают, понимаешь? Он становится таким счастливым, что ради этих мгновений я готов пожертвовать собственными крыльями. И дело даже не в истинности… Плевать на неё. Дело даже не в том, что именно благодаря ему я тот, кем я стал. Я люблю его, потому что он есть. Потому что я знаю, что он достоин этой любви, Хосок. Альфа с горечью выдыхает, обнимая друга за плечо. Он тоже всё понимает. Чувствует. Ощущает всю боль омеги. Разделяет её. Он не может не поддержать. Не может сейчас привычно ему закатить глаза и ядовито пошутить. Не может себе этого позволить. Единственное, что он может — быть рядом. В противном случае, зачем ещё нужны друзья? — А кто спасёт тебя, Тэхён?