Кольца Сатурна

Тяжёлый гул бил по ушам неузнаваемым импульсом силы. Гул давил и тревожил обеспокоенный разум, расчёсывал его саднящую рану ещё сильнее. Сознание тяжело дышало, словно находилось в агонии. Тело билось из стороны в сторону ощущая невероятно сильное давление. Оно кричало о помощи, чувствуя чужеродное влияние. И пока тело расшатывалось и болело, перед глазами долго-долго стояла беспросветная мгла, именуемая пустотой. Темнота. Слишком темно вокруг. Разуму казалось, что оно сходит с ума до момента главной вспышки. Яркое пламенное нечто осветило пространство и сознание взмолилось к небытию. Лающие возбуждение трясущимися лапами бороздило по ушным проходам, залезая внутрь. Нутро тревожилось, ущемлялось о скрежет гулкого пространство. Он заполонял уши ужасом, водя по барабанным перепонкам дребезжащим влечением неминуемой гибели. Сознание отчаянно не понимало, откуда шёл поток этих нарастающих, системных прорех и почему уши так сильно от них зависят. И почему где-то внутри всё рассыпалось, слыша густой, тонкий, но вместе с тем острый, словно лезвие ножа, скрежет. Он вбивался в разум и, не жалея его, стрекотал, громко трепетал. Но уши замлели в разгоне то от грохота, то от тихого, чуть уловимого шёпота. И тогда сознание отчаянно поддалось этому нескончаемому гулу. А гул лишь нарастал, пусть и шёпотом, но: то трещал и булькал, то скрипел и шкворчал, словно раскалённое масло; а после кричал и распластывал голосом уши. Звуки эти сознание слышало впервые, но невозможно было осознать, чему они принадлежат. До момента сейчас. И когда лицо обдало сильным потоком едкого воздуха, совсем не свежего, удушающего, разум стал понимать. Попытавшись не потерять пусть и сомнительную, но ориентацию в пространстве, тело двинулась резко вперёд и глаза устремились перед собой. Разум потерял часть себя в секунду: перед глазами был Сатурн. Эта огромная, по масштабам ни с чем не сравнивая планета была перед глазами, и невозможно было объять её всю взором. Внутри всё скрутило сильным канатом и сознание, почти лишённое возможности слышать, оглохнув от неприродного шума, ошеломительно метнулось в собственном осознании: оно есть часть колец Сатурна. И словно по щелчку молниеносным водоворотом тело потащило вперёд, захлёстывая сильной энергией в дивный круг. То было настоящее Космическое путешествие вокруг Сатурна шумного, кряхтящего, могущественного. Сознание лишь осознавало свою ничтожность. Оно было здесь маленькой песчинкой необъятного гиганта. Лишь одним из миллиардов, триллионов обломков одинокого и печального его Спутника, теперь бешено вращающегося и не в силах что-либо поделать. То была воля Космического бытия и есть. Разум проламывал в себе самом пощечину непонимания: неужели оно было частью Сатурна в моменте сейчас. И покуда мысль эта тлела пламенным огарком, руки безвольно колебались, неестественно покачивались и тянули тело вперёд. Без остановки движения по кругу продолжались бесконечную Вечность. Физических ощущений тело боле не испытывало. Лишь одна единственная мысль нарочито трещала в отголосках: я есть часть колец Сатурна. я есть часть колец Сатурна. я есть часть колец Сатурна. я есть часть колец Сатурна. я есть часть колец Сатурна. я есть часть колец Сатурна. я есть часть колец Сатурна. я есть часть колец Сатурна. я есть часть колец Сатурна. я есть часть колец Сатурна. я есть часть колец Сатурна. я есть часть колец Сатурна. я есть часть колец Сатурна. я есть часть колец Сатурна. я есть часть колец Сатурна. я есть часть колец Сатурна. я есть часть колец Сатурна. я есть часть колец Сатурна. я есть часть.... и через какие-то для Космоса совсем незначительных пятьдесят миллионов лет сознание знает, что исчезнет. Как часть колец. Как само собой разумеющееся явление в прошлом ледяного и холодного отдельного нечто, в действительности осколок достояния Сатурна. И в будущем как пыльная песчинка, исчезнувшая в секунду. Бам. Мощность и масштабы планеты притягивали и разматывали сосредоточенный разум. А тело, будто его полоскало в машинке, шаталось по кругу, билось о соседствующие космические тела и издавало странные бурлящие звуки. Шум снова задавил болезненно уши и тело скрутилось само, руки попытались потянуться к ушам, чтобы защитить их хотя бы немного от приходящего импульса, но тяга гиганта не дала этого совершить, свернула кисти наизнанку и продолжила вертеть. Глаза поглядели на вывернутые кисти и сознание совершенно не поразилось. Ни испытало боли, ни бросилось тревожиться. Приняло как данность свою судьбу и бросилось в неуловимый танец, жадно глотая последние секунды до того странных грёз. Глаза открылись сами собой и Сонхва осознал, что лежит на спине. На спине ему спать не нравилось, снились кошмары. Он спокойно поднялся и поглядел перед собой. Тело ощущалось странным прихвостнем, чем-то не своим. Слишком лёгким и невесомым. Конечно, Сонхва понимал, что не успел проснуться, но ощущение это было слишком неприятным. Каким-то непозволительно тягучим. Парень непроизвольно поморщился и, зарывшись пальцами в тёмные покладистые волосы, потянул их назад, ведя головой следом. Сил находиться в кровати боле не было. Желание встать было неминуемо. Сонхва не заправил постель, взял телефон в руку и поглядел на время: 7:57. Незачем было просыпаться так рано, но сон сам вырвал себя из разума. Так тому и быть. Себя не помня, он принял душ и свежий, но изрядно измотанный сидел на кухне с остывшим кофе, прокручивая перед глазами странный, но дивный сон. Как сознание могло такое выдумать? Чтобы он стал частью далёкой планеты. Мысль эта не приводила в восторг, лишь озадачивала и взвывала к ничтожности собственного бытия. Сонхва думал об этом, наверное, непозволительно долго, но ничего не мог с этим поделать. Так сильно его очаровала участь осколка, вращающегося вокруг чего-то чрезвычайно необозримого. Сон этот так сильно его впечатлил, что скорее сбил с толку и заставил размышлять, размышлять, размышлять: а ведь когда-то Галилей подумал, что то были спутники, но как же сильно он ошибся.* Сонхва всё думал об астрономе и вслух произнёс до дурного странный вывод, не заметив, как за ним тихо, смиренно наблюдал Хонджун: - Выходит, что я ошибка... - Чего? И Хва дёрнулся. Голос Хонджуна вывел его из пространственного раздумья и прежде чем рассказать сон, Сонхва горько проплакал на плече у парня, чьи руки стали его успокоением, и чьё притяжение вело куда сильнее, чем Сатурн вёл свои кольца.