***
Цветастая дорогостоящая одежда различных фасонов, ярчайшие украшения самых известных мастеров, завороженно поблескивающие на всем теле драгоценности неведомой стоимости, сделанные специально на заказ — топ-менеджер КММ знал как красиво преподнести себя на публике своей внешностью, как предрасположить к себе речами и парочкой крупных купюр в кармане, и как хитростью и умом добиться своей цели. Даже низкий рост и достаточно утонченная фигура по виду беззащитно и хрупко выглядящего человека никогда не были для него препятствием — перед альфами он лишь равнодушно улыбался или в попытке отвязать от себя показушно морщил нос, зная, насколько слаба их гордость; перед изящными и нежными омегами, пытающимися всячески завлечь своим ароматом нетипично выглядящего представителя сильного второго пола он приносил самые душещипательные извинения за отказ, и одаривал тех напоследок дорогостоящими подарками. Перед бетами… Что ж, к бетам у Авантюрина было особое отношение, поскольку, увы и ах, одним из самых темных секретов жизни являлось то, что заядлый игрок и картежник относил себя к их числу. Нет, даже не так. На родной планете мужчины, чья поверхность была покрыта бесконечными ветрами и мертвой пустыней, — землей непроходящих страданий — на единственном во всей Вселенной месте, как бы смехотворно и прискорбно это ни звучало в ушах других, не существовало понятия «второй пол». И не только не существовало, но и, как оказалось позже, цену за подобную одну единственную свободу от природных инстинктов им пришлось заплатить сполна. Сигонийцы, не скованные тяжестями течки и гона, просто выживали, а потом просто раз и навсегда погибли из-за разразившейся междоусобицы между ними самими, кланами авгина и катика. Поскольку взор заинтересованных в жителях печальной планеты не падал на последних, физиология сигонийцев не была известна представителям других рас, а если те и намеревались провести исследования, то уже давным-давно было поздно. Ведь он, Авантюрин, остался единственным выжившим. Ведь он, тогда еще маленький мальчишка Какавача, даже не мог себе представить, насколько судьба ненавидит тех, кто оказался дефектом для всей Вселенной, которая сама этот изъян и создала. Он не мог попросту знать, насколько сильна будет боль потери матери и сестры, навсегда оставшихся навечно молодыми на брошенной всеми бесплодной Сигонии, в то время как их единственный живой родственник, несмотря на все достигнутое по сегодняшний день, больше всего на свете желал остаться лежать рядом с ними на холодной пустынной земле. Но Авантюрин продолжал жить и двигаться. Двигаться и жить. И только ради уже давно мертвых. Играл в карты, зарабатывал деньги, исполнял задания КММ и мысленно день изо дня благодарил Яшму за то, что в тот день приютила юношу, готового продать собственные глаза в обмен на свободу из грязных рук работорговца. Тогда, в то время, когда он впервые встретился с ней, ему повезло, что бывший хозяин перед этим разбил о его голову флакон духов, потому что из-за внешнего вида женщина приняла его за омегу, как и впоследствии принимали все члены Десяти каменных сердец, в основном являющиеся альфами, логично предполагая, что он скрывает свои феромоны из-за порицания общества, что не являлось чем-то новым. Все-таки принятие в членство слабого существа, подверженного инстинктам сильнее всех, вызывало резонанс, который, благо, скоро утих благодаря Алмазу и Яшме. Даже сталкивающиеся с ним те редкие беты, которые не ощущали ничьих запахов, не задавали никаких вопросов, поскольку в их глазах, у некоторых завистливых к тому, что какой-то омега удостоился занять такую важную должность, все было предельно ясно. И пускай до возвращения свободы тогда еще Какавача понятия не имел ни о каком существовании второстепенного пола, он все равно был умным и быстро схватывающим юношей, который услышал из чужих разговоров обо всем том, что ему требовалось запомнить и знать для выживания ради мертвой матери и сестры, к которым однажды он хотел вернуться и похоронить себя рядом. В остальном помогли книги, прочитанные темными ночами. Например, благодаря им он также узнал, что женщины, в отличие от мужчин, могут быть только бетами и их почитают больше, чем тех же мужчин-бет. Что же следовало запомнить лучше всего? Итак, первое и самое важное: среди альф он омега, а здоровым омегам характерны течки раз в месяц, так что ему необходима для прикрытия как можно дальше от других комната и необходимые игрушки для постельных утех, потому что, уж простите, коллеги, к узлу альфы он не готов. Второе и тоже немаловажное: аромат приближающейся течки можно с легкостью подделать, распылив не совсем легально купленный маленький флакончик «усилитель жара», а сыграть поведение уж очень болезненно выглядящего человека было проще простого. А там и до драгоценной комнаты недалеко, в которой он попросту дурака валял и, отсчитывая необходимое время, перед выходом на всякий случай мял простыни, сбивал в кучу на манер гнезда, а игрушки для утех раскидал возле кровати. Потому что, так или иначе, глаза были везде и всегда нужно быть готовым. Конечно, эта игра на публику длилась недолго, поскольку чуть позже Авантюрин покупал уже легальные блокаторы течки, которые хоть и не были приняты обществом, потому что знатно подрывали здоровье омеги и шанс забеременеть, но все равно были для него просто наилучшим решением не терять время попусту. Конечно, та же Топаз не раз ругала его за этот поступок, причитая о том, что из-за сомнительных препаратов мужчина просто сгубит самого себя, но, будучи женщиной, она не была посвящена в тонкости физиологии таких, как «он». По сей день он жил только так, хотя с омегами, принимающими его за очень необычного альфу, было проще хотя бы из-за того, что особо чувствительным к «аромату» сигонийец заговаривал уши, а когда те практически таяли в его руках, исчезал и оставлял в их памяти неприступного альфу. Итак, вопрос на проверку. Какова была сложившаяся система для всех разумных существ, имеющих второй пол? Альфы: высокие и крепкого телосложения, непременно жаждущие покрасоваться своей силой, сидящие на верхушке цепи, имели характерный тяжелый запах феромонов и жаждали во времена гона омегу или женщину, в редких случаях бету из-за нужды в сцепке. В редких, потому что мало кто мог удовлетворить полностью потерявшееся в жажде размножения существо, не желающее использовать узаконенные блокаторы гона, которые, в отличие от блокаторов омег, были вполне безопасны. Гордые. Хвастливые. Не прогибающиеся ни перед кем, но с вседозволенностью прогибающие других. Многие альфы не знали слова «нет», о существовании которого сигонийец с радостью спешил и был готов им напомнить. Авантюрин всегда добротно вытряхивал их последние кредиты, оставляя в обносках и со сломанной гордостью с осознанием того, что они так просто прогнулись перед низшим. Омеги: миловидные, чаще всего низкого и хрупкого телосложения существа с приятным легким ароматом, сидели на средней цепи под четким контролем высших. Их часто ставили на одну ступень с бетами, несмотря на их вклад в общество. Во время течек, которую им было гораздо сложнее контролировать, жаждали только альфу, поскольку их организм остро нуждался в узле и также требовал размножения. Бесконечно сильные духовно, преданные близким и готовые закрыть своим телом своего ребенка от любой грозящей опасности люди, которых Авантюрин безмерно уважал. Бета-мужчины. Низшее звено цепи, к которым он себя относил и кем на самом деле никогда не являлся. Имея едва-едва заметный запах, так или иначе, они все равно были частью мира второстепенного пола, но были очень далеки от женщин-бет, которые не входили в эту систему. И так уж вышло, что Авантюрин был изъяном, дефектом, скрытой ото всех проблемой, не являющейся ни альфой, ни омегой, ни даже бетой. Не имея запаха феромонов как такового, ни течек и гона, вопреки всему, видимо, чтобы заполнить дыру Вселенной, которая допустила рождение Сигонии и ее жителей, для альф по неизвестной причине он пах омегой, для омег альфой, а для бет только тем, кем представлялся. В графе «второстепенный пол» на его удостоверяющим личность документе стояло одно единственное слово. «Омега». Вот такая очередная шутка судьбы, с которой ему приходится существовать. Хочется смеяться, да на глазах слезы. Таким образом, духи теперь всячески перекрывали его «феромоны» от лишних вопросов, а если и возникали конфузы в толпе, когда несуществующий аромат проникал сквозь приторность, появляющиеся о его поле споры он сглаживал купюрами и умелыми уговорами. Иногда даже угрозой раскрытия самых греховных тайн — все-таки чаще всего из-за внешности его и так под слоем духов принимали за омегу порой даже в удачные дни сами омеги без попытки учуять запах, что уж говорить о альфах. И все-таки. Альф он едва терпел, хотя и были редкие исключения в виде Десяти каменных сердец и одного человека. Омег защищал и уважал. Бет жалел и понимал. И по сей день никто из них ничего не заметил, поскольку авгин никогда не позволял коротким и деловым знакомствам перейти грань, когда кто-то бы понял все. Не заметил до сих пор никто, кроме него. Доктора Рацио Веритаса, альфы и того, кто, несмотря на то, как редко они пересекались, раскрыл его тщательно и долго охраняемый секрет. Разрушил одиночество свое и чужое, чтобы заполнить его собственным.***
Прижавшийся к флакону палец распылил по воздуху и на одежду сладкий цитрусовый аромат, свободная рука, позвякивая сидящем на запястье изумрудным браслетом, одернула чуть приподнявшийся темный пиджак, а глаза цвета аметиста внимательно оглядели себя на наличие пятнышка грязи или чего-то мятого. В нос проник любимейший и один из самых стойких из ароматов парфюма, который окружил точно невидимым защитным куполом, приятной тяжестью улегшись на плечи. На губы легла обворожительно спокойная улыбка, а выражение лица приобрело привычную мягкость. Тихо качнулась бирюзовая серьга, легонько коснувшись кожи щеки. Зашуршала мягкая ткань. Авантюрин убрал флакон в карман и подмигнул в зеркале самому себе, прежде чем надеть светло-розовые очки с элегантной оправой. Сегодня ему предстояло несколько раундов занимательной игры, и потому нужно быть ко всему готовым, особенно к толпе заядлых игроков, а также новичков, пожелавших вытрясти легкие деньги из невинного омеги. Но в этот день, как и во все предыдущие, он подготовился ко всему просто идеально. Напоследок убедившись, что в забронированном на него номере отеля не было оставлено ничего опасного, сигонийец, поигрывая монеткой в руке, начал спускаться вниз, предвкушая вечер азартных игр. Оказавшись в вестибюле, он поздоровался с одним из персоналов отеля и, мельком бросив взгляд в сторону зоны отдыха, неожиданно приметил одну такую знакомую шевелюру, обладателя которой встретить авгин в этом месте и на этой планете уж точно не ожидал. Сбавив шаг, он остановился и заинтересованно присмотрелся к сидящему на обтянутом темной кожей диване в полном одиночестве доктора Рацио, который, не изменяя своей привычке, сидел, уткнувшись в книгу и расслабленно закинув ногу на ногу. Что было еще удивительнее во всей ситуации, так это по какой-то причине отсутствующая на нем гипсовая голова и полное абстрагирование от шума, на минуточку, самого дорогого отеля во всем районе, на минуточку, со стороны самого занудного интроверта и почти социопата. По скромному мнению самого топ-менеджера КММ, конечно. Что же, спрашивается, Веритас здесь делает или кого ждет? Внутри внезапно вспыхнул азарт, который Авантюрин с силой потушил до ненужного полыхания. Что ж, времени у него до встречи в баре еще вполне достаточно, так что ничто и никто не мешает ему подойти и просто поздороваться со старым знакомым, который, увы и ах, упорно не желал признавать себя другом игрока и картежника. — Кого я вижу! Доктор! — не совладав с собой, авгин лучезарно улыбнулся в приветствии, подойдя ближе и чуть склонившись над сидящим. Уж больно интересно было, что с таким усердием и погружением в книжный мир вычитывает там Веритас, да и поиграть на чужих нервах тоже, признаться, немного хотелось. Ведь ревностный к личному пространству альфа всегда крайне забавно реагировал на него: выдерживал приличную дистанцию и, если Авантюрин был особенно прилипчив и разговорчив попусту, крайне ясно выражал свое отношение к столь раскрепощенному по его меркам поведению омеги без пары. А именно: едва сигонийец намеревался выразить свои душераздирающие чувства по отношению к их встрече после долгой разлуки хотя бы с помощью простого крепкого рукопожатия, Рацио делал шаг назад и показательно морщился от сильнейшего запаха парфюма и от разодетого в цветастые вещи сигонийца, от вида которого в глазах появлялась резь. Так что, было вполне логично, что, вспоминая прошлое, Авантюрин ожидал, что единственный альфа, которого он не только терпел, но и за кем было очень интересно наблюдать, проявит себя вполне типично. То есть, либо не скажет ни слова и продолжит свое крайне увлекательное занятие в крайне увлекательной книге, с легкостью игнорируя нарушителя покоя, либо, сильнее всего потревоженный чужим присутствием своего самого настойчивого приятеля, показательно отсядет подальше ближе к углу дивана. И, разумеется, не забудет в своем духе произнести что-то вроде: — Ваше поведение все так же оставляет желать лучшего. Однако, в искреннему удивлению Авантюрина, сегодня произошло что-то из ряда вон. Поскольку взгляд авгина был предельно ясно сосредоточен лишь на докторе, ведь, признаться, заумная книга о закономерностях вселенной его особо не интересовала, момент, когда тот крайне необычно отреагировал на происходящее, он застал в тот же миг своими же глазами. Замерев сидя, после того, как рядом с ним застыло чуть склонившееся тело, Веритас все так же не ответил на приветствие подошедшего, однако Авантюрин заметил, как по неизвестной причине крылья носа альфы затрепетали, словно последний невольно пытался учуять странное изменение в воздухе. Что-то такое сладкое, точно приятно тянущийся мед, но не отвратительно приторное, как отчего-то сейчас отошедший на второй план аромат дорогостоящего парфюма. Дернувшийся во время нехарактерного для ситуации глотка выделяющийся кадык авгин снова отследил собственными глазами и просто напросто не смог удержать в удивлении приподнятые брови, когда по какой-то причине почти до побеления сжавшиеся на книге длинные пальцы альфы почти помяли страницы. Зрачки глаз сидящего сузились до тонких щелок. Авантюрин был готов поклясться, что если бы он был той самой омегой, которой притворяется, то непременно бы почувствовал наверняка тяжестью окружившие феромоны, которые, кажется, учуяли даже проходящие мимо гости и персонал — они старались обходить их стороной, а некоторые под силой альфы и вовсе бледнели и даже шарахались. Последнее было особенно сильно неприемлемо для всегда авторитетно выглядещего мужчины, на публике держащего себя в руках точно каменная статуя — неприступная, холодная и апатичная ко всем и ко всему. Даже к своему заурядному уму, который не дал возможности вступить в Общество гениев. С доктором Рацио явно происходило то, чему авгин не мог дать название, но мог объяснить отчего-то проснувшимся сейчас инстинктами альфы. И не просто какого-то там альфы, а давно знакомого ему члена Гильдии эрудитов, доктора Веритаса Рацио, известного силой своего контроля над собственной физиологией и равнодушием к поиску постоянного партнера или пары. — Эй, док, — не заметив, как улыбка спала сама собой, он, приняв нормальное положение, вновь натянул ее на губы и постарался развеять потяжелевшую атмосферу. Разумеется, мужчина не забыл при этом «стушеваться», словно точно с трудом борющийся с ароматом альфы сильный, но все же омега, чувствительный к такому проявлению чувств. — Что с тобой, неужели книга о закономерностях настолько тебя потрясла? Вот, оказывается, что все-таки может вывести тебя на эмоции, я обязательно запомню это на будущее! С секунду будто продолжая пребывать в подобие транса, во время которого собственное тело не контролировалось, после произнесенного Веритас внезапно резко и громко захлопнул книгу, поднялся с места и начал: — Вы в своем уме? — с каким-то резким, шипящим сквозь зубы вздохом внезапно повысил голос Рацио, на памяти Авантюрина впервые не только настолько сильно выйдя из себя, но и по собственной воле проникнув в личное пространство сигонийца, практически нависнув над ним — широкое телосложение альфы почти закрыло за собой более низкого мужчину, невольно окружая в заложенном природой инстинкте защитным, ставшим мягким ароматом феромонов существо, организм которого становился все уязвимее, готовясь к естественному процессу. Разумеется, никто из стоящих этого даже не заметил, поскольку один не понимал, а другой не признавал. — Разгуливаете здесь в такое время и будто не ведаете о том, что может случиться. Я не ожидал, что вы будете настолько наплевательски относится не только к окружающим, но и к самому себе. Краем глаза заметив, что те немногие люди, что находились в ближайшем расстоянии от них, окончательно разошлись по своим делам, несмотря на популярность отеля, Авантюрин, честно признаться, несколько завороженно смотрел на прекраснейшего в проявлении своих чувств доктора, чье выражение лица, наикрасивейшее в своей истинности, авгин с радостью бы запечатлел на холсте и в своей памяти. Где-нибудь в укромном уголке рядом с одиноким Какавачей, которому Вселенная ошибочно дала возможность родиться и дает жить в мире не для него по сей день. — Вот это да, доктор, если бы я не знал вас, то решил бы, что вы беспокоитесь обо мне, — сняв очки, чтобы слегка их протереть, Авантюрин подмигнул и намеренно повел носом, словно учуял проявившиеся в феромонах альфы эмоции, прежде чем с излишней восторженностью продолжить, не отрываясь от дела: — Мне это очень льстит, знаете ли, док, ведь из-за каждой нашей холодной встречи я мерзну все сильнее и сильнее из-за молчания и каждого вашего колкого слова, безнадежно надеясь, что когда-нибудь вы взглянете на меня иначе. Да вот только, увы, вы так и не желаете меня согреть. Ах как жаль, доктор, а я так надеялся, что мы с вами однажды станем самыми близкими друзьями, несмотря на предрассудки в отношении дружбы омеги и альфы… Когда бровь Веритаса дернулась в явном раздражении от слишком уж разговорившегося картежника, а взгляд наконец прояснился, сигонийец наконец-то убедился в том, что ему удалось отвлечь Рацио от чего бы то ни было, поскольку выражение его лица разгладилось и, судя по новоприбывшим гостям, феромоны тоже были взяты под привычный контроль. Рацио больше не укрывал его фантомным защитным куполом из аромата, а маленький Какавача больше не ждал. — Вы несете околесицу, — со вздохом сказал альфа, наверняка сдерживаясь от желания закатить глаза, — Судя по всему, сказывается ваш приближающийся жар, о котором, разумеется, вы забыли, я прав? Жар? Ах, точно, типичный симптом перед тяжелым для организма временем для каждых омеги и альфы. Но причем здесь это? Авантюрин точно знает, что не принимал никакого пахнущего поддельной течкой спрея, да и надушился он так хорошо, что не должно ощущаться ни единой характерной нотки. И ладно бы, если Рацио почувствовал бы в нем далеко не впервые омегу, в этом не было ничего нового, так нет же, тот практически прямо говорит о совершенно ином! — Не отвечайте, не тратя попросту время. Все и так предельно ясно, — неожиданно передумал вдруг Веритас, не дав вставить и слова, и, поудобнее перехватив книгу, начал разворачиваться с намерением уйти. По какой-то причине все это время его сердце бешено колотилось вопреки успокоившимся инстинктам. — Советую вам вернуться в свой номер, ведь вы сами должны прекрасно понимать, насколько чревато ваше нахождение в людном месте в такое время. Позовите персонал и объясните ситуацию — они помогут вам до прихода альфы. А на этом я прощаюсь. До свидания. До прихода ко?.. Дорогой Клипот, погодите минутку. — Ну что же вы, доктор Рацио! — спохватился Авантюрин и подорвался за отчего-то спешащим покинуть место именно сейчас мужчиной, успевая ухватить того за синий рукав. — Я, конечно, знал, что члены Гильдии эрудитов далеки от мирских забот, но чтобы вы вот так просто взяли и бросили одного, по вашему мнению, особо хрупкого сейчас омегу… Остановившись, Веритас бросил взгляд на сжимающие его одежду тонкие длинные пальцы в темных перчатках, которые готовы были с невыносимой легкостью порвать ее в клочья лишь еще от одного нажатия, и произнес те слова, которые почему-то принесли глубоко внутри чувство дискомфорта и отторжения: — Вам стоит следить за вашим циклом и позаботиться о выборе партнера на ближайшую течку как можно скорее, — Веритас вежливо сделал шаг назад, уходя от сладостного аромата, на что Авантюрин устало вздохнул. Да, как он и предполагал, альфа неизвестно почему был уверен, что у него состояние, характеризующееся симптомами скорой течки. Ах. Но все же, честно признаться, он в недоумении. Неужели обоняние доктора всегда было настолько хорошим? Да нет, не может быть такого, авгин знал Рацио далеко не первый день, плюс существует еще несколько еще таких немаловажных нюансов. Во-первых, еще раз напоминая самому себе, надушился Авантюрин будь здоров, и эта фирма парфюма помогала лучше всех, что когда-либо он использовал на себе. Обоняние некоторых альф пусть и было уж слишком хорошим, но и этому была своя цена, поскольку никто просто не мог вынести огромные слои искуственных ароматов, поэтому и не пытались что-либо прочувствовать сквозь, предпочитая в отвращении зажимать нос. Когда-то сам Веритас был в их числе, пусть и выражал свое отношение к этому не так ярко, более тактично: старался как можно быстрее уйти от источника дискомфорта. Во-вторых, даже если бы член Гильдии эрудитов смог почувствовать через такой сильный слой парфюма хоть что-то и не ощутить волну тошноты от приторности, то о типичном аромате приближающегося цикла не может быть и речи. — Кажется, ваш цикл сбился с нормального. Советую вам после окончания этой течки обратиться к специалистам. Не затягивайте с этим вопросом, — разумеется, кто как не доктор Рацио не мог не знать порой лучше некоторых омег о том, что сейчас еще начало месяца, буквально первые числа, и по факту здоровый организм омеги не мог так скоро быть готовым к тяжелому стрессу. Авантюрину оставалось только подыграть. — А вы так рьяно отрицали, что не беспокойтесь обо мне. Ваши слова говорят сами за себя и, признаться, мне очень приятно знать, что я не настолько безразличен вам, как вы хотите это показать, — напоследок расправив невидимые складки на рукаве Веритаса под чужим пронзительным взглядом, сигонийец в игривом жесте капитуляции поднял руки и, подмигнув, улыбнулся. — Обязательно воспользуюсь вашим советом, жаль только, что это не вы будете моим доктором. Уверен, вы бы справились с лечением такого омеги, как я, лучше других. Наблюдая за тем, как губы уже который раз намеривавшего уйти поджались, Авантюрин не без удовольствия смотрел, идеально как раз с высоты своего небольшого роста видя, как неожиданно покраснели мочки ушей Рацио, почти не спрятанные за волосами. Почему-то кончики пальцев трепетно задрожали во внезапном желании снять перчатку и сжать ее между указательным и большим, чтобы убедиться в том, насколько приятно будет ощущаться маленькая и наверняка ставшая теплой мочка чужого уха. — Вы не только бесстыдны в своих намеках, но и сегодня особенно навязчивы, мистер Авантюрин. Смею предположить, все-таки приближающаяся лихорадка, — сумев взять себя в руки, альфа нахмурился и вдруг принял очень даже серьезный вид. Будто о чем-то передумав и окончательно что-то решив, он развернулся лицом к авгину и вкрадчиво продолжил: — Прошу вас, ступайте обратно в свой номер или я буду вынужден провести вас до него, чтобы убедиться, что вы точно никуда не свернете по дороге. Персонал я вызову сам и, — неожиданная заминка словно на грани дискомфорта, словно следующее сказанное будет тем, о чем не только говорить, но и думать неприятно: — если у вас есть постоянный партнер-альфа или кто-то на примете, если позволите, я лично свяжусь с ним. Ваше состояние ненормально. Честно сказать, сегодня какой-то день открытий именем доктора Рацио. Авантюрин вот честно впервые не ожидал, что столкнется с ситуацией, настолько сильно поразившей его. Конечно, в голове тут же возникли парочка подходящих ответов, да вот только эмоции от этого не успокоилась, и под контроль практически не поддались. В груди почему-то быстро-быстро забилось сердце. Маленький и одинокий Какавача поднял поджатую в коленях голову и с надеждой уставился в полную темноту. Авантюрин сделал глубокий вдох и готов был поклясться, что ощутил никогда не ощущаемый им аромат Веритаса Рацио. Наверное, он пах чем-то похожим на запах чистых и новых книжных страниц, которые ночами так нравилось перелистывать и погружаться в мир, доселе неизведанный мальчишке-рабу с пустынной планеты. Ему всегда хотелось верить, что в одном из этих миров, хотя бы в одной вселенной, на маленьком звездном шаре, у его матери и старшей сестры бьются сердца, а сами они счастливы. — Доктор, мне очень приятно слушать каждое ваше слово, но не думали ли вы, что для омеги есть и другие варианты? — ухмыльнувшись словно мечтательно, авгин, намеренно вторгшись в чужое пространство, с ленивой задумчивостью, раз сегодня выдался такой удачный день, одернул черный воротник медленным, текучим медом движением. Спокойно игнорируя и проходящий мимо народ, и заметно ставшего напряженным альфу, которой разом побледнел и застыл, Авантюрин расслабленно закинул на широкие плечи руки, впервые позволяя себе такое фривольное поведение, но это же был он, Веритас. Как могло быть иначе? — Знаете, сексуальные игрушки уже давно не удовлетворяют меня, как и альфы — право слово, и они кичатся своей выносливостью? — да и я, увы, весьма занятой человек — вы исключение, дорогой доктор, на вас у меня есть время всегда. Так что я принял непростое для себя решение закупить блокаторы течки. Стоит заметить, мой лучший выбор. Вы так не считаете? Авантюрин говорил тихо, практически интимно, той самой чарующей песней нежной галовианки, ласково поигрывая темными прядками на чужом затылке, точно охотно вторгавшаяся на чужую территорию добыча пленительным голосом успокаивала дикое животное — медленно пропуская сквозь пальцы в перчатках наверняка шелковые волосы, он одним плавным движением торса прижался к крепкой груди с привлекательным вырезом, и, чуть приподнявшись на носочки, приблизился лицом к уху и прошептал: — Т-с-с, все хорошо, Веритас. Все в порядке. Ты же так хорошо умеешь держать своего альфу под контролем. Это всего лишь я, — продолжая успокаивать свое дикое животное, авгин слушал чужой участившийся пульс как самую прекрасную мелодию во всей вселенной. Пускай его игра и становилась все опаснее и опаснее, заканчивать ее так рано не хотелось. — И я еще не сделал ничего, чтобы свести тебя с ума. Всего лишь поделился небольшим секретом. Спокойнее, альфа. — Авантюрин, — вибрация у груди от едва сдержанного рычания, которую сигонийец ощутил своим же телом и ответил волной восхитительных мурашек, осела на птицей заколотившемся сердце с неожиданным приливом жара от произнесенного и происходящего, — Ты безумен в своем вульгарном на публике поведении и отсутствии чувства субординации. Спокойнее, омега. Когда Авантюрин почувствовал, как за его спину завели руку и внезапно легли всей шириной ладони на изгиб талии, его пальцы машинально сжали сильнее чужие пряди, а тело застыло в неясном ожидании — моментально потеплевшая после контакта кожа спины даже под одеждой странно заныла, сама спина была готова почти выгнуться только по велению одних длинных пальцев, если бы их обладатель хотя бы чуть-чуть приложил силы, однако произошло совсем не то, что предательски жаждало не только тело, но и почему-то сердце. Одним плавным движением развернув авгина в сторону лестницы, не убирая ладони с талии, Рацио без ожидания каких-либо возражений с легким нажатием начал целенаправленно толкать вперед вообще-то так-то собирающегося по своим делам мужчину. — Идемте. Доведу вас до комнаты и дам последний совет: не используйте эту дрянь, называвшуюся блокатором течки. Но если у вас и вправду нет иного выхода, — голос альфы был тверд и уверен, несмотря на хриплую нотку неверия того, что он произнесет сейчас: — я предлагаю вам свою кандидатуру на роль партнера по постели на следующую вашу течку. Вы согласны? Вот уж не думал Авантюрин, что однажды его игра зайдет настолько далеко. Что его маленькая ложь и небольшое заигрывание превратится во все это. Он не думал, что доктор может показать себя с совершенно новой стороны — столь необычно, столь по-новому, столь сексуально. Не думал и даже не представлял, что он, Авантюрин, был готов согласиться в тот же момент на предложение без каких-либо сомнений, ведь это же Рацио, это Веритас, такой единственный неповторимый. Тот, кого маленький Какавача готов был пустить к себе и крепко-крепко прижать к груди. Один раз и навсегда. Но какова же была ирония, что тогда весь тщательно охраняемый им секрет сломается как карточный домик, стоит только увидеть. Стоит альфе понять, что никакого омеги по имени Авантюрин не существует и никогда не существовало. Был только Какавача. Самый страшный позор вселенной и лжец всей своей жизни.***
Одним очень интересным фактом про Веритаса, который авгин когда-либо узнавал, было то, что тот всячески отрицал и не признавал существование нынешних блокаторов течки, которые гробят организм молодых омег, что не раз было доказано исследователями и учеными, но поскольку аналога попросту не существует до сих пор, что крайне удивительно и даже позорно, никто не хотел снимать их с производства и продаж. Признаться, однажды мужчина увидел доктора в списке тех, кто нацелен на полную конфискацию всех блокаторов с их последующим уничтожением, да еще и вклад в развитие организации по продвижению идеи уничтожения старого и создания нового альфа вносил очень немалый как в денежном эквиваленте, так и в виде помощи по распространению агитаций во всех уголках планет вселенной. Рацио интересовался чужими проблемами, хотя это не касалось его лично. Рацио беспокоился о бедных омегах, которым приходится принимать препараты под страхом, потому что иного выхода у них не было, а ведь никто не задает вопросы о индивидуальной непереносимости и характере последующих возможных заболеваний помимо бесплодия. Доктор посещал самые разные конференции и собрания, проводил долгие дискуссии и сложнейшие дебаты с научными представителями и даже лично встречался с одним из создателей препарата. На сегодняшний день число тех, кто голосует против их существования и продажи, составляет сотни тысяч, и это число до сих пор увеличивается не по дням, а по часам. Популярность петиции буквально растет на глазах. Вот только сам Авантюрин, как бы сильно этого ни хотел, не мог внести свой голос в поддержку по одной ясной причине. Уничтожат нынешние блокаторы и что дальше? Как скоро создадут аналог? А создадут ли вообще? Как долго на черном рынке можно будет нелегально приобретать оставшиеся партии? Насколько долго ему еще удастся скрывать ото всех свою тайну? Потому что, исчезни препарат окончательно, авгину придется для поддержания легенды вновь бронировать комнату на несколько дней и не делать там вообще ничего, тратя драгоценное время. Так еще, помимо этого, все пойдет крахом, стоит только кому-то из его высшего руководства приказать пройти внеплановое ежегодное медицинское обследование, которое с каждым годом подделывать становилось все сложнее, потому что не все специалисты шли на контакт даже за баснословные деньги. Ведь стоит только кому-то получить анализы в свои руки, все станет предельно ясно. А этого Авантюрин допустить никак не мог. Убрав телефон в карман, он вынырнул из мыслей и вздохнул, наблюдая за тем, как по небу пролетел корабль, оставляя за собой характерные облачные следы. Воспоминания возникли перед ним точно невольно. Последняя встреча с доктором Рацио, состоявшаяся почти месяц назад, выдалась достаточно… сложной. Так и не дав ему никакого ответа, всю последующую после вопроса дорогу до его комнаты — хотя откуда альфа вообще знал ее нахождение, это другой вопрос — Авантюрин нехарактерно для себя молчал и пребывал в легкой прострации, ощущая на периферии жар чужой ладони, по какой-то причине так и не покинувшей талию. Но все же в какой-то момент в голове что-то щелкнуло, притягательный жар спал, не успевший воспламениться неконтролируемым пламенем, а все клубком свернувшиеся мысли исчезли и оставили после себя столь необходимое «ничего». После взятия себя в руки возможности вызвать персонал, который по пути им не встретился, мужчина не дал, хотя и с трудом, потому что Веритас был на удивление тверд в своих предыдущих словах, ни в какую не поддаваясь на уговоры. Да и так просто закрыть дверь, пообещать вот прямо сейчас же сделать все необходимое, а затем попрощаться с доктором, к сожалению, не удавалось. Веритас, всегда вежливо державшийся на расстоянии от картежника во все их предыдущие встречи до одного переломного момента, был слишком настойчив по абсолютно неизвестной причине. И тогда, увы, авгину пришлось пойти на совсем другой шаг. — Вы настолько отчаянно не хотите покидать меня, док, что я грешно могу подумать, что вы желаете составить мне компанию и во время этой течки без моего согласия на ваше предложение. Ладно уж, я сам позвоню, — стоя в дверях, Авантюрин, не отрывая глаз от стоящего, одним плавным движением достал из кармана телефон и, не глядя ввел несколько цифр, прижав егок к уху. Держа в руке позабытую книгу, Рацио не отрывал взгляда в ответ. — Алло? Это Авантюрин из комнаты 213-В. Да, верно, чрезвычайная ситуация для омеги. Прошу вас явиться как можно скорее. Премного благодарен! — скинув звонок, он улыбнулся и спросил: — Ну что, довольны? Они скоро будут здесь. Теперь, пожалуй, я поспешу вернуться в свой номер, было безумно приятно увидеть вас. До скорых встреч! — Вы… — открыл было рот альфа и нахмурился, явно собираясь задать вопросы, будь неладен его острый ум и не вовремя проявившаяся будто в отместку за все прошлое навязчивость. Видят Клипот и Богиня-Мать, Авантюрин не мог иначе. Сделав глубокий вдох, он решился. Резко схватив обеими руками крылья чужого воротника, авгин с силой притянул не успевшего среагировать доктора к себе до соприкосновения тел и шелеста столкнувшихся тканей их одежды, и, вынудив склониться ниже, припал к слишком долго волнующим мысли и чувства губам. Мягко. Тепло. Так трепетно прекрасно. Рацио был именно таким, каким Авантюрин себе его представлял только в самых смелых и далеких мечтах. Бескрайний звездный космос вокруг маленькой брошенной всеми планеты, жаждущей стать им поглощенной в его холодных просторах бесконечной красоты. Слыша где-то на периферии, как громко хлопнула упавшая на пол книга, не обращая внимание на распахнувшиеся в шоке глаза, смотрящие прямо в его собственные, он еще с секунду с призрачной надеждой искал губами и вдыхал носом образ чужого аромата, прежде, чем в последней отчаянной попытке ощутить хотя бы раз, оттянул зубами нижнюю мягкость, прикусил и буквально после внезапно оттолкнул в грудь. — Теперь только тебе решать как интерпретировать поцелуй, мой партнер, — широко улыбнувшись дрожащими губами, покрасневши лицом и сойдя с ума сердцем, сигонийец захлопнул дверь, как наяву продолжая чувствовать едва-едва заметное ответное движение губ и потянувшиеся к нему руки. Что он только что сказал? Что натворил? Авантюрин абсолютно не имел понятия. Вряд ли и Рацио мог знать, что авгин был в этом отеле далеко не впервые, и с персоналом у него сложились достаточно хорошие отношения, дающие определенные привилегии. Вряд ли доктор знал, что каждое сказанное им слово было определенным кодом, дающим понять, что ему нужна парочка официантов с охлажденном во льду алкоголем и с самый дорогим меню на последний день в его номер. Вряд ли Веритас вообще мог знать, что в тот день Авантюрин отдал ему свой первый искренний поцелуй.***
— Мистер Авантюрин, — послышался знакомый голос за дверью одновременно с вежливым стуком, звучащим уже который раз, — в тот раз вам удалось обмануть и отвлечь меня, чтобы попросту сбежать через окно в опасном для вас состоянии. Так же, как я говорил вам ранее, у меня было достаточно времени, чтобы обдумать ваш поцелуй и слова, чтобы интерпретировать их как «согласие». Если я ошибаюсь, откройте дверь и позвольте обсудить все как взрослые люди, а не прячьтесь в комнате как ребенок. Авантюрин, сидящий боком у небольшого круглого стола, бесцельно перетасовывая карты, вздохнул и бросил задумчивый взгляд на окно, к сожалению, уже на пятом, а не на втором этаже. Нет, авгин и не собирался поступать так же, как в прошлый раз, потому что в тот день официанты задерживались слишком долго, как и не отходил от двери слишком долго Веритас, поэтому ему пришлось пойти на крайние меры. Да, глупо. Да, опасно и еще большее подозрительно, но так хотя бы Рацио мог вполне подумать, что мужчина подцепил где-нибудь по дороге альфу и провел течку где-нибудь в другом месте. Ведь стоило только доктору увидеть у дверей обычных официантов, так все, пиши — пропало. А поскольку тот обладал еще и острым умом, несмотря на свою уверенность в собственной заурядности, вскоре он докопается до сути, а там… После может произойти самое страшное. На этот раз Авантюрин находился в гостиничном номере на такой отдаленной планете, что был уверен почти на сто процентов, что встретиться лицом к лицу с альфой не получится, но, видимо, сыграл тот один процент сомнений. Надо же, не иначе как удача, повернутая к нему с задней стороны, а другому явно с передней. Сначала все шло нормально. Авгин с вполне искренним приятным удивлением завел с доктором разговор ни о чем, предпочитая никак не намекать обо всем том, что произошло в их последнюю встречу. Но потом сам Рацио, уж очень долго и подозрительно спокойно, даже с каким-то внезапным долгожданным принятием терпящий свою навязчивую головную боль всей жизни, отчего-то решил деликатно напомнить о своем предложении. Как самый ответственный человек, как известный топ-менеджер КММ и мальчишка-раб, поднявшийся из самых низов грязи… Авантюрин под предлогом очень важных дел поспешил попрощаться и, будто подливая масло в огонь, послал напоследок воздушный поцелуй. Что, Клипот всемогущий, он вообще творит и еще сильнее усугубляет? Что творит с его эмоциями и чувствами Веритас Рацио, который, вместо того, чтобы снова ощутить себя оскорбленным, каким-то образом отыскал его в гостинице, нашел забронированный на него номер (что насчет конфиденциальности клиентов? Какая-то крыса продала его данные) и вот уже которую минуту пытается вывести его на разговор. А что ему остается делать? Ему, глупо поверженному долгое время накапливающимися чувствами Авантюрину, не имеющему право ни на существование, ни на жизнь, ни на собственное счастье. Ему, Какаваче, чье одиночество бьет ледяными пустынными ветрами по обнаженной коже и кто с глупой отчаянностью надеется протянуть руку и ощутить чужую в ответ — вот так сильно, вот так хотя бы один раз. Что ему остается делать со своей ни к месту и ни к времени проявляющейся любовью? — Авантюрин, прошу выслушать меня в последний раз, — неожиданно раздавшийся в полной тишине смирившийся голос точно выброшенной на песочный берег рыбой вынудил вырваться из мыслей. — Если вы того пожелаете, после нашего разговора мы вернемся на прежний уровень отношений, и более я вас не побеспокою. Нет, ни за что. Внезапно подорвавшись с места и рассыпав на пол карточным домиком упавшие карты, авгин в несколько шагов оказался возле двери и резко ее распахнул. — Вы сводите с ума даже таких людей, как я, доктор, — не отрывая глаз от замершего альфы, мужчина хотел было продолжить, но неожиданно Веритас широко распахнул глаза, словно чем-то сильно пораженный. Быстро подняв ладонь и зажав пальцами нос, альфа с расширившимися зрачками вперился мигом потяжелевшим взглядом в стоящего омегу, бегая глазами по его телу, словно пытаясь в чем-то удостовериться. Судорожно вздохнув и еще сильнее покраснев кончиками ушей, Рацио быстро одним шагом оказался в комнате и громко захлопнул за собой дверь, прежде чем неверующе обернуться и обвести еще раз взглядом в поисках чего-то неизвестного замершего сигонийца и комнату. Нет-нет, неужели запах парфюма уже начал выветриваться? Неужели происходило ровно то же, что и в прошлый раз? Но сегодня было все гораздо глубже, опаснее, ведь вновь обмануть мужчину не получится, да и, честно признаться, уже не хотелось. Сегодня его тайна как никогда близка к разгадке. И откроет ее именно тот, из-за кого стать научным экспериментом не так уж и страшно. — Вы… У вас течка, — сглотнув и не отрывая руки от носа, доктор в бесполезной попытке найти симптомы омеги в течке, который должен в этот момент уже не быть в силах контролировать себя в присутствии альфы, с абсолютной обескураженностью произнес: — Должна быть течка прямо сейчас, я чувствую ваш аромат, я уверен в этом, но почему же… Вот и все. Это был конец. На губы легла облегченная улыбка, а с плеч будто спал долгие годы ношенный тяжелый груз постоянной напряженности и страха раскрытия, оставив после на душе невыносимую легкость и чувство свободы. На этот раз настоящей. — Удостоверьтесь во всем сами, док. Я позволяю тебе, Веритас, — в приглашающем жесте широко распахнув руки, авгин, видя чужой ступор и неверие сказанному, самому сокровенному между парами, еще раз мягко произнес: — Ну же, чего же ты ждешь? Я весь перед тобой. И даю тебе согласие. Почувствуй же омегу, желавшего стать твоим, альфа. Когда Рацио, убрав руку и тут же сглотнув точно путник в жажде воды, осторожно подошел ближе, он с готовностью прижал крепкое тело к себе, обнимая за сильные лопатки, и замер в ожидании — практически скрытый за другим человеком, прижавшись лбом к широкому плечу, он поглощал скрытый под одеждой жар мощного тела и бешеное сердцебиение напротив. Или же собственное сердцебиение внутри? Склонив голову к чужой шее, Веритас вжался кончиком носа в местечко прямо под клеймом раба, где должны быть половые железы каждого омеги, выдохнул обжигающим по коже воздухом ртом, прикрыл глаза с до сих пор расширившимися зрачками. И коснулся ставшими чуть влажными от слюны губами кожи в поисках легкой, но явной для каждого альфы упругости половой железы. Замер на целое мгновение, чтобы, поднявшись чуть выше, мягкостью нижней в бесполезности попытаться почувствовать сокровенное место, но так и не найти. Сделав очередной вдох, пропитанный медовой сладостью, Рацио, чье тело превратилось в одну напряженную струну, а выделившиеся инстинктивно клыки практически царапнули кончиками шею, завел руку за спину авгина. Словно лишившись дыхания, Авантюрин, цепляясь обтянутыми кожей перчаток пальцами до тихого скрипения ткани одежды на чужих лопатках, ощутил, как легла на собственные лопатки широкая ладонь. Начиная медленно, чувствуя каждые плавные изгибы, опускаться все ниже и ниже, длинными пальцами задевая маленькие выступы слегка помявшегося пальто, Рацио остановил ладонь возле золотистого клевера, повязанного длинными изумрудными лентами недалеко от копчика посередине спины. Застыл. Тяжелый глоток и дернувшийся кадык Авантюрин почувствовал, как принадлежащие ему самому. Не глядя, Рацио нашел край его пальто и начал отодвигать в сторону, открывая вид на скрытую тканью задницу в белых брюках. Из груди альфы практически вырвался судорожный вздох. Авантюрин, чья чувствительная волна мурашек вкупе со свернувшимся внутри жаром вынудили выпустить горячий выдох почти у выреза чужой груди, не выдержав, чуть приподнялся на носочки и вцепился зубами в черный воротник, желая отодвинуть в сторону и открыть вид на желанную сильную шею с заветным адамовым яблоком. Как же невыносимо хотелось вжаться в нее губами, втянуть в себя нежную и тонкую кожу, чуть-чуть поддержать в теплоте рта и со звонким влажным хлопком выпустить из плена, оставив после себя наливающийся краснотой след. — Все правильно, Веритас. Вот так, — интимно прошептал мужчина, и, поднявшись на носочки еще выше, прогибаясь в спине, приподнял голову и осторожно обхватил одними губами долгое время волнующую его покрасневшую мочку уха. Звонко, влажно и жадно. Все это время рука, державшая край его пальто приподнятым у талии, сжала ткань до треска, из-за чего где-то отдаленно невольно пролетела мысль о том, что со временем его дорогостоящая одежда может легко превратиться в клочья, оставляя его обнаженным. Но Авантюрин был бы совершенно не против. Когда указательный и средний палец свободной руки проникли между двумя его половинками, с небольшим нажатием кончиков от самого копчика провели линию вниз, все ниже и ниже, авгин задрожал телом и замычал что-то на грани стона, поскольку все еще продолжал всячески оттягивать и втягивать в себя мягкую мочку. Грязно. Горячо. Греховно прекрасно. Наконец, подушечка указательного пальца альфы остановилась прямо над заветным колечком мышц, легким круговым движением обвела анус поверх брюк с последующим небольшим нажатием вглубь, чтобы не обнаружить то, что искала с самого первого прикосновения. Палец замер над заветным местом, чтобы не найти то, о чем Рацио уже подозревал, но не мог поверить без доказательств. Ведь не было характерной каждому омеге в течке влажности, которая к этому времени уже давно должна была пропитать ткань белья и штанов — просто не чувствуется никакой выделяющейся из каждой во вселенной омеги естественной смазки, завлекающей ароматом всех альф и помогавшей их плоти скользить внутри свободно. Не было и никогда не будет. — Ты не омега, — донесся до Авантюрина внезапно осевший голос. Его губы, выпустившие влажную от слюны мочку, растянулись в дрожащей улыбке. Ноги коснулись пола всей стопой, из-за чего, едва не потеряв равновесие из-за внезапно ослабшего тела, авгин уткнулся лицом под чужое горло и вдруг жарко засмеялся, где-то на периферии замечая, как сильная рука обхватила его за талию точно в помощи от возможного падения. Край пальто, более никем не удержанный, шурша, плавно опустился обратно, накрывая другую ладонь мужчины, которая до сих пор даже после открытия страшной тайны продолжала лежать уже поверх двух мягких округлостей. — И никогда им не был, — продолжая за другим несказанное, произнес не менее хрипло сигонийец, чья давно налившаяся кровью плоть больно терлась об ставшие тугими брюки, выделяя на головке смазку. — Ни омегой, ни бетой, ни уж тем более альфой. Вот такая вот я ошибка всей вселенной, представляешь. Что скажешь, док, я оказался совсем не тем, кого ты так долго знаешь и кого так отчаянно возжелал? Лжец без права на жизнь, со смелой глупостью надеявшийся, что когда-нибудь закончится не его жизнь, а только одиночество. — Авантюрин, — когда Веритас неожиданно обхватил его лицо, прижав обе руки к щекам, и вынудил обратить на себя внимание, авгин искал в глазах напротив отвращение и ужас, но не находил, — Ты не ошибка. Не изъян, не дефект. Не тот, кто должен продолжать жить в постоянном страхе раскрытия. Запомни раз и навсегда: если единственный — не значит, что неправильный. Слушая в ушах лишь бешеное биение сердца, сигонийец заворожено смотрел в лицо чуть склонившегося над ним мужчины и хотел зацеловать каждый миллиметр кожи. Ему хотелось смеяться, да на губах лишь искренняя во всех своих чувствах улыбка. Ведь он знал, что человек перед ним никогда его не предаст, а наоборот окажет помощь. Ведь он был уверен, что его одиночеству наконец пришел конец. — Ты окончательно и бесповоротно свел меня с ума, партнер, — притягательно улыбнувшись, Авантюрин, точно намеренно подражая той самой встрече, закинул руки на широкие плечи, сцепил их за чужой шеей и, приподнявшись, прошептал практически в губы: — Я болен тобой, доктор, и только ты и сможешь вылечить меня. Сейчас же, альфа. — Все так же бесстыден, Авантюрин? — Все так же твой, Веритас.***
Когда Рацио втянул его в жадный, кусачий поцелуй, обхватив своими самыми сексуальными руками его меньшее тело, почти спрятав в себе прижатием к своей мускулистой груди, авгин отчего-то не мог перестать посмеиваться прямо в чужие губы от такого сильного напора, за силу которого он с радостью хотел посоревноваться — желал сам лишить всей одежды до обнажения кожи, толкнуть спиной на кровать одним движением руки, сесть на крепкие бедра задницей и припасть всем торсом к телу под ним, чтобы самому задать нужный темп, чтобы самому контролировать весь процесс того, как сильно и быстро член альфы будет вдалбливаться в него, раздвигая тугие стенки. Маленькая игра стоит того, чтобы стать начатой, потому что в конце его ждет самый вкусный и желанный приз. — Ты и вправду решил посмеяться именно сейчас? — на миг оторвавшись от него, Веритас, чья когда-то хорошо уложенная шевелюра из-за наглых рук, тянущих каждые пряди, превратилась в растрепанную, тяжело и даже несколько оскорбленно дыша, прищурился. Радужки глаз потемнели, кожа покрылась испариной и жаром, а возбуждение стало еще болезненнее в силе желания своего освобождения — было бы неплохо, дабы заставить хоть на время замолчать, протолкнуться им в бесстыдный рот, чтобы тот, приняв в себя весь ствол, мог издавать только хлюпающие и влажные звуки проникновения. Но нет, увы, сегодня у альфы были совсем другие планы — позволить известному игроку выиграть в своей маленькой игре с одной небольшой лазейкой в пользу проигравшего. — Нет-нет, что ты, док, вовсе нет, — всячески пытался доказать обратное авгин, наконец голой кожей рук касаясь отчего-то ставшей еще горячее шеи мужчины позади, прямо у загривка, что являлось абсолютно недопустимым для альфы, в природе которого заложено не допускать касания кому бы то ни было к столь слабому для них месту. Даже не всем парам и супругам-омегам альфы позволяли сделать это. Знанием обо всем этом, разумеется, мужчина обладал, но нагло игнорировал, за что понес, к приятному удивлению, не такое уж страшное наказание — всего лишь получил на шее очередной засос и, кажется, легкий укус от клыков альфы, тщетно пытающегося усмирить специально желавшего вывести на еще более бурные чувства и действия мужчину. Умудряясь продолжать посмеиваться, даже когда их зубы звонко столкнулись друг с другом, а пальцы рук самого Рацио, проникшие под пальто и пиджак, больно ущипнули в предупреждении и в отместку за бок, он охнул и выгнулся в талии, когда другая рука внезапно одним движением расстегнула брюки, проникла под нижнее белье и просто идеально болезненно-сладко сжалась вокруг основания вставшего члена. Из головки тут выделилось еще больше смазки, белесыми каплями очертив дорожку на чужих пальцах, столь жестоко надрачивающих чувствительную плоть. Восхитительно быстро, по-новому грубо, то большим пальцем собирая из уздечки проявляющуюся вязкость и распределяя ее по всей плоти для лучшего скольжения, то перебирая яички, всячески теребя их. Однако вырвавшийся низкий стон и руки, оставившие на выделяющихся острых лопатках красные следы от ногтей были доказательством того, насколько авгину нравилось происходящее и то, как отличающийся от него наличием второго пола альфа, ведомый своими природными инстинктами, с ошеломленной жадностью и нуждой вдыхает запах кожи, пота и секса. А потом, стоило сигонийцу кончить в первый раз, вдыхает запах подсыхающего семени — с расширившимися зрачками, покрасневшими щеками и несколько восхищенной дрожащей улыбкой он наблюдал за тем, как альфа, начисто выдоив из него до появления легкой болезненности каждую каплю, придерживая его на весу за покрывшуюся мурашками и потом талию, слизывает со своих пальцев чужое освобождение. И как же это было невыносимо горячо. — Эй, Веритас, а я не знал, что ты можешь выглядеть настолько грязным в сексе. Скажи, каждая ли омега вот так течет от тебя, а потом ты, как прекрасный искуситель, берешь и... — Замолчи, — уши альфы покраснели еще сильнее. Не давая договорить всякие грязные вещи, вырывающиеся словесным потоком из так и не затыкающегося рта, Рацио, тихо зарычав, вновь припал к чужим устам и ворвался языком, мгновенно находя другой, сливаясь с ним почти воедино. Столкнувшись внутренним сгибом коленей об края кровати, авгин, не отрываясь от покусывания уже чуть опухшей нижней губы мужчины, ощутил короткое чувство падения, прежде чем почувствовал под собой мягкость, а над собой силу закрывшего его своим телом наполовину раздетого доктора. Лишенный верхней одежды, Веритас нависал над ним, упершись коленями и руками по обеим сторонам от его тела, продолжая всячески истязать засосами уже показавшиеся на виду острые ключицы — звонко всасывая нежную кожу, не отрываясь, мужчина коснулся обнаженных сосков груди и тут же покрутил один из них между пальцами, хмыкнув, когда, зашипев в полустоне, авгин машинально сжал ногами крепкие бедра и почти выгнулся спиной. Из-за этого действия, шумно выдохнув, Веритас плавным толчком толкнулся тазом в пах сигонийца, который, резко потянув за слегка влажные пряди волос на затылке альфы, распахнул в удивлении глаза. Вставший член доктора, наверняка давно больно потирающийся о ткань, проехался прямехонько по уже вновь налившейся кровью и ставшей сверхчувствительной плоти, а затем сделал еще несколько будто неконтролируемых сильных толчков до скрипа кровати, а потом снова и снова, что, признаться, немного привело в чувства и помогло увидеть. Тяжело дыша, мужчина обратил внимание на кое-что весьма важное, которое до этого времени попросту логично списывал на свою сексуальность и опытность (которой практически не было). То расширяющиеся, то сужающиеся зрачки, поглощенные потемневшей радужкой; частое и мощное дыхание, хорошо заметное по поднимающейся и опускающейся груди; почти лихорадочно поблескивающая потом кожа на покрасневших плечах; и особенно чувство, что авгина просто напросто хотели сожрать живьем, потому что каждый толчок, впечатывающий в кровать, возносил к звездам и далеким обжигающим планетам. И тогда мужчина понял. — Док, неужели у тебя… — не в силах скрыть удивление, авгин ошеломленно улыбнулся и едва сдержал смех от щекотки, когда Рацио, сгорбившись и поудобнее ухватив за бедра, раскинул те в стороны, а сам уткнулся носом в грудь и начал шумно вдыхать запах кожи. Одна из ладоней коснулась головки члена и распределила по ней большим пальцем несколько белесых капель, в то время как несколько пальцев гладкими подушечками прослеживали выделившиеся вены на стволе. — Гон, — едва ли не рыча, ответил тот, не удержавшись, царапнув клыками местечко недалеко от пупка. Пальцы опустились еще ниже, на миг сжали до сладостного поджатия пальцев ног яички, чтобы остановиться прямо у колечка мышц. У Авантюрина не было никакой течки, но он все равно сумел вызвать гон. Авантюрин пах течной омегой, а у альфы прямо сейчас был гон. Пахнет ли Рацио сейчас призрачным ароматом новых книжных страниц? Когда с явным намерением проникнуть в желанный жар указательным пальцем мужчина начал круговыми движениями потираться об вход, с каждым мгновением нажимая подушечкой все сильнее, сигонийец спохватился. — Ох, мой дорогой Веритас, не торопись. Надеюсь, ты не забыл, что естественную для каждой омеги смазку я не выделяю? Так дело не пойдет, — с на удивление небольшим усилием чуть оттолкнув внезапно смиренно подчинявшегося альфу, мужчина обернулся в сторону стоящей рядом тумбочки. Персоналом гостиницы, на случай «непредвиденных обстоятельств», когда пары альфы и омеги уж очень желают уединиться, а у омеги еще нет течки, всегда кладутся несколько бутылок смазки и пачек презервативов. Сам Авантюрин никогда не пользовался таким удобством ни в одном месте, где останавливался в прошлом, так что сегодня в этом у него будет самый первый опыт. Выдвинув и достав из тумбочки небольшой флакончик смазки, авгин, развернувшись обратно лицом, едва не поперхнулся воздухом, стоило ему увидеть, как за это время Рацио уже успел снять штаны с нижним бельем, отбросив те в остальную кучу их одежды на полу. Молча держа перед собой протянутую в ожидании руку, Веритас дождался, пока в ладонь вложат флакон, прежде чем услышал: — Ты ж мой хороший, самый лучший альфа, — восхищенно протянул Авантюрин, завороженно разглядывая стоящее колом естество, от вида которого во рту моментально образовалась слюна, а собственный член заинтересованно дернулся, когда он разглядел чуть заостренную у вершины красную головку, ширину и длину ствола с яркими венами и тяжелые на вид яйца. Его руки потянулись вверх и обернулись вокруг плеч, подтянув тело, чтобы он смог коснуться губами уха и выдохнуть: — Ты такой большой, док. Боюсь, тебе придется приложить силы, что подготовить меня как следует. Хотя, может, тебя возбуждает сильнее, когда кто-то разрабатывает себя пальчиками перед тобой? Знаешь, ради тебя я вполне могу… Ох. Не давая договорить, точно в отместку за каждое бесстыдно сказанное слово и новые волны смущения, Веритас с уже покрытыми холодной смазкой пальцем проник одной фалангой внутрь и одновременно прикусил за изгиб плеча этого наглого человека, другой рукой успевая схватить за талию готового свалиться обратно сигонийца. — Теперь я прекрасно понимаю, как при деловых встречах тебе удается так просто заговаривать другим зубы и поворачивать ситуацию в свою пользу. Но мы не деловые партнеры, а я не глуп подобно твоим коллегам. Поэтому не сегодня, Авантюрин, — ощутив, как расслабились мышцы и чувствуя голой грудью трепетавшееся птицей сердце напротив, альфа протолкнулся еще глубже сразу на две фаланги, расширяя горячие стенки. Когда от контраста холода внутри от неразогретой смазки и от полыхающего жара от другого тела член, казалось, стал ощущаться еще болезненнее в своем возбуждении, не выдержав, мужчина встал раздвинутыми коленями на пружинистую кровать, из-за чего, на миг выйдя из него из-за положения, Веритасу пришлось завести руку за спину и вновь проникнуть на этот раз двумя пальцами, толчками заталкивая смазку. Простонав от легкого жжения от растяжения и греховно горячих идеально длинных пальцев, растягивающих шире колечко мышц, Авантюрин потерся влажной головкой об крепкий живот, оставляя на коже белесые полосы, и провел царапающим движением растопыренных пальцев по горячей коже спины. — Ты так жесток со своим бедным партнером. Боюсь представить, что будет дальше. Ты вообще оставишь меня в живых? — не мог в своем репертуаре не поинтересоваться с соблазнительной улыбкой он, несмотря на то, как чувствительно двигались ножницами и вперед-назад внутри него, касаясь самых интимных мест. Поцелуй во взмокший висок принес волну неожиданной дрожи, вынужденной сладко-сладко поджать ноги и в нетерпении качнуться тазом, заслужив безумно сексуальное рычание альфы, которого он сводит с ума. Ладонь, все еще обернутая вокруг талии, внезапно напряглась, из-за чего и так едва стоящий на коленях авгин чуть не упал вперед, успев ответно обернуть в локтях руки вокруг чужой шеи. — Если так желаешь, покажу. Рацио, ранее подготавливающий его достаточно медленно, даже томлено, вдруг потерял над собой всякий контроль и начал с хлюпающими звуками брызгающих из него капель смазки толкаться все глубже и глубже, пока, не найдя простату и услышав скулеж, не изменил направление. Целенаправленно до сверхчувствительности подушечками уже трех пальцев, которые жадно поглощала покрасневшая по краям дырочка, начиная вжиматься вонзающимися движением в одну точку, — все шире раздвигая стенки, все сильнее разогревая внутри смазку — альфа не щадил его, несмотря на скулеж на грани визга. Клипот и Богиня-Мать, кто ж знал, что самовлюбленный доктор, краснеющий от одного невинного поцелуя, будет настолько беспощаден в постели? Кто же, Эоны, знал, насколько сигонийцу понравится такая неожиданно открывшаяся черта мужчины. Авантюрину, который успевал лишь оставлять все новые и новые красные полосы на чужой спине и принимать все то, что ему дают, с трудом удалось в полустоне произнести: — Д-док, погоди, е-если ты продолжишь, совсем скоро я… Когда, явно услышав его мычание на грани восторженного всхлипа, пальцы в нем наконец остановились, авгин, который не хотел признаваться даже самому себе, получил небольшую передышку, сделал глубокий вдох и закинул голову назад — на явном кадыке, недалеко от которого на коже наливались краснотой засосы, поблескивая на свету, медленно опустилась вниз капля пота. К сожалению, эта необходимая передышка была недолгой, поскольку спустя несколько секунд Авантюрин неожиданно ощутил себя уложенным на живот с поднятыми вверх бедрами, открывающими вид на разработанное колечко мышц, откуда по краям ставшего чуть раздраженным обода блестела смазка. За ощущением ладоней, зафиксировавших его бедра в одном положении, последовало чувство того, как горячая грудь прильнула к его разгоряченной спине, прочертив твердыми сосками невидимую дорожку и нижней части до самых лопаток. Все дыхание замерло, когда его сжимающие простынь руки накрыли чужие по обеим сторонам от головы, влажная от смазки головка альфы коснулась ложбинки между двух половинок, а к ушам припали губы. — Теперь можешь говорить и кричать все, что только вдумается. Выпустив хриплый смешок и уже готовясь что-то ответить, Авантюрин охнул, когда приставленная ко входу головка члена начала толкаться вперед в жадно поглощающую ее глубину. Все глубже и глубже, расширяя стенки с каждым движением. Качнув тазом, авгин выпустил шипящий выдох и простонал в подушку от прекраснейшего ощущения широкого и пульсирующего ствола, которого влажные мышцы ануса обхватывали вокруг. Видимо, удостоверившись в отсутствии какого-либо дискомфорта и окончательно лишив себя всего того хрупкого контроля, которым альфа еще мог обладать, Веритас через несколько пробных толчков изменил темп и ускорился, когда благодаря прорвавшемуся протяжному стону изменил направление и начал вбиваться чаще в чувствительную простату. То втрахивая в кровать мощным движением бедер, то двигаясь ими назад, оставляя одну головку члена на треть внутри, мужчина звонко ударялся яйцами об ноги авгина, покусывая за взмокший загривок. Влажные хлюпы от естественной смазки альфы и искусственной, помогающей плавно прорываться через восхитительно сжимающие ствол мышцы дырочки, поглощались громким вздохами и стонами со стороны двух слившихся воедино тел. Кровать, поскрипывая от каждого сильного толчка, билась изголовьем об стену с одним повторяющимся «тук-тук». В голове невольно пролетела мысль, что было бы весьма смешно, если бы стены гостиницы были слишком тонкими, давая возможность простым желавшим отдыха посетителям услышать все то, что происходит в другой комнате, вот только все его мысли улетучились, стоило головке идеально проехаться по простате несколько раз. — Еще глубже, д-док. Вот так, прямо здесь, — качнув бедрами, сигонийец сам начал толкаться в ответ и, высвободив одну из рук из плена чужой, начал надрачивать самому себе в такт шлепанья яиц по его ягодицам. — Сильнее, сильнее! Эоны. Так вот, значит, каковы были альфы в гоне? Каков был Веритас в их самом жарком безумном сексе. — Авантюрин, — с низким рычанием прямо у уха. В последней попытке усмирения или же ведомый инстинктами, которые кричали запахом мнимой течки омеги, жаждущей получить заветную сцепку; которые кричали о том, что этот невыносимый и такой свой мужчина — его пара, Рацио сделал то, что сделать хотелось давно. Не глядя отыскав местечко, где у каждой омеги должна быть половая железа, а у Авантюрина самое чувствительное место, он чуть-чуть погрузился клыками в кожу и тихо зарычал, довольно замерев. Остановив все свои движения и замерев всем телом, сделав протяжный выдох. Кончив с громким стоном очередной раз прямо на простыни, выгнувшись в спине и припав животом к кровати, авгин замер в ответ, глядя куда-то перед собой слегка ошеломленно. Хватая губами воздух, Авантюрин, чья задница наверняка была красной, слизнув с уголков слегка опухших губ слюну, неверующе распахнул глаза. Что-то явно большое и набухающее с каждым мгновением, упершись прямиком в простату, начало расширять еще сильнее мышцы стенок, пульсируя внутри. Узел альфы, выплескивая из головки струи семени, начал заполнять его изнутри влажным жаром, а недалеко от клейма раба начала пульсировать уже подобие метки, ярко выделяясь среди засосов двумя точками от клыков. Повернув голову, Авантюрин, смахнув со лба прядь волос, удивленно приподнял брови. — Серьезно, док? Сцепка? Я не… — Не омега, — согласился тот и вдруг припал в нежном поцелуе к метке. — Но мой. Подвигав тазом на пробу и поняв, что в ближайшее время ему придется прочувствовать на себе всю прелесть еще не окончившегося гона и члена, не желавшего покидать его мокрое нутро, мужчина неожиданно хитро улыбнулся. Приложив силы и пользуясь расслабленностью довольного альфы, Авантюрин поменял их положение. Легко опустившись на вновь налившийся кровью член, который продолжал выделять целые порции семени, давным-давно сделав внутри все вязким и сверхчувствительным, он поудобнее уселся на крепкие бедра и уперся растопыренными пальцами об мышцы чужого живота недалеко от паха. Знакомые руки легли на его мягкие бедра и сжались. — Ну что же, — выдохнув, смахнул с лица прядь волос Авантюрин и соблазнительно улыбнулся, покачиваясь на чужом возбуждении. — Продолжим, партнер?***